А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Камилла Морлок зовет всех к себе на выходные. Прием в твою честь.
– А нельзя было сперва спросить меня, хочу ли я ехать?
– Приглашено полно народу. Увидишь, тебе понравится. Будут все атлантские знакомые, а из Нашвилла – Джулия с Роббом, потом Лиза Мэри со Стюартом и Лора Энн с Морганом. Мы с тобой едем в одной машине с Джулией и Роббом. Они заскочат за тобой завтра в восемь утра. Ты что, правда не знал?
Это была последняя капля. Я твердо решил поставить все на свое место, а раз так, то начать можно прямо сейчас.
– Послушай, Сара Луиза, мне надо тебе кое-что сказать.
– Подожди минутку – вроде кто-то идет. Давай-ка лучше вернемся, а то все начнут гадать, куда мы пропали.
Перед самым уходом Симс Колдуэлл обнял меня за плечи и сказал:
– Мы страшно рады, что ты вернулся. Зарплату тебе начнут начислять с завтрашнего дня, а на работу выйдешь через месяц. Ты заслужил отпуск.
– Но, сэр…
– И никаких возражений. По-моему, Сисси хочет выпить. Прошу прощения.
Я уж и позабыл, какой Атланта богатый город. Я всегда считал, что у нас в Бэл Мид шикарные дома, но когда мы на следующий день добрались до Атланты и поехали по Бакхеду, нас встретили особняки, которые по величине вполне можно было принять за отели. Камилла Морлок жила в одном из самых больших особняков. Однажды я уже был у нее дома, еще когда учился в университете, после нашего футбольного матча с местной командой, но тогда было темно, и я не смог как следует все рассмотреть. Теперь, когда мы с Сарой Луизой шли к дверям, у меня было полное ощущение, что за ними мы увидим коридорных и портье. Хотя из Нашвилла прибыла целая компания, каждого поселили в отдельной комнате. Родители Камиллы были такими же любезными, как и Колдуэллы, но – хотя в это было непросто поверить – еще более богатыми.
В этот приезд я увидел Атланту в новом свете. Раньше я останавливался в общежитии братства "Сигма хи" при местном университете, и все наши развлечения состояли в том, что мы пили прямо там или ходили в студенческий клуб. Если не считать новых лиц, футбольный уикенд в Атланте был совершенно такой же, как в Нашвилле. У Морлоков же, не успели мы осмотреться, как уже лежали вокруг огромного бассейна – такого большого я еще никогда не видел. Бассейн этот изгибался вокруг лужайки, уходя куда-то далеко вглубь, к видневшимся там цветам. Сара Луиза расстелила свое полотенце прямо передо мной и легла на него, а остальные растянулись неподалеку.
Сперва все разговаривали наперебой, так что прошло порядочно времени, прежде чем я успел хорошенько рассмотреть Сару Луизу; когда же наконец рассмотрел, то увидел, что она нацепила на себя какое-то немыслимо урезанное бикини, из которого, стоило Саре Луизе подпереть голову руками, начинали выглядывать ее соски. Я не видел эти соски целых два года и уже успел позабыть, какой у них пикантный вид. Не прошло и пяти минут, как плавки на мне взбухли и продолжали оставаться такими весь остаток дня. Пока дворецкий обносил нас напитками, а вся компания – человек двадцать – оживленно беседовала, я занимался тем, что разглядывал соски Сары Луизы. Иногда Сара Луиза меняла позу, и тогда соски исчезали из виду, но через какую-нибудь минуту вновь представали взору. Интересно, сколько еще народу смотрело это представление? Лично мне было неприятно, что я оказался зрителем. Все это явно делалось с целью меня подразнить – и только потому, что, насколько я мог судить, уединиться нам с Сарой Луизой не было никакой возможности. Я огляделся в поисках подходящего места: сад, сосновая роща, гараж – всюду таилась опасность быть обнаруженными. Я на мгновение представил себе, как Сара Луиза увлеченно занимается своим новым делом, а в этот момент над нами возникает грозная фигура мистера Морлока – и у меня мурашки побежали по телу. Я злился, что вид этих сосков так меня распалил, но, увы, факт оставался фактом.
Вечером на Саре Луизе была кофточка, почти такая же открытая, как купальник. Я, как и остальные наши ребята, болтался около Сары Луизы и глядел на то, что удавалось увидеть. За ужином в банкетном зале и потом, когда пили коньяк и ликеры, взгляды присутствующих то и дело устремлялись к этой кофточке – когда наконец из нее что-нибудь выскочит? Даже женщины – и те смотрели, а Агнес Энн Кэндлер заметила, усмехнувшись: "Жаль, что я не смогла надеть такую". На что Сара Луиза ответила: "Еще немного, и смогла бы".
