Тот сидел в кресле у камина, завернувшись в обагренный кровью плащ.
– Отец, – страдальчески прошептала Элейн, – ты же не накажешь нас за то, что мы вызывали Эиниона.
– Это леди Ронвен вызывала его, – медленно проговорил Ливелин. – Мы с твоим мужем уже оговорили, какое отношение ты имеешь ко всему этому. Мы решили, что ты не принимала никакого участия в обряде и совершенно ничего не знала о намерениях этой женщины. Она зачинщица и должна заплатить за это сполна. А с тобой твой муж поступит так, как он считает нужным. Сколько я знаю твою кормилицу, от нее всегда были одни неприятности, – брезгливо добавил он, поправляя плащ. – Теперь пришло время расплаты за все преступления, которые она совершила. Твой муж; с этим полностью согласен.
Ноги Элейн подкашивались от ужаса, обезумевший взгляд скользил по лицам мужчин.
– Она так не нравится Джону только потому, что любит меня. Разве ты этого не понимаешь?
– Эта женщина доказала, что способна на убийство, – нетерпеливо произнес Джон. – Наказание за это – смерть.
– Нет! – взмолилась она. Слезы снова покатились по ее щекам. – Нет, вы не способны на такое. Вы не можете обречь ее на смерть. Я не позволю! – Элейн упала на колени и вцепилась в полы отцовского плаща.
Ливелин вздохнул и мягко опустил руку на ее голову.
– Пусть Бог рассудит, Элейн. Завтра она предстанет перед Ним. Если Он решит, что она невиновна, ей будет дарована жизнь. Это все, что я могу сделать для нее.
Элейн бессильно всплеснула руками; лицо ее исказилось от ужаса.
– Предстанет перед Ним? Что ты имеешь в виду?
– На все воля Божья. Я уже отдал приказ. Завтра она должна будет пройти испытание раскаленным железом.
– Нет, папа, нет! – Элейн стала белее полотна. – Пресвятая Дева Мария!
– Но, сир! – попытался вмешаться Джон. – Уже лет двадцать прошло с тех пор, как такие испытания были запрещены в христианском мире. Вы не можете…
Ливелин резко развернулся.
– Не смейте оспаривать мои решения, милорд. Эта женщина осквернила память моей жены и ввела мою дочь в смертный грех. Только Бог может справедливо судить ее. Иисус свидетель, я не в силах этого сделать. Она пройдет испытание завтра. Если она виновна, ее ждет смерть!
III
Графу и графине Честер выделили небольшую комнату в одной из построек, окна которых выходили во двор. По жесткой кровати были разбросаны покрывала и шкуры. Из угла, где сиротливо стоял подсвечник на длинной ножке, шел тусклый свет.
Холод был невыносимым. Джон вышел из комнаты, и его поглотила темнота. Лунед помогла Элейн раздеться, а потом завернула ее в теплый плащ.
– Где она? – прошептала Элейн.
– Они заковали ее в цепи и заперли в амбаре. – Лунед прикусила губу; в ее огромных глазах блеснули слезы. – Это правда, что ее должны подвергнуть испытанию?
Элейн кивнула, все еще немая от ужаса.
– Она что, действительно… Это правда, что она воскресила лорда Эиниона из мертвых? – Лунед испуганно перекрестилась.
– Кто сказал тебе? – Элейн окинула ее мутным взглядом.
– Один из караульных проследил за тобой, когда ты пошла в лес. Об этом шептались сегодня на поминках. – Лунед вздрогнула. – Говорят, что Эинион восстал из могилы. Он был огромным, как вековые дубы, а из его рук вырывалось пламя.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и испуганный крик Лунед разорвал темноту. Джон вошел в комнату, сбивая снег с сапог. Пламя свечей дрогнуло и послало к потолку черные змейки копоти.
– Опять поднимается ветер. – Он развязал шнурок на шее и сбросил плащ. – Можешь идти, Лунед. Вернешься к своей хозяйке завтра утром, когда ей понадобится твоя помощь.
Джон дождался, пока силуэт девушки окончательно слился с темнотой, а затем добавил:
– Испытание завтра состоится.
– Бедная Ронвен. – Элейн в отчаянии прикусила губу.
– Она виновна. Значит, должна быть наказана. – Джон обнял ее за плечи. – Тебе придется смириться с этим, дорогая. Ты не сможешь спасти ее. Это под силу только Богу.
– Но ведь она сделала это ради меня. – Глаза Элейн снова наполнились слезами.
