Правда, когда ты голодна, не слишком приходится выбирать… В любом случае сейчас для тебя нашлась работа. Пойди в «Якорь» и поговори с Уайлдом. Я почти уверена, что он возьмет тебя работать в бар. Ладно, мне пора. Пока, Кэти.
– До свидания, Мэгги. И спасибо.
Когда дверь закрылась за соседкой, Кэти прижалась к ней спиной и некоторое время стояла в раздумье. Если она устроится работать в «Якорь», это будет очень удобно, – «Якорь» находится всего в нескольких кварталах от их дома, а главное, она будет работать только по вечерам, а целый день сможет проводить с Лиззи. Но здесь имелось одно «но». Она слышала, что «Якорь» называют «рынком проституции». Если верить слухам, хозяин этого заведения предоставлял в распоряжение своих клиентов не только выпивку, но и женщин.
Если бы только Джо был здесь! Она могла бы посоветоваться с ним, и он подсказал бы ей, что делать. Но Джо не было, и обратиться за советом ей было не к кому. А в доме не оставалось ни крошки еды, уголь закончился, свечи тоже, – у нее оставался только огарок свечи, а когда он догорит, ей придется сидеть в темноте. Она продрогла до костей и была так голодна, что едва держалась на ногах. И Лиззи кричала от голода… Отчаяние заставило ее решиться. Отойдя от двери, она быстрым шагом пересекла комнату и подошла к Лиззи, сидящей на скамейке. Подняв ее на ноги, она отвела ее в спальню и уложила в постель. Потом взяла моток веревки и, обвязав Лиззи вокруг пояса, привязала другой конец к ножке кровати. Вернувшись на кухню, она вынула из печи железный противень – он был еще теплым – и отнесла в спальню, положив под простыню в ногах кровати, чтобы у Лиззи было хоть немного тепла. Тепло поможет ей уснуть, и она перестанет кричать. На улице уже смеркалось, и в комнате было почти совсем темно. Она не могла видеть лицо Лиззи.
– Я скоро вернусь, а ты будь умницей и лежи спокойно, – прошептала она, наклонившись к сестре.
Она еще с минуту постояла над Лиззи, гладя ее по голове и убирая со лба жидкие пряди волос. Потом она надела пальто и шляпку и, больше ни секунды не медля, вышла из квартиры и спустилась по лестнице.
Она не любила выходить на улицу после наступления темноты. Хоть на большинстве улиц и горели газовые фонари, в городе было полно темных закоулков, в которых на девушку могли напасть.
Она услышала шум и пьяные крики еще задолго до того, как дошла до «Якоря». У дверей заведения она с секунду помедлила, прежде чем войти внутрь. Но, едва переступив через порог, она тут же замерла на месте. В свете керосиновых ламп она видела раскрасневшиеся лица мужчин, сидящих за столиками. Почти все они были моряками. При ее появлении несколько мужчин повернулись к ней, их оценивающие взгляды скользнули по ее лицу и фигуре, а губы искривились в усмешке. Потом чьи-то руки потянулись к ней, но она увернулась и отскочила в сторону. Не помня себя от страха, она бросилась к двери и выбежала на улицу.
Она не остановилась, пока не добежала до угла здания. Спрятавшись за углом, она прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание. Нет, она ни за что не сможет туда войти. Она не сможет работать в этом ужасном месте… Но, может, если она будет стоять за стойкой, они не станут к ней приставать? Ей не надо было входить через главную дверь. Она привлекла к себе внимание, потому что вошла через главную дверь. Она должна найти заднюю дверь и незаметно проскользнуть на кухню, а там она пройдет прямо к хозяину. Да, она обязательно должна поговорить с хозяином.
Пройдя несколько шагов вдоль стены, она нашла боковую дверь, но, едва приоткрыв ее, поняла, что эта дверь тоже ведет в бар, только с другой стороны. Но ведь где-то должен быть вход в подсобные помещения или в квартиру хозяев. Она уже собралась двинуться дальше вдоль стены, когда дверь, возле которой она стояла, внезапно открылась, и из бара вышел здоровенный мужчина. Она вздрогнула и сжалась от страха, когда его рука легла ей на плечо. Он развернул ее лицом к себе, и она, подняв голову, в ужасе посмотрела на него. В свете, падающем из приоткрытой двери бара, она увидела широкое бородатое лицо, склоненное над ней. Глаза мужчины пристально изучали ее, и она прочла в них тот же самый интерес, который она видела в глазах других мужчин в баре. Потом пушистая борода пошевелилась, и рот мужчины растянулся в широкой улыбке.
