Всё ещё слишком смущённая, чтобы посмотреть мужчине в лицо, она сосредоточила взгляд на пустых бокалах и тарелке возле кровати, решившись убедить его в том, что она была из Службы горничных, указала на неё, и прочирикала:
- Грязная тарел-лки. Vous aimez, я мою, oui?
И снова икание.
Тяжёлая, ужасная тишина. Шуршащий звук. Что он там делал?
Делая глубокие вдохи, она медленно повернулась. И вся кровь отлила от её лица. Она отметила сразу две вещи, первая была совершенно неуместной, другая - ужасающе существенной: он был самым умопомрачительно великолепным мужчиной, которого она видела когда-либо в жизни, и он держал её сумочку в одной руке, вытаскивая батарею из её мобильного телефона другой.
Он уронил батарею на пол и раздавил её своим ботинком.
- С-с-служба горничных? - пискнула она, затем снова перешла на французский, слишком взволнованная, чтобы пролепетать что-нибудь более значительное, чем, вперемежку с приступами икоты, элементарный разговор о погоде, который она выучила на первом курсе на парах французского языка, но он не узнает об этом.
- Вообще-то, дождь не идёт, девушка, - сухо он сказал по-английски с резко выраженным шотландским акцентом. - Хотя надо сказать, это один из редких моментов, который случился за последнюю неделю.
Сердце Хлои провалилось в пятки. Ох, пропади всё пропадом - ей следовало бы попытаться на греческом!
- Хлоя Зандерс, - сказал он, бросая ей ее удостоверение.
Она была слишком ошеломлена, чтобы поймать его; и оно, отскочив от неё, упало на пол.
Дерьмо. Merde. Ад и преисподняя.
- Из Галерей. Я встретил твоего работодателя четверть часа назад. Он сказал, что ты ожидаешь меня здесь. Я никогда бы не подумал, что он имел в виду, что в моей кровати.
Опасные глаза. Гипнотизирующие глаза. Они встретились с её глазами, и она не могла отвести взгляд.
- Под кроватью, - пробормотала она, оставив свой напыщенный французский акцент. - Я была под кроватью, а не в ней.
Его чувственный рот изогнулся в намёке на улыбку. Но снисходительное веселье не затронуло его глаз.
О, Боже, думала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. Её жизнь была вполне вероятно в опасности, а всё, что она в состоянии была делать, это пялиться на него. Мужчина был красив. До невозможной степени. До ужасающей степени. Она никогда раньше не видела мужчину, похожего на него. Он был её самой порочной фантазией, превратившейся в реальность. Шотландская кровь наложила отпечаток на все его чеканные черты.
Одетый в чёрные брюки, чёрные ботинки, кремовый рыбацкий свитер и пальто из мягчайшей кожи, с шелковистыми чёрными как полночь волосами, которые были стянуты на затылке, открывая его немного варварское мужественное лицо. Твёрдые, чувственные губы, нижняя губа чуть полнее верхней, гордый, аристократичный нос, тёмные брови вразлёт, строение костей, за которое мог бы умереть манекенщик. Великолепно безупречный подбородок покрывала тень щетины.
Шесть футов четыре дюйма, как минимум, предположила она. Мощно сложенный. Обладает звериной грацией.
Экзотические, золотистые глаза тигра.
Она внезапно почувствовала себя почти что свежим куском мяса.
- Кажется, у нас маленькая проблема, девушка, - сказал он с вкрадчивой угрозой, подступая к ней.
Её икота тотчас исчезла. Только полнейший ужас мог сделать такое. Эффективнее, чем ложка сахара или бумажный пакет.
- Не имею понятия, о чём вы говорите, - солгала она сквозь зубы. - Я просто пришла доставить текст и сожалею, что отвлеклась всеми вашими прекрасными сокровищами, и я искренне извиняюсь за то, что вторглась в ваш дом, но Том надеется на моё возвращение, и в настоящее время Билл ожидает меня внизу, и я не вижу никакой проблемы. - Она уставилась на него широко раскрытыми глазами и сконцентрировалась на том, чтобы выглядеть глупой и женственной. - Какая проблема? - спросила она, скромно хлопая ресницами. - Нет никакой проблемы.
Он ничего не сказал, просто опустил взгляд на украденные тексты, разбросанные вокруг её ног посреди трусиков и упаковок от презервативов.
Она тоже посмотрела вниз.
