Кучкова, конечно, заметила впечатление, которое она произвела на Гришу, и это сразу сказалось на манере ее обращения с ним: тон у ней стал повелительным, даже деспотическим. Как ни странно, это делало ее еще более милой, - настолько она была юной! Может быть, это и заслуживает осуждения - и даже наверное заслуживает, - но факт остается фактом: деспотизм в таких случаях редко вызывает гнев и часто - улыбку.
Гриша и начал улыбаться, пока она не остановила его властным окриком:
- Да вы что?
- Я - ничего.
Затем он рассеянно выслушал длинную повесть о том, как известный бас, приехав на гастроли в Питер, незаслуженно обидел молодого и ничем еще не прославившегося певца.
История оказалась романической: привыкший к успеху бас начал ухаживать за одной из актрис, своей партнершей, а так как ему было некогда - надо было через несколько дней возвращаться в Москву, - он решил не терять золотого времени и во время спектакля, в котором участвовал, пел, подняв актрису на своих могучих руках и глядя ей прямо в лицо влюбленными, демоническими от грима глазами. Да он, кстати, и играл Демона. И что же? Бешеный успех у публики, которая полагала, что перед нею - новая трактовка роли, и никакого - у актрисы. Оказывается, она преданно любит своего жениха, молодого тенора, о чем услужливые люди и довели до сведения озадаченной знаменитости.
На следующем спектакле бас принялся у самой рампы на глазах у публики, отбивать молодому певцу такт ногою, недрусмысленно показывая, что тот выпадает из ритма. Какой скандал!
- Так вот почему у вас на папке серебряная лира.
- Я учусь в консерватории. Ну, и что из этого? Что у вас за манера разговаривать! Вы, кажется, ничего не слышали из того, что я рассказывала.
- От первого до последнего слова все слышал.
Ее гнев был просто восхитителен.
Гриша не мог удержаться - рассмеялся:
- Не надо сердиться. Скажите лучше, что от меня требуется.
- От вас требуется, чтобы вы купили себе глиняную свистульку.
- Разве мне пора уже впадать в детство?
- Сегодня свистульки приобретут для себя люди куда посерьезнее вас! Если бы вы слушали меня внимательно, а не смеялись, глядя на меня сверху вниз...
- Это у меня рост такой. Я не виноват.
- ...то вы бы поняли, в чем дело: надо осудить этого безобразника.
- Безобразника?
Как-то не вязалось с подобным словом расклеенное по всему городу изображение Мефистофеля, роль которого должен был исполнять завтра прославленный певец. Скандалист - это о нем было известно. Пьет, говорят. А может быть, только говорят... Человек избалованный. Не терпит противоречий... Все это так. Но - безобразник?
- Уж можете мне поверить, - безапелляционно заявила Кучкова. - Я лучше вас разбираюсь в подобных вопросах. И затем, это не мое только мнение. Это мнение Репниковой. Ах, вы даже не знаете, кто такая Репникова?
- Не знаю, - виновато признался Гриша.
- Ну конечно! Я же говорила: вы не интересуетесь жизнью окружающего вас общества. Вы готовы всю жизнь просидеть в келье под елью.
Даже столь тяжкое обвинение не могло сегодня вывести Шумова из равновесия.
- Вы все-таки скажите мне, - сказал он смиренно, - что я должен сделать?
- Уделить общественному делу несколько часов. У вас все дни заняты?
Он начал рассказывать: лекции, урок, семинар... Урок никак нельзя упустить...
Теперь для Кучковой наступила очередь отплатить ему - она не только ничего не слушала, она просто не хотела обращать никакого внимания на его, как она выразилась, "отговорки".
- Вы просто хотите залезть в свою скорлупу и жить поспокойней. Кстати, кого это вы искали через адресный стол?
- Одну знакомую.
- Нашли?
- Нет.
- Ну вот видите! И потом: предположим, у вас заняты все дни на неделе. Но ведь речь идет не про день, а про ночь.
- Ночь?!
- Ну да. Мы станем с вечера к кассе театра - иначе ведь билетов на галерку не достать, - простоим ночь, утром получим билеты.
- Вдвоем?
- Это почему же вдвоем? Человек двадцать будет, не меньше. Студенты, курсистки... Все, кто за справедливость.
- Я - за справедливость.
- Всем этим делом руководит Репникова, которую вы, к стыду вашему, не знаете. - Кучкова огляделась по сторонам и таинственно прошептала: Она... деятельница. Она связана с общестуденческой кассой взаимопомощи. Понимаете?