– А-ха! – удовлетворенно проговорил он низким, густым голосом.
По его интонации она сразу же поняла, что он не англичанин.
– Пожалуйста… Пожалуйста, отпустите меня, – взмолилась она. – Я пришла поговорить с барменом. Я…я ищу работу. Отпустите меня, прошу вас.
Она попыталась стряхнуть его руку, но его пальцы еще крепче сжали ее плечо.
– Ах, ты ищешь работу? Что ж, я могу предложить тебе работу. О, у меня есть для тебя работа, это я могу тебе гарантировать!
Он рассмеялся, запрокинув голову.
– Оставьте меня. Позвольте мне уйти.
– Перестань дрожать, – сказал он, не сводя глаз с ее лица. Он говорил по-английски с сильным иностранным акцентом, однако выговаривал слова отчетливо. – Почему ты дрожишь? Ты испугана? Тогда зачем ты пришла сюда, если боишься мужчин?
– Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне уйти. Я хочу домой.
– Ты хочешь домой? – Он снова засмеялся. – Хорошо, моя красавица, мы пойдем домой. О, я буду очень рад пойти к тебе домой.
– Нет, нет!
– Да, моя красавица.
В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился еще один мужчина. Он тоже был иностранным моряком. Мужчины перебросились несколькими репликами на своем родном языке, потом второй мужчина вышел из бара и, крикнув что-то на прощание бородачу, скрылся в темноте. Бородач взял ее под руку.
– В какую сторону мы пойдем? – осведомился он.
Она ничего не ответила, и он повел ее по улице. Когда она пыталась упираться, его рука подталкивала ее вперед, заставляя идти. Под фонарем он остановился и снова заглянул ей в лицо.
– Почему ты все время дрожишь? – спросил он. – Если тебе так страшно, зачем тогда ты ходишь в «Якорь»?
– Я… я пришла, чтобы наняться на работу. Я… мне сказали, что там нужна барменша.
Он снова запрокинул голову, и его звучный смех сотряс всю улицу. Прохожие, однако, не обращали на них никакого внимания. Пьяные шведы, разгуливающие ночью по улицам вместе со своими подружками, вовсе не были здесь в новинку.
– Ты хочешь работать барменшей в «Якоре»? О Боже! – Он взял в ладони ее лицо. – Ты, с твоей внешностью? Да они съедят тебя живьем! Ты хочешь, чтоб тебя съели живьем?.. Нет, нет, ты этого не хочешь. Ты ведь боишься мужчин. Но тогда почему ты решила работать в «Якоре»? Разве ты не можешь найти работу в более приличном месте?
– Моя… моя сестра больна. Я должна присматривать за ней. Я не могу уходить на работу на полный день.
– А кроме тебя, никто не может присмотреть за сестрой? У тебя есть родители?
Она покачала головой.
– Ты замужем?
Она снова покачала головой.
– Ты живешь вдвоем с больной сестрой?
– Нет, с нами живет брат.
– Но тогда почему ты ищешь работу? Разве ваш брат не может позаботиться о вас?
– Он заботился о нас. Он работает на заводе. Но сейчас забастовка, и он пошел искать работу в другой город…
Едва она успела это сказать, как поняла, что совершила ошибку, признавшись ему, что ее брата нет дома. И он не преминул воспользоваться этим.
– Ясно, – сказал он с удовлетворенным кивком. – Значит, твоего брата нет дома. Мы идем к тебе?
– Нет! – Теперь ее голос звучал резко. – Нет, нет, говорю вам! Никуда вы со мной не пойдете.
Он не обратил никакого внимания на ее протесты.
– Ты пошла в «Якорь», потому что очень нуждаешься в деньгах? – продолжал расспрашивать он.
Она не ответила. Он наклонил голову и приблизил лицо к ее лицу.
– Ты… ты голодна? – спросил он, и в его голосе звучала какая-то странная теплота.
Она опять оставила его вопрос без ответа и на секунду закрыла глаза. Когда она открыла их, она почему-то побоялась посмотреть ему в лицо, а потому устремила взгляд на блестящие медные пуговицы его кителя. Та часть ее сознания, что не была затуманена страхом, зарегистрировала тот факт, что он – капитан. Это объясняло его манеру говорить – несмотря на иностранный акцент, его речь была очень правильной и грамотной, как речь людей из кругов знати.
– О Боже! Значит, я угадал? Ты голодна, не так ли? Пойдем. Пойдем.
