Психология художественного творчества
Хрестоматия
Составитель т. К.В. Сельченок.
Мн.: Харвест,
1999.
Настоящая хрестоматия посвящена одному из важнейших ас-
пектов душевной жини человека. Как зарождается образ в глуби-
нах человеческой психики? Каковы психологические законы вос-
приятия прекрасного? В чем причина эстетической жажды, от
рождения присущей каждому из нас? Психология художественно-
го творчества - это и феномен вдохновения, и тайна авторства, и
загадка художественного восприятия, искусства не менее глубоко-
го и возвышенного, чем умение создавать шедевры.
Из века в век подтверждается абсолютная истина - законы
жизни неизменно соответствуют канонам красоты. Художествен-
ное творчество является сутью, фундаментом и вершиной творче-
ства как такового. Изучая этот чрезвычайно интересный и увле-
кательный предмет, можно понять самые сокровенные тайны
бытия. Именно такими прозрениямя славятся великие деятели
искусства.
УДК 159.9:7
ББК 88.4
ISBN 985-433-523-2
c К.В. Сельченок, составление, 1999
c А.Е. Тарас, составление и редакция серии,
1999
ПРЕДИСЛОВИЕ
Содержание работ, собранных в настоящей хресто-
матии, посвящено одному из важнейших аспектов ду-
шевной жизни человека. Интересно отметить, что фе-
номен вдохновения, являющийся центральным для
всякого художественного творчества, для древних че-
ловековедов являлся священным и тайным. Таковым
же он остается и для нас. За последние десятилетия
психологам все же удалось приподнять священную за-
весу над тайнами художничества. Лучшие из этих до-
стижений собраны в предлагаемом Вашему вниманию
сборнике.
Мало кто осознает, что художественное творчество
является сутью, фундаментом и вершиной творчества
как такового. К примеру, научное творчество нам
представляется лишь частным случаем художествен-
ного. Ведь из века в век великие ученые подтверждают
абсолютную истину - законы природы неизменно со-
ответствуют канонам красоты. В конце концов, всем
известно расхожее выражение <научная картина ми-
ра>. Жаль, что мало кто обращает внимание на слово
<картина>.
Как зарождается образ в глубинах человеческой
психики? Каковы психологические законы восприя-
тия прекрасного? Наконец, в чем причина самой эсте-
тической жажды, от рождения присущей каждому из
нас? Психологией художественного творчества, как
ни странно, интересуются не одни лишь художники и
искусствоведы. Ведь предметом этой дисциплины яв-
ляется не только тайна авторства, но и загадка художе-
ственного восприятия, - искусства не менее глубоко-
го и возвышенного, чем умение создавать шедевры.
Интерес к психологии художественного творчества
может рассматриваться в качестве признака истинной
культурности человека. Всякий культурный человек,
естественно интересующийся глубинными причинами
творения естества рано или поздно обращается к изу-
чению основ созидания, знание о которых он может
почерпнуть прежде всего в постижении психологии ху-
дожественного творчества. Без этого нет ни психотера-
пии, ни педагогики, ни даже практической психологии
управления. Ведь психология художественного творче-
ства изучает высшие законы функционирования пси-
хики творца. Это - особая дисциплина, вмещающая и
исследование любви, и изучение таинства истинного
философствования, и постижение психологических
основ религиозной жизни человека. Через изучение
этого высокого предмета только и можно понять, как
следует гармонично развивать собственных детей, ула-
живать всевозможные конфликты и придерживаться
индивидуального духовного пути. В конце концов, это
все попросту чрезвычайно интересно!
Составитель
Отто РАНК
ЭСТЕТИКА И ПСИХОЛОГИЯ
ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА
Поэтические произведения подлежат психологиче-
скому анализу более, чем какие-либо другие художе-
ственные произведения, и потому в этой главе мы зай-
мемся преимущественно ими, только случайно затра-
гивая другие области художественного творчества.