- Понимаю, - тоже шепотом, с видом заговорщика, ответил Гриша и против своей воли - опять улыбнулся.
- Возмутительный человек!
Кучкова на этот раз всерьез рассердилась.
Несколько минут они шли молча.
- Усвоили вы наконец, - с возмущением спросила Гришина спутница, что надо делать?
- Нет. То есть... простоять ночь к кассе театра, это я согласен.
- А свистульку, так и быть, если вы уж так сверх головы заняты, я сама вам куплю.
- Вот спасибо! Но зачем свистулька-то?
- Слушайте! Если я еще продолжаю вести с вами разговор, то потому только, что у меня сложилось какое-то странное впечатление, будто я знаю вас уже давно...
- Представьте, и у меня тоже!
- Вы оторваны ото всего. Вы даже не знаете, кто такая Репникова. И нет, видимо, человека, который занялся бы вами как следует.
- Займитесь мной!
- Вы и в самом деле не поняли, для чего нужны свистульки.
- Нет.
- Чтобы свистеть! Свистеть нужно, несносный вы человек! Когда он кончит петь первую же арию, освистать его как можно громче.
- Но что же он такое сделал? Ну, отбивал такт ногой... молодому певцу... И так уж сразу - освистать?
- Дело не только в том, что он отбивал такт ногой. Дело в том, что дирекция театра объявила его сопернику, молодому актеру, строгий выговор.
- За что?
- За то, что он прервал пение и самовольно ушел со сцены во время спектакля. Он не выдержал оскорбления, убежал за кулисы.
- Ну, вот теперь картина ясна.
- Она была бы и раньше ясна для вас, если бы вы слушали внимательно.
- Действительно: несправедливость. Я поступаю в полное ваше распоряжение.
Проводив Кучкову до самого ее дома (это вышло как-то незаметно), Гриша задержал ее руку в своей и спросил:
- Как себя чувствует Нина Георгиевна?
Она совсем по-детски закинула голову, чтобы посмотреть ему - снизу вверх - прямо в лицо. Упрямые ее глаза сразу изменились, потемнели.
- Я очень прошу вас: никогда не спрашивайте меня об этом. Тут ведь расспросами не поможешь.
16
У ворот Шумов снова увидел Дашу.
Она стояла неподвижно, скрестив, как всегда, руки на груди.
И опять сердце у него болезненно сжалось.
Какая бездонная тоска видна в ее глазах!
Сколько обид на свете наносят человеку! И чем тут мог помочь Григорий Шумов? Он и самому себе не умел помочь...
Все вокруг показалось ему в эту минуту ничтожным - рядом с настоящим человеческим горем. Сущими пустяками были его муки с "Нашим путем". Ненужными и легкомысленными - разговоры с Барятиным. Потускнела даже встреча с Кучковой. И страшно мелкой предстала затея освистать знаменитого певца. Но тут уж ничего не поделаешь: он дал Кучковой слово, придется его сдержать.
А чтобы не поддаваться тягостному настроению, придется поусерднее сесть за дело. Это верное в таких случаях средство... Гриша успел испытать его на себе.
Он раскрыл книжку об учении Шарля Фурье.
В библиотеке Семянникова раздобыть ее не удалось, пришлось купить у букиниста на Литейном.
С первых же страниц книга поражала тем, что в ней не было ничего трудного, "ученого", профессорского.
В ней рассказывалось не только о теории великого утописта, но и о его судьбе.
Человек, не окончивший провинциальной школы, принужденный с ранней юности зарабатывать себе на хлеб трудом приказчика, он шел ощупью и во многом ошибался в поисках истины.
Но он был искателем!
"Искать, отвергать найденное и вновь искать", - провозгласил с кафедры Юрий Михайлович.
Фурье был искателем.
Но он не отвергал найденное, а стоял на его защите до конца: он верил, что этим служит человечеству.
Легко через сто с лишним лет после жизни Фурье назвать его замыслы "сном золотым".
Нетрудно высмеять его мечты о том, что социалистические товарищества-фаланги сразу же покажут все свои преимущества и род людской откажется от эксплуатации человека человеком.
Фалангой древние римляне называли боевой отряд, построенный клинообразно, прикрытый со всех сторон щитами и вооруженный копьями; в сражениях он клином врезался в строй неприятельского войска. Выбрав это название, не хотел ли Фурье показать, что его товарищества-фаланги разорвут строй общества, построенного на угнетении?
