Со стороны могло показаться, что они просто болтают, перескакивая с одного на другое – коммерция, светские сплетни, любовные приключения. Но в глубине разворачивалась целая драма. Они ощущали удивительную близость – душевную и физическую, – но воспринимали это по-разному. Джейд испытывала смущение и даже себе отказывалась признаться в своем влечении. Она ненавидела любовь. Любовь – это худшее из того, что с ней случилось. Джордж, напротив, целиком отдался вспыхнувшему чувству. Он любил любовь. Любовь заставляла его ощущать себя мужчиной.
– Так что там у вас с Барри произошло? – спросил он наконец, когда в крохотных чашках принесли кофе по-восточному.
– Оставим это, – сказала Джейд, сразу замкнувшись. И хоть голос ее звучал ровно, он понял, что лучше не настаивать. – Это было давно, и я стараюсь не думать на эту тему.
– Понятно, – Джорджу пришлось уступить, хоть он и умирал от любопытства. Давно? Но ведь раньше она говорила, что всего год прошел. И она старается об этом не думать? В это трудно поверить. – Ну, вас я не виню, – сказал он вслух, как бы соглашаясь кончить разговор.
Он думал, что Джейд спросит о его разводе, однако она заговорила о том, что очень хочется, наконец, покончить с частными заказами и найти настоящую, хорошую, с девяти до пяти, работу. Главное – деньги, так она считает. Мало найдется в мире женщин, которые бы, подобно ей, ушли от богатого человека почти без гроша в кармане.
– Выяснилось, – с горечью заметила Джейд, – что, когда надо выбирать между любовью и деньгами, богатые предпочитают деньги. – Она не добавила, что некоторые из этих богатых ставят деньги выше самой жизни. Видно, ей все еще было трудно спокойно говорить об этом.
Расплачиваясь, Джордж гадал, есть ли у нее сейчас кто-нибудь, а выходя из такси у ее дома, едва удержался, чтобы не спросить, живет ли Джейд с кем-нибудь.
– Вы не хотите предложить мне подняться? – задал он другой вопрос, уже открывая парадную дверь. Джейд жила в «Девилле», недалеко от угла Первой авеню и Шестьдесят шестой улицы, в самом центре территории одиночек.
– Ни за что, – она улыбнулась и, наклонившись, легко прикоснулась губами к его щеке. – Мне должны позвонить в семь часов. Мы отправляемся на съемки в Джоунз-Бич. – Не хватало еще приглашать его домой. Чего она хотела меньше всего – так это нового увлечения.
Она вошла в подъезд, оставив его одного на тротуаре. Но по тому, как она сказала «нет», Джордж почувствовал, как сильно ей хотелось сказать «да».
Джейд, хоть и была небогатой женщиной и красотой не отличалась, обладала неким свойством, которое притягивало к ней мужчин, как магнит. Это свойство у нее было всегда. И утратила она его только однажды – когда вышла замуж.
– Я целую ночь не спал, – сказал Джордж на следующее утро, позвонив ей в шесть, за минуту до того, как зазвонил будильник. – Все думал.
– О чем же? – ухмыльнулась Джейд, заглушая будильник. Что бы там с ней ни случалось, вставала она всегда в великолепном настроении. Даже попадая в беду, Джейд пробуждалась счастливой.
– О вас, – ответил он. Голос у него был, как и глаза – живым, глубоким, обволакивающим. В отличие от Барри, Джордж был добродушным человеком и высказывать свои чувства не боялся. – Давайте поужинаем сегодня.
– Я бы с удовольствием, но никак, – сказала Джейд, и это была не просто отговорка. Она никогда к ним не прибегала в общении с мужчинами. Она действительно не могла с ним пойти на ужин сегодня. У нее было свидание с Дэном Дарьямом, диктором телевидения, который ввел ее в мир японской кухни и швейцарской графики. Они были знакомы почти четыре месяца, и в последнее время Дэн начал поговаривать о совместной жизни. Это был человек живой и энергичный. С ним было приятно проводить время, с ним было хорошо в постели, но Джейд его не любила и жить с ним не собиралась. Она вообще ни с кем не хотела жить.
– Тогда, может, завтра? – настаивал Джордж. Завтра тоже нет, она обедает с Мартином Шульцем, психологом, специалистом по психологии больших коллективов. Мартин помог ей понять казавшееся до того загадочным поведение Херба и Барри Хартли. Она познакомилась с Мартином только две недели назад, и, при всей своей склонности покрасоваться, он ей, в общем, нравился – может, потому, что отвлекал от Дэна.