Он взял ее за руку, так, словно она была маленькой девочкой, и подвел к двери в закусочную на углу. Когда они вошли внутрь, он закричал голосом, от которого задрожали стены:
– Пирожки со свининой! Мне полдюжины пирожков со свининой. Нет, лучше целую дюжину – полдюжины я могу съесть сам. И чтоб они были горячими. А еще я возьму банку зеленого горошка.
Когда мужчина за стойкой завернул пирожки в кусок газеты и подвинул сверток через стойку, капитан взял его и вложил в руки Кэти.
Прижимая сверток с горячими пирожками к груди, Кэти едва удерживалась от того, чтобы не вытащить один из них и не сунуть его себе в рот. И вдруг она подумала, что могла бы убежать от капитана и унести пирожки с собой. Конечно, это и есть самый подходящий момент для бегства – пока он расплачивается возле стойки, она может незаметно проскользнуть к двери, а как только она окажется на улице, она свернет в одну из темных аллей, и он не сможет ее найти. Тогда она будет спасена, и пирожки останутся с ней. У них с Лиззи будет сегодня роскошный ужин.
Она начала медленно пятиться к двери. Когда она была уже почти у самого порога, он внезапно обернулся.
– А-ха! – воскликнул он.
Он склонил голову набок, глядя на нее так, как взрослый смотрит на непослушного ребенка, застав его за какой-то маленькой шалостью. Она замерла возле дверей, не в силах пошевелиться. Продолжая наблюдать за ней краем глаза, он взял сдачу и, даже не пересчитав, сунул в карман кителя, потом подхватил банку с горошком и направился к двери.
– А теперь мы пойдем домой, – сказал он, властно беря ее под руку.
Он вывел ее на улицу, и ей ничего не оставалось, как идти в сторону дома. Его рука крепко сжимала ее локоть, и пытаться бежать было бы бессмысленно. Но когда они, пройдя через темную аллею, вышли на Крэйн-стрит, она уперлась и резко высвободила руку.
– Прошу вас, не ходите со мной, – взмолилась она. – Давайте расстанемся здесь, и позвольте мне уйти.
– Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Нет.
– Ты лжешь. Я знаю, что ты этого хочешь.
– Я этого не хочу. Вы меня слышите – не хочу! – Она говорила рассерженно. – Я хочу лишь одного – чтобы вы оставили меня в покое… Вот, – она протянула ему сверток. – Возьмите ваши пирожки.
Он даже не посмотрел на сверток с пирожками, который она пыталась сунуть ему в руку.
– Я тебе не верю, – спокойно сказал он. – Впрочем, если ты действительно хочешь избавиться от меня, ты можешь закричать. На набережной в такое время всегда дежурит полисмен. Он услышит тебя и придет на помощь… Ну же, кричи. Почему ты молчишь?
Она стояла, тяжело дыша, и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она сама задавалась этим вопросом: почему она не кричит? Ведь если она закричит, придет полиция и прикажет ему оставить ее в покое… Все дело было в том, что как бы она ни боялась этого бородача, полиции она боялась еще больше. Но в самом ли деле она боится этого человека? Или она боится того, что скажут о ней соседки, если узнают, что она привела в дом иностранного моряка, и как прореагирует на это Джо? Да, она боялась общественного мнения, боялась осуждения брата, но капитана она совсем не боялась.
– Мы… мы могли бы прогуляться по улице и съесть на ходу пирожки, – робко предложила она.
– Но я не хочу гулять по улице, я хочу пойти к тебе домой, – возразил он. – Я хочу посмотреть, где ты живешь… Кроме того, есть на ходу очень неудобно. Пойдем. Вот это твоя улица?
Она не ответила, и тогда он снова взял ее под локоть. С опущенной головой она направилась вместе с ним по улице.
На улице еще были люди, но никто не обратил внимания на нее и на ее сопровождающего. Здесь часто видели женщин, прогуливающихся под руку с моряками.
Когда они вошли в подъезд, она хотела попросить его, чтобы он вел себя потише, но тут же поняла, что стоит ей только это сказать, как он рассмеется во все горло и поднимет на ноги весь дом. Еще снизу она услышала вой Лиззи. Она бросилась вверх по темной лестнице, и он поспешил, спотыкаясь, вслед за ней. Боясь, что он упадет и соседи выйдут на шум, она взяла его за руку. Он крепко сжал ее руку и держал ее, пока они не поднялись до верхнего этажа. Там он чуть не опрокинул столик с ведром.
– Осторожно, осторожно, – прошептала она, доставая из кармана пальто ключ. – Стойте на месте, а то вы на что-нибудь налетите.
– Кто это кричит? – спросил он.