В XX веке даже от студента-первокурсника не требуется особых усилий, чтобы раскритиковать наивность этих идей.
Но труднее изучить обстановку, в которой жил Фурье, рассмотреть истоки его заблуждений, понять, что в свое время они были, может быть, неизбежны. И найти среди них тот дар, который оставил человечеству неистовый мечтатель.
По временам оступаясь, тысячелетиями шло человечество вперед, искало своих дорог во мраке и, когда он становился непроглядным, освещало себе путь заревами восстаний.
Мечта о будущем - ее никому не удается развенчать! Мечта о том, чтобы не стало на земле горя, чтоб не было голодных детей, чтоб не сушила тоска прекрасного Дашиного лица...
Шли часы. Грише казалось, что еще немного - и он найдет какие-то новые, еще никем не сказанные слова, от которых яснее станет правда и с которыми он выступит... пока что на семинаре.
Он всю ночь просидел над своими записями, - под утро ему самому они показались совершенно сумбурными. Голова его пылала. Копоть от выгоревшей лампы начала падать на листы бумаги, в окно стал понемногу просачиваться немощный осенний рассвет.
Права оказалась Марья Ивановна, предложив ему платить за керосин отдельно.
Много еще таких бессонных ночей было потом в жизни Григория Шумова и он ни разу о них не пожалел.
Он лег, когда слабо звякнул подвешенный к выходной двери колокольчик, - это Шелягин уходил на завод.
А проснувшись в полдень, с недоумением увидел над собой свежее, румяное, смеющееся лицо Бориса Барятина.
- Уж я стучал, стучал... Задумал было ломать дверь: несчастный случай! Погибла молодая жизнь! Но, к счастью, дверь оказалась не запертой. Что, начались уже "ночи бессонные"?
- Начались. - Гриша почувствовал удовольствие при виде жизнерадостного лица нового своего приятеля. - Начались! Сегодня ночью мне опять не придется спать.
- Причины? Если не секрет.
- Становлюсь с вечера за билетом в театр.
В нескольких словах он рассказал Барятину о Кучковой, о скандале в "Музыкальной драме", о глиняных свистульках - и Барятин сразу же воодушевился:
- И я с вами! Люблю такие предприятия. Смеху сколько будет! Кстати: давайте выпьем на брудершафт.
- Кстати? - удивился Гриша. - Впрочем, может быть, это и действительно кстати. Но чем же мы чокнемся? Зельтерской?
- Пивом. Это, правда, будет по-немецки. Но ведь и слово-то "брудершафт" немецкое. Так что сойдет!
- А где достанем пиво?
- Это уж моя задача. Одевайтесь! И не надо пить чай - купим у Филиппова пирожков и выпьем в таверне, адрес которой, при условии соблюсти строжайшую тайну, я вам могу сообщить.
"Таверна" - кто бы мог подумать? - помещалась как раз напротив респектабельной "Европейской гостиницы"; и булочная была неподалеку Барятин захватил там огромный пакет знаменитых филипповских пирожков, впрочем уже давно потерявших свой довоенный вкус. Но зато они были горячие - даже дымились на холоде...
В сыром, нетопленном помещении "таверны" девушка в белом фартуке, надетом поверх теплого пальто, принесла приятелям две кружки светло-желтой жидкости, накрытой колпаками пены.
Посетителей было мало. Гришу несколько удивила дама, скромно одетая, с виду учительница или гувернантка; она сидела за столиком у окна и потягивала пиво, закусывая бутербродом.
Такой картины в провинции не увидишь - там женщину с кружкой пива или с папиросой ославили бы на весь город. Вот что значит столица!
Гриша сказал об этом Барятину. Тот усмехнулся:
- Это старая пьяница. Я ее знаю.
Выпив с Гришей на брудершафт, жарко обняв его и расцеловав (старая пьяница при этом поглядела на них с презрением), Барятин спросил деловито:
- Ну, как пиво?
- Хорошее. Слушайте, я давно хотел...
- Слушай! - поправил Барятин. - И зовут меня Борис, Борька, Боренька - как на чей вкус.
- Слушай, Борис. Я давно хотел с тобой поговорить. В последовательный эгоизм твой я, конечно, не верю. Или, может быть, это такой эгоизм, как в "Что делать?" Чернышевского?
- Не читал Чернышевского.
- Невероятно! Ты клевещешь на себя.
