А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Пальто тоже принесла мисс Тереза. Оно было цвета спелой сливы, украшено галунами и оказалось очень к лицу Кэти, – его цвет подчеркивал белизну ее кожи и нежный румянец. Шляпку подарила ей ее последняя хозяйка, у которой она проработала всего несколько дней. Шляпка была немного старомодной, но красивой. Одевшись, Кэти взяла с буфета плетеную сумку и достала из верхнего ящика кошелек. Открыв кошелек, она посмотрела на деньги, раздумывая, спрятать ли их дома, взяв с собой только необходимую сумму, или взять все деньги с собой. В конце концов она решила не оставлять ничего дома, – в ее отсутствие в квартиру мог кто-то вломиться. Мэгги Проктор, соседка с первого этажа, на прошлой неделе рассказала ей, что в доме напротив была совершена кража. Воры влезли по пожарной лестнице на крышу, а оттуда проникли в дом через окно мансарды.
Прежде чем уйти, она подошла к Лиззи, сидящей на скамье возле стены.
– Я пошла на рынок, Лиззи, – сказала она, присев на корточки перед скамьей так, чтобы ее лицо находилось на одном уровне с лицом сестры. – Будь умницей и веди себя хорошо. Ладно?
Лиззи протянула руку и дотронулась до нее. Ее бесформенный рот пошевелился, и она издала несколько нечленораздельных звуков. Только Кэти могла понять, что эти звуки означают: «Да, Кэти».
Лиззи уже давно оставила привычку убегать из дому, но Кэти все равно привязывала ее на всякий случай, когда оставляла одну. Конечно, Лиззи, превратившаяся за последние годы в огромную гору жира, уже не смогла бы уйти далеко, но, если она выйдет на лестничную площадку, она может упасть с лестницы и разбиться. Сейчас, взяв моток веревки, Кэти обвязала сестру вокруг пояса, а другой конец привязала к ножке дубового стола.
Дойдя до второй лестничной площадки, она увидела, что две жилицы с первого этажа вышли из своих квартир и стоят у подножия лестницы, разговаривая между собой. Обеим женщинам было немногим больше тридцати; их звали мисс Проктор и миссис Вильсон. Никто никогда не видел мистера Вильсона, из чего Кэти заключила, что миссис Вильсон – вдова. Обе соседки одевались неряшливо, но они всегда были любезны с Кэти, и она отвечала им тем же.
– Идешь за покупками? – спросила Мэгги Проктор.
– Да, мисс Проктор. Я иду на рынок.
– О, дорогая, перестань называть меня мисс Проктор! – Мэгги рассмеялась. – Знаешь, ты единственная, кто называет меня так, мне от этого становится как-то странно. Все зовут меня просто Мэгги… Она всегда называет меня мисс Проктор с тех пор, как поселилась здесь, – Мэгги повернулась к соседке.
Джинни Вильсон тоже рассмеялась.
– Ну, значит, она получила хорошее воспитание. Девушки, которые служили в знатных домах, всегда разговаривают вежливо. Моя мать в свое время тоже служила в знатном доме и научилась там хорошим манерам.
– А она к тому же так нарядно одевается! – Мэгги отступила на шаг и оглядела одежду Кэти восхищенным и немного завистливым взглядом. – Я о таких платьях могу только мечтать! Тебе повезло, что у тебя есть такая подруга, как эта миссис Нобль.
– Да, да, мне действительно повезло, – пробормотала Кэти, проскальзывая между двумя женщинами.
Ее раздражало, что соседки знают о ней буквально все – не только кого она принимает у себя дома, а вообще всю ее историю. Они знали, к примеру, что она была замужем за весовщиком с шахты, стукачом и подлецом, которого ненавидели все в округе, что ее отец убил ее мужа и за это был повешен… И, разумеется, они знали, что у нее слабоумная сестра.
Быть может, потому, что они знали о ней слишком много, соседки не искали сближения с ней. Они держались с ней тепло, однако не делали попыток подружиться. А может, все дело было в ее сдержанных манерах, которые не располагали к слишком близкому общению, и в самой ее внешности, такой изысканной и необычной для девушки из простонародья. Мэгги как-то сказала ей: «Если б у меня были такие глаза, как у тебя, могу поклясться, они бы не выглядели грустными. С твоими глазами и с твоим лицом я бы уже давно жила в роскоши».
Идя по улице, она ловила на себе любопытные взгляды женщин, стоящих в подъездах соседних домов. Ее всегда опрятный, нарядный вид сильно отличал ее от других обитателей этого грязного квартала, и люди смотрели на нее с удивлением, а иногда и с завистью. Со стороны реки дул сильный ветер, и ей приходилось придерживать рукой шляпку, чтобы она не слетела с головы. Свернув на Тэмз-стрит и обогнув Комикал-Корнер, она оказалась на набережной. Возле ступенек, ведущих вниз к реке, она на минуту остановилась. К кольцу, вделанному в низкую каменную стенку, идущую вдоль берега реки, был привязан ялик с двумя сиденьями, и несколько маленьких ребятишек резвились на берегу, прыгая в ялик с нижней ступеньки, покрытой скользким илом. Она подумала, что дети могут поскользнуться и упасть в реку, и встревожилась за них. Но тут же успокоила себя, вспомнив, что все дети, родившиеся вблизи воды, с ранних лет умеют плавать, и они не утонут, даже если шлепнутся в воду. Ей было жаль этих беспризорных детишек, растущих в нищете в грязных сырых домах в портовой зоне города и проводящих целые дни на улице, предоставленные самим себе. А