– А как насчет выходных?
На выходные она едет с Дэном в Бакс Каунти.
– Понедельник?
В понедельник вечером проводились показательные соревнования по теннису, постановочную часть шоу готовила Джейд. Она собиралась там быть с Питером Хэйлзом, организатором турнира, который, едва познакомившись, повез Джейд Бог знает куда – в Монток, поесть раков.
– Так когда же? – Джорджа уже начали раздражать ее постоянные отказы.
– Скажем, во вторник? – Было слышно, как она шелестит записной книжкой.
– Отлично, – согласился Джордж и приготовился к ожиданию, понимая, что такая женщина его достойна.
Он ни на минуту не подумал, что Джейд кокетничает. Ей не было в том нужды – это он отлично понимал. Она и в самом деле была труднодоступной, – а Джордж, коль скоро речь шла о женщинах, всегда был готов принять вызов.
Глава II
Когда в 1957 году развелась Дороти Маллен, все были шокированы, когда в 1976 году на развод подала Джейд, никто и внимания не обратил. К тому времени в Америке распадался почти каждый второй брак. Развод, подобно, допустим, получению водительских прав или диплома об окончании колледжа, стал вещью ритуальной. Для многих формула – женитьба (или замужество) и счастливая жизнь вдвоем – перевернулась: развод и счастливая жизнь в одиночку.
1976-й был переходным годом, когда люди и вперед глядели, и назад оборачивались. Это был год двухсотлетия американской революции, первый год после Вьетнама, год, когда в Белый дом пришел Джералд Форд, первый президент, которого не избирал народ. Были хорошие новости – индекс Доу-Джонса достиг тысячи пунктов, были новости плохие – уровень безработицы и инфляции неуклонно поднимался. В тот год умер Говард Хьюз, а парень из Джорджии, по имени Джимми Картер, стал кандидатом в президенты от демократической партии.
Для Джейд это тоже был год перемен, совершенно безумный год. То она кидалась в самые отчаянные авантюры, то взмывала к вершинам счастья. Правда, лозунг времени «Рай сегодня» в ее случае сразу осуществить не удалось. Сразу после развода она вернулась в Нью-Йорк и поселилась в довольно-таки уродливом здании с претенциозным названием «Девилль». В квартире-клетушке было две спальни, и делила ее Джейд с тремя соседками, с которыми была едва знакома. Впрочем, их имена и лица – а также любовники – менялись из месяца в месяц, и эта быстротечность вполне устраивала Джейд. В Нью-Йорке, где никому ни до чего не было дело, она впала во временное помешательство – сексуальное, финансовое и душевное.
Джейд выкидывала такие штучки, от которых сама приходила в ужас: подходила на улице к незнакомым людям, рассказывала им о своей жизни и только наутро соображала, что это мог бы быть убийца и она запросто могла расстаться с жизнью. Она пила и просыпалась с такой жуткой головной болью, что встать не было сил. Как-то утром, с похмелья, Джейд собрала все свои платья, которые купила, когда была замужем, и сожгла их в ванне. Огонь разгорелся так, что пришлось вызывать пожарную команду и взламывать дверь. Только потом ей пришло в голову, что так ведь можно было поджечь целый дом и сгорела бы не только она, но и множество других людей. Она совершенно не владела собой, то впадая в исступление, то загоняя чувства внутрь. Она осыпала бранью продавщиц и привратников, растаптывала самое себя, злоупотребляя спиртным, травкой и снотворным. Порой с ней случались истерики на глазах у всех; а бывало, она совершенно замыкалась, погружаясь в глубокую депрессию и не выходя из дома неделями. Она попала в такую полосу жизни, когда сама себя не узнавала. Она стала другим человеком – и презирала этого человека.