- Ну, да, вы несомненно ведёте активную половую жизнь, - бессмысленно прошептала она. - Я не буду вас в этом винить.
Бабник!
От взгляда, которым он её наградил, волоски на задней части её шеи встали дыбом. Его взгляд многозначительно переместился снова на тома.
- О! Вы имеете в виду книги. Ну, вам нравятся книги, - небрежно сказала она. - Ничего особенного. - Она пожала плечами.
Он снова ничего не сказал, просто удерживал её этим настойчивым золотистым взглядом. Боже, мужчина был сногсшибательным! Заставлял её чувствовать как… как Рене Руссо в «Афере Томаса Крауна» - готовой бросить всё ради вора. Сбежать в экзотические страны. Прогуливаться с обнажённой грудью по террасе с видом на море. Жить вне закона. Ласкать его артефакты, когда не ласкаешь его.
- Ох, девочка, - сказал он, качая головой. - Я не дурак, так не оскорбляй меня ложью. Легко понять, что ты определённо знаешь, что это за книги. И откуда они пришли, - добавил он мягко.
Нежность с его стороны была опасной. Она знала это интуитивно. Нежность со стороны этого мужчины значила, что он собирался сделать что-то, что ей действительно, действительно не понравится.
И он сделал.
Тесня её своим сильным телом, он вынудил её отступить обратно к кровати и легонько толкнул, заставив её растянуться на ней.
С грацией тигра он последовал за ней, пригвоздив её своим телом к матрасу.
- Я клянусь, - залепетала поспешно она. - Я не скажу ни одной душе. Мне без разницы, что они у вас. У меня нет абсолютно никакого желания идти в полицию или что-то в этом роде. Мне как раз не нравится полиция. Полиция и я, мы никогда не ладили. Они оштрафовали меня однажды за то, что я ехала со скоростью сорок восемь в зоне, не превышающей сорок пять; как они мне могут нравиться после этого? Для меня ни капельки не имеет значения, если вы украдёте половину средневековой коллекции «Метрополитена», я имею в виду, правда, что там шесть тысяч единиц, кто заметит несколько пропаж? Я отменный хранитель секретов, - она почти визжала. - Я определённо, с полной уверенностью, да провалиться мне на этом месте… э-э, не прошепчу ни малюсенького слова. Молчок. Даю вам слово. И вы можете принимать это за…
Его губы забрали остаток слов на пару с её дыханием.
О, да. Рене Руссо, уже здесь.
Эти чувственные губы накрыли её, легко касаясь, пробуя. Но не захватывая.
И в совершенно безумный момент, она захотела, чтобы он взял. Хотела, чтобы он расплющил её губы жестоким, голодным, сминающим поцелуем и помог ей раскалить тот бутон любви, который ни разу не становился хотя бы тёпленьким. Этот мужчина наполнял женскую голову фантазиями, которых, она могла поклясться, у неё даже не было. Её губы предательски раскрылись под его губами. Страх, сказала она себе, это был просто тот страх, который быстро мог превратиться в возбуждение. Она слышала о людях, столкнувшихся неожиданно с верной смертью и получавших сексуальный заряд, который впоследствии не покидал их.
Так странно, чрезвычайно возбуждённая, она даже не заметила, что он завязал шарф вокруг её запястья, пока он его не затянул, и стало уже слишком поздно, и она была привязана к его кровати. К его греховной, декадентской кровати. Двигаясь с нечеловеческой грацией и внезапностью, он проворно привязал другое её запястье к дальнему столбику.
Она открыла рот, чтобы закричать, но он перехватил его своей сильной ладонью. Лёжа на ней, глядя прямо в её глаза, он тихо сказал, тщательно проговаривая каждое слово:
- Если ты закричишь, я буду вынужден заткнуть тебе рот. Я предпочитаю не делать этого, девушка. Принимая во внимание и то, что в любом случае тебя никто не услышит здесь. Это тебе выбирать. Ну, так как? - Он приподнял руку совсем чуть-чуть, достаточно лишь для того, чтобы он смог услышать её ответ.
- Н-не делайте мне больно, - прошептала она.
- Я не намереваюсь причинять тебе боль, девушка.
Но вы собираетесь, почти сказала она, когда, покраснев, осознала, что та твёрдая штука, что толкалась ей в бедро, была не пистолетом, но магнумом совершенно иного сорта.
Должно быть, он что-то увидел в её глазах, потому как немного приподнялся над ней.