Она оставила его вопрос без ответа. Когда она отперла дверь, ей вдруг пришло в голову, что у нее еще есть шанс на спасение. Она могла бы проскользнуть в комнату и запереться изнутри, оставив его на лестничной площадке… Но тогда он поднимет такой шум, что прибегут все соседи. Она уже достаточно хорошо его знала, чтобы понять, что он не уйдет просто так.
Пройдя через темную комнату, она положила сверток с пирожками на стол, потом подошла к камину и нащупала подсвечник на каминной полке. Но огонь в камине уже совсем потух, и ей было не от чего зажечь свечу.
– У вас нет спичек? – спросила она, возвращаясь к двери, где стоял он.
Он, молча, протянул ей большую коробку спичек. Она зажгла огарок свечи, прикрыв огонь ладонью. Повернувшись к нему спиной, она вернулась к столу. Он стоял посреди комнаты, прислушиваясь к крикам, доносящимся из соседней комнаты.
– Твоя сестра… она что, еще младенец? – спросил он, указывая на дверь в спальню.
– Нет, – ответила она, но не стала ничего ему объяснять. – Вы… вы пока присядьте. Я должна зайти к ней на минутку.
– Иди. Вечер еще только начался.
Он стоял на месте, с любопытством оглядывая комнату в тусклом свете свечи.
– Я должна взять с собой свечу. Вам придется побыть в темноте.
– Это единственная свеча во всем доме? – Он смотрел на нее с удивлением.
– Да.
– Тогда бери ее и иди.
Со свечой в руках она направилась к двери в комнату Лиззи, но, проходя мимо стола, помедлила, в нерешительности глядя на сверток с пирожками.
– Я… я отнесу ей один пирожок, – сказала она, оборачиваясь к нему.
Чувствуя себя ужасно неловко под его пристальным взглядом, она развернула бумагу, взяла один пирожок и поспешила к Лиззи.
– Успокойся, успокойся, – прошептала она, подходя к постели. – Не надо больше кричать, я сейчас тебя покормлю. Вот, ешь, – она протянула Лиззи пирожок.
При виде еды лицо Лиззи растянулось в улыбке. Она выхватила пирожок из рук Кэти и моментально проглотила его. Глядя на Кэти голодными глазами, она протянула к ней руку, требуя еще.
– Нет, не сейчас. Потом я дам тебе еще один. Она склонилась над Лиззи и погладила ее по голове, Услышав, что дверь в спальню открылась, она резко выпрямилась и обернулась. Он стоял на пороге, глядя на них обеих. Первым ее желанием было заслонить собой Лиззи, чтобы он ее не видел, но было уже слишком поздно. Что же касалось Лиззи, она не заметила его, а если и заметила, не обратила внимания. Кэти поправила подушки и натянула стеганое одеяло на ее выпирающий живот.
– Будь умницей, лежи спокойно. Я скоро приду.
С этими словами она отошла от постели и, пройдя мимо него, вышла из комнаты. Он последовал за ней не сразу. Он еще некоторое время постоял на пороге спальни, глядя на Лиззи.
– У нее не в порядке с головой? – спросил он, возвращаясь на кухню.
– Она родилась такой. Она всегда была как маленький ребенок.
– А ты… С каких пор ты присматриваешь за ней?
Он стоял очень прямо, и теперь на его лице больше не было улыбки.
– С тех пор как наша мать умерла, я все время сижу с ней. И до этого мне тоже приходилось за ней присматривать. Мать была больна и не могла ухаживать за ней. Последние четыре года этим занималась я.
Она посмотрела на пирожки на столе, и его взгляд, следуя за ее взглядом, тоже устремился туда.
– Ладно, давай поедим, – сказал он.
Она достала из буфета тарелки и столовые приборы. Положив себе на тарелку пирожок, она села за стол и уже начала есть, когда он сказал:
– Хлеб. Я люблю пирожки с хлебом.
Она как раз жевала большой кусок пирожка, и ей пришлось трижды сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить.
– У меня нет хлеба, – сказала она, глядя на него через стол в тусклом свете свечи. Ее голос звучал вызывающе, но в глазах стояло отчаяние. – Я бы не пошла в «Якорь», если бы у меня дома был хлеб, – с горечью добавила она.
Он отложил вилку и откинулся на спинку стула. Сложив руки на коленях, он слегка наклонил голову и устремил на нее внимательный и удивленный взгляд. Он никогда в жизни не видел такого красивого лица, как у нее. Он побывал за свою жизнь во многих портах, во многих странах, знал много женщин, но ни разу ему не довелось столкнуться с подобной красотой. Слабое освещение не позволяло ему рассмотреть ее как следует, но того, что он видел, было уже достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– До свидания, Мэгги. И спасибо.