Если мы зададим себе два основных эстетических
вопроса, а именно, какого рода то наслаждение, кото-
рое дает нам поэтическое произведение, и каким пу-
тем это наслаждение вызывается, то сейчас же появля-
ются противоречия, неразрешимые, пока мы при на-
шем анализе ограничиваемся только процессами,
происходящими в сфере нашего сознания. На первый
вопрос мы должны ответить, что содержание поэтиче-
ских произведений большей частью будит в нас мучи-
тельные аффекты; несчастье и печаль, страдание и ги-
бель благородных людей для трагедии единственная,
для эпоса, романа, новеллы наиболее частая тема. Да-
же там, где вызывается веселое настроение, оно воз-
можно только благодаря тому, что в силу недоразуме-
ний или случайностей люди попадают на некоторое
время в тяжелое и, казалось бы, безвыходное положе-
ние. Наслаждение художественным творчеством до-
стигает своего кульминационного пункта, когда мы
почти задыхаемся от напряжения, когда волосы вста-
ют дыбом от страха, когда непроизвольно льются сле-
зы сострадания и сочувствия. Все это ощущения, ко-
торых мы избегаем в жизни и странным образом ищем
в искусстве. Действие этих аффектов очевидно совсем
иное, когда они исходят из произведений искусства, и
это эстетическое изменение действия аффекта от мучи-
тельного к приносящему наслаждение является пробле-
мой, решение которой может быть дано только при
помощи анализа бессознательной душевной жизни.
Это измененное отношение к нашим аффектам не
может быть объяснено только тем, что зритель или
слушатель знает, что перед ним не действительность, а
только ее отражение. Этой причиной, правда объясня-
ется, почему факты, неприятные для нас в действи-
тельной жизни, в этом мире грез вызывают у нас весе-
лое настроение, как это было только что упомянуто
для комедии и подобных произведений; в более важ-
ных случаях дело объясняется, однако, иначе. Нере-
альность фактов не прекращает их нормального дей-
ствия на наше чувство; они вызывают те же аффек-
ты - страх, отвращение, негодование, сочувствие и
т.д., принимаются, следовательно, по крайней мере, в
отношении их воздействия, совершенно серьезно -
абсолютно уравнены с реальными. Сами аффекты от-
личаются от аффектов, вызванных действительнос-
тью, и притом не причиной их возникновения и не
формой проявления, а характером наслаждения, не-
адекватным содержанию.
Тем самым дан ответ и на второй вопрос. Главное
средство, при помощи которого влияет поэтическое
искусство, заключается в том своеобразном положе-
нии, в котором оказывается слушатель. Как бы при
помощи внушения он принужден переживать, то есть
превращать в субъективную действительность вещи,
рассказываемые другим, причем, однако, он никогда
не забывает о реальном положении вещей. Степень
достигаемой иллюзии различна в разных видах искус-
ства, как различны средства внушения, пускаемые в
ход. Эти средства обусловлены отчасти внутренними
причинами - материалом, отчасти они заключаются в
технических вспомогательных приемах, с течением
времени развившихся в типичные формы, передаю-
щиеся по наследству от поколения к поколению. С
другой стороны, те приемы, при которых иллюзия до-
стигается путем прямого подражания действительнос-
ти, каковы, например, применяющиеся на современ-
ной сцене, сюда не относятся, не имея ничего общего
с сущностью поэтического искусства. О двух других
видах искусства мы поговорим позже.
Мы остановимся прежде всего на том странном по-
ложении, в котором оказывается каждый, когда по-
этическое произведение проявляет на нем свое полное
воздействие. Он чувствует правдивость этого произве-
дения, знает его выдуманность, причем, его ни в ма-
лейшей степени не трогает этот непрерывный раздор
между действительностью и грезой, при других усло-
виях вызывающий мучительный аффект. Если мы
прибегнем к сравнению с другими продуктами фанта-
зии, в особенности со сном, часто сравниваемым с по-
эзией, то найдем, что в сновидении иллюзия совер-
шенно полная. Видящий сон - если оставить в сторо-
не исключительный случай (чувство сна во сне) - ве-
рит до конца в реальность процесса. Общеизвестно,
что душевнобольной свои безумные фантазии не от-
личает от действительности. То же явление мы встре-
чаем в непосредственных предшественниках по-
эзии - в мифах. Человек этого периода, когда созда-
вались мифы - а этот период для нашей земли еще не
вполне закончился - верит в образы своей фантазии и
временами воспринимает их как объекты внешнего
мира. Поэтическое искусство не в состоянии вызвать у
нас иллюзию такой же силы, что означает понижение
его функции, соответствующее его меньшему соци-
альному значению в современном обществе; некото-
рую иллюзию оно все-таки в состоянии вызвать у нас,
и это делает его последним и самым сильным утеше-
нием человечества, для которого становится все труд-
нее доступ к старым источникам наслаждения.