Что означало, заключила она с огромным облегчением, что он не собирался насиловать её. Насильник переместился бы на несколько дюймов вправо, а не приподнимал бы свои бёдра.
- Боюсь, мне придётся подержать тебя у себя какое-то время, девушка. Но ты не претерпишь никакого вреда от моих рук. Но не забывай, один крик, один громкий звук, и я заткну тебе рот.
И не было жалости в его взгляде. Она знала, что он имел в виду то, что говорил. Она могла быть или просто связанной, или связанной и с кляпом во рту.
Она покачала головой, затем кивнула, сбитая с толку тем, то ли ей полагалось сказать да, то ли нет.
- Не буду кричать, - сухо пообещала она.
В любом случае тебя никто не услышит здесь. Боже, вероятно, это было правдой. На уровне пентхауса стены были толстые, наверху никого не было, и элиту обходили стороной, пока они не требовали чего-нибудь. Она могла безостановочно кричать, а никто так и не пришёл бы.
- Вот и хорошая девочка, - сказал он, приподняв её голову ладонью и подтолкнув пышную подушку под неё.
Затем, одним стремительным, изящным движением он оттолкнулся от кровати и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь и оставив её одну, привязанную шелковыми шарфами к греховной кровати Гэльского Призрака.
Она была из тех, кого мужчина оберегает.
Дэйгис тихо выругался на пяти языках, вспоминая свою более раннюю мысль и грубо гладя себя ладонью через узкие штаны. Не помогло. Более того, стало еще хуже. На взводе хоть от какого-то внимания.
Нахмурившись, он подошёл к стеклянной стене, невидящими глазами глядя на город.
Он плохо повел себя. Он напугал её. Но он не способен был сказать ей успокаивающих слов, потому что должен был поспешно убраться от неё подальше, прежде чем позволил бы своему темпераменту то, чего тот с рёвом требовал. Хотя, говорил он себе, он прижался к ней губами только для того, чтобы отвлечь её, пока связывал, всё же он её поцеловал, потому что нуждался в этом, потому что просто не мог не сделать этого. Это была недолгая, сладкая проба без языка, ели бы он шагнул за этот барьер, тогда бы он пропал. Лежать на ней было чистейшей агонией, чувствуя, как тёмные силы толкаются и извиваются в нём, зная, что обладание её телом прогонит их. Он чувствовал себя холодным и жаждущим, пытаясь изо всех сил быть человечным и добрым.
Он поехал в Галереи, довольный тем, как решительно он выбросил все мысли о шотландской девушке из своей головы. Там он выяснил, что пакет был в пути к нему, пока он был в пути за ним. Смотритель с избытком любезностей и чувств уверил его, что Хлоя Зандерс будет ждать его, так как некий Билл уже вернулся, оставив её по его адресу.
Но девушки не было внизу и охранники, усиленно подмигивая и ухмыляясь, сказали, что его «доставка» ждёт его наверху.
Не обнаружив женщины из музея в прихожей, он оглядел гостиную, а потом услышал шум наверху.
Он тут же помчался, перепрыгивая через ступеньки, влетел в спальню только для того, чтобы обнаружить пару прекраснейших ног, когда-либо встречавшихся ему, выглядывающих из-под его кровати. Пышные бёдра, которые он хотел бы покусывать зубами, изящные лодыжки, прелестные маленькие ступни на изящных высоких каблуках.
Красивые женские ноги. Кровать.
Эти два факта в непосредственной близости имели тенденцию уводить всю кровь из его мозгов в другое место.
Ноги выглядели тревожно знакомыми, и он убедил себя, что у него разыгралось воображение.
Затем он выдернул её за лодыжку и подтвердил личность той самой девушки, обладающей этими божественными ногами, и его кровь вскипела.
Пока он глядел на стройный вид сзади неподвижно лежащей на животе девушки, множество фантазий привели его в состояние готовности, и у него ушло несколько минут на то, чтобы осознать посреди чего она лежала.
Посреди «позаимствованных» книг.
Последнее, в чём он нуждался, так это в сотрудниках правоохранительных органов двадцать первого века, охотящихся за ним. Ему много чего надо было сделать, и у него было слишком мало времени на это. Он не мог себе позволить осложнений.
Он не был готов покинуть Манхеттен прямо сейчас. Было ещё два последних текста, которые он должен был просмотреть.