Когда дверь закрылась за соседкой, Кэти прижалась к ней спиной и некоторое время стояла в раздумье. Если она устроится работать в «Якорь», это будет очень удобно, – «Якорь» находится всего в нескольких кварталах от их дома, а главное, она будет работать только по вечерам, а целый день сможет проводить с Лиззи. Но здесь имелось одно «но». Она слышала, что «Якорь» называют «рынком проституции». Если верить слухам, хозяин этого заведения предоставлял в распоряжение своих клиентов не только выпивку, но и женщин.
Если бы только Джо был здесь! Она могла бы посоветоваться с ним, и он подсказал бы ей, что делать. Но Джо не было, и обратиться за советом ей было не к кому. А в доме не оставалось ни крошки еды, уголь закончился, свечи тоже, – у нее оставался только огарок свечи, а когда он догорит, ей придется сидеть в темноте. Она продрогла до костей и была так голодна, что едва держалась на ногах. И Лиззи кричала от голода… Отчаяние заставило ее решиться. Отойдя от двери, она быстрым шагом пересекла комнату и подошла к Лиззи, сидящей на скамейке. Подняв ее на ноги, она отвела ее в спальню и уложила в постель. Потом взяла моток веревки и, обвязав Лиззи вокруг пояса, привязала другой конец к ножке кровати. Вернувшись на кухню, она вынула из печи железный противень – он был еще теплым – и отнесла в спальню, положив под простыню в ногах кровати, чтобы у Лиззи было хоть немного тепла. Тепло поможет ей уснуть, и она перестанет кричать. На улице уже смеркалось, и в комнате было почти совсем темно. Она не могла видеть лицо Лиззи.
– Я скоро вернусь, а ты будь умницей и лежи спокойно, – прошептала она, наклонившись к сестре.
Она еще с минуту постояла над Лиззи, гладя ее по голове и убирая со лба жидкие пряди волос. Потом она надела пальто и шляпку и, больше ни секунды не медля, вышла из квартиры и спустилась по лестнице.
Она не любила выходить на улицу после наступления темноты. Хоть на большинстве улиц и горели газовые фонари, в городе было полно темных закоулков, в которых на девушку могли напасть.
Она услышала шум и пьяные крики еще задолго до того, как дошла до «Якоря». У дверей заведения она с секунду помедлила, прежде чем войти внутрь. Но, едва переступив через порог, она тут же замерла на месте. В свете керосиновых ламп она видела раскрасневшиеся лица мужчин, сидящих за столиками. Почти все они были моряками. При ее появлении несколько мужчин повернулись к ней, их оценивающие взгляды скользнули по ее лицу и фигуре, а губы искривились в усмешке. Потом чьи-то руки потянулись к ней, но она увернулась и отскочила в сторону. Не помня себя от страха, она бросилась к двери и выбежала на улицу.
Она не остановилась, пока не добежала до угла здания. Спрятавшись за углом, она прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание. Нет, она ни за что не сможет туда войти. Она не сможет работать в этом ужасном месте… Но, может, если она будет стоять за стойкой, они не станут к ней приставать? Ей не надо было входить через главную дверь. Она привлекла к себе внимание, потому что вошла через главную дверь. Она должна найти заднюю дверь и незаметно проскользнуть на кухню, а там она пройдет прямо к хозяину. Да, она обязательно должна поговорить с хозяином.
Пройдя несколько шагов вдоль стены, она нашла боковую дверь, но, едва приоткрыв ее, поняла, что эта дверь тоже ведет в бар, только с другой стороны. Но ведь где-то должен быть вход в подсобные помещения или в квартиру хозяев. Она уже собралась двинуться дальше вдоль стены, когда дверь, возле которой она стояла, внезапно открылась, и из бара вышел здоровенный мужчина. Она вздрогнула и сжалась от страха, когда его рука легла ей на плечо. Он развернул ее лицом к себе, и она, подняв голову, в ужасе посмотрела на него. В свете, падающем из приоткрытой двери бара, она увидела широкое бородатое лицо, склоненное над ней. Глаза мужчины пристально изучали ее, и она прочла в них тот же самый интерес, который она видела в глазах других мужчин в баре. Потом пушистая борода пошевелилась, и рот мужчины растянулся в широкой улыбке.
– А-ха! – удовлетворенно проговорил он низким, густым голосом.
По его интонации она сразу же поняла, что он не англичанин.
