Остатки дивизий удалось деблокировать только 27 декабря.
В это драматическое для союзников время Эйзенхауэр направил 21 декабря в Вашингтон запрос:
«Возможно ли ожидать русского решительного наступления в этом или следующем месяце, знание этого факта имеет для меня исключительно важное значение».
Более того, он разъяснил, что без военной помощи Красной Армии американские войска будут поставлены в самое тяжелое положение.
Это встревожило правительства западных держав. 24 декабря советское правительство получило извещение от Рузвельта о направлении в Москву вполне полномочного офицера для обсуждения «положения дел у Эйзенхауэра на Западном фронте и вопроса о взаимодействии с Восточным фронтом». 25 декабря Рузвельту был выслан положительный ответ. После этого 29 декабря представитель союзных войск А. Теддер вылетел в Москву в сопровождении начальника оперативного отдела главной штаб-квартиры генерал-майора Буля и представителя органов разведки бригадного генерала Беттса. Миссия Теддера свидетельствует о том, какое значение союзное командование в те дни придавало советской помощи.
А события на фронте в Арденнах развивались плачевно для союзников. Уничтожена 106-я пехотная дивизия 8-го корпуса, сильно потрепана 28-я дивизия. Почти целиком уничтожены части 9-й бронетанковой дивизии. Штаб 8-го корпуса вынужден бежать, и никто не знает, где он теперь находится. Пехота и танки немцев появились в 1 километре от командного пункта 1-й армии, заставив его переместиться в тыл. А в тылу 8-го корпуса действует около 50 групп диверсантов. На американских «виллисах» они громят тыловые учреждения, нарушают линии связи. Американской военной полиции удалось довольно быстро их обнаружить. Как это часто бывает, помогают случайности. Однажды к бензоколонке подъехал джип, и водитель обратился к работнику в изысканно вежливой форме: «Пожалуйста, бензин». Это вызвало подозрение, так как американские водители говорили проще и повелительнее: «Газ!» В другом случае военная полиция обратила внимание на немецкие аккумуляторы на американских джипах…
Паника нарастала. А тем временем немецкая 5-я танковая армия, добившись наибольшего успеха, стремительно приближалась к реке Маас. 22 декабря ее передовые части находились в 22 км от Динана. Американская авиация из-за низкой облачности, туманов и частых дождей до 23 декабря была не в состоянии оказать поддержку своим войскам на фронте.
Известный английский историк Б. Лиддел-Гарт так описывает сложившуюся обстановку:
«Удар явился потрясением для союзников… был прорван американский фронт в Арденнах, и создалась угроза разобщения союзных армий. Тревога перекинулась за линию фронта… Положение было кошмарное. Выражались опасения, что немцы могут дойти до побережья Ла-Манша и устроить второй Дюнкерк».
У Монтгомери в 21-й группе армий на западном берегу реки Маас был в резерве 30-й армейский корпус (3 пехотные дивизии и одна бронетанковая). Но как использовать его для контрудара? Этот вопрос драматически встал перед Эйзенхауэром, и 20 декабря он скрепя сердце решился временно передать Монтгомери командование всеми силами к северу от Арденн. Американские 1-я и 9-я армии оказались в подчинении у Монтгомери. Этого он давно добивался.
Принимая такое решение, Эйзенхауэр объяснил своему штабу, что только таким путем можно заставить Монтгомери использовать резерв в интересах 1-й и 9-й армий.
Черчилль одобрил решение Эйзенхауэра, но американские командующие выразили недовольство и даже протест. Они демонстративно продолжали иметь дело только с Брэдли, игнорируя Монтгомери.
Черчилль, довольный решением Эйзенхауэра, заявил, что оно позволяет использовать английский резерв независимо от установленных зон. Но Монтгомери не торопился с оказанием помощи своему союзнику. В конечном счете он так и не ввел в дело этот резерв, а ограничился тем, что приказал занять оборону на западном берегу реки Маас — на льежском направлении.