Именем Амергина - он почти всё сделал! Самое большее ему было нужно ещё несколько дней. Этого ещё ему не хватало! Почему именно сейчас?
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Повторил это несколько раз.
У него не было выбора, убеждал он себя. Он поступил мудро, что сразу же задержал её. Несколько дней, пока он не закончил, он просто вынужден держать её в плену.
Хотя он мог воспользоваться магией, заклинанием памяти, чтобы заставить её забыть то, что она видела, но он не желал рисковать. Не только потому, что заклинания памяти были коварными и нередко приносили вред, забирая больше воспоминаний, чем планировалось, но и потому, что он пользовался магией только в том случае, если не было человеческого способа справиться с ситуацией. Он знал, чего ему это стоило каждый раз. Незначительные заклинания для добывания текстов, в которых он нуждался, были единственным исключением.
Нет. Никакой магии. Девушка потерпит на короткое время комфортабельный плен, пока он не закончит переводить последние тома, потом он уедет и отпустит её где-нибудь по дороге.
По дороге куда? - спросила его совесть. - Неужели ты, наконец, признал, что будешь вынужден вернуться?
Он вздохнул. Несколько последних месяцев подтвердили то, что он подозревал; было только два места, где он мог найти необходимую ему информацию: в ирландских или шотландских музеях, или в библиотеке МакКелтаров.
И библиотека МакКелтаров была, безусловно, самым лучшим выбором.
Он избегал этого любой ценой, ради этого он подверг себя всевозможному риску. Не только из-за того, что земля его предков делала зловещий мрак внутри него сильнее, он приходил в ужас от мысли, что ему придётся предстать перед своим братом-близнецом. Признать то, что он лгал. Признать то, чем он стал.
Ожесточённо спорить со своим отцом Сильвеном, видеть гнев и разочарование в его глазах уже было достаточно скверным, но Дэйгис не был уверен, что он когда-либо будет готов увидеться со своим братом-близнецом - братом, который никогда не нарушал клятвы в своей жизни.
С того вечера, как он нарушил клятву и стал тёмным, Дэйгис ни разу не надел цветов своего клана, хотя обрезок поношенного пледа Келтаров был спрятан под его подушкой. Иногда по вечерам, после того, как он видел, что его случайная женщина была уже в такси (хотя он предавался сексу со многими, он ни с одной не делил постели), он сжимал руку вокруг него, закрывал глаза и представлял, что он снова был в Шотландии. Что он обычный мужчина и ничего больше.
Всё, чего он хотел, это найти способ решить проблему, избавить себя от тёмных душ. Тогда он снова обретёт свою честь. Тогда он сможет гордо предстать перед своим братом и возвратить своё наследие.
Если ты будешь ждать ещё дольше, - предупредил его ворчливый голос, - ты можешь больше не волноваться о том, чтобы возвратить его себе. Ты можешь больше даже не понимать, что оно значит.
Он отогнал свои мысли от столь неприятного выбора, и они помчались с тревожной напряжённостью прямо к девушке, привязанной к его кровати. Уязвимо и беспомощно привязанной к его кровати.
Это была опасная мысль. Кажется, всё, что он когда-либо имел, так это опасные мысли.
Запустив руку в волосы, он заставил себя переключить внимание на текст, оставленный ею на журнальном столике, и, отказываясь задерживаться на приводящем в замешательство обстоятельстве, что какая-то его часть, бросив взгляд на девушку в такой близости от его кровати, просто сказала: Моя.
Словно с момента, когда он увидел её, то, что он предъявит на неё свои права, было так же неизбежно, как утренний рассвет.
Несколько часов спустя изменчивые эмоции Хлои уже пробежали через всю гамму. Она почти исчерпала весь страх, нырнула в бурное ликование, некоторое время негодовала на своего захватчика, и чувствовала сейчас полнейшее отвращение к себе по поводу своего импульсивного любопытства.
Любопытная как котёнок, вот какая ты, но у кошки девять жизней, Хлоя, - часто говорил дедушка. - А у тебя одна. Берегись того, куда оно тебя заведёт.
Ты можешь сказать это снова, - подумала она, внимательно прислушиваясь к тому, сможет ли она услышать перемещения вора. Его пентхаус был оснащён одной из этих музыкальных систем, что доставляла звук в каждую комнату, и после начальной, болезненно громкой волны песни с тяжёлыми басами, которая подозрительно напоминала ту песню Nine Inch Nail, которую запретили транслировать в эфире пару лет назад, он поставил классическую музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
- Грязная тарел-лки. Vous aimez, я мою, oui?