– Пожалуйста… Пожалуйста, отпустите меня, – взмолилась она. – Я пришла поговорить с барменом. Я…я ищу работу. Отпустите меня, прошу вас.
Она попыталась стряхнуть его руку, но его пальцы еще крепче сжали ее плечо.
– Ах, ты ищешь работу? Что ж, я могу предложить тебе работу. О, у меня есть для тебя работа, это я могу тебе гарантировать!
Он рассмеялся, запрокинув голову.
– Оставьте меня. Позвольте мне уйти.
– Перестань дрожать, – сказал он, не сводя глаз с ее лица. Он говорил по-английски с сильным иностранным акцентом, однако выговаривал слова отчетливо. – Почему ты дрожишь? Ты испугана? Тогда зачем ты пришла сюда, если боишься мужчин?
– Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне уйти. Я хочу домой.
– Ты хочешь домой? – Он снова засмеялся. – Хорошо, моя красавица, мы пойдем домой. О, я буду очень рад пойти к тебе домой.
– Нет, нет!
– Да, моя красавица.
В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился еще один мужчина. Он тоже был иностранным моряком. Мужчины перебросились несколькими репликами на своем родном языке, потом второй мужчина вышел из бара и, крикнув что-то на прощание бородачу, скрылся в темноте. Бородач взял ее под руку.
– В какую сторону мы пойдем? – осведомился он.
Она ничего не ответила, и он повел ее по улице. Когда она пыталась упираться, его рука подталкивала ее вперед, заставляя идти. Под фонарем он остановился и снова заглянул ей в лицо.
– Почему ты все время дрожишь? – спросил он. – Если тебе так страшно, зачем тогда ты ходишь в «Якорь»?
– Я… я пришла, чтобы наняться на работу. Я… мне сказали, что там нужна барменша.
Он снова запрокинул голову, и его звучный смех сотряс всю улицу. Прохожие, однако, не обращали на них никакого внимания. Пьяные шведы, разгуливающие ночью по улицам вместе со своими подружками, вовсе не были здесь в новинку.
– Ты хочешь работать барменшей в «Якоре»? О Боже! – Он взял в ладони ее лицо. – Ты, с твоей внешностью? Да они съедят тебя живьем! Ты хочешь, чтоб тебя съели живьем?.. Нет, нет, ты этого не хочешь. Ты ведь боишься мужчин. Но тогда почему ты решила работать в «Якоре»? Разве ты не можешь найти работу в более приличном месте?
– Моя… моя сестра больна. Я должна присматривать за ней. Я не могу уходить на работу на полный день.
– А кроме тебя, никто не может присмотреть за сестрой? У тебя есть родители?
Она покачала головой.
– Ты замужем?
Она снова покачала головой.
– Ты живешь вдвоем с больной сестрой?
– Нет, с нами живет брат.
– Но тогда почему ты ищешь работу? Разве ваш брат не может позаботиться о вас?
– Он заботился о нас. Он работает на заводе. Но сейчас забастовка, и он пошел искать работу в другой город…
Едва она успела это сказать, как поняла, что совершила ошибку, признавшись ему, что ее брата нет дома. И он не преминул воспользоваться этим.
– Ясно, – сказал он с удовлетворенным кивком. – Значит, твоего брата нет дома. Мы идем к тебе?
– Нет! – Теперь ее голос звучал резко. – Нет, нет, говорю вам! Никуда вы со мной не пойдете.
Он не обратил никакого внимания на ее протесты.
– Ты пошла в «Якорь», потому что очень нуждаешься в деньгах? – продолжал расспрашивать он.
Она не ответила. Он наклонил голову и приблизил лицо к ее лицу.
– Ты… ты голодна? – спросил он, и в его голосе звучала какая-то странная теплота.
Она опять оставила его вопрос без ответа и на секунду закрыла глаза. Когда она открыла их, она почему-то побоялась посмотреть ему в лицо, а потому устремила взгляд на блестящие медные пуговицы его кителя. Та часть ее сознания, что не была затуманена страхом, зарегистрировала тот факт, что он – капитан. Это объясняло его манеру говорить – несмотря на иностранный акцент, его речь была очень правильной и грамотной, как речь людей из кругов знати.
– О Боже! Значит, я угадал? Ты голодна, не так ли? Пойдем. Пойдем.
Он взял ее за руку, так, словно она была маленькой девочкой, и подвел к двери в закусочную на углу. Когда они вошли внутрь, он закричал голосом, от которого задрожали стены:
– Пирожки со свининой! Мне полдюжины пирожков со свининой. Нет, лучше целую дюжину – полдюжины я могу съесть сам. И чтоб они были горячими. А еще я возьму банку зеленого горошка.