Кто бы мог подумать, что весь вечер пройдет под знаком какого-то кусочка плоти, под знаком страха и надежды увидеть тайком чьи-то соски? Ложась в постель, я никак не мог решить, чем заняться: поонанировать ли, выпить ли еще или попытаться заснуть – и в конце концов остановился на последнем. Уже начиная дремать, я вдруг услышал, как дверь тихонько отворилась и закрылась, щелкнул замок. Чьи-то легкие шаги прошлепали по ковру, и прямо над ухом раздался шепот Сары Луизы:
– Хэмилтон, ты не спишь?
– Сплю.
– Можно я к тебе залезу?
– Если хочешь.
Раздался шорох сбрасываемого пеньюара, одеяло сдвинулось в сторону – и вот уже Сара Луиза уютно прижалась ко мне.
– Мне стало одной скучно, – сказала она.
– Неужели?
– А вообще-то я страшно тебя хочу.
На ней была короткая ночная рубашка, которая тоже полетела на пол.
– Видишь, как я тебя хочу?
– Не уверен.
– Тогда почему же я все это делала? Ты что, забыл? Позавчера в машине? Вчера в беседке? И почему тогда я пришла сейчас?
– Не уверен.
– Ну как мне тебя убедить?
Тут, движимая внезапной идеей, она схватила мою руку и засунула ее себе между ног. Там было так влажно и скользко, что сперва даже показалось, будто это вазелин.
– Ну, теперь видишь, что я не обманываю?
– Возможно.
– Неужели ты совсем меня не хочешь?
Желая посмотреть, хочу я ее или нет, Сара Луиза протянула руку к моему пенису, который, разумеется, был тверд.
– Ты хочешь – хочешь, как и я, – сказала она. – Ах, Хэмилтон, что нам делать?
Более легкого вопроса мне еще не задавали. Не долго думая, я попытался залезть на Сару Луизу, но тут она как бы застыла.
– Нет, Хэмилтон, только не это.
– Но ты ведь говоришь, что хочешь меня.
– Да, но не так. Пока не так. Я все еще невинна, Хэмилтон, и хочу выйти замуж невинной.
Я бессильно откинулся на подушку.
– Хэмилтон, я думала, ты знаешь. Ты что, расстроился?
– Твои поступки – это твое личное дело.
– Ну вот, расстроился.
– Я в отчаянии.
– Ты думал, мы будем заниматься любовью?
– Такая мысль приходила мне в голову.
– Неужели ты не знал, что я еще невинна?
– Я как-то об этом не думал. Честно говоря, после твоего романа с Фредом я в этом сомневался.
– Хэмилтон, за кого ты меня принимаешь?
– Что значит – "принимаешь"?
– Ты действительно считаешь, что я могла бы опуститься до того, чтобы отдаться Фреду?
– Ну, между вами были близкие отношения. Он тебе нравился. А люди нередко занимаются любовью.
– Только не я. И среди моих знакомых нет ни одной приличной девушки, которая бы этим занималась. Возможно, там, откуда ты приехал, люди живут по-другому, но мы пока что следуем принципам.
– А зачем?
– Затем, что именно это отличает приличных людей от подонков.
Мы помолчали.
– Извини, если я тебя обидела, – сказала наконец Сара Луиза.
– Ничего страшного.
– Не стоило мне приходить. Просто хотелось побыть рядом с тобой.
– Благодарю.
– И еще я хотела, чтобы ты знал, какие у меня к тебе сильные чувства. Чтобы ты знал, что тот, за кого я выйду замуж, получит в жены настоящую женщину и даже больше.
– Послушай, если ты думаешь о браке…
– Не бойся, это не предложение.
Чтобы прекратить неприятный для себя разговор, она снова потянулась к моему пенису, но в нем, увы, уже не было прежней стойкости. Тут я собрался наконец рассказать Саре Луизе о своих планах, но она вдруг сползла под одеяло вниз и начала стягивать с меня трусы. Я не стал ей мешать и потом, когда она принялась за работу. Неужели Фред научил ее всему этому или, может, она сама придумывала по ходу дела? Она то лизала мне яйца, то ласкала член пальцами и губами, то проводила языком по моим бедрам. Словом, трудилась на совесть, и все кончилось так же, как и в прошлые два вечера. Когда Сара Луиза вытирала меня салфеткой, я подумал, что тоже должен сделать ей приятное, и, хотя ощущал смертельную слабость, тоже полез вниз под одеяло.
– Ты что, с ума сошел? – воскликнула Сара Луиза. – За кого ты меня принимаешь? – И, крепко сжав ноги, отпихнула меня. – Не знаю, как там в Европе, но у нас ни одной приличной девушке и в голову не может прийти позволить такое!