До замужества у Джейд был только один мужчина – Барри. Теперь она спала со всяким, кто пожелает, а желающих было вдоволь. Она вела себя как последняя шлюха, надеясь хоть таким образом проучить Барри. Она особенно полюбила песенку «Пятьдесят способов расстаться с любовником» и уверяла каждого встречного-поперечного, что испытает все пятьдесят, а затем начнет с начала. Она полагала, что доказывает таким образом твердость и решительность, но на самом деле демонстрировала лишь доступность. Раньше Джейд практически не пила. Теперь у нее в холодильнике всегда стоял графин «Галло Шабли». Изрядно выпив, она обычно либо отправлялась в ближайший бар подцепить партнера на ночь, либо звонила Барри и изливала весь свой гнев. В общем, превратилась в заурядную задрипанную пьянчужку, хотя сама себя уверяла, что ей все нипочем и что она самая утонченная натура в мире. Раньше Джейд никогда не считала денег, а теперь стала настоящей скрягой. Она ходила пешком, чтобы сэкономить на автобусе, и забирала домой остатки ужина, чтобы позавтракать на следующий день: Она считала центы и швырялась долларами; подумаешь, говорила она себе, на все наплевать, пусть хоть в ночлежке закончу. Оглядываясь впоследствии назад, на первые дни после развода, она всегда вспоминала холодные лепешки на завтрак.
Какое-то время ей действительно было на все наплевать, и она думала, что и другим тоже. Она укрылась в большом городе, далеко от матери и друзей, и убеждала себя, испытывая некую извращенную гордость, что если уж уходить, то как следует хлопнув дверью. Спасло ее то, что жизнь в городе дорога, а денег у нее не было. А для того чтобы хлопнуть дверью, деньги, как выяснилось, нужны – на вино, на травку, на ликер «Маргарита», который она любила потягивать в барах на Первой авеню.
Оказавшись впервые без постоянной службы, Джейд стала свободным художником – обставляла сцены для фотосъемок. Найти площадку, установить штативы, расположить камеры – это было ее делом. Нестабильное расписание наилучшим образом отвечало нестабильной полосе ее жизни, а причастность к миру моды позволила вновь обратиться к делу, которое она предпочитала всем остальным. Изучая объявления в «Мэдисон-авеню Хэндбук», Джейд находила себе задания по душе; сначала мелкие – вроде оформления каталогов-заказов, а потом, со временем, все более и более серьезные и прибыльные – в престижных фотомастерских и рекламных агентствах.
Именно в качестве оформителя Джейд впервые открыла для себя Манхэттен и его сокровища. Она обшарила китайские аптеки на Мотт-стрит в поисках экзотических колб причудливой окраски и формы; винные погребки на Амстердам-авеню, где можно было достать свечи в красивых стеклянных цилиндрах, – их обычно зажигают в молельнях адвентистов Седьмого дня; лавочки на Четырнадцатой улице – тут продавали грубые изделия из терракоты; огромные склады в Бауэри, в которых громоздились целые ряды колонн и пилястров от зданий, предназначенных на снос; сарай на Эссекс-стрит, где режут кошерных цыплят; шумную кондитерскую в арабском стиле на Третьей авеню, в районе Тридцатых улиц; магазин на Двадцать восьмой, где продают только палки и зонтики; ресторан в районе Сороковых улиц, выполненный в стиле итальянского палаццо, – все это были отличные площадки для фотосъемок.
Большая любительница походить по магазинам, Джейд всегда могла подсказать, где купить пару сандалет, в ансамбле с которыми двадцатидолларовые брюки и безрукавка за десятку будут выглядеть так, что не стыдно показаться летом в Соммерсете. Обладая острым взглядом и умея увидеть вещи в неожиданном ракурсе, Джейд надумала использовать цветное полотенце за сто пятьдесят долларов как пояс к белой мужской рубашке и превратила ее таким образом в пляжный костюм. Всегда гораздая на разные выдумки, она протянула над поляной, где росли красные тюльпаны, веревку и повесила на нее платья, брюки и блузы. Ко времени встречи с Джорджем у Тициана в мансарде Джейд превратилась в одного из лучших оформителей Нью-Йорка. Период ее безумств подходил к концу.
МАРТ 1977-го
ДЖОУНЗ-БИЧ – МАНХЭТТЕН
Съемка в купальниках на Джоунз-Бич ничем особенным не отличалась – то есть ничем особенным, если иметь в виду, что это была съемка для журнала мод. На дворе стоял март, и хоть светило солнце, воздух еще не прогрелся, так что у фотомоделей выступила гусиная кожа и затвердели соски – впоследствии все это придется отретушировать. Одна из моделей была беременна и места себе не находила оттого, что любовник никак не хотел на ней жениться; другая была явно с похмелья, так что ее приходилось буквально поддерживать. У гримера был пик переживаний, связанных с новым любовником, а дамский мастер простудился и готов был вот-вот свалиться с воспалением легких. Купальники сидели плохо – слишком сильно подрезаны снизу, слишком высоко забраны сверху; с этой проблемой Джейд справилась, заставив девушек слегка пригнуться в сторону камеры, чтобы лучше была видна грудь, и надеть туфли на неправдоподобно высоких каблуках, чтобы подчеркнуть изгиб бедер.