Противник в это время передовыми частями приближался к реке Маас значительно южнее. 24 декабря передовой отряд 2-й танковой дивизии его 5-й танковой армии показался в нескольких километрах от Динана. Немецкие войска не дошли всего полтора километра до огромного склада нефтепродуктов в этом районе, где хранилось 2500 тысяч галлонов горючего.
23 декабря 5-я танковая армия стала обходить английские войска с запада. Монтгомери тотчас же потребовал перебросить американские войска на угрожаемое направление. Когда ему были временно подчинены две американские армии, он твердо заявил, что нет причин уступать противнику территорию. Но как только немцы стали угрожать обходом, Монтгомери сам предложил Эйзенхауэру отойти с арденнской дуги, чтобы получить войска для создания значительного резерва.
Эйзенхауэр обратился в Вашингтон за резервами и, кроме того, предпринял проверку распределения людских резервов на театре войны. От командиров боевых частей шли жалобы на тыловые органы, которые забирали львиную долю людей и снабжения. Их личный состав значительно превышал состав боевых войск, находившихся непосредственно на фронте. Но на формирование резервов за счет тыловых подразделений требовалось время, а его не было. Наконец 23 декабря наступила летная погода, но уже накануне 400 американских бомбардировщиков и 700 истребителей в течение одного этого дня совершили 2 тысячи самолето-вылетов, нанося удары по наступавшим колоннам противника.
Используя благоприятные метеоусловия, 23—24 декабря американская 9-я воздушная армия тактической авиации произвела 1150 самолето-вылетов истребителями-бомбардировщиками, а американская 8-я воздушная армия стратегической авиации подняла в воздух 2050 бомбардировщиков и 900 истребителей. Вся мощь огня этой армады была обрушена на противника, в то время как немецкая авиация — 600 истребителей — между 23 и 27 декабря делала в среднем лишь 447 самолето-вылетов в день. Это была максимальная активность немцев в воздухе после Нормандии.
К 25 декабря передовые части немецкой 5-й танковой армии подошли к Динану. Американская 12-я группа армий оказалась расчлененной надвое: американские 9-я и 1-я армии были отброшены к северу от немецкого клина, а 3-я армия — южнее. Вермахту срочно нужны были резервы для развития успеха, но их не было. С советско-германского фронта нельзя было снять ни одной дивизии, так как основные усилия Гитлера были направлены к деблокаде своей крупной группировки (188 тысяч человек), окруженной советскими войсками в Будапеште. Пришлось даже перебросить туда еще 4 дивизии и 2 бригады.
К 26 декабря немецкие войска, продвинувшись на запад на 110 км, были остановлены. В этот день германское верховное командование отменило форсирование реки Маас в районе Динана, решив изменить направление главного удара с западного на южное.
Немецкой разведке стало известно о подготовке американским командованием контрудара силами двух корпусов— 3-го и 12-го — 3-й армии, в каждом из которых была одна бронетанковая и две пехотные дивизии. В связи с этим немецкое командование совершило перегруппировку. Четыре танковые дивизии из 6-й танковой армии СС были переброшены в район 5-й танковой армии для нанесения удара по левому флангу американской 3-й армии.
Этот удар был нанесен силами 5-й танковой армии 26 декабря — раньше, чем успела перейти в наступление ударная группа войск американской 3-й армии. Прорыв в Арденнах стал расширяться.
В конце декабря начальник генштаба сухопутных войск Гудериан на совещании в ставке германского верховного командования представил информацию о том, что в самое ближайшее время следует ожидать большого наступления советских войск в Восточной Пруссии и на Висле. Гитлер был вынужден констатировать, что если такое наступление начнется, то наступление против англо-американских войск придется прекратить, чтобы получить возможность дальнейшего усиления Восточного фронта за счет Западного. Вот почему, считал он, надо торопиться.
В ночь на 1 января 1945 г. силами 1-й и 19-й армий началось третье немецкое наступление, но теперь — чтобы вновь обрести фактор внезапности — уже в Северном Эльзасе. За три дня наступления ударная группа 1-й армии продвинулась до 30 км.
