Они еще спали. Ленка съежилась клубочком, обняла дочь, поверх одеяла накинула свое пальто. Выходя в тамбур, я увидел опухшую с перепоя проводницу, пытающуюся
растопить печь. Весь этот день прошел под знаком похмелья, ну а кончился, как
и полагается в новогоднюю ночь, грандиозной пьянкой.
До сих пор я не пойму, откуда в поезде взялось столько выпивки. Ну, прошлась по вагону парочка спиртоносов, но цены, что они заламывали за свое подозрительное зелье, показались мне сумасшедшими. К моему удивлению, дед с бабкой купили по литру на брата.
- Та шо за праздник без горылки! - пояснил дед, плотоядно облизывая губы.
"Да, похоже что сегодня будет полный дурдом! " - решил я.
Праздничный гудеж начался сразу после ликвидации похмельного синдрома. Уже часов в пять вечера вагон напоминал растревоженный улей. Слава Богу, пацан-переросток уже сошел, и я перебрался на полку над Еленой. К этому времени мы уже знали всю биографию семейства Пацюры. К счастью, словоохотливые старички больше говорили сами, чем спрашивали. А в восьмом часу вечера они на два голоса принялись спивать свои заунывные хохляцкие песни.
Волновало меня то, что я редко видел Андрея. Тот очень долго дрых на второй полке, подложив под голову свой тяжелый рюкзак. Проходя мимо я еще подумал: "Эх и дорогая же у него подушка!"
Затем Лейтенант сидел за столом, его щедро угощали и не только закуской. Сначала я был спокоен. Чтобы свалить Андрея выпивкой, надо приложить очень много усилий. Лейтенант не зря хвалился подвигами в этой области народного
искусства. Уже к десяти часам вечера купе, где он ехал, стало чем-то вроде клуба. Пассажиров туда набилось раза в три больше, чем полагалось по билетам. Взрывы хохота, соленые анекдоты, забористые частушки, а затем и невесть откуда взявшаяся гармошка превратили купе Андрея в центр праздничного веселья.
Самыми трезвыми в вагоне оставались мы с Еленой. Лишь в двенадцать ночи мы поцеловали спящую дочку и выпили по рюмке портвейна, любезно предложенного нам соседями. Сами они предпочитали пить водку.
Примерно через полчаса к нам пробился с бутылкой шампанского Андрей. Шею его украшала лента серпантина, и, судя по лихорадочно блестящим глазам и заплетающемуся языку, лейтенант был мертвецки пьян. Не смотря на это Андрей свято придерживался выбранной нами легенды.
- А вот с этими пассажирами я еще не пил! - провозгласил он, разливая нам по стаканам шампанское.
Рука его при этом дрогнула, залив белой пеной столик. Старик хохол тут же запротестовал:
- Ни-ни, я эту газючку нэ потребляю. Я горилку.
Зато старуха его охотно подставила стакан под дармовую выпивку.
Андрей торжественно провозгласил:
- Желаю всем забыть все плохое, что произошло в прошлом году. Дай Бог, чтобы в Новом году все было совсем по-другому!
Смысл его тоста поняли только мы с Еленой. Выпив шампанского, Андрей поцеловал Елену, чмокнув в щечку спящую Валерию и пошел дальше вдоль вагона. Я его догнал и шепнул на ухо:
- Андрей, прекрати пить!
- Все нормально, все под контролем, - еле выговаривая слова, шепнул мне лейтенант.
Последний раз я видел его в том же купе уже во втором часу ночи. Пышногрудая блондинка с увядающим лицом так страстно лезла к нему целоваться, что я побоялся, как бы она не лишила лейтенанта девственности при всем честном народе.
В третьем часу ночи гудеж пошел на убыль, и мы все втроем устроились на нижней полке. Я задремал, чувствуя на щеке дыхание Елены, а под боком тепло дочери. Примерно через час я проснулся от того, что воспринимал всегда болезненно, от холода. Вагон явно выстывал, а одеяло оказалось слишком коротким.
"Проводники, похоже, опять отключились. Пойду-ка подкину угля, подумал я, - а то опять задубеем к утру".
Осторожно выбравшись из-под одеяла, я встал, обулся и пошел к тамбуру. Проходя мимо купе Андрея, я глянул на его полку, и меня прошиб пот. Она была пуста. Исчез и рюкзак Лейтенанта. Во всем вагоне стояла тишина, нарушаемая только стуком колес да многоголосым храпом пассажиров. Мне послышался какой-то шум со стороны тамбура, и я бегом рванулся туда.