И снова икание.
Тяжёлая, ужасная тишина. Шуршащий звук. Что он там делал?
Делая глубокие вдохи, она медленно повернулась. И вся кровь отлила от её лица. Она отметила сразу две вещи, первая была совершенно неуместной, другая - ужасающе существенной: он был самым умопомрачительно великолепным мужчиной, которого она видела когда-либо в жизни, и он держал её сумочку в одной руке, вытаскивая батарею из её мобильного телефона другой.
Он уронил батарею на пол и раздавил её своим ботинком.
- С-с-служба горничных? - пискнула она, затем снова перешла на французский, слишком взволнованная, чтобы пролепетать что-нибудь более значительное, чем, вперемежку с приступами икоты, элементарный разговор о погоде, который она выучила на первом курсе на парах французского языка, но он не узнает об этом.
- Вообще-то, дождь не идёт, девушка, - сухо он сказал по-английски с резко выраженным шотландским акцентом. - Хотя надо сказать, это один из редких моментов, который случился за последнюю неделю.
Сердце Хлои провалилось в пятки. Ох, пропади всё пропадом - ей следовало бы попытаться на греческом!
- Хлоя Зандерс, - сказал он, бросая ей ее удостоверение.
Она была слишком ошеломлена, чтобы поймать его; и оно, отскочив от неё, упало на пол.
Дерьмо. Merde. Ад и преисподняя.
- Из Галерей. Я встретил твоего работодателя четверть часа назад. Он сказал, что ты ожидаешь меня здесь. Я никогда бы не подумал, что он имел в виду, что в моей кровати.
Опасные глаза. Гипнотизирующие глаза. Они встретились с её глазами, и она не могла отвести взгляд.
- Под кроватью, - пробормотала она, оставив свой напыщенный французский акцент. - Я была под кроватью, а не в ней.
Его чувственный рот изогнулся в намёке на улыбку. Но снисходительное веселье не затронуло его глаз.
О, Боже, думала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. Её жизнь была вполне вероятно в опасности, а всё, что она в состоянии была делать, это пялиться на него. Мужчина был красив. До невозможной степени. До ужасающей степени. Она никогда раньше не видела мужчину, похожего на него. Он был её самой порочной фантазией, превратившейся в реальность. Шотландская кровь наложила отпечаток на все его чеканные черты.
Одетый в чёрные брюки, чёрные ботинки, кремовый рыбацкий свитер и пальто из мягчайшей кожи, с шелковистыми чёрными как полночь волосами, которые были стянуты на затылке, открывая его немного варварское мужественное лицо. Твёрдые, чувственные губы, нижняя губа чуть полнее верхней, гордый, аристократичный нос, тёмные брови вразлёт, строение костей, за которое мог бы умереть манекенщик. Великолепно безупречный подбородок покрывала тень щетины.
Шесть футов четыре дюйма, как минимум, предположила она. Мощно сложенный. Обладает звериной грацией.
Экзотические, золотистые глаза тигра.
Она внезапно почувствовала себя почти что свежим куском мяса.
- Кажется, у нас маленькая проблема, девушка, - сказал он с вкрадчивой угрозой, подступая к ней.
Её икота тотчас исчезла. Только полнейший ужас мог сделать такое. Эффективнее, чем ложка сахара или бумажный пакет.
- Не имею понятия, о чём вы говорите, - солгала она сквозь зубы. - Я просто пришла доставить текст и сожалею, что отвлеклась всеми вашими прекрасными сокровищами, и я искренне извиняюсь за то, что вторглась в ваш дом, но Том надеется на моё возвращение, и в настоящее время Билл ожидает меня внизу, и я не вижу никакой проблемы. - Она уставилась на него широко раскрытыми глазами и сконцентрировалась на том, чтобы выглядеть глупой и женственной. - Какая проблема? - спросила она, скромно хлопая ресницами. - Нет никакой проблемы.
Он ничего не сказал, просто опустил взгляд на украденные тексты, разбросанные вокруг её ног посреди трусиков и упаковок от презервативов.
Она тоже посмотрела вниз.
- Ну, да, вы несомненно ведёте активную половую жизнь, - бессмысленно прошептала она. - Я не буду вас в этом винить.
