А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Кстати, где сейчас моя девочка?
Сенена метнула быстрый взгляд в сторону мужа, прежде чем ответить.
– Элейн вернулась в Англию. Думаю, сейчас они в Фозерингее.
– И она не послала за мной, потому что лорд Честер меня ненавидит. Я ведь тогда и его чуть не убила.
– Я знаю, – мрачно ответил Граффид. – И это было большой глупостью, леди, простите меня за эти слова. Вы нажили влиятельных врагов. Но Элейн до сих пор не послала за вами по другой причине. Просто все считают, что вы умерли. По Аберу поползли слухи, что принц приказал втайне убить вас, и я не стал отрицать этого. Только сам старик знает, что это не так. Но, поверьте мне, он слишком болен, чтобы кому-нибудь об этом рассказать.
– Но Элейн должна знать. Она должна знать, что я жива. Она должна была увидеть это в огне. – Ронвен обратила свой взгляд к камину, как будто ждала от шипящих углей подтверждения своих слов.
Сенена сделала несколько шагов вперед, нерешительно протянула руку и положила ее на плечо Ронвен.
– И что же вы собираетесь делать, куда отправитесь?
– К Элейн, конечно. Я нужна ей. Как только нога немного заживет и погода прояснится, я возьму у вас лошадь и поскачу к ней. Не волнуйтесь, я не задержусь у вас ни на секунду дольше, чем это необходимо.
– Но как быть с лордом Честером? – рассудительно спросил Граффид. – Вряд ли он примет вас с распростертыми объятиями, леди.
– Он никогда не был рад мне. – Превозмогая боль, Ронвен поднялась на ноги. – Я больше не уверена в том, что лорд Честер действительно предназначен Элейн судьбой. Думаю, мне не стоит из-за него беспокоиться. Я прослежу, чтобы он не вставал больше у нас на пути. Я прокляла его на могиле Эиниона и проклинаю его каждую ночь! – Она рассмеялась неожиданно громко. – О нет! Лорд Честер мне не помешает.
XI
Фозерингей. Апрель 1237
Сверкающий ковер подснежников покрывал берега Йены, несущей свои воды под стенами замка Фозерингей. Выскользнув из седла, Элейн принялась собирать цветы. Она старалась не поворачиваться лицом к мужу, чтобы тот не заметил ее слез. Он дождался окончания дневной охоты, решив поговорить с ней на обратном пути. Усталые и довольные, они уже почти добрались до дома; лошади медленно плелись по болотистым равнинам, приближаясь к замку, когда он отозвал ее в сторону. На берегу реки они спешились.
– Элейн, если бы все зависело от Ливелина, он бы захотел увидеть тебя. В этом нет сомнения, – медленно проговорил Джон. – Он ведь не умер, просто он без сознания. Твой отец еще может поправиться.
– Он не может двигать руками, речь нарушена, – тихо сказала Элейн.
Она не видела того гневного взгляда, которым окинул ее Джон, когда она призналась ему, что ей известно о болезни отца. Каждое новое известие о состоянии Ливелина все сильнее беспокоило Джона.
– Ему скоро станет лучше. Нет смысла сейчас срываться с места и сломя голову нестись в Абер. Сначала подождем новостей.
– Он хотел бы, чтобы я была рядом с ним. Вот почему мне была показана его болезнь. – Элейн дрожала под теплой меховой накидкой.
– Нет, дорогая, он не хотел бы, чтобы ты приезжала туда. – Джон тяжело вздохнул. Чего она не предвидела, так это запрета брата. – Увы, Даффид тоже не хочет этого.
– Ты хочешь сказать, что мне запретили ехать к отцу? – Элейн в отчаянии подняла глаза. Ее рука, затянутая в замшевую перчатку, сдавила нежные цветы.
Джон увидел, как слезы наполнили ее глаза и застыли на ресницах. Потом она отвернулась и медленно, неуверенно ступая, направилась к реке. Элейн постояла с минуту на илистом берегу, затем поднесла цветы к губам. Бело-зеленый букет взметнулся в воздух и рассыпался по темной глади воды.
Джон подошел к жене и положил руки ей на плечи.
– Он всегда будет любить тебя, Элейн. Просто он никак не придет в себя после смерти твоей матери. Дай ему немного времени.
– А что, если у него нет времени? – Она обернулась и взглянула ему в глаза. – Что, если он умирает? Что, если он уже умер?
– Значит, на то воля Божья.
Порыв холодного ветра заставил Элейн плотнее закутаться в плащ. От ледяного воздуха у Джона перехватило дыхание, и он начал кашлять. Отступив назад, чтобы сделать вдох, он прижал руки к груди. Она увидела, как кровь отлила от его лица, оставив розоветь на щеках пятна нездорового румянца.