- Да нет же, правду говорю. Святой истинный крест! Слыхать - слыхал: Герцен, Чернышевский... Но не читал ни того, ни другого. В гимназическую программу они ведь не входят?.. Барышня, дайте еще две кружки!
Он отпил несколько глотков, с аппетитом съел пирожок и сказал:
- Мечтаю жизнь свою прожить легко. Легко и приятно. Чернышевского я не читал, но твердо уверен, что таких мыслей он не одобрил бы. А я от них отказаться не могу. Господи боже ты мой! Одна нам жизнь дается, другой не дадут, причем и эта-то единственная, неповторимая жизнь длится чертовски мало: и оглянуться не успеешь, как уже конец - пожалуйте бриться и в могилку. Так зачем же усложнять ее? Затруднять? Нет уж, коротки наши годы на земле, так надо их прожить, ежели здоровье позволит, повеселей - и, конечно, без особых раздумий над судьбами человечества.
- А какой смысл в такой жизни?
- Для меня - большой. Ну что, Шумов, презирать меня теперь будешь?
Гриша пожал плечом:
- Презирать? Не то слово.
- Раз уж мы выпили на брудершафт, так я решил - откровенно... Чтоб не было между нами недомолвок. Я, видишь ли, человек общительный. У меня большие и разнообразные знакомства. Ты спросил меня недавно про заинтересовавшего тебя грузина. Тогда я уклонился от прямого ответа, а теперь скажу. Именно благодаря моим знакомствам я в свое время, стороной, но из совершенно верных источников узнал одну историю. Сей грузин обратил свое благосклонное внимание на дочку небезызвестного профессора Юрия Михайловича. Нужно тебе сказать, что обратить на нее внимание немудрено. Этакая, знаешь ли, северянка, глаза - озера, косы - короной над высоким лбом... Ну-с, короче говоря, она грузину нашему дала от ворот поворот. А он этого не стерпел. И теперь портит как только может жизнь не только ей, но и ее отцу. Ты ведь бывал на лекциях Юрия Михаиловича? Что ж про него сказать? Можно разделять или отвергать его взгляды, но надо согласиться: слова его всегда полны благородства! А Оруджиани умудряется не только уронить его престиж в глазах студентов, но и самому профессору прямо в лицо говорит вещи совершенно непозволительные. И говорит в такой форме, что не придерешься. Тертый калач! Знает, что можно сказать во всеуслышание, а что лучше утаить - и тогда уж у него клещами ничего не вытащишь...
Гриша отставил кружку. Он не поверил ни одному слову о дочке профессора. Все это сплетни. Нет, из его затей - свести Оруджиани с Барятиным - толку не выйдет.
Он задумался. Разглагольствования Барятина мешали сосредоточиться на какой-то пока еще очень неясной догадке. Она и раньше его тревожила - уже дня три, - но так и оставалась смутной и от этого еще более тягостной. Он чувствовал, что чем-то уронил себя в глазах Оруджиани. Чем именно?
- Юрий Михайлович окрестил свой семинар "содружеством"... себе на горе! Что ж, назвался груздем, полезай в кузов. Приходится профессору выслушивать все продерзости члена содружества - Оруджиани, - говорил Барятин.
Гриша продолжал думать о своем. Озерки... Почему с такой пытливостью смотрел грузин, когда произнес это слово?
Грише вдруг стало жарко. Как он мог забыть? Об этой дачной местности писали - с год тому назад - во всех газетах: в Озерках была захвачена полицией подпольная конференция большевиков. Была разгромлена, отдана под суд "думская пятерка", - пятеро мужественных, подлинно народных представителей в Государственной думе!
- Ну, а уж каким способом этот грузин портит жизнь дочке профессора, я говорить не стану. Тут начинается сомнительная область сплетен, в ней с особым усердием поработали беспощадные в таких случаях дамские язычки...
- Да, да, - рассеянно проговорил Шумов, одним ухом прислушиваясь к словам Барятина. - Да, конечно, все это сплетни.
Одна из черносотенных газет писала "...церемониться нечего: виселица - единственное средство внести в страну успокоение".
Гриша помнил и фамилии арестованных рабочих депутатов: Бадаев, Петровский, Самойлов... Был вместе с ними арестован и представитель латышей... Все это не забылось, а просто не пришло на ум во время памятного разговора с Оруджиани.
- То есть как - это все сплетни? - во второй раз переспрашивал Барятин. - Как это так? Я сам присутствовал при неприятнейшем столкновении грузина с профессором. Юрий Михайлович на моих глазах стал изжелта-серым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36