Первое, что я почувствовал, высунувшись в тамбур, яростный морозный ветер, врывающийся в открытую дверь вагона. И в проеме этой двери сплелись в борьбе три фигуры. Ситуацию я понял мгновенно. Двое парней пытались выбросить из вагона Андрея. Тот упирался, но уже из последних сил. Ничего не соображая от ненависти, я кинулся вперед, нанося свои легковесные удары по головам мужиков. Один из них оставил Андрея и повернулся ко мне.
- Ах ты щенок, туда же хочешь? Ну иди!
И, ухватив жесткими, как клещи, руками, он поволок меня к открытой двери. Я попробовал упираться ногами, но детина так сдавил мое горло, что я почти задохнулся. Поток ледяного ветра ударил мне в лицо, перестук колес нещадно давил на уши, я пытался разжать его руки, но у меня ничего не получалось. А верзила молча сопел да дышал на меня перегаром. Как у меня получилось то, что я сделал потом, я не пойму и сейчас. Мозги у меня не работали совсем. Резко взмахнув рукой, я попал своему врагу пальцем в глаз. Он отчаянно взвыл, хватка его ослабла, и я сумел вырваться из его объятий. Напоследок детина все-таки ударил меня наотмашь локтем, и я, отлетел в другой конец тамбура, упав на жесткий железный пол. При этом я еще хорошо приложился головой об дверь. Но отдыхать было некогда. В тусклом свете фонарей было видно, что Андрей по-прежнему сопротивлялся второму громиле, а вот первый, зажав одной ладонью глаз, шел на меня.
- Ну гаденыш! Счас я тебя раздавлю! - прошипел он.
Пробуя встать, я нащупал под рукой что-то продолговатое. Лишь взглянув на этот предмет, я осознал, что держу в руках кочергу, вывалившуюся из-за плохо закрытой дверцы отопительного агрегата вагона. Первый удар я нанес, не вставая с пола, снизу вверх, по мужскому достоинству нападавшего. Он коротко, мучительно застонал и невольно наклонился вперед. Я быстро вскочил на ноги и со всей силы опустил кочергу на бычий загривок детины. Как подкошенный он упал на пол и замер без движения.
Андрею же приходилось совсем туго. Практически он уже висел за пределами вагона, только руками еще держался за поручень да ноги цеплялись за ноги врага. А тот, совсем озверев, колотил Андрея кулаками по голове. Раздумывать было некогда, и я опустил кочергу на затылок убийцы. Он даже не вскрикнул, просто осел на пол, и сквозь его темные волосы проступила такая же темная при таком освещении кровь.
Бросив кочергу, я помог Андрею твердо встать на ноги, он сделал шаг вперед и без сил сполз на пол, прислонившись спиной к стенке вагона. Рядом с ним приземлился на грязный пол и я. Мы оба тяжело дышали, по лицу Андрея текла кровь.
- Кто они? - спросил я, кивая на два неподвижных тела.
- Вагонные гастролеры. Ворье,... майданники. Почуяли, что у меня что-то солидное в рюкзаке. Подмешали какую-то гадость в пойло, до сих пор голова болит. Все слышал, а как во сне - ни ногой, ни рукой дрыгнуть не мог. Только когда дверь открыли... воздух освежил, а потом уже и ты подоспел.
- Рюкзак где?
- В ящике под первой полкой. Они хотели меня выкинуть, а его забрать. Сошел человек, и никаких проблем.
Тут первый из крещенных моей кочергой застонал, положил руку на голову и начал приподниматься. Я поразился. Приложил-то ведь я его хорошо, со всей силы. Поднялся на ноги и Андрей. Вдвоем мы спровадили живучего бандита туда,
куда он хотел отправить нас с Андреем. За ним отправился и его молчаливый подельник. Ей-Богу, пожалуй, впервые я не испытывал ни малейших угрызений совести. Как там говорила мать Пелагея? "...Каждому воздастся той же мерою добра и зла..." Кажется, так.
- Иди в вагон, - велел я Андрею.
- Куда теперь едем-то, Юрка? - спросил Лейтенант.
Он ужевытер с лица кровь, лишь по глазам было видно, что состояние у него по-прежнему болезненное.
- Да теперь что гадать! Едем до Одессы.
- А потом?
- Есть там один городишко. Дыра дырой, но мне он нравился. Крепость там старая. На берегу лимана. Белгород-Днестровский. Часа два еще электричкой от Одессы. Там попробуем бросить якорь.
- Хорошо, - кивнул Андрей, подобрал с пола шапку и прошел в вагон.
Я наконец-то смог заняться тем, зачем, собственно, и вышел в тамбур: подкинул в топку угля. Лишь после этого я почувствовал, какой вокруг холод. Я ведь выскочил в тамбур в одной рубашке. Зябко передернув плечами, я пошел к себе. Проходя мимо купе проводников, увидел в приоткрытую дверь лежащую лицом вниз одну из наших железнодорожных стюардесс. Рука ее свешивалась с полки, а по полу перекатывалась пустая бутылка из-под водки.