Продуктом фантазии, наиболее близким к поэти-
ческому произведению и в этом, и во многих других
отношениях, является так называемый <сон наяву>,
которому временами предаются почти все люди, осо-
бое значение он приобретает в период половой зрело-
сти. Переживающий сон наяву может вынести из сво-
их фантазий определенное, довольно значительное
наслаждение, абсолютно не веря в то же время в ре-
альное существование образов своей фантазии. Дру-
гие признаки все же резко отличают сон наяву от про-
изведений искусства; он лишен формы и систематич-
ности, не знает тех вспомогательных средств, которы-
ми пользуется, как мы видели, для достижения
внушения произведение искусства; они ему не нужны,
так как такой сон эгоцентричен и не рассчитан на воз-
действие на посторонних. С другой стороны, мы
встречаемся здесь с тем же изменением действия аф-
фектов, которое казалось нам столь таинственным в
произведении искусства. Содержанием сна наяву слу-
жат большей частью приятные ситуации, в которых
приведены в исполнение сознательные желания; пе-
реживающий сон представляет себе во всей яркости,
главным образом, удовлетворение тщеславия при по-
мощи необычайных успехов в роли полководца, поли-
тика или художника, затем победу над предметом
любви, удовлетворение мести за зло, причиненное ему
более сильным. Кроме того, встречаются ситуации,
которые в действительности были бы чрезвычайно
мучительны; они рисуются фантазией, тем не менее, с
тем же наслаждением. Наиболее частый тип таких
фантазий - собственная смерть, затем другие страда-
ния и несчастья. Бедность, болезнь, тюрьма и позор
представлены далеко нередко; не менее редко в таких
снах совершение позорного преступления и его обна-
ружение.
Нас не удивит тот факт, что средний человек при со-
здании таких фантазий получает то же наслаждение,
что и при восприятии поэтического произведения. В
существенном обе функции тождественны, поскольку
восприятие фантазии заключается только в ее пережи-
вании. Это восприятие возможно, конечно, лишь в том
случае, если у воспринимающего имеются те тенден-
" для удовлетворения которых была создана фанта-
i .Первым требованием, предъявляемым к произве-
дению искусства, круг воздействия которого не огра-
ничивается очень коротким сроком, является его об-
щечеловеческая основа. В существе своем все ин-
стинкты людей однородны, и потому сон наяву также
не обходится без этого базиса: разница заключается в
том что в фантазии художника на первый план без его
содействия выступают общечеловеческие черты, что
делает возможным аналогичные переживания зрите-
лей или слушателей; у переживающего сон наяву эти
общечеловеческие черты прикрыты совершенно инди-
видуальными. Так, во сне честолюбивого юноши мы
видим, например, человека, необычайные успехи ко-
торого не вызывают у нас никакого интереса, так как
сон удовлетворяется фактом и не ищет никакой внут-
ренней мотивировки, при помощи которой данный
случай можно было бы связать с общечеловеческим
психическим материалом. В <Макбете> мы тоже встре-
чаемся с честолюбцем и его успехами, но психологиче-
ские предпосылки прослежены до корней всякого чес-
толюбия, так что каждый, кому не чужды честолюби-
вые мечты, переживает весь ужас ночи убийства.
Тем самым нам дан ключ к пониманию суггестив-
ной силы произведения искусства, но к проблеме из-
менения действия аффекта мы не подошли ближе.