1 января 1945 г. более 900 немецких бомбардировщиков совершили массированный налет на аэродромы союзников в Западной Европе (Северная Франция, Бельгия и Голландия). На земле было уничтожено 200 самолетов. Немцы потеряли при этом 93 самолета. Кроме того, их авиация от огня своей же зенитной артиллерии потеряла еще 200 самолетов, когда они по ошибке пролетали над стартовыми площадками Фау-2.
Этот налет в еще большей мере осложнил стратегическую обстановку для союзных сил. В тот же день Эйзенхауэр приказал войскам оставить Северный Эльзас и Страсбург. Об этом важном решении командующий французской 1-й армией узнал только через 30 часов, так как отход держался в секрете даже от французской группы связи. Командующий 1-й французской армией де Латтр де Тассиньи решил вопреки приказу не отводить левый фланг своей армии и взять на себя оборону Страсбурга. Глава временного правительства Франции де Голль одобрил эту инициативу и 2 января послал ему соответствующий приказ. На совещании в Версале 3 января Эйзенхауэр был вынужден уступить нажиму французов. До 12 января в Эльзасе продолжались упорные бои в районе Страсбурга.
В то время, как в Арденнах происходило ожесточенное сражение, не менее жаркие схватки шли в высших штабах объединенных экспедиционных сил. Напряжение в отношениях между Эйзенхауэром и Монтгомери, возникшее с начала операции «Оверлорд», все более нарастало и теперь достигло апогея. Эйзенхауэр считал, что немецкие дивизии, прорвавшие фронт союзников и наступавшие в создавшемся выступе, понесли немалые потери, а их коммуникации растянуты. Он намеревался нанести по ним стремительный и мощный удар. Он считал, что одновременный переход в наступление американской 3-й армии с южного фланга и американской 1-й армии, находившейся в то время под командованием Монтгомери, — с северного фланга создадут возможность окружения прорвавшихся немецких танковых армий и уничтожения их в образовавшемся арденнском выступе. Однако Монтгомери на встрече с Эйзенхауэром 28 декабря заявил, что немцы еще в силах провести достаточно сильное контрнаступление на северной границе выступа. Он предлагал встретить этот возможный удар подготовленной обороной, обессилить наступающую группировку врага, а затем контрнаступлением американской 1-й армии нанести ей поражение. Его идея заключалась в том, чтобы вытеснить противника обратно за «линию Зигфрида», тогда как Эйзенхауэр стоял за то, чтобы окружить прорвавшиеся немецкие дивизии и уничтожить их.
Эйзенхауэр настаивал на переходе в наступление не позднее 1 января 1945 г. Монтгомери отстаивал свой вариант. От его позиции зависело многое. Под его командованием находились теперь четыре армии: канадская 1-я, английская 2-я и американские 1-я и 9-я. В конце концов Эйзенхауэр настоял на своем. Монтгомери обещал начать наступление силами американской 1-й армии 1 января. Однако 30 декабря в штаб-квартиру Эйзенхауэра в Версале прибыл начальник штаба Монтгомери генерал Гинан. Он сообщил, что его шеф принял решение начать наступление не ранее 3 января. Это срывало все планы Верховного главнокомандующего. Эйзенхауэр тут же написал резкое письмо Монтгомери. В нем говорилось, что, если командующий 21-й группой армий не выполнит согласованное 28 декабря решение, он будет уволен. Но Монти продолжал упорствовать. В канун Нового года Гинан снова прилетел в Версаль. Он доложил, что Монтгомери не начнет наступления, пока не отразит ожидавшегося им немецкого удара против северного фланга союзников.
Наступило 1 января. Генерал Брэдли в соответствии с приказом Эйзенхауэра уже начал наступление 3-й армии в полосе 12-й группы армий. Монтгомери бездействовал. Более того, он написал письмо Эйзенхауэру, в котором требовал передать ему руководство всеми сухопутными операциями, а все усилия объединенных сил союзников сосредоточить на северном направлении. Он даже подготовил проект соответствующей директивы, которую должен был подписать Эйзенхауэр.