Бабник!
От взгляда, которым он её наградил, волоски на задней части её шеи встали дыбом. Его взгляд многозначительно переместился снова на тома.
- О! Вы имеете в виду книги. Ну, вам нравятся книги, - небрежно сказала она. - Ничего особенного. - Она пожала плечами.
Он снова ничего не сказал, просто удерживал её этим настойчивым золотистым взглядом. Боже, мужчина был сногсшибательным! Заставлял её чувствовать как… как Рене Руссо в «Афере Томаса Крауна» - готовой бросить всё ради вора. Сбежать в экзотические страны. Прогуливаться с обнажённой грудью по террасе с видом на море. Жить вне закона. Ласкать его артефакты, когда не ласкаешь его.
- Ох, девочка, - сказал он, качая головой. - Я не дурак, так не оскорбляй меня ложью. Легко понять, что ты определённо знаешь, что это за книги. И откуда они пришли, - добавил он мягко.
Нежность с его стороны была опасной. Она знала это интуитивно. Нежность со стороны этого мужчины значила, что он собирался сделать что-то, что ей действительно, действительно не понравится.
И он сделал.
Тесня её своим сильным телом, он вынудил её отступить обратно к кровати и легонько толкнул, заставив её растянуться на ней.
С грацией тигра он последовал за ней, пригвоздив её своим телом к матрасу.
- Я клянусь, - залепетала поспешно она. - Я не скажу ни одной душе. Мне без разницы, что они у вас. У меня нет абсолютно никакого желания идти в полицию или что-то в этом роде. Мне как раз не нравится полиция. Полиция и я, мы никогда не ладили. Они оштрафовали меня однажды за то, что я ехала со скоростью сорок восемь в зоне, не превышающей сорок пять; как они мне могут нравиться после этого? Для меня ни капельки не имеет значения, если вы украдёте половину средневековой коллекции «Метрополитена», я имею в виду, правда, что там шесть тысяч единиц, кто заметит несколько пропаж? Я отменный хранитель секретов, - она почти визжала. - Я определённо, с полной уверенностью, да провалиться мне на этом месте… э-э, не прошепчу ни малюсенького слова. Молчок. Даю вам слово. И вы можете принимать это за…
Его губы забрали остаток слов на пару с её дыханием.
О, да. Рене Руссо, уже здесь.
Эти чувственные губы накрыли её, легко касаясь, пробуя. Но не захватывая.
И в совершенно безумный момент, она захотела, чтобы он взял. Хотела, чтобы он расплющил её губы жестоким, голодным, сминающим поцелуем и помог ей раскалить тот бутон любви, который ни разу не становился хотя бы тёпленьким. Этот мужчина наполнял женскую голову фантазиями, которых, она могла поклясться, у неё даже не было. Её губы предательски раскрылись под его губами. Страх, сказала она себе, это был просто тот страх, который быстро мог превратиться в возбуждение. Она слышала о людях, столкнувшихся неожиданно с верной смертью и получавших сексуальный заряд, который впоследствии не покидал их.
Так странно, чрезвычайно возбуждённая, она даже не заметила, что он завязал шарф вокруг её запястья, пока он его не затянул, и стало уже слишком поздно, и она была привязана к его кровати. К его греховной, декадентской кровати. Двигаясь с нечеловеческой грацией и внезапностью, он проворно привязал другое её запястье к дальнему столбику.
Она открыла рот, чтобы закричать, но он перехватил его своей сильной ладонью. Лёжа на ней, глядя прямо в её глаза, он тихо сказал, тщательно проговаривая каждое слово:
- Если ты закричишь, я буду вынужден заткнуть тебе рот. Я предпочитаю не делать этого, девушка. Принимая во внимание и то, что в любом случае тебя никто не услышит здесь. Это тебе выбирать. Ну, так как? - Он приподнял руку совсем чуть-чуть, достаточно лишь для того, чтобы он смог услышать её ответ.
- Н-не делайте мне больно, - прошептала она.
- Я не намереваюсь причинять тебе боль, девушка.
Но вы собираетесь, почти сказала она, когда, покраснев, осознала, что та твёрдая штука, что толкалась ей в бедро, была не пистолетом, но магнумом совершенно иного сорта.
Должно быть, он что-то увидел в её глазах, потому как немного приподнялся над ней.