– Класс, лучше не бывает, – сказал Тициан на обратном пути в город, когда все намерзлись и устали. – Ты даже из дерьма способна сделать мрамор.
– Вот так комплимент, – рассмеялась Джейд, хотя и сама знала, что сработала сегодня как надо.
– Всегдашняя проблема свободного художника, – сказала она ему, когда они притормозили у моста, чтобы заплатить пошлину, – заключается в том, что время между одним ангажементом и другим тянется слишком долго, а когда получаешь работу – пролетает слишком быстро. Я бы предпочла постоянную, с девяти до пяти, работу. Не говоря уж о постоянной, с девяти до пяти, зарплате.
Джейд надоело думать о деньгах; ей надоела ее сумасшедшая жизнь. Худшее осталось позади, и теперь ей хотелось нормальной, размеренной жизни. Едва ли не главным были деньги – деньги, которые она сама заработает и которые никто не сможет у нее отнять.
– Ну и ну, – вздохнул Тициан, накладывая тонкий слой фиолетовой тени на романтические впадины под глазами. – До чего же ты буржуазна!
– Ну что ж, кому-то надо быть и буржуазным, – засмеялась Джейд. Иногда Тициан был совершенно невыносим, но вообще-то он ей нравился – добрый и отзывчивый малый. Когда ей бывало совсем худо, он, один из немногих, всегда оказывался рядом. – Серьезно, если услышишь что-нибудь, дай мне знать, ладно?
Джейд жаждала постоянства – материального и душевного, как другие жаждут приключений. Графин с «Шабли» исчез из холодильника, случайные встречные – из постели, и Джейд постепенно начала приобретать равновесие. Подобно многим женщинам, она приходила к мысли, что в хорошей работе больше надежности, больше страсти, больше радости, чем можно ожидать от любого мужчины. Теперь Джейд всех своих знакомых просила помочь подыскать ей место.
– Черт побери! – прохрипел автоответчик Джейд голосом погонщика мулов из Миссури, когда она в воскресенье вечером вернулась домой, поцеловав на прощание Дэна и в очередной раз неопределенно пообещав подумать о том, чтобы переехать к нему в большой кооперативный дом рядом с Сентрал-парком. – Какая наглость! Появилась в городе и даже не позвонила мне.
Такой голос мог принадлежать только одному человеку – Мэри Лу Тайлер, бывшей грозной начальнице Джейд, главному поставщику модной одежды для магазина «Савенн». Вслед за приветствием следовало указание позвонить Мэри Лу в «Савенн» тут же, немедленно, сию же минуту. Еще звонила Марти – с приглашением на съемки боевика по роману Стивена Кинга «Кэрри»; Джордж, который напоминал о свидании во вторник. Под дверь была подсунута записка от Питера – не хочет ли она пойти на прием в честь Джона Макинроя.
Джейд легла спать, полная радостных надежд на будущее, – так бывало в Корнеле, где она считалась самой интересной девушкой на курсе. Замужняя Джейд была доброй маленькой девчушкой, довольной своей доброй маленькой жизнью. Джейд сразу же после развода была демоном саморазрушения. Нынешняя Джейд была подлинной, настоящей Джейд.
– Мэри Лу! Как это тебе удалось отыскать меня? – Утром в понедельник Джейд первым делом набрала ее номер.
– А сама-то ты думаешь как? Кто говорит каждому встречному-поперечному, что нужна работа? Мне лично это нашептала виноградная лоза. – Джейд слышала в трубку, как Мэри Лу шелестит на столе бумагами – памятки, записки, заметки, заказы, приглашения.
Все явно осталось, как было. Мэри Лу – это не женщина, а торпеда. Она поражала витрины и людей, в том числе – время от времени – Джейд.
– Ну ладно, как ты там?
– Нормально, – ответила Джейд. – Сейчас нормально.
– А ребенок? Кстати, ты так и не сказала мне, кто у тебя – девочка или мальчик?
– Ты что, забыла? У меня был выкидыш.
На другом конце провода повисло молчание. Даже шелест бумаг прекратился.
– Извини, – сказала Мэри Лу в явном смущении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54