– Если так, то это было большой глупостью. Тебе не нужна магия, а еще меньше – убийство. Иисус Христос и Пресвятая Дева Мария – больше ничего не нужно для защиты. Дорогая, я знаю, что ты любишь ее. – Джон посмотрел на нее глазами, полными сочувствия, а затем притянул к себе. – Я и так слишком часто уступал тебе во всем, что касалось леди Ронвен, но сейчас совсем другое дело.
У Элейн перехватило дыхание. Когда Джон приблизился к ней, его плащ распахнулся, и ее взгляду предстала отвратительная, ссохшаяся рана. Кровь запеклась, образуя на предплечье безобразную корку.
– Это сделала она?
– Тебе нужно забыть о ней, Элейн. – Джон брезгливо покачал головой. – Она сам дьявол. И ты потворствовала ей, поэтому часть вины лежит и на тебе. Ты ведь помогала ей в ее темных делах. Ты не слушала меня, когда я призывал тебя остановиться. Одному Богу известно, какое наказание тебе придется вынести, чтобы искупить свои грехи.
Элейн побледнела. Страх за Ронвен сменился страхом за саму себя. Джон еще никогда не был так холоден с ней.
– Нет! – Она метнулась в сторону. – Я ни в чем не виновата!
– Ты должна покаяться, Элейн. Ради спасения твоей души. – Лицо Джона помрачнело. Он откинул назад ее плащ, лишая хрупкое тело защиты. Его пальцы скользнули по ее груди и поднялись к шее. Холодное сияние свечей превращало дыхание в туман. – Завтра, перед мессой. А сегодня вечером я должен наказать тебя.
Джону не доставляло никакого удовольствия бить ее. Но Элейн бросила ему вызов, когда в одиночку отправилась в лес, чтобы заняться там черной магией. Она рисковала своей собственной жизнью и при этом подвергла опасности жизнь мужа – ведь Ронвен едва не убила его. Ради ее же блага Элейн должна быть наказана, и наказана сурово.
IV
Охваченная ужасом, Ронвен не сводила глаз с двери. Они уже сказали ей, что должно произойти, – часовой и священник с распятием. Они не скупились на подробности, когда рассказывали ей об испытании, которое ее ждет. А еще они сказали, что Элейн не сможет ее спасти.
Чуть дыша, Ронвен снова взглянула на дверь. Лунный свет давно уже не просачивался в окно, но небо все еще было темным. Утро не могло наступить так скоро.
– Кто здесь? – прошептала она. Преодолевая тяжесть цепей, она попыталась подняться на ноги. Обезумевший взгляд напряженно сверлил темноту.
Скорее всего, это просто пробежала крыса. Или сторожевая собака обнюхала дверные петли, а потом остановилась и задрала ногу на углу амбара. Вот опять – тихий скрип, как будто кто-то слегка подвинул засов. Сердце Ронвен часто забилось. Она прижалась к стене и выставила руки вперед. Железо не отпускало запястья. Неужели за ней пришли так рано? А может, они решили тихо задушить ее во тьме и выбросить в море тело, лишенное благословения богов? Пот градом катился по ее спине, несмотря на пронизывающий холод. Кожа стала липкой, страх не давал ни секунды покоя. Ронвен почти физически ощущала движение засова. Казалось, этот тихий писк издает не дерево, а живое существо. Петли облегченно застонали, избавившись от груза.
– Благословенная Дева, будь со мной…
Ронвен начала судорожно что-то бормотать, слюна потекла по ее подбородку.
Дверь медленно открывалась. Все еще ничего не было видно; казалось, густые чернила ночи хлынули из амбара и залили весь двор. Факел у двери уже потух. Порывисто дыша, Ронвен попыталась сдвинуться с места, но ей помешали цепи. Не в силах освободить лодыжки из тисков, она еще сильнее вжалась в промерзшие бревна. Ею овладело непреодолимое желание спастись от того, что на нее надвигалось, чем бы это ни было.
Очертания предметов тем временем становились яснее; факел тускло и неровно светил с другой стороны двора. Размытый силуэт мелькнул на фоне дверного проема. Не было слышно ни звука, только вьюга играла мокрым снегом и, шипя, бросалась на стены, да надрывался ветер.
– Умоляю, не надо! – Ронвен все сильнее сжимала в кулаки окоченевшие руки. Ногти вонзились в ладони, и капли крови замерзали, падая на кандалы. – Умоляю вас, не надо! Нет! Пожалуйста!
Она отчаянно боролась с цепями; тем временем тень скользнула в амбар и двинулась к ней. Уши Ронвен наполнились странным гулом, потом все затихло. Как подкошенная, она рухнула на пол.