Это положило предел терпению Эйзенхауэра. Он издал директиву, по которой возвратил американскую 1-ю армию под командование Брэдли и оставил в силе действующее решение о наступлении на Германию по двум ранее определенным направлениям. В ответ на прежние письма Монтгомери теперь он сам в личном письме к нему жестко напомнил о его обязанностях и потребовал неукоснительного их выполнения — в противном случае командующего 21-й группой ожидает отставка.
Получив это письмо, Монтгомери высокомерно спросил: «А кто меня заменит?» «Это уже обсудили, — ответил генерал Гинан. — Они хотят Алекса». Он имел в виду английского фельдмаршала Александера, командующего союзными войсками в Италии. Монтгомери побледнел: об Александере он и забыл. «Что же мне делать?» — спросил он. В ответ генерал протянул ему текст телеграммы: «Подпишите это». Монтгомери прочитал текст и подписал его. В этой телеграмме Эйзенхауэру он просил его порвать его предыдущее письмо. Вслед за телеграммой он отправил в Версаль письмо. Он писал: «Вы можете положиться не меня и на все вверенные мне силы на сто процентов. Мы будем выполнять Ваш план».
Но и после всех этих уверений Монтгомери решился на активные действия лишь 3 января. Он ввел в сражение на арденнском выступе «одну-единственную английскую бригаду». Обстановка от этого не изменилась.
4 января находившиеся в Эльзасе войска немецкой 19-й армии предприняли наступление севернее Страсбурга и форсировали Рейн. Общее настроение в связи с этим в ставке Эйзенхауэра отражает запись в дневнике командующего американской 3-й армией Дж. Паттона, которую он сделал в тот день: «Мы еще можем проиграть эту войну».
На следующий день вновь возобновились бои на арденнском выступе. 7 января командующий 6-й танковой армией СС Дитрих доложил в ставку Гитлера о завершении всех мероприятий по подготовке форсирования реки Маас, и это форсирование, по его мнению, будет успешным.
В этой драматической обстановке Уинстон Черчилль 6 января срочно прибыл на фронт и встретился с Эйзенхауэром и Монтгомери. Они пришли к общему мнению: продолжающееся неблагоприятное развитие событий на фронте «выдвинуло вопрос о действиях русских на первый план». Поэтому в тот же день Черчилль направил Сталину известную телеграмму с просьбой о военной помощи:
«На Западе идут очень тяжелые бои… можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января ?»
В телеграмме содержалась фраза, говорившая о положении дел союзников на фронте:
«Я считаю дело срочным».
Ответ Сталина поступил в Лондон на следующий день. В нем сообщалось:
«Учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января».
Черчилль назвал эту телеграмму Сталина «волнующим посланием». Подобно Монтгомери, он меньше всего хотел, чтобы английские войска ввязывались в кровопролитные бои с немцами, чреватые не только большими потерями, но и возможным поражением на важном участке фронта.
Сталин тоже отлично понимал мотивы действий союзного высшего руководства. Ему было ясно, что войска вермахта на Западе оказались не столь ослабленными, как полагали в штабе англо-американских сил. Немецкий удар в Арденнах показал, что у Гитлера еще есть достаточно сил, чтобы причинить немалый урон союзным армиям и нанести им крупное поражение. А раз так, то не лучше ли, как и в прежние годы, заставить противника перенести его главные усилия на восток, против Красной Армии? Там, в жестоких сражениях с русскими, немцы ослабнут до такой степени, что наступление союзных армий на Рейне станет бескровным и победоносным.
Да, все это понимали в Москве. Но, идя навстречу просьбе союзников, советское политическое руководство преследовало и свои цели. Во-первых, советскому правительству нужно было улучшить отношения с англоамериканским руководством. После охлаждения, вызванного провалом Варшавского восстания, Кремлю надо было показать своим западным партнерам, что, несмотря на разногласия по отдельным вопросам, СССР — верный союзник. Во-вторых, и это главное, надо было ускорить мощное наступление от Вислы к Одеру, чтобы прийти на Ялтинскую конференцию глав трех держав — США, СССР и Великобритания, назначенную на начало февраля 1945 г., с крупным стратегическим успехом, который в Ялте превратить в не менее крупный успех политический.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
В это драматическое для союзников время Эйзенхауэр направил 21 декабря в Вашингтон запрос:
«Возможно ли ожидать русского решительного наступления в этом или следующем месяце, знание этого факта имеет для меня исключительно важное значение».