Проходя мимо купе Андрея, я увидел, как он проверяет свой "золотой" рюкзак. Подняв на меня глаза, он лишь утвердительно кивнул головой. Странно, мне было бы даже легче, если бы у нас все-таки стырили этот опасный груз.
Так в то утро я больше и не уснул. Слишком велико было возбуждение. А днем поезд пришел в Одессу-маму.
Проводницы поднялись минут за пятнадцать до прибытия на конечную станцию и подняли колоссальный шухер со сдачей белья. Половину пассажиров, упившихся за ночь до скотского состояния, пришлось будить чуть ли не пинками. Так что более унылой и хмурой толпы приезжих Одесса еще не видела. Почти всех сошедших с нашего поезда качало так, словно они до сих пор путешествовали, причем не на поезде, а на корабле.
Странно, но очень плохо себя чувствовал и я. Все как-то плыло перед глазами, одолевала слабость, на лбу выступил холодный пот. Я понял, что меня опять просквозило в тамбуре.
- Ты что? Плохо себя чувствуешь? - встревожилась Ленка, глядя на меня.
- Да, похоже, у меня опять начинается бронхит, - сознался я.
- Может, пойдем в больницу? - предложила она.
- Нет, - я упрямо мотнул головой. - Доедем до Белгорода, а там уже будем лечиться.
Мы с час просидели на перроне, ожидая электричку. За это время я посвятил Елену в наши ночные приключения. Она выслушала все это с ужасом в глазах.
- Боже, это когда-нибудь кончится? - только и сказала она.
Наконец пришла электричка. Мы погрузились с Андреем в один вагон. Вид у него был неважный, лицо бледное, синяк, доставшийся ему от чеченцев, почти исчез, но появился кровоподтек от наших последних "друзей". Его мутило от подмешанной в выпивку отравы, и пару раз Лейтенант даже выбегал в тамбур, возвращаясь оттуда со слезами на глазах.
Сначала мне его было жалко, потом накатило безразличие, все как-то поплыло перед глазами, я увидел встревоженное лицо Ленки, но голоса ее уже не услышал. Просто потерял сознание.
Далее были какие-то клочки реальности. Покачивание, я открываю глаза и понимаю, что меня несут на руках. Более того, я сумел понять, что несет меня Андрей. Затем снова провал, лица врачей в белых повязках на лицах, и опять черная яма беспамятства.
Очнулся я через неделю. Белый потолок, желтые, крашеные стены.
"Больница" , - сразу понял я. Время текло как переливаемый мед медленно и тягуче. Не было ни сил, ни желания двигаться, шевелиться, что-то делать. Бесконечно долго я лежал и смотрел в потолок. Потом услышал какой-то возглас, и тогда в поле моего зрения появилось лицо жены.
- Юра, Юра! - дважды тихо позвала она, а потом спросила: - Юра, ты помнишь меня? Юра! Кто я?
С огромным трудом я открыл рот и, еле слыша сам себя, начал выговаривать:
- Лен, ты совсем рехнулась, что ли? Как это я могу тебя не помнить? Глупенькая ты у меня.
Ленка неожиданно разрыдалась.
- Ты чего? - удивился я.
- Мне говорили, что ты можешь совсем с ума сойти.
- Почему?
- У тебя был менингит и воспаление легких. Врачи вообще говорили, что ты не выживешь. А если и выживешь, то чокнешься!
- Нет, это у меня был не менингит. Просто меня слишком часто в последнее время били по голове.
- Ты все помнишь? - удивилась Ленка.
- Конечно, - отмахнулся я. - Помоги перевернуться, я хочу поспать.
В ТИХОЙ ЗАВОДИ
Врачи восприняли мое исцеление как чудо. Они приходили поодиночке и целыми толпами, листали историю болезни, ахали над диагнозами и графиками запредельных температур. Особенно их интересовала моя черепушка, не сдвинулось ли что там по фазе. Эскулапы задавали настолько глупые вопросы, что я разозлился и, чуть окрепнув, через два дня прочитал им на память всего "Евгения Онегина". На этот бесплатный концерт собрался почти весь персонал больницы. Судя по лицам этих мастеров скальпеля и стетоскопа, крыша поехала у них, а не у меня. Ну никак я не влезал в рамки их учебников и монографий. Особенно недоумевал их главврач, седой мужик с круглым, слегка бабьим лицом.
- Значит, головных болей вы не чувствуете совсем?
- Нет.
- А сновидения, кошмары не мучают?