Что означало, заключила она с огромным облегчением, что он не собирался насиловать её. Насильник переместился бы на несколько дюймов вправо, а не приподнимал бы свои бёдра.
- Боюсь, мне придётся подержать тебя у себя какое-то время, девушка. Но ты не претерпишь никакого вреда от моих рук. Но не забывай, один крик, один громкий звук, и я заткну тебе рот.
И не было жалости в его взгляде. Она знала, что он имел в виду то, что говорил. Она могла быть или просто связанной, или связанной и с кляпом во рту.
Она покачала головой, затем кивнула, сбитая с толку тем, то ли ей полагалось сказать да, то ли нет.
- Не буду кричать, - сухо пообещала она.
В любом случае тебя никто не услышит здесь. Боже, вероятно, это было правдой. На уровне пентхауса стены были толстые, наверху никого не было, и элиту обходили стороной, пока они не требовали чего-нибудь. Она могла безостановочно кричать, а никто так и не пришёл бы.
- Вот и хорошая девочка, - сказал он, приподняв её голову ладонью и подтолкнув пышную подушку под неё.
Затем, одним стремительным, изящным движением он оттолкнулся от кровати и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь и оставив её одну, привязанную шелковыми шарфами к греховной кровати Гэльского Призрака.
Она была из тех, кого мужчина оберегает.
Дэйгис тихо выругался на пяти языках, вспоминая свою более раннюю мысль и грубо гладя себя ладонью через узкие штаны. Не помогло. Более того, стало еще хуже. На взводе хоть от какого-то внимания.
Нахмурившись, он подошёл к стеклянной стене, невидящими глазами глядя на город.
Он плохо повел себя. Он напугал её. Но он не способен был сказать ей успокаивающих слов, потому что должен был поспешно убраться от неё подальше, прежде чем позволил бы своему темпераменту то, чего тот с рёвом требовал. Хотя, говорил он себе, он прижался к ней губами только для того, чтобы отвлечь её, пока связывал, всё же он её поцеловал, потому что нуждался в этом, потому что просто не мог не сделать этого. Это была недолгая, сладкая проба без языка, ели бы он шагнул за этот барьер, тогда бы он пропал. Лежать на ней было чистейшей агонией, чувствуя, как тёмные силы толкаются и извиваются в нём, зная, что обладание её телом прогонит их. Он чувствовал себя холодным и жаждущим, пытаясь изо всех сил быть человечным и добрым.
Он поехал в Галереи, довольный тем, как решительно он выбросил все мысли о шотландской девушке из своей головы. Там он выяснил, что пакет был в пути к нему, пока он был в пути за ним. Смотритель с избытком любезностей и чувств уверил его, что Хлоя Зандерс будет ждать его, так как некий Билл уже вернулся, оставив её по его адресу.
Но девушки не было внизу и охранники, усиленно подмигивая и ухмыляясь, сказали, что его «доставка» ждёт его наверху.
Не обнаружив женщины из музея в прихожей, он оглядел гостиную, а потом услышал шум наверху.
Он тут же помчался, перепрыгивая через ступеньки, влетел в спальню только для того, чтобы обнаружить пару прекраснейших ног, когда-либо встречавшихся ему, выглядывающих из-под его кровати. Пышные бёдра, которые он хотел бы покусывать зубами, изящные лодыжки, прелестные маленькие ступни на изящных высоких каблуках.
Красивые женские ноги. Кровать.
Эти два факта в непосредственной близости имели тенденцию уводить всю кровь из его мозгов в другое место.
Ноги выглядели тревожно знакомыми, и он убедил себя, что у него разыгралось воображение.
Затем он выдернул её за лодыжку и подтвердил личность той самой девушки, обладающей этими божественными ногами, и его кровь вскипела.
Пока он глядел на стройный вид сзади неподвижно лежащей на животе девушки, множество фантазий привели его в состояние готовности, и у него ушло несколько минут на то, чтобы осознать посреди чего она лежала.
Посреди «позаимствованных» книг.
Последнее, в чём он нуждался, так это в сотрудниках правоохранительных органов двадцать первого века, охотящихся за ним. Ему много чего надо было сделать, и у него было слишком мало времени на это. Он не мог себе позволить осложнений.
Он не был готов покинуть Манхеттен прямо сейчас. Было ещё два последних текста, которые он должен был просмотреть.
Именем Амергина - он почти всё сделал! Самое большее ему было нужно ещё несколько дней. Этого ещё ему не хватало! Почему именно сейчас?