V
Графиня Честер вскрикнула только один раз, когда муж начал бить ее. Потом ее стоны утонули в меховых покрывалах. Впрочем, все и так было понятно. Они все знали: сплетники, шпионы, те, кто слушает через замочные скважины. В гостевой комнате на другой стороне двора Изабелла слышала, как шептались служанки. После похорон она так и не проронила ни одной слезинки, и сейчас, когда она забиралась в постель своего мужа, по ее лицу блуждала улыбка.
Первые лучи дневного света проникли через ставни, закрывавшие маленькое окно. Элейн несколько минут лежала неподвижно, пытаясь разглядеть темные углы комнаты. Тело ее онемело, каждое движение причиняло боль. Джон спал, повернувшись к ней спиной. Элейн отодвинулась от него. Зубы стучали от холода, и она поспешила накинуть покрывало на остывшие плечи. Тепло постепенно начало возвращаться к ней. Повернувшись на живот, она закрыла лицо руками и заплакала.
Сдавленные рыдания разбудили Джона. Он прижал ее к себе.
– Милая моя, не заставляй меня больше так поступать с тобой. – Он нежно обнимал ее, лаская на своей груди и целуя мокрые ресницы. – Тебя необходимо было наказать. Это для твоего же блага. – Он покачал головой. – Только представь себе, что было бы, если бы нас там не оказалось. Тебе пришлось бы сегодня проходить испытание вместе с ней. Боже мой, Элейн, если бы что-то случилось с тобой, я бы просто не вынес этого.
Элейн закрыла глаза и спрятала лицо у него на плече.
– Мы можем что-нибудь сделать, чтобы спасти ее? – хрипло прошептала она.
– Это не в наших силах, Элейн. Она предстанет перед Божьим судом.
Элейн внезапно воспротивилась, отшатнулась от него и поднялась на колени; ее волосы упали на грудь.
– И ты в это веришь? Что именно Бог будет судить ее во время этого испытания?
Джон был смущен ее наготой в тусклом утреннем свете, наполняющем комнату.
– Мы должны верить в это, – ответил он.
– Я спросила, веришь ли в это ты?
Джон внимательно посмотрел на нее. Сумерки не скрывали синяков и красных полос на ее теле – следов от его ремня; один из рубцов опоясывал бедро.
– Разумеется, я верю в это. Я верю, и все мы должны верить в то, что говорит нам церковь.
Он приблизился к Элейн и утопил пальцы в ее волосах, а затем притянул ее к себе.
– Хватит, Элейн. Забудь о ней! – Его слова звучали как приказ. Затем он повалил ее на кровать и принялся целовать ее грудь, не обращая внимания на презрение и злость, горевшие в ее глазах. Прошло несколько минут, прежде чем они обратили внимание на шум во дворе. Джон поднял голову и прислушался, затем со вздохом встал с постели и начал одеваться.
– Что это? Неужели уже пора? – Элейн затрепетала.
– Нет, еще не пора, – мрачно сказал Джон и направился к двери. Отодвинув засов, он налег на дубовую дверь; та поддалась, и холодное сияние наполнило комнату. Ночью шел снег, и теперь двор блистал чистотой. Ледяное кружево сосулек окаймляло крыши домов.
У Элейн перехватило дыхание, когда волна холода докатилась до нее. Накинув на себя покрывало, она выскочила из постели и бросилась искать свою одежду. Она обнаружила платье там, где еще вчера его оставила Лунед, – у холодной и сырой кирпичной стены.
VI
Когда караульные подошли к амбару, дверь все еще была заперта снаружи. Ночью никто из них не сомкнул глаз. По крайней мере, так они утверждали. И тем не менее амбар был пуст. От Ронвен и ее цепей не осталось и следа. Солома была аккуратно разложена на полу; питьевая вода в плошке замерзла за ночь. Ни капли не было пролито. На свежем и пушистом снежном ковре не было следов – к амбару никто не подходил.
Взволнованные мужчины и женщины, толпившиеся у распахнутой двери, видели только одно объяснение случившемуся: это дьявол пришел и забрал то, что ему принадлежит. Мужчины, нагревавшие железные прутья, теперь побросали их в снег. На лицах одних было написано облегчение, на лицах других – разочарование. Уже послали за священником в церковь Святой Марии. Он должен был окропить амбар святой водой.
– Как ты думаешь, ей удалось спастись? – Элейн поблагодарила Пресвятую Деву Марию и заодно, на всякий случай, древних богов.