К этому времени я уже начал понимать, что ее моральные принципы для меня непостижимы, что они основаны не на логике, а на сиюминутной прихоти. Если она может делать это со мной, то почему мне нельзя делать это с ней? Я уже готов был спросить, но тут Сара Луиза снова заговорила:
– Опять я тебя обидела. Прости. Все у меня выходит не так, как надо. Зачем, зачем я только пришла? – И она всхлипнула.
– Ты вовсе меня не обидела. Я рад, что ты пришла. Но мне нужно тебе кое-что сказать.
– Какой же ты жестокий! Ты же видишь, как мне плохо. Зачем же делать еще хуже? Разве ты не джентльмен?
– Не знаю.
– Ты так переменился в этой своей Европе. Ты стал холодным и циничным. Где тот Хэмилтон, которого я когда-то знала, который обнимал меня и говорил: "Не плачь, Сара Луиза, все будет в порядке"?
Она жалобно потянулась ко мне, с глазами, полными слез. Если ее сейчас не успокоить, подумал я, она наверняка заревет и перебудит весь дом. Я обнял ее и принялся ласково поглаживать, ощущая, как моя Майка становится мокрой от ее слез. Порой казалось, что Сара Луиза вот-вот возьмет себя в руки, но всякий раз она снова разражалась рыданиями. Наконец она взглянула на меня все еще полными слез глазами и сказала:
– Значит, я по-прежнему тебе дорога?
– Да, но я все-таки должен тебе кое-что сказать.
– Нет-нет, не надо, а то все испортишь. – И Сара Луиза приложила мне пальчик к губам. – Не заставляй меня жалеть о том, что я пришла. Я хочу просто помнить, что все еще дорога тебе, что ты прежний Хэмилтон.
С этими словами она взбила подушку, устроила мою голову на ней поудобнее и поцеловала меня в лоб. Я попытался что-то сказать, но Сара Луиза ответила "Ш-ш!", раздался шелест надеваемых ночной рубашки и пеньюара, шорох шагов по ковру и звук осторожно открываемой и закрываемой двери. Я лежал, отчаянно досадуя, будучи уверен, что не смогу уснуть, однако выпитое за ужином и забота, проявленная Сарой Луизой, оказали магическое действие, и очнулся я уже утром.
Накануне на ней было черное бикини, сегодня – такое же, только белое, еще эффектнее оттеняющее загар, и опять все только и делали, что глазели на нее.
– Прямо не могу, как хороша, – сказала мне Лора Энн Лоу. – Форменное чудо.
– Да, она следит за собой, – ответил я.
– Следит за собой? Ты что, смеешься? Я вот, например, за собой слежу, а где ты видел, чтобы был такой ажиотаж? Просто она самая красивая.
Тут в наш разговор включился Морган – парень, который был с Энн.
– Догадываешься, почему у нее всегда такой вырез? – спросил он меня.
– Чтобы на нее смотрели?
– Старик, ей до смерти хочется замуж. Неужели непонятно?
– Понятно.
– И вот что я тебе скажу. Тот будет полным кретином, кто откажется от возможности на ней жениться.
– Ну, люди бывают разные…
– Надеюсь, что ты не такой кретин, каким кажешься, – если судить по поступкам.
Робб развил эту тему.
– Знаешь, Дэйвис, – сказал он мне, – в университете, конечно, ты часто вел себя по-идиотски, но сейчас превзошел сам себя. У тебя в руках самая завидная невеста на всем Юге, а ты на нее ноль внимания. Смотри, другой такой не найдешь.
– По-моему, я был с ней достаточно ласков.
– Ну да, ласков! Будто нарочно отворачиваешься.
Остальные были того же мнения. После обеда Лиза Мэри сказала мне:
– Хэмилтон, ты изменился. Это Германия так на тебя подействовала?
– В каком смысле?
– Ты так себя ведешь – словно жалеешь, что уехал оттуда.
– Да, иногда я скучаю по Германии.
– Если, по-твоему, ты выше всех нас, тогда, может, стоит вернуться обратно?
– Господь с тобой, я вовсе так не считаю.
– Но ведешь ты себя именно так – и с Сарой Луизой, и со всеми остальными.
После очередного внушения я понял, что надо попробовать перековаться. Вообще-то я мог поклясться, что все это время был таким же, как всегда, – радушным и веселым, – но послушать их, так выходило, что я чуть ли не испортил всем уикенд. Наверняка, это Сара Луиза им на меня накапала. Как бы то ни было, чтобы отвязаться, я начал изо всех сил стараться стать душою общества и, по крайней мере, добился того, что выволочки прекратились. На обратном пути в Нашвилл Сара Луиза шепнула мне:
– Как хорошо, что ты вдруг стал таким милым. Я ведь тебе дорога, правда?