Когда мужчина за стойкой завернул пирожки в кусок газеты и подвинул сверток через стойку, капитан взял его и вложил в руки Кэти.
Прижимая сверток с горячими пирожками к груди, Кэти едва удерживалась от того, чтобы не вытащить один из них и не сунуть его себе в рот. И вдруг она подумала, что могла бы убежать от капитана и унести пирожки с собой. Конечно, это и есть самый подходящий момент для бегства – пока он расплачивается возле стойки, она может незаметно проскользнуть к двери, а как только она окажется на улице, она свернет в одну из темных аллей, и он не сможет ее найти. Тогда она будет спасена, и пирожки останутся с ней. У них с Лиззи будет сегодня роскошный ужин.
Она начала медленно пятиться к двери. Когда она была уже почти у самого порога, он внезапно обернулся.
– А-ха! – воскликнул он.
Он склонил голову набок, глядя на нее так, как взрослый смотрит на непослушного ребенка, застав его за какой-то маленькой шалостью. Она замерла возле дверей, не в силах пошевелиться. Продолжая наблюдать за ней краем глаза, он взял сдачу и, даже не пересчитав, сунул в карман кителя, потом подхватил банку с горошком и направился к двери.
– А теперь мы пойдем домой, – сказал он, властно беря ее под руку.
Он вывел ее на улицу, и ей ничего не оставалось, как идти в сторону дома. Его рука крепко сжимала ее локоть, и пытаться бежать было бы бессмысленно. Но когда они, пройдя через темную аллею, вышли на Крэйн-стрит, она уперлась и резко высвободила руку.
– Прошу вас, не ходите со мной, – взмолилась она. – Давайте расстанемся здесь, и позвольте мне уйти.
– Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Нет.
– Ты лжешь. Я знаю, что ты этого хочешь.
– Я этого не хочу. Вы меня слышите – не хочу! – Она говорила рассерженно. – Я хочу лишь одного – чтобы вы оставили меня в покое… Вот, – она протянула ему сверток. – Возьмите ваши пирожки.
Он даже не посмотрел на сверток с пирожками, который она пыталась сунуть ему в руку.
– Я тебе не верю, – спокойно сказал он. – Впрочем, если ты действительно хочешь избавиться от меня, ты можешь закричать. На набережной в такое время всегда дежурит полисмен. Он услышит тебя и придет на помощь… Ну же, кричи. Почему ты молчишь?
Она стояла, тяжело дыша, и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она сама задавалась этим вопросом: почему она не кричит? Ведь если она закричит, придет полиция и прикажет ему оставить ее в покое… Все дело было в том, что как бы она ни боялась этого бородача, полиции она боялась еще больше. Но в самом ли деле она боится этого человека? Или она боится того, что скажут о ней соседки, если узнают, что она привела в дом иностранного моряка, и как прореагирует на это Джо? Да, она боялась общественного мнения, боялась осуждения брата, но капитана она совсем не боялась.
– Мы… мы могли бы прогуляться по улице и съесть на ходу пирожки, – робко предложила она.
– Но я не хочу гулять по улице, я хочу пойти к тебе домой, – возразил он. – Я хочу посмотреть, где ты живешь… Кроме того, есть на ходу очень неудобно. Пойдем. Вот это твоя улица?
Она не ответила, и тогда он снова взял ее под локоть. С опущенной головой она направилась вместе с ним по улице.
На улице еще были люди, но никто не обратил внимания на нее и на ее сопровождающего. Здесь часто видели женщин, прогуливающихся под руку с моряками.
Когда они вошли в подъезд, она хотела попросить его, чтобы он вел себя потише, но тут же поняла, что стоит ей только это сказать, как он рассмеется во все горло и поднимет на ноги весь дом. Еще снизу она услышала вой Лиззи. Она бросилась вверх по темной лестнице, и он поспешил, спотыкаясь, вслед за ней. Боясь, что он упадет и соседи выйдут на шум, она взяла его за руку. Он крепко сжал ее руку и держал ее, пока они не поднялись до верхнего этажа. Там он чуть не опрокинул столик с ведром.
– Осторожно, осторожно, – прошептала она, доставая из кармана пальто ключ. – Стойте на месте, а то вы на что-нибудь налетите.
– Кто это кричит? – спросил он.