– Тебе нужно было остаться дома сегодня, – рассеянно сказала она. – Я не знала, что ты опять болен.
– Я не болен, – прохрипел он, нечеловеческим усилием сдерживая кашель. – Просто ветер холодный. Пора ехать обратно, скоро стемнеет.
Холодный туман поднимался с реки, растекался по лугам и болотам, терялся в лесу, сливаясь с затухающим светом дня. Издали показался замок, мрачный силуэт на фоне темнеющего неба.
– Вот мы и приехали. Давай я помогу тебе. – С минуту Джон стоял, глядя ей в глаза. – Я ведь люблю тебя, ты знаешь.
Он опустил глаза, смутившись, как мальчишка. Элейн посмотрела на него и вдруг заплакала.
– Элейн! Не надо, дорогая! – Джон обнял ее. Меховая накидка не давала ему ощутить тепло ее тела, он не мог прикоснуться к ее волосам. Ее щеки были холоднее льда, но слезы, стекающие за воротник его плаща, жгли сильнее каленого железа. Он прижал ее к себе, не обращая внимания на замерзших слуг и нетерпеливо переступающих с ноги на ногу лошадей. Укрывая Элейн плащом, Джон запечатлел на ее губах легкий, как дуновение ветра, поцелуй.
Этим вечером они недолго сидели в столовой. Как только ужин подошел к концу, они удалились в свои покои. Джон приказал, чтобы зажгли свечи. Сидя у огня, Элейн смотрела, как слуга переходит от одного канделябра к другому. Пламя лучины дрожало каждый раз, когда он подносил его к фитилю. Тени отступали, прячась в углах комнаты. За окнами молчала ночь, густой белесый туман висел над рекой, окутывая замок сырой холодной тишиной. Из столовой не доносилось ни звука. Где-то звучала музыка: это бродячий музыкант развлекал домашних непрерывной чередой напевных, задумчивых баллад. Посуда после ужина уже была вымыта, огонь на кухне погашен до утра, и замке воцарился покой. Слуга зажег последнюю свечу, поклонился и исчез. Джон опустился в кресло и вытянул ноги к огню.
– Может, споешь мне что-нибудь? – Он протянул руку и с улыбкой взглянул на Элейн.
Она подошла к нему и присела рядом, прильнув к его коленям. Сначала она потеряла мать, потом Ронвен, и боль была невыносимой. Какое счастье, что все это время рядом с ней был Джон. Даже когда они ссорились, его присутствие все равно придавало ей силы. Так и сейчас: он был рядом с ней, и он любил ее.
– Впрочем, лучше расскажи мне одну из своих сказок.
Слезы Элейн давно высохли. Слишком много всего произошло за последнее время: бегство из Абера, страдания, горе. Если бы ее отец умер, она бы знала об этом. Каждый день без новостей означал, что Ливелин набирается сил. Она взяла Джона за руку – и тут же ощутила покой и уверенность.
– Ты действительно хочешь послушать сказку?
Улыбнувшись, Джон кивнул.
Этой ночью они нежно любили друг друга, забыв обо всем на свете. Наконец Элейн уснула, убаюканная в его объятиях. За окнами сгустился туман. Он извивался, подползал к ставням, лизал каменные стены замка, оставляя на них влажные следы. Ночные дозорные напрягали глаза, поднимались на сторожевую башню, прогуливались по стенам. Не обнаружив ничего подозрительного, они, облегчено вздохнув, возвращались к огню.
Джону не спалось. Лежа на спине, он разглядывал полог над кроватью. Пламя мерцало в камине, его блики скользили по массивным балкам потолка. Джон чувствовал, что пот градом катится по его лицу, а тело начинает дрожать. Он высвободил руку, аккуратно опустив на подушку плечи Элейн. Он не видел ее лица, но, когда он выпустил ее из своих объятий, она тихо застонала и придвинулась ближе к нему. Он улыбнулся и нежно провел рукой по ее волосам. В ту же секунду дыхание Элейн стало ровным, и она затихла. Джон спустил ноги с кровати, затем встал. Жар, не дававший ему покоя, тут же сменился лихорадочной дрожью. Он натянул покрывало на плечи и присел к огню. Разворошив пепел и очистив от него дрова, он вернул пламя к жизни. Пот ледяными каплями катился по лицу, Джон ощущал его липкое зловоние. Все плыло перед глазами, к горлу подступала тошнота. За окнами тонко звенела тишина, она окутывала все вокруг, словно туман, ползущий к замку с реки. Дрожь все не унималась, и Джон уже не в первый раз вспомнил проклятие Ронвен.