Джон покачал головой. Он внимательно смотрел, как Лунед заплетала в тугую косу волосы его жены.
– Готов поспорить, что твой отец просто тихо придушил ее. Именно так я поступил бы на его месте. А теперь собирайся быстрее. Пришло время твоего покаяния. Нужно быстрее покончить с этим; после мессы мы уедем в Честер.
VII
Абер. Март 1237
Лицо Изабеллы скривилось. Она терпеть не могла Лента. Диета из хлеба и соленой рыбы делала ее вялой, а цвет лица – нездоровым. Даффид неделями не заходил к ней, и она развлекала себя, производя перемены в хозяйстве своего свекра в Абере. Теперь, когда она увлеклась этим занятием, оно начало ей даже нравиться. Особенно забавным ей казалось увольнять служанок принцессы Джоанны и рассылать их по окрестным монастырям. Она хотела дать всем ясно понять, что ей гораздо приятнее пользоваться услугами молодых и энергичных девушек, окружающих семью Даффида. Кроме того, она не скрывала, что присутствие Сенены, ее трех сыновей и новорожденного ребенка при дворе принца было весьма нежелательным. Изабелла зловеще улыбнулась. С Граффидом она ничего не могла поделать. Впрочем, Даффид позаботится о своем брате, если раньше тот сам не уронит себя в глазах отца. Похоже, этот человек совершенно не умеет контролировать свои мысли и эмоции.
– Ну что ж, сноха, ты умело ведешь мое хозяйство. – Ливелин снисходительно улыбнулся. Ему начинало казаться, что он ошибался в этой женщине. Она остепенилась, стала более ответственной. А еще она стала стройнее, отчего ее лицо казалось теперь куда более приятным. Она всегда была милой, но теперь – и это не обошли вниманием придворные поэты – она стала настоящей красавицей. Ливелину это нравилось. Ему очень не хватало дочерей, которые после замужества покинули дом. Даффид же все больше времени посвящал ведению дел в графстве, так что старику приятно было сидеть у камина в доме, где его всегда ждали милые, живые девушки из окружения его снохи.
А еще ему не хватало Джоанны. О, как же он тосковал по ней! В последнее время Ливелин все чаще думал о смерти. Годы тяжким бременем легли на его плечи, сгибали крепкую спину, воля к жизни угасала. К счастью, у него был Даффид, которому можно было передать дела. Теперь пришло время обратить свои помыслы к Богу.
Он тяжело вздохнул и сел у огня. Лучи солнца пробивались в окно его покоев. О, как же он хотел, чтобы поскорее пришла весна! Зима слишком затянулась. Она оставила его меж двух огней: его сыновья снова были в ссоре. Даффид – спокойный, разумный; его Ливелин и выбрал наследником. Граффид же – романтичный, безрассудный, постоянно воюет с соседями и зятьями. Граффид повергал Ливелина в отчаяние, но он любил своего старшего сына, наверное потому, что узнавал в этом честолюбивом молодом человеке самого себя. Кроме того, он обожал своих четверых внуков. Оуэйн – тихий, серьезный, очень похож на свою мать; Ливелин – умный, общительный; Родри еще совсем маленький, но уже мечтательный, музыкальный ребенок, а недавно на свет появился четвертый – его назвали Даффидом. Ливелин подозревал, что то был жест примирения между двумя братьями. Пора бы снова навестить их. Может, дня через два он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы оседлать лошадь.
Он встал с кресла и направился к письменному столу, на котором возвышалась стопка писем. На том, что лежало сверху, красовалась печать Честеров. Вспомнив об Элейн, Ливелин нахмурился. Она снова вмешалась в его жизнь, испортила похороны Джоанны, осквернила память об этом событии. В том месте, где находится могила Джоанны, нужно основать францисканский монастырь. Братья будут вечно молиться за ее душу, своей святостью смывая память о той страшной ночи. Одна мысль об Элейн выводила Ливелина из себя. Как она могла? Как ей вообще пришло в голову отправиться ночью в лес на какую-то могилу? Как она могла позволить этой женщине совершать бог знает какие обряды, чтобы воскресить мертвеца? Он взволнованно постукивал пальцами по крышке стола. Разумеется. Элейн не отдавала себе отчета в том, что происходит.
Неужели Ливелин действительно в это верил? Лорд Честер заверял его, что его дочь абсолютно невиновна, и тем не менее…
Но теперь никто ничего не узнает. Ронвен исчезла, избежав наказания. Если верить слухам, ее забрал дьявол, которому она поклонялась. Ливелин снова почувствовал, как бессильный гнев вскипает в нем, растекается по телу и пульсирует в висках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Отец, – страдальчески прошептала Элейн, – ты же не накажешь нас за то, что мы вызывали Эиниона.