- Сплю как сурок днем и ночью.
- Странно. На томографе бы вас просветить...
- Нет уж! - воспротивился я. - Вам дай волю, вы и черепушку вскроете, я вас знаю!
Правда, кое-какие изменения в моей голове все-таки произошли. Но этим я мог поделиться только с Андреем.
Ленка, можно сказать, жила в больнице. Валерию она поручила заботам одинокой старушки, у которой сняла комнату в старой части города. Навещала она ее раз в день, а так все остальное время проводила рядом со мной. Я с удивлением увидел, что она не только делала мне уколы, но и ставила капельницы.
- Ты что это разошлась? Пыряешь вовсю иголками, как заправская медсестра, - спросил я ее, прижимая ватку со спиртом к проколотой вене.
- А мне вообще сказали, что у меня талант и легкая рука, - заявила моя подруга, укладывая шприц в белую эмалированную посудину. - Вот вытащу тебя из больницы и пойду на курсы медсестер.
- Ты это серьезно?! - удивился я.
- А что? Я уже месяц только и делаю, что перевязываю да лечу вас. Уже как-то привыкла.
Глядя вслед уходящей жене, я подумал о том, что еще два месяца назад ее рвало при одном виде крови. Как быстро течет время, и как сильно оно нас меняет. Каждый день, прожитый с середины августа, стоил целого месяца жизни, а может быть, и больше. Иногда я себя чувствовал столетним стариком, выжатым прошедшей жизнью до состояния полной опустошенности.
- Почему не приходит Андрей? - спросил я Ленку.
- Соблюдает конспирацию, - ответила она.
Я удивился:
- А разве не он притащил меня в больницу?
- Он, но при этом здорово разыграл роль случайного попутчика. Знаешь, такого лихого ханыги, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Он сейчас живет с одной медсестрой из этой больницы. Одинокая баба, неплохая, с ребенком, собственный домик.
- А золото? - тихо спросил я. Ленка покосилась на подселенного недавно соседа по палате, нагнулась к самому моему уху и ответила:
- Он положил его в камеру хранения.
- Понятно, - с облегчением выдохнул я, а потом снова заволновался. Слушай, а я во время болезни ничего лишнего не ляпнул?
- Знаешь, как я этого боялась? - призналась Елена. - Но слава Богу. Имен много называл: Куцый, Жереба, Игнат. Павла какого-то ты долго звал. Все кричал ему: "Прыгай, прыгай".
Ее даже передернуло.
- Жутко было, - призналась она. - Я думала, что ты уже с ума сходишь.
Еще через пару дней наконец-то пришел Андрей. Он появился в палате бесшумно, возник как привидение, в белом халате и белой же медицинской шапочке. Соседа моего не было, он ушел на процедуры, и мы смогли спокойно обнять друг друга.
- Ну и напугал ты меня, чертушка! - признался он, присаживаясь на кровать. - Сидел нормально, потом глаза закатились и хлоп на пол. Хорошо еще, что все обошлось. Как голова-то, не болит?
- Бывает немного, но это уже ерунда. Слушай, после этой болезни у меня что-то с памятью... Прямо как в той песне, помнишь: "Что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню..."
И я подробно рассказал ему о высадке десанта во главе с Куцым, о гибели Жеребы и его мучениях перед этим, о последних минутах деда Игната.
- Понимаешь, все это настолько реально. Я это видел все словно своими глазами. И гул вертолета, и потоки воздуха от винта, и лай собаки. А Жереба! Я потом уже вспомнил, что мы нашли его нож воткнутым в землю рядом с твоей головой! Ты помнишь это?
Андрей кивнул.
- Черт его знает, - сказал он. - Все так логично. Я как-то не верил никогда в эти НЛО, экстрасенов. Но может, что-то в самом деле есть?
- Да. Только надо хорошо стукнуть человека по голове.
Мы посмеялись. Потом Андрей сказал:
- Я ведь попрощаться пришел.
Я даже привстал с кровати.
- Лежи-лежи! Надька, конечно, хорошая женщина, но понимаешь... Скучно мне. Не могу я уже так вот просто жить, хочется чего-то особенного.
- Ага, синяки зажили, можно зарабатывать новые. Повязку уже снял?
- Зажило... - Он показал мне правую ладонь с крупным розовым еще шрамом.
- И куда же ты хочешь податься?
- Поеду в Измаил. Попробую найти родню тех двух братов-акробатов, Витьки и Федьки. А потом хочу уйти через границу в Румынию.
- Что тебе там нужно? Румын ни когда не видел? Сходи на рынок, полюбуйся на молдован, это одно и тоже,- удивился я.
- Да нет, - рассмеялся Андрей. - Мир хочу посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50