XII
Эрири. Апрель 1237
Лошадь хромала, вдали слышались птичьи трели. Мокрый плащ давил на усталые плечи Ронвен. Она спешилась и принялась закоченевшими пальцами ощупывать ногу лошади. Горы тонули в тумане, земля превратилась в скользкое месиво. Уже дважды Ронвен сбивалась с пути и теряла размытую тропинку, протоптанную вьючными лошадьми. Приходилось возвращаться и терять драгоценное время, плутая в зарослях вереска и черники. Сумерки сгущались, и над трясиной Ронвен то там, то здесь видела бледное мерцание блуждающих огней. От страха у нее пересохло во рту, и она судорожно сглатывала холодный сырой туман.
Сенена дала ей лошадь и денег в придачу, теплую одежду и обувь. Все это было аккуратно свернуто и подвешено к седлу. Ронвен хотелось бы остаться, укрыться под сенью замка Криссет, дождаться, пока отступит непогода и заживет нога, пока прекратится объявленная Даффидом охота. Сенена рассказала, что он не поверил в эту историю с дьяволом. Он полагал, что Ронвен просто сбежала, поэтому по тревоге поднял весь Гвинед и его окрестности. Граффид и его жена хотели, чтобы она исчезла. Ронвен побоялась ослушаться. Ведь если люди Даффида приедут в Криссет, Граффид едва ли станет прятать ее. Она будет в безопасности, только если удастся добраться до Элейн. Элейн поможет ей, а взамен она поможет Элейн разгадывать ее судьбу.
Ронвен выпрямилась и принялась вглядываться в густую пелену тумана. Сегодня лошадь больше не сможет идти, и придется искать укрытие. Она напрягала глаза, пытаясь различить силуэты деревьев, камней, вслушивалась в отдаленный гул потока, но все окутывал туман.
Где-то недалеко послышался лай, сердце Ронвен учащенно забилось. Неровно дыша, она озиралась по сторонам. Ей никак не удавалось определить, откуда доносился звук, как вдруг собака вынырнула из тумана в нескольких шагах от нее. Послышался шорох: кто-то шел по залитой водой россыпи камней. Пару секунд спустя перед Ронвен будто из-под земли вырос невысокий, иссохший, морщинистый старик. Он был в туфлях из мягкой кожи и ловко передвигался по мокрым кочкам.
– Здравствуйте, мисс! Сбились с пути? – спросил он, поправляя овечью шкуру, перекинутую через плечо. Его маленькие и хитрые глазки метнулись в сторону лошади, любопытно оглядели животное, задержались ненадолго на привязанном к седлу узле и вернулись к Ронвен.
– Моя лошадь повредила ногу, – сказала она, стараясь придать голосу уверенность. – Нет ли здесь поблизости деревни, где я могу переночевать?
Старик рассмеялся. Это был неприятный, хриплый, удушливый звук.
– Добро пожаловать в мой дом, мисс. Если хотите, разумеется. Я могу присмотреть за лошадью, а моя жена приготовит вам поесть и соберет постель. – Он взял лошадь под уздцы. – Вы здорово сбились с пути; хорошо, что я нашел вас. Горы очень коварно обходятся с теми, кто их не знает.
Ронвен, хромая, последовала за стариком вниз по крутому склону холма. Ей показалось, что прошла целая вечность. Наконец в тумане выступили очертания приземистой хижины. Старик крикнул, и прямоугольное пятно света нарисовалось во мгле. Кто-то отстранил покрывало, висевшее над дверным проемом. Мужчина жестом пригласил Ронвен войти.
– Идите обогрейтесь. Я пока отведу лошадь в стойло.
Отвязав узел от седла, Ронвен облегченно вздохнула и направилась к хижине. Наклонившись, она нырнула в светлое пятно и тут же ощутила благословенное тепло: В очаге, располагавшемся посреди единственной комнаты, огонь жадно пожирал дрова. Слева стену заменяла невысокая перегородка. За ней в темноте замычала корова и зашевелились сбившиеся в кучу овцы. Жена старика, покорно склонив голову, провела Ронвен к лежанке, устланной листьями папоротника и служившей одновременно постелью, креслом и столом. Когда женщина наклонилась, чтобы взять котелок с водой и дать гостье умыться, Ронвен удалось лучше разглядеть ее. Она была совсем еще ребенком, ее белокурые волосы выбивались из-под грубой ткани платка.
– Вы ранены, миссис? – Проницательные детские глаза отметили хромоту. Ронвен опустилась на папоротник и, подложив узел под спину, облокотилась на него. С болезненным стоном она сбросила перепачканные глиной туфли. Девушка опустилась рядом с ней на колени. Нежными пальцами она отвернула угол грязной, промокшей юбки и осмотрела повязку, закрывавшую рану. Свежая кровь и гной, пропитавшие льняную ткань, смешались с глиной и дождевой водой.