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Повторил это несколько раз.
У него не было выбора, убеждал он себя. Он поступил мудро, что сразу же задержал её. Несколько дней, пока он не закончил, он просто вынужден держать её в плену.
Хотя он мог воспользоваться магией, заклинанием памяти, чтобы заставить её забыть то, что она видела, но он не желал рисковать. Не только потому, что заклинания памяти были коварными и нередко приносили вред, забирая больше воспоминаний, чем планировалось, но и потому, что он пользовался магией только в том случае, если не было человеческого способа справиться с ситуацией. Он знал, чего ему это стоило каждый раз. Незначительные заклинания для добывания текстов, в которых он нуждался, были единственным исключением.
Нет. Никакой магии. Девушка потерпит на короткое время комфортабельный плен, пока он не закончит переводить последние тома, потом он уедет и отпустит её где-нибудь по дороге.
По дороге куда? - спросила его совесть. - Неужели ты, наконец, признал, что будешь вынужден вернуться?
Он вздохнул. Несколько последних месяцев подтвердили то, что он подозревал; было только два места, где он мог найти необходимую ему информацию: в ирландских или шотландских музеях, или в библиотеке МакКелтаров.
И библиотека МакКелтаров была, безусловно, самым лучшим выбором.
Он избегал этого любой ценой, ради этого он подверг себя всевозможному риску. Не только из-за того, что земля его предков делала зловещий мрак внутри него сильнее, он приходил в ужас от мысли, что ему придётся предстать перед своим братом-близнецом. Признать то, что он лгал. Признать то, чем он стал.
Ожесточённо спорить со своим отцом Сильвеном, видеть гнев и разочарование в его глазах уже было достаточно скверным, но Дэйгис не был уверен, что он когда-либо будет готов увидеться со своим братом-близнецом - братом, который никогда не нарушал клятвы в своей жизни.
С того вечера, как он нарушил клятву и стал тёмным, Дэйгис ни разу не надел цветов своего клана, хотя обрезок поношенного пледа Келтаров был спрятан под его подушкой. Иногда по вечерам, после того, как он видел, что его случайная женщина была уже в такси (хотя он предавался сексу со многими, он ни с одной не делил постели), он сжимал руку вокруг него, закрывал глаза и представлял, что он снова был в Шотландии. Что он обычный мужчина и ничего больше.
Всё, чего он хотел, это найти способ решить проблему, избавить себя от тёмных душ. Тогда он снова обретёт свою честь. Тогда он сможет гордо предстать перед своим братом и возвратить своё наследие.
Если ты будешь ждать ещё дольше, - предупредил его ворчливый голос, - ты можешь больше не волноваться о том, чтобы возвратить его себе. Ты можешь больше даже не понимать, что оно значит.
Он отогнал свои мысли от столь неприятного выбора, и они помчались с тревожной напряжённостью прямо к девушке, привязанной к его кровати. Уязвимо и беспомощно привязанной к его кровати.
Это была опасная мысль. Кажется, всё, что он когда-либо имел, так это опасные мысли.
Запустив руку в волосы, он заставил себя переключить внимание на текст, оставленный ею на журнальном столике, и, отказываясь задерживаться на приводящем в замешательство обстоятельстве, что какая-то его часть, бросив взгляд на девушку в такой близости от его кровати, просто сказала: Моя.
Словно с момента, когда он увидел её, то, что он предъявит на неё свои права, было так же неизбежно, как утренний рассвет.
Несколько часов спустя изменчивые эмоции Хлои уже пробежали через всю гамму. Она почти исчерпала весь страх, нырнула в бурное ликование, некоторое время негодовала на своего захватчика, и чувствовала сейчас полнейшее отвращение к себе по поводу своего импульсивного любопытства.
Любопытная как котёнок, вот какая ты, но у кошки девять жизней, Хлоя, - часто говорил дедушка. - А у тебя одна. Берегись того, куда оно тебя заведёт.
Ты можешь сказать это снова, - подумала она, внимательно прислушиваясь к тому, сможет ли она услышать перемещения вора. Его пентхаус был оснащён одной из этих музыкальных систем, что доставляла звук в каждую комнату, и после начальной, болезненно громкой волны песни с тяжёлыми басами, которая подозрительно напоминала ту песню Nine Inch Nail, которую запретили транслировать в эфире пару лет назад, он поставил классическую музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37