– Это леди Ронвен вызывала его, – медленно проговорил Ливелин. – Мы с твоим мужем уже оговорили, какое отношение ты имеешь ко всему этому. Мы решили, что ты не принимала никакого участия в обряде и совершенно ничего не знала о намерениях этой женщины. Она зачинщица и должна заплатить за это сполна. А с тобой твой муж поступит так, как он считает нужным. Сколько я знаю твою кормилицу, от нее всегда были одни неприятности, – брезгливо добавил он, поправляя плащ. – Теперь пришло время расплаты за все преступления, которые она совершила. Твой муж; с этим полностью согласен.
Ноги Элейн подкашивались от ужаса, обезумевший взгляд скользил по лицам мужчин.
– Она так не нравится Джону только потому, что любит меня. Разве ты этого не понимаешь?
– Эта женщина доказала, что способна на убийство, – нетерпеливо произнес Джон. – Наказание за это – смерть.
– Нет! – взмолилась она. Слезы снова покатились по ее щекам. – Нет, вы не способны на такое. Вы не можете обречь ее на смерть. Я не позволю! – Элейн упала на колени и вцепилась в полы отцовского плаща.
Ливелин вздохнул и мягко опустил руку на ее голову.
– Пусть Бог рассудит, Элейн. Завтра она предстанет перед Ним. Если Он решит, что она невиновна, ей будет дарована жизнь. Это все, что я могу сделать для нее.
Элейн бессильно всплеснула руками; лицо ее исказилось от ужаса.
– Предстанет перед Ним? Что ты имеешь в виду?
– На все воля Божья. Я уже отдал приказ. Завтра она должна будет пройти испытание раскаленным железом.
– Нет, папа, нет! – Элейн стала белее полотна. – Пресвятая Дева Мария!
– Но, сир! – попытался вмешаться Джон. – Уже лет двадцать прошло с тех пор, как такие испытания были запрещены в христианском мире. Вы не можете…
Ливелин резко развернулся.
– Не смейте оспаривать мои решения, милорд. Эта женщина осквернила память моей жены и ввела мою дочь в смертный грех. Только Бог может справедливо судить ее. Иисус свидетель, я не в силах этого сделать. Она пройдет испытание завтра. Если она виновна, ее ждет смерть!
III
Графу и графине Честер выделили небольшую комнату в одной из построек, окна которых выходили во двор. По жесткой кровати были разбросаны покрывала и шкуры. Из угла, где сиротливо стоял подсвечник на длинной ножке, шел тусклый свет.
Холод был невыносимым. Джон вышел из комнаты, и его поглотила темнота. Лунед помогла Элейн раздеться, а потом завернула ее в теплый плащ.
– Где она? – прошептала Элейн.
– Они заковали ее в цепи и заперли в амбаре. – Лунед прикусила губу; в ее огромных глазах блеснули слезы. – Это правда, что ее должны подвергнуть испытанию?
Элейн кивнула, все еще немая от ужаса.
– Она что, действительно… Это правда, что она воскресила лорда Эиниона из мертвых? – Лунед испуганно перекрестилась.
– Кто сказал тебе? – Элейн окинула ее мутным взглядом.
– Один из караульных проследил за тобой, когда ты пошла в лес. Об этом шептались сегодня на поминках. – Лунед вздрогнула. – Говорят, что Эинион восстал из могилы. Он был огромным, как вековые дубы, а из его рук вырывалось пламя.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и испуганный крик Лунед разорвал темноту. Джон вошел в комнату, сбивая снег с сапог. Пламя свечей дрогнуло и послало к потолку черные змейки копоти.
– Опять поднимается ветер. – Он развязал шнурок на шее и сбросил плащ. – Можешь идти, Лунед. Вернешься к своей хозяйке завтра утром, когда ей понадобится твоя помощь.
Джон дождался, пока силуэт девушки окончательно слился с темнотой, а затем добавил:
– Испытание завтра состоится.
– Бедная Ронвен. – Элейн в отчаянии прикусила губу.
– Она виновна. Значит, должна быть наказана. – Джон обнял ее за плечи. – Тебе придется смириться с этим, дорогая. Ты не сможешь спасти ее. Это под силу только Богу.
– Но ведь она сделала это ради меня. – Глаза Элейн снова наполнились слезами.