Тепло действовало на Ронвен усыпляюще. С трудом приподнимая отяжелевшие веки, она смотрела, как девушка в миске с чистой водой отмыла лохмотья и положила их на горячие камни близ очага. Прежде чем сменить повязку, она нанесла на рану густую зеленую мазь. С благодарностью Ронвен приняла миску с питьем из ее рук. Наконец в дверях показался старик.
– Ваша лошадь в хлеву вместе с другими животными, – сказал он. – Я осмотрел ее. Она сбила копыто, и я затолкал камень в дыру. За ночь она отдохнет и к завтрашнему дню будет в полном порядке. – Он сел рядом с ней и взял плошку с медом из рук жены. Над очагом висел котелок. В нем что-то тихо булькало, и по комнате растекался аппетитный запах. Ноздри старика жадно втянули воздух.
– Куда путь держите? – Он без тени смущения взглянул на Ронвен. Она почувствовала неловкость, отметив его отвратительные манеры. Ни один хозяин не имеет права спрашивать у гостей, куда они направляются и как долго собираются остаться у него.
– Я еду в Честер. – Она постаралась выжать из себя улыбку.
– В Честер? – Он смерил ее безразличным, пустым взглядом. – Да, путь неблизкий. – Его глаза снова заблудились во тьме и невольно устремились к узелку, на котором лежала Ронвен. – Особенно для леди вроде вас, да еще и в одиночку.
Ронвен насторожилась.
– Я отстала от спутников, – тихо сказала она. – Они не могли уехать далеко. Как только этот проклятый туман рассеется, они непременно найдут меня.
– Правда? Приятно слышать. По этим дорогам опасно путешествовать в одиночку. В горах полным-полно воров и прочих изгоев. Здесь нечего делать леди, которую никто не сопровождает.
Старик внимательно наблюдал, как его жена разливала содержимое котелка по трем деревянным мискам. Из глиняного горшка она достала краюху черствого хлеба. Разломив его, она протянула Ронвен ее долю.
– Меня зовут Аннест, – застенчиво сказала она. – А моего мужа – Мэдок.
– Мое имя Ронвен. – Слова вырвались наружу, прежде чем она успела остановить их, но, к счастью, по виду хозяина было похоже, что это имя ему ни о чем не говорит. Он был слишком поглощен едой, второпях пригубливая похлебку из плошки прямо ртом. Ронвен тоже немного пригубила. Содержимое плошки сильно пахло луком и чем-то вроде дикой птицы. На поверхности плавали переливающиеся круги жира: похлебка была очень горячей. Помедлив секунду, Ронвен жадно припала к деревянному краю, и с каждым глотком желанное тепло растекалось по ее телу.
Они ели молча, только свет огня озарял тесную комнату. Из-за перегородки слышалось дыхание животных и доносился запах навоза. Дважды Мэдок вставал, чтобы наполнить свою плошку медом, и дважды осушал ее, выпивая все до последней капли. Ронвен поставила на пол свою миску, доела остатки хлеба и откинулась назад. Свой узел она подложила под голову вместо подушки.
Когда Ронвен проснулась, огонь уже погас, и туман наполнил комнату холодом. Ее голова невыносимо болела. Все еще не открывая глаз, она попыталась нащупать свой плащ. Он уже высох у огня, и Ронвен с радостью укрылась в его тяжелых складках. Она почти уже уснула, как вдруг в темноте послышался тихий шепот. Она насторожилась. Только сейчас она заметила, что хозяев больше не было у огня рядом с ней. В темноте она не сразу увидела, что они вышли. Ее напряженный слух не улавливал в тесной хижине мерного храпа пьяного Мэдока и гнусавого хныканья его жены. Хозяева были снаружи. Холодный сквозняк, который разбудил Ронвен, ворвался в хижину сквозь дверной проем. Холст, закрывавший его, свободно колыхался. Они спорили о чем-то напряженным, испуганным шепотом. Сон моментально исчез, Ронвен села и спрятала за спиной драгоценный сверток. Снова и снова она прислушивалась, но не могла разобрать ни одного слова. Что-то здесь было не так. Она с самого начала не доверяла Мэдоку – ей надо было внять голосу инстинкта. Если бы только у нее был нож! Она просила Сенену дать ей оружие, но глупая женщина только посмеялась над ней.
– Ты и так недешево мне обошлась! – сказала она и дала Ронвен деньги, одежду, обувь, но не дала ей оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60