Она оставила его вопрос без ответа. Когда она отперла дверь, ей вдруг пришло в голову, что у нее еще есть шанс на спасение. Она могла бы проскользнуть в комнату и запереться изнутри, оставив его на лестничной площадке… Но тогда он поднимет такой шум, что прибегут все соседи. Она уже достаточно хорошо его знала, чтобы понять, что он не уйдет просто так.
Пройдя через темную комнату, она положила сверток с пирожками на стол, потом подошла к камину и нащупала подсвечник на каминной полке. Но огонь в камине уже совсем потух, и ей было не от чего зажечь свечу.
– У вас нет спичек? – спросила она, возвращаясь к двери, где стоял он.
Он, молча, протянул ей большую коробку спичек. Она зажгла огарок свечи, прикрыв огонь ладонью. Повернувшись к нему спиной, она вернулась к столу. Он стоял посреди комнаты, прислушиваясь к крикам, доносящимся из соседней комнаты.
– Твоя сестра… она что, еще младенец? – спросил он, указывая на дверь в спальню.
– Нет, – ответила она, но не стала ничего ему объяснять. – Вы… вы пока присядьте. Я должна зайти к ней на минутку.
– Иди. Вечер еще только начался.
Он стоял на месте, с любопытством оглядывая комнату в тусклом свете свечи.
– Я должна взять с собой свечу. Вам придется побыть в темноте.
– Это единственная свеча во всем доме? – Он смотрел на нее с удивлением.
– Да.
– Тогда бери ее и иди.
Со свечой в руках она направилась к двери в комнату Лиззи, но, проходя мимо стола, помедлила, в нерешительности глядя на сверток с пирожками.
– Я… я отнесу ей один пирожок, – сказала она, оборачиваясь к нему.
Чувствуя себя ужасно неловко под его пристальным взглядом, она развернула бумагу, взяла один пирожок и поспешила к Лиззи.
– Успокойся, успокойся, – прошептала она, подходя к постели. – Не надо больше кричать, я сейчас тебя покормлю. Вот, ешь, – она протянула Лиззи пирожок.
При виде еды лицо Лиззи растянулось в улыбке. Она выхватила пирожок из рук Кэти и моментально проглотила его. Глядя на Кэти голодными глазами, она протянула к ней руку, требуя еще.
– Нет, не сейчас. Потом я дам тебе еще один. Она склонилась над Лиззи и погладила ее по голове, Услышав, что дверь в спальню открылась, она резко выпрямилась и обернулась. Он стоял на пороге, глядя на них обеих. Первым ее желанием было заслонить собой Лиззи, чтобы он ее не видел, но было уже слишком поздно. Что же касалось Лиззи, она не заметила его, а если и заметила, не обратила внимания. Кэти поправила подушки и натянула стеганое одеяло на ее выпирающий живот.
– Будь умницей, лежи спокойно. Я скоро приду.
С этими словами она отошла от постели и, пройдя мимо него, вышла из комнаты. Он последовал за ней не сразу. Он еще некоторое время постоял на пороге спальни, глядя на Лиззи.
– У нее не в порядке с головой? – спросил он, возвращаясь на кухню.
– Она родилась такой. Она всегда была как маленький ребенок.
– А ты… С каких пор ты присматриваешь за ней?
Он стоял очень прямо, и теперь на его лице больше не было улыбки.
– С тех пор как наша мать умерла, я все время сижу с ней. И до этого мне тоже приходилось за ней присматривать. Мать была больна и не могла ухаживать за ней. Последние четыре года этим занималась я.
Она посмотрела на пирожки на столе, и его взгляд, следуя за ее взглядом, тоже устремился туда.
– Ладно, давай поедим, – сказал он.
Она достала из буфета тарелки и столовые приборы. Положив себе на тарелку пирожок, она села за стол и уже начала есть, когда он сказал:
– Хлеб. Я люблю пирожки с хлебом.
Она как раз жевала большой кусок пирожка, и ей пришлось трижды сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить.
– У меня нет хлеба, – сказала она, глядя на него через стол в тусклом свете свечи. Ее голос звучал вызывающе, но в глазах стояло отчаяние. – Я бы не пошла в «Якорь», если бы у меня дома был хлеб, – с горечью добавила она.
Он отложил вилку и откинулся на спинку стула. Сложив руки на коленях, он слегка наклонил голову и устремил на нее внимательный и удивленный взгляд. Он никогда в жизни не видел такого красивого лица, как у нее. Он побывал за свою жизнь во многих портах, во многих странах, знал много женщин, но ни разу ему не довелось столкнуться с подобной красотой. Слабое освещение не позволяло ему рассмотреть ее как следует, но того, что он видел, было уже достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39