Родителям с таким успехом удавалось избегать меня в первые два дня, что я был уверен – так пойдет и дальше. Как только я войду через парадную дверь, думал я, они тут же смоются через черный ход. К моему удивлению, они оба оказались на месте – потому что, как выяснилось, успели развернуть тяжелую артиллерию. Первый залп дала мама. Я застал ее на кухне, где она сидела, не отрывая взгляда от стоявшего перед ней бокала с виски.
– Ты уже видел почту? – спросила она.
– Нет.
– Советую посмотреть.
На подносе лежала стопка писем от Эрики. Еще перед поездкой в Атланту я получил от нее два письма, но тогда мамы не было дома, так что эти были первые, которые она увидела.
– Надеюсь, ты не станешь утверждать, что она написала тебе восемь писем и между вами ничего нет?
– Не стану; между нами действительно что-то есть.
– Господи, за что мне такое наказание? Ну зачем, скажи, ты связался с этой девкой? Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Неужели в тебе нет ни капли жалости?
– Я полагал, что имею право распоряжаться собственной жизнью, как сочту нужным.
– Ах, как сочтешь нужным? Значит, ты считаешь нужным поломать себе жизнь ради какого-то ничтожества? Ради немецкой потаскушки, которая и по-английски-то неизвестно как говорит?
– Да, я считаю, что должен жениться на Эрике. Это лучшая девушка, которую я когда-либо встречал. И если ты боишься, что мы вас хоть как-то стесним, то напрасно: через несколько дней я уезжаю в Берлин, и мы будем жить там.
– Ах вот как! Чудесно! – Она налила себе еще немного виски. – Так вот что я тебе скажу. Я отдала двадцать пять лет своей жизни не для того, чтобы видеть, как ты губишь свою жизнь. И я не собираюсь на это смотреть. Пожалуйста – убирайся в свою проклятую Германию, женись на этой шлюхе! Но учти – меня ты больше в живых не увидишь. В день твоего отъезда я пойду в гараж, запру дверь и включу мотор. И не надо приезжать на похороны. Я не хочу, чтобы ты суетился у гроба, делая вид, что будто это для тебя имеет какое-то значение. Я не могу запретить тебе уехать, но я не обязана стоять и смотреть, как ты коверкаешь себе жизнь. Я сделала для тебя достаточно, чтобы иметь такое право.
Я никогда не видел маму такой: никогда не видел, чтобы она пила неразбавленное виски, никогда не видел, чтобы она выходила из себя, никогда не слышал от нее угроз. Я обнял ее за плечи и сказал: «Прости». Она закрыла лицо руками, потом проговорила: "Хэмилтон, за что ты со мной так?" Я привлек ее к себе, снова сказал: «Прости», и вышел. Пройдя по коридору, я увидел через дверь кабинета отца, сидевшего за письменным столом. Перед ним лежала чековая книжка и счета.
– Хэм, – окликнул он меня, – можно тебя на минутку?
Я вошел. Отец сидел, не отрывая взгляда от стола.
– Мы ведь никогда с тобой много не разговаривали, а? – спросил он.
– В общем-то нет.
– Странно – столько лет живем вместе и ни разу как следует не поговорили.
– Наверно, не мы одни такие.
– Я вот тут пытался себе представить, каким я должен тебе казаться. Мне пятьдесят – по-твоему, должно быть, я старик. Я в твоем возрасте считал, что если человеку пятьдесят, то ему пора на покой – дальше наступает закат жизни.
– Я знал весьма активных людей, которым было больше пятидесяти.
– Но теперь я считаю, что старик – это тот, кому за семьдесят. Я чувствую себя тридцатипятилетним, и когда вспоминаю, сколько мне на самом деле, у меня возникает ощущение, будто надо мной подшутили.
– Ты выглядишь моложе своих лет.
– И то же самое с моей практикой. Чем дальше, тем больше кажется, что я только-только начинаю. Дома я редко говорю о делах: и слушать скучно, и похвастаться, по правде говоря, было особенно нечем. И то – разве название адвокатской конторы "Дэйвис, Хупер и Вон" мелькает в газетах? Разве к нам обращается много крупных клиентов? Так что ты, наверно, считаешь меня средненьким адвокатом. Не вышло из меня того, что должно было бы выйти. Как-никак, я окончил Вандербилтский и Вирджинский университеты.
– Тебя интересовали другие вещи, кроме работы.
– Ты имеешь в виду историю? Да, историю я люблю. Явления начинаешь осознавать только тогда, когда они уже прошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51