Более того, он разъяснил, что без военной помощи Красной Армии американские войска будут поставлены в самое тяжелое положение.
Это встревожило правительства западных держав. 24 декабря советское правительство получило извещение от Рузвельта о направлении в Москву вполне полномочного офицера для обсуждения «положения дел у Эйзенхауэра на Западном фронте и вопроса о взаимодействии с Восточным фронтом». 25 декабря Рузвельту был выслан положительный ответ. После этого 29 декабря представитель союзных войск А. Теддер вылетел в Москву в сопровождении начальника оперативного отдела главной штаб-квартиры генерал-майора Буля и представителя органов разведки бригадного генерала Беттса. Миссия Теддера свидетельствует о том, какое значение союзное командование в те дни придавало советской помощи.
А события на фронте в Арденнах развивались плачевно для союзников. Уничтожена 106-я пехотная дивизия 8-го корпуса, сильно потрепана 28-я дивизия. Почти целиком уничтожены части 9-й бронетанковой дивизии. Штаб 8-го корпуса вынужден бежать, и никто не знает, где он теперь находится. Пехота и танки немцев появились в 1 километре от командного пункта 1-й армии, заставив его переместиться в тыл. А в тылу 8-го корпуса действует около 50 групп диверсантов. На американских «виллисах» они громят тыловые учреждения, нарушают линии связи. Американской военной полиции удалось довольно быстро их обнаружить. Как это часто бывает, помогают случайности. Однажды к бензоколонке подъехал джип, и водитель обратился к работнику в изысканно вежливой форме: «Пожалуйста, бензин». Это вызвало подозрение, так как американские водители говорили проще и повелительнее: «Газ!» В другом случае военная полиция обратила внимание на немецкие аккумуляторы на американских джипах…
Паника нарастала. А тем временем немецкая 5-я танковая армия, добившись наибольшего успеха, стремительно приближалась к реке Маас. 22 декабря ее передовые части находились в 22 км от Динана. Американская авиация из-за низкой облачности, туманов и частых дождей до 23 декабря была не в состоянии оказать поддержку своим войскам на фронте.
Известный английский историк Б. Лиддел-Гарт так описывает сложившуюся обстановку:
«Удар явился потрясением для союзников… был прорван американский фронт в Арденнах, и создалась угроза разобщения союзных армий. Тревога перекинулась за линию фронта… Положение было кошмарное. Выражались опасения, что немцы могут дойти до побережья Ла-Манша и устроить второй Дюнкерк».
У Монтгомери в 21-й группе армий на западном берегу реки Маас был в резерве 30-й армейский корпус (3 пехотные дивизии и одна бронетанковая). Но как использовать его для контрудара? Этот вопрос драматически встал перед Эйзенхауэром, и 20 декабря он скрепя сердце решился временно передать Монтгомери командование всеми силами к северу от Арденн. Американские 1-я и 9-я армии оказались в подчинении у Монтгомери. Этого он давно добивался.
Принимая такое решение, Эйзенхауэр объяснил своему штабу, что только таким путем можно заставить Монтгомери использовать резерв в интересах 1-й и 9-й армий.
Черчилль одобрил решение Эйзенхауэра, но американские командующие выразили недовольство и даже протест. Они демонстративно продолжали иметь дело только с Брэдли, игнорируя Монтгомери.
Черчилль, довольный решением Эйзенхауэра, заявил, что оно позволяет использовать английский резерв независимо от установленных зон. Но Монтгомери не торопился с оказанием помощи своему союзнику. В конечном счете он так и не ввел в дело этот резерв, а ограничился тем, что приказал занять оборону на западном берегу реки Маас — на льежском направлении.