– Если так, то это было большой глупостью. Тебе не нужна магия, а еще меньше – убийство. Иисус Христос и Пресвятая Дева Мария – больше ничего не нужно для защиты. Дорогая, я знаю, что ты любишь ее. – Джон посмотрел на нее глазами, полными сочувствия, а затем притянул к себе. – Я и так слишком часто уступал тебе во всем, что касалось леди Ронвен, но сейчас совсем другое дело.
У Элейн перехватило дыхание. Когда Джон приблизился к ней, его плащ распахнулся, и ее взгляду предстала отвратительная, ссохшаяся рана. Кровь запеклась, образуя на предплечье безобразную корку.
– Это сделала она?
– Тебе нужно забыть о ней, Элейн. – Джон брезгливо покачал головой. – Она сам дьявол. И ты потворствовала ей, поэтому часть вины лежит и на тебе. Ты ведь помогала ей в ее темных делах. Ты не слушала меня, когда я призывал тебя остановиться. Одному Богу известно, какое наказание тебе придется вынести, чтобы искупить свои грехи.
Элейн побледнела. Страх за Ронвен сменился страхом за саму себя. Джон еще никогда не был так холоден с ней.
– Нет! – Она метнулась в сторону. – Я ни в чем не виновата!
– Ты должна покаяться, Элейн. Ради спасения твоей души. – Лицо Джона помрачнело. Он откинул назад ее плащ, лишая хрупкое тело защиты. Его пальцы скользнули по ее груди и поднялись к шее. Холодное сияние свечей превращало дыхание в туман. – Завтра, перед мессой. А сегодня вечером я должен наказать тебя.
Джону не доставляло никакого удовольствия бить ее. Но Элейн бросила ему вызов, когда в одиночку отправилась в лес, чтобы заняться там черной магией. Она рисковала своей собственной жизнью и при этом подвергла опасности жизнь мужа – ведь Ронвен едва не убила его. Ради ее же блага Элейн должна быть наказана, и наказана сурово.
IV
Охваченная ужасом, Ронвен не сводила глаз с двери. Они уже сказали ей, что должно произойти, – часовой и священник с распятием. Они не скупились на подробности, когда рассказывали ей об испытании, которое ее ждет. А еще они сказали, что Элейн не сможет ее спасти.
Чуть дыша, Ронвен снова взглянула на дверь. Лунный свет давно уже не просачивался в окно, но небо все еще было темным. Утро не могло наступить так скоро.
– Кто здесь? – прошептала она. Преодолевая тяжесть цепей, она попыталась подняться на ноги. Обезумевший взгляд напряженно сверлил темноту.
Скорее всего, это просто пробежала крыса. Или сторожевая собака обнюхала дверные петли, а потом остановилась и задрала ногу на углу амбара. Вот опять – тихий скрип, как будто кто-то слегка подвинул засов. Сердце Ронвен часто забилось. Она прижалась к стене и выставила руки вперед. Железо не отпускало запястья. Неужели за ней пришли так рано? А может, они решили тихо задушить ее во тьме и выбросить в море тело, лишенное благословения богов? Пот градом катился по ее спине, несмотря на пронизывающий холод. Кожа стала липкой, страх не давал ни секунды покоя. Ронвен почти физически ощущала движение засова. Казалось, этот тихий писк издает не дерево, а живое существо. Петли облегченно застонали, избавившись от груза.
– Благословенная Дева, будь со мной…
Ронвен начала судорожно что-то бормотать, слюна потекла по ее подбородку.
Дверь медленно открывалась. Все еще ничего не было видно; казалось, густые чернила ночи хлынули из амбара и залили весь двор. Факел у двери уже потух. Порывисто дыша, Ронвен попыталась сдвинуться с места, но ей помешали цепи. Не в силах освободить лодыжки из тисков, она еще сильнее вжалась в промерзшие бревна. Ею овладело непреодолимое желание спастись от того, что на нее надвигалось, чем бы это ни было.
Очертания предметов тем временем становились яснее; факел тускло и неровно светил с другой стороны двора. Размытый силуэт мелькнул на фоне дверного проема. Не было слышно ни звука, только вьюга играла мокрым снегом и, шипя, бросалась на стены, да надрывался ветер.
– Умоляю, не надо! – Ронвен все сильнее сжимала в кулаки окоченевшие руки. Ногти вонзились в ладони, и капли крови замерзали, падая на кандалы. – Умоляю вас, не надо! Нет! Пожалуйста!
Она отчаянно боролась с цепями; тем временем тень скользнула в амбар и двинулась к ней. Уши Ронвен наполнились странным гулом, потом все затихло. Как подкошенная, она рухнула на пол.