Этого мы достигнем, только прибегнув к помощи тео-
рии аффекта психоанализа. Эта теория учит, что очень
большие массы аффекта могут остаться бессознатель-
ными, а в определенных случаях должны остаться бес-
сознательными, причем отнюдь не теряется действие
этих аффектов, неизменно входящее в сознание. По-
падающее таким путем в сознание наслаждение или
же чувство ему обратное соединяется с другими аф-
фектами или же с относящимися к ним представлени-
ями, это соединение удается иногда до такой степени,
что исчезает всякая шероховатость, часто же наслаж-
дение или страдание неадекватны тому комплексу аф-
фектов, из которого они, по-видимому, выросли, или
же, как в нашем случае, противоположны. Общеизве-
стны патологические примеры проявления необычай-
но сильной радости или боли при, казалось бы, ни-
чтожных поводах. Положение вещей все-таки слож-
нее, чем было представлено до сих пор. Не совсем пра-
вильно, что наслаждение, отторгнутое от бессозна-
тельных аффектов, совместимо с любым замещением.
Это противоречило бы строгому детерминизму, гос-
подствующему в психическом мире, и допускало бы
ошибочное предположение, что аффект, исключен-
ный из сознания, не в состоянии проявить себя. Ско-
рее те сознательные представления и аффекты, кото-
рые теперь вызывают такое наслаждение и такое стра-
дание, являются только заменой первоначальных
вытесненных аффектов. Между обоими должна суще-
ствовать тесная ассоциативная связь, и по пути, про-
долженному этой ассоциацией, перемещается на-
слаждение и соединенная с ним энергия.
Если эта теория правильна, то должно быть воз-
можно и ее применение к нашей проблеме. Вопрос
разрешался бы приблизительно так: художественное
произведение вызывает наряду с сознательными аф-
фектами также и бессознательные, гораздо большей
интенсивности и часто противоположно окрашенные.
Представления, с помощью которых это совершается,
должны быть так избраны, чтобы у них, наряду с со-
знательными ассоциациями, были достаточные ассо-
циации нетипичными бессознательными комплекса-
ми аффектов. Способность выполнить эту сложную
задачу художественное произведение приобретает в
силу того, что при своем возникновении оно играло в
душевной жизни художника ту же роль, что для слу-
шателя при репродукции, то есть давало возможность
отвода и фантастического удовлетворения общих им
бессознательных желаний.
Здесь нужно напомнить о том, что было сказано ра-
нее о противодействии и цензуре и связанной с ними
необходимости в затемнении (видоизменении). От-
крытое изображение бессознательного вызвало бы
возмущение социальной, моральной и эстетической
личности, следовательно, дало бы не наслаждение, а
10
-J-рз отвращение и негодование. Поэзия, поэтому,
пускает в ход всевозможные ласки, изменение моти-
gog превращение в противоположность, ослабление
дрязи, раздробление одного образа на многие, удвое-
ние процессов, опоэтизирование материала, в особен-
ности же - символы. Так из вытесненных желаний,
оторые в качестве типичных неизбежно Ограничены
небольшим числом и потому, будучи часто повторяе-
мы, стали бы слишком однообразными, возникает
бесконечное, неисчерпаемое многообразие художест-
венных произведений. Этому способствует, наряду с
индивидуальными различиями, также и изменяющая-
ся интенсивность вытеснения, с заменой одной куль-
турной эпохи другою наиболее сильное противодейст-
вие направляется то против одной, то против другой
сферы бессознательного.
Конфликт между вытеснением и бессознательным
в художественном произведении временно разрешает-
ся компромиссом. Бессознательное проявляется, не
разрушая рамок цензуры, которые очень удачны и
ловко обходятся. Конфликт этим, конечно, не исчер-
пывается, что доказывает тот часто извращенный ха-
рактер наслаждения, с которым фантазии появляются
перед сознание. Данные ситуации даже после того,
как произошла всевозможная маскировка, носят му-
чительный характер, столь свойственный подымаю-
щимся из глубин бессознательного привидениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82