Противник в это время передовыми частями приближался к реке Маас значительно южнее. 24 декабря передовой отряд 2-й танковой дивизии его 5-й танковой армии показался в нескольких километрах от Динана. Немецкие войска не дошли всего полтора километра до огромного склада нефтепродуктов в этом районе, где хранилось 2500 тысяч галлонов горючего.
23 декабря 5-я танковая армия стала обходить английские войска с запада. Монтгомери тотчас же потребовал перебросить американские войска на угрожаемое направление. Когда ему были временно подчинены две американские армии, он твердо заявил, что нет причин уступать противнику территорию. Но как только немцы стали угрожать обходом, Монтгомери сам предложил Эйзенхауэру отойти с арденнской дуги, чтобы получить войска для создания значительного резерва.
Эйзенхауэр обратился в Вашингтон за резервами и, кроме того, предпринял проверку распределения людских резервов на театре войны. От командиров боевых частей шли жалобы на тыловые органы, которые забирали львиную долю людей и снабжения. Их личный состав значительно превышал состав боевых войск, находившихся непосредственно на фронте. Но на формирование резервов за счет тыловых подразделений требовалось время, а его не было. Наконец 23 декабря наступила летная погода, но уже накануне 400 американских бомбардировщиков и 700 истребителей в течение одного этого дня совершили 2 тысячи самолето-вылетов, нанося удары по наступавшим колоннам противника.
Используя благоприятные метеоусловия, 23—24 декабря американская 9-я воздушная армия тактической авиации произвела 1150 самолето-вылетов истребителями-бомбардировщиками, а американская 8-я воздушная армия стратегической авиации подняла в воздух 2050 бомбардировщиков и 900 истребителей. Вся мощь огня этой армады была обрушена на противника, в то время как немецкая авиация — 600 истребителей — между 23 и 27 декабря делала в среднем лишь 447 самолето-вылетов в день. Это была максимальная активность немцев в воздухе после Нормандии.
К 25 декабря передовые части немецкой 5-й танковой армии подошли к Динану. Американская 12-я группа армий оказалась расчлененной надвое: американские 9-я и 1-я армии были отброшены к северу от немецкого клина, а 3-я армия — южнее. Вермахту срочно нужны были резервы для развития успеха, но их не было. С советско-германского фронта нельзя было снять ни одной дивизии, так как основные усилия Гитлера были направлены к деблокаде своей крупной группировки (188 тысяч человек), окруженной советскими войсками в Будапеште. Пришлось даже перебросить туда еще 4 дивизии и 2 бригады.
К 26 декабря немецкие войска, продвинувшись на запад на 110 км, были остановлены. В этот день германское верховное командование отменило форсирование реки Маас в районе Динана, решив изменить направление главного удара с западного на южное.
Немецкой разведке стало известно о подготовке американским командованием контрудара силами двух корпусов— 3-го и 12-го — 3-й армии, в каждом из которых была одна бронетанковая и две пехотные дивизии. В связи с этим немецкое командование совершило перегруппировку. Четыре танковые дивизии из 6-й танковой армии СС были переброшены в район 5-й танковой армии для нанесения удара по левому флангу американской 3-й армии.
Этот удар был нанесен силами 5-й танковой армии 26 декабря — раньше, чем успела перейти в наступление ударная группа войск американской 3-й армии. Прорыв в Арденнах стал расширяться.
В конце декабря начальник генштаба сухопутных войск Гудериан на совещании в ставке германского верховного командования представил информацию о том, что в самое ближайшее время следует ожидать большого наступления советских войск в Восточной Пруссии и на Висле. Гитлер был вынужден констатировать, что если такое наступление начнется, то наступление против англо-американских войск придется прекратить, чтобы получить возможность дальнейшего усиления Восточного фронта за счет Западного. Вот почему, считал он, надо торопиться.
В ночь на 1 января 1945 г. силами 1-й и 19-й армий началось третье немецкое наступление, но теперь — чтобы вновь обрести фактор внезапности — уже в Северном Эльзасе. За три дня наступления ударная группа 1-й армии продвинулась до 30 км.