V
Графиня Честер вскрикнула только один раз, когда муж начал бить ее. Потом ее стоны утонули в меховых покрывалах. Впрочем, все и так было понятно. Они все знали: сплетники, шпионы, те, кто слушает через замочные скважины. В гостевой комнате на другой стороне двора Изабелла слышала, как шептались служанки. После похорон она так и не проронила ни одной слезинки, и сейчас, когда она забиралась в постель своего мужа, по ее лицу блуждала улыбка.
Первые лучи дневного света проникли через ставни, закрывавшие маленькое окно. Элейн несколько минут лежала неподвижно, пытаясь разглядеть темные углы комнаты. Тело ее онемело, каждое движение причиняло боль. Джон спал, повернувшись к ней спиной. Элейн отодвинулась от него. Зубы стучали от холода, и она поспешила накинуть покрывало на остывшие плечи. Тепло постепенно начало возвращаться к ней. Повернувшись на живот, она закрыла лицо руками и заплакала.
Сдавленные рыдания разбудили Джона. Он прижал ее к себе.
– Милая моя, не заставляй меня больше так поступать с тобой. – Он нежно обнимал ее, лаская на своей груди и целуя мокрые ресницы. – Тебя необходимо было наказать. Это для твоего же блага. – Он покачал головой. – Только представь себе, что было бы, если бы нас там не оказалось. Тебе пришлось бы сегодня проходить испытание вместе с ней. Боже мой, Элейн, если бы что-то случилось с тобой, я бы просто не вынес этого.
Элейн закрыла глаза и спрятала лицо у него на плече.
– Мы можем что-нибудь сделать, чтобы спасти ее? – хрипло прошептала она.
– Это не в наших силах, Элейн. Она предстанет перед Божьим судом.
Элейн внезапно воспротивилась, отшатнулась от него и поднялась на колени; ее волосы упали на грудь.
– И ты в это веришь? Что именно Бог будет судить ее во время этого испытания?
Джон был смущен ее наготой в тусклом утреннем свете, наполняющем комнату.
– Мы должны верить в это, – ответил он.
– Я спросила, веришь ли в это ты?
Джон внимательно посмотрел на нее. Сумерки не скрывали синяков и красных полос на ее теле – следов от его ремня; один из рубцов опоясывал бедро.
– Разумеется, я верю в это. Я верю, и все мы должны верить в то, что говорит нам церковь.
Он приблизился к Элейн и утопил пальцы в ее волосах, а затем притянул ее к себе.
– Хватит, Элейн. Забудь о ней! – Его слова звучали как приказ. Затем он повалил ее на кровать и принялся целовать ее грудь, не обращая внимания на презрение и злость, горевшие в ее глазах. Прошло несколько минут, прежде чем они обратили внимание на шум во дворе. Джон поднял голову и прислушался, затем со вздохом встал с постели и начал одеваться.
– Что это? Неужели уже пора? – Элейн затрепетала.
– Нет, еще не пора, – мрачно сказал Джон и направился к двери. Отодвинув засов, он налег на дубовую дверь; та поддалась, и холодное сияние наполнило комнату. Ночью шел снег, и теперь двор блистал чистотой. Ледяное кружево сосулек окаймляло крыши домов.
У Элейн перехватило дыхание, когда волна холода докатилась до нее. Накинув на себя покрывало, она выскочила из постели и бросилась искать свою одежду. Она обнаружила платье там, где еще вчера его оставила Лунед, – у холодной и сырой кирпичной стены.
VI
Когда караульные подошли к амбару, дверь все еще была заперта снаружи. Ночью никто из них не сомкнул глаз. По крайней мере, так они утверждали. И тем не менее амбар был пуст. От Ронвен и ее цепей не осталось и следа. Солома была аккуратно разложена на полу; питьевая вода в плошке замерзла за ночь. Ни капли не было пролито. На свежем и пушистом снежном ковре не было следов – к амбару никто не подходил.
Взволнованные мужчины и женщины, толпившиеся у распахнутой двери, видели только одно объяснение случившемуся: это дьявол пришел и забрал то, что ему принадлежит. Мужчины, нагревавшие железные прутья, теперь побросали их в снег. На лицах одних было написано облегчение, на лицах других – разочарование. Уже послали за священником в церковь Святой Марии. Он должен был окропить амбар святой водой.
– Как ты думаешь, ей удалось спастись? – Элейн поблагодарила Пресвятую Деву Марию и заодно, на всякий случай, древних богов.
Джон покачал головой. Он внимательно смотрел, как Лунед заплетала в тугую косу волосы его жены.