1 января 1945 г. более 900 немецких бомбардировщиков совершили массированный налет на аэродромы союзников в Западной Европе (Северная Франция, Бельгия и Голландия). На земле было уничтожено 200 самолетов. Немцы потеряли при этом 93 самолета. Кроме того, их авиация от огня своей же зенитной артиллерии потеряла еще 200 самолетов, когда они по ошибке пролетали над стартовыми площадками Фау-2.
Этот налет в еще большей мере осложнил стратегическую обстановку для союзных сил. В тот же день Эйзенхауэр приказал войскам оставить Северный Эльзас и Страсбург. Об этом важном решении командующий французской 1-й армией узнал только через 30 часов, так как отход держался в секрете даже от французской группы связи. Командующий 1-й французской армией де Латтр де Тассиньи решил вопреки приказу не отводить левый фланг своей армии и взять на себя оборону Страсбурга. Глава временного правительства Франции де Голль одобрил эту инициативу и 2 января послал ему соответствующий приказ. На совещании в Версале 3 января Эйзенхауэр был вынужден уступить нажиму французов. До 12 января в Эльзасе продолжались упорные бои в районе Страсбурга.
В то время, как в Арденнах происходило ожесточенное сражение, не менее жаркие схватки шли в высших штабах объединенных экспедиционных сил. Напряжение в отношениях между Эйзенхауэром и Монтгомери, возникшее с начала операции «Оверлорд», все более нарастало и теперь достигло апогея. Эйзенхауэр считал, что немецкие дивизии, прорвавшие фронт союзников и наступавшие в создавшемся выступе, понесли немалые потери, а их коммуникации растянуты. Он намеревался нанести по ним стремительный и мощный удар. Он считал, что одновременный переход в наступление американской 3-й армии с южного фланга и американской 1-й армии, находившейся в то время под командованием Монтгомери, — с северного фланга создадут возможность окружения прорвавшихся немецких танковых армий и уничтожения их в образовавшемся арденнском выступе. Однако Монтгомери на встрече с Эйзенхауэром 28 декабря заявил, что немцы еще в силах провести достаточно сильное контрнаступление на северной границе выступа. Он предлагал встретить этот возможный удар подготовленной обороной, обессилить наступающую группировку врага, а затем контрнаступлением американской 1-й армии нанести ей поражение. Его идея заключалась в том, чтобы вытеснить противника обратно за «линию Зигфрида», тогда как Эйзенхауэр стоял за то, чтобы окружить прорвавшиеся немецкие дивизии и уничтожить их.
Эйзенхауэр настаивал на переходе в наступление не позднее 1 января 1945 г. Монтгомери отстаивал свой вариант. От его позиции зависело многое. Под его командованием находились теперь четыре армии: канадская 1-я, английская 2-я и американские 1-я и 9-я. В конце концов Эйзенхауэр настоял на своем. Монтгомери обещал начать наступление силами американской 1-й армии 1 января. Однако 30 декабря в штаб-квартиру Эйзенхауэра в Версале прибыл начальник штаба Монтгомери генерал Гинан. Он сообщил, что его шеф принял решение начать наступление не ранее 3 января. Это срывало все планы Верховного главнокомандующего. Эйзенхауэр тут же написал резкое письмо Монтгомери. В нем говорилось, что, если командующий 21-й группой армий не выполнит согласованное 28 декабря решение, он будет уволен. Но Монти продолжал упорствовать. В канун Нового года Гинан снова прилетел в Версаль. Он доложил, что Монтгомери не начнет наступления, пока не отразит ожидавшегося им немецкого удара против северного фланга союзников.
Наступило 1 января. Генерал Брэдли в соответствии с приказом Эйзенхауэра уже начал наступление 3-й армии в полосе 12-й группы армий. Монтгомери бездействовал. Более того, он написал письмо Эйзенхауэру, в котором требовал передать ему руководство всеми сухопутными операциями, а все усилия объединенных сил союзников сосредоточить на северном направлении. Он даже подготовил проект соответствующей директивы, которую должен был подписать Эйзенхауэр.