– Готов поспорить, что твой отец просто тихо придушил ее. Именно так я поступил бы на его месте. А теперь собирайся быстрее. Пришло время твоего покаяния. Нужно быстрее покончить с этим; после мессы мы уедем в Честер.
VII
Абер. Март 1237
Лицо Изабеллы скривилось. Она терпеть не могла Лента. Диета из хлеба и соленой рыбы делала ее вялой, а цвет лица – нездоровым. Даффид неделями не заходил к ней, и она развлекала себя, производя перемены в хозяйстве своего свекра в Абере. Теперь, когда она увлеклась этим занятием, оно начало ей даже нравиться. Особенно забавным ей казалось увольнять служанок принцессы Джоанны и рассылать их по окрестным монастырям. Она хотела дать всем ясно понять, что ей гораздо приятнее пользоваться услугами молодых и энергичных девушек, окружающих семью Даффида. Кроме того, она не скрывала, что присутствие Сенены, ее трех сыновей и новорожденного ребенка при дворе принца было весьма нежелательным. Изабелла зловеще улыбнулась. С Граффидом она ничего не могла поделать. Впрочем, Даффид позаботится о своем брате, если раньше тот сам не уронит себя в глазах отца. Похоже, этот человек совершенно не умеет контролировать свои мысли и эмоции.
– Ну что ж, сноха, ты умело ведешь мое хозяйство. – Ливелин снисходительно улыбнулся. Ему начинало казаться, что он ошибался в этой женщине. Она остепенилась, стала более ответственной. А еще она стала стройнее, отчего ее лицо казалось теперь куда более приятным. Она всегда была милой, но теперь – и это не обошли вниманием придворные поэты – она стала настоящей красавицей. Ливелину это нравилось. Ему очень не хватало дочерей, которые после замужества покинули дом. Даффид же все больше времени посвящал ведению дел в графстве, так что старику приятно было сидеть у камина в доме, где его всегда ждали милые, живые девушки из окружения его снохи.
А еще ему не хватало Джоанны. О, как же он тосковал по ней! В последнее время Ливелин все чаще думал о смерти. Годы тяжким бременем легли на его плечи, сгибали крепкую спину, воля к жизни угасала. К счастью, у него был Даффид, которому можно было передать дела. Теперь пришло время обратить свои помыслы к Богу.
Он тяжело вздохнул и сел у огня. Лучи солнца пробивались в окно его покоев. О, как же он хотел, чтобы поскорее пришла весна! Зима слишком затянулась. Она оставила его меж двух огней: его сыновья снова были в ссоре. Даффид – спокойный, разумный; его Ливелин и выбрал наследником. Граффид же – романтичный, безрассудный, постоянно воюет с соседями и зятьями. Граффид повергал Ливелина в отчаяние, но он любил своего старшего сына, наверное потому, что узнавал в этом честолюбивом молодом человеке самого себя. Кроме того, он обожал своих четверых внуков. Оуэйн – тихий, серьезный, очень похож на свою мать; Ливелин – умный, общительный; Родри еще совсем маленький, но уже мечтательный, музыкальный ребенок, а недавно на свет появился четвертый – его назвали Даффидом. Ливелин подозревал, что то был жест примирения между двумя братьями. Пора бы снова навестить их. Может, дня через два он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы оседлать лошадь.
Он встал с кресла и направился к письменному столу, на котором возвышалась стопка писем. На том, что лежало сверху, красовалась печать Честеров. Вспомнив об Элейн, Ливелин нахмурился. Она снова вмешалась в его жизнь, испортила похороны Джоанны, осквернила память об этом событии. В том месте, где находится могила Джоанны, нужно основать францисканский монастырь. Братья будут вечно молиться за ее душу, своей святостью смывая память о той страшной ночи. Одна мысль об Элейн выводила Ливелина из себя. Как она могла? Как ей вообще пришло в голову отправиться ночью в лес на какую-то могилу? Как она могла позволить этой женщине совершать бог знает какие обряды, чтобы воскресить мертвеца? Он взволнованно постукивал пальцами по крышке стола. Разумеется. Элейн не отдавала себе отчета в том, что происходит.
Неужели Ливелин действительно в это верил? Лорд Честер заверял его, что его дочь абсолютно невиновна, и тем не менее…
Но теперь никто ничего не узнает. Ронвен исчезла, избежав наказания. Если верить слухам, ее забрал дьявол, которому она поклонялась. Ливелин снова почувствовал, как бессильный гнев вскипает в нем, растекается по телу и пульсирует в висках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60