Это положило предел терпению Эйзенхауэра. Он издал директиву, по которой возвратил американскую 1-ю армию под командование Брэдли и оставил в силе действующее решение о наступлении на Германию по двум ранее определенным направлениям. В ответ на прежние письма Монтгомери теперь он сам в личном письме к нему жестко напомнил о его обязанностях и потребовал неукоснительного их выполнения — в противном случае командующего 21-й группой ожидает отставка.
Получив это письмо, Монтгомери высокомерно спросил: «А кто меня заменит?» «Это уже обсудили, — ответил генерал Гинан. — Они хотят Алекса». Он имел в виду английского фельдмаршала Александера, командующего союзными войсками в Италии. Монтгомери побледнел: об Александере он и забыл. «Что же мне делать?» — спросил он. В ответ генерал протянул ему текст телеграммы: «Подпишите это». Монтгомери прочитал текст и подписал его. В этой телеграмме Эйзенхауэру он просил его порвать его предыдущее письмо. Вслед за телеграммой он отправил в Версаль письмо. Он писал: «Вы можете положиться не меня и на все вверенные мне силы на сто процентов. Мы будем выполнять Ваш план».
Но и после всех этих уверений Монтгомери решился на активные действия лишь 3 января. Он ввел в сражение на арденнском выступе «одну-единственную английскую бригаду». Обстановка от этого не изменилась.
4 января находившиеся в Эльзасе войска немецкой 19-й армии предприняли наступление севернее Страсбурга и форсировали Рейн. Общее настроение в связи с этим в ставке Эйзенхауэра отражает запись в дневнике командующего американской 3-й армией Дж. Паттона, которую он сделал в тот день: «Мы еще можем проиграть эту войну».
На следующий день вновь возобновились бои на арденнском выступе. 7 января командующий 6-й танковой армией СС Дитрих доложил в ставку Гитлера о завершении всех мероприятий по подготовке форсирования реки Маас, и это форсирование, по его мнению, будет успешным.
В этой драматической обстановке Уинстон Черчилль 6 января срочно прибыл на фронт и встретился с Эйзенхауэром и Монтгомери. Они пришли к общему мнению: продолжающееся неблагоприятное развитие событий на фронте «выдвинуло вопрос о действиях русских на первый план». Поэтому в тот же день Черчилль направил Сталину известную телеграмму с просьбой о военной помощи:
«На Западе идут очень тяжелые бои… можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января ?»
В телеграмме содержалась фраза, говорившая о положении дел союзников на фронте:
«Я считаю дело срочным».
Ответ Сталина поступил в Лондон на следующий день. В нем сообщалось:
«Учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января».
Черчилль назвал эту телеграмму Сталина «волнующим посланием». Подобно Монтгомери, он меньше всего хотел, чтобы английские войска ввязывались в кровопролитные бои с немцами, чреватые не только большими потерями, но и возможным поражением на важном участке фронта.
Сталин тоже отлично понимал мотивы действий союзного высшего руководства. Ему было ясно, что войска вермахта на Западе оказались не столь ослабленными, как полагали в штабе англо-американских сил. Немецкий удар в Арденнах показал, что у Гитлера еще есть достаточно сил, чтобы причинить немалый урон союзным армиям и нанести им крупное поражение. А раз так, то не лучше ли, как и в прежние годы, заставить противника перенести его главные усилия на восток, против Красной Армии? Там, в жестоких сражениях с русскими, немцы ослабнут до такой степени, что наступление союзных армий на Рейне станет бескровным и победоносным.
Да, все это понимали в Москве. Но, идя навстречу просьбе союзников, советское политическое руководство преследовало и свои цели. Во-первых, советскому правительству нужно было улучшить отношения с англоамериканским руководством. После охлаждения, вызванного провалом Варшавского восстания, Кремлю надо было показать своим западным партнерам, что, несмотря на разногласия по отдельным вопросам, СССР — верный союзник. Во-вторых, и это главное, надо было ускорить мощное наступление от Вислы к Одеру, чтобы прийти на Ялтинскую конференцию глав трех держав — США, СССР и Великобритания, назначенную на начало февраля 1945 г., с крупным стратегическим успехом, который в Ялте превратить в не менее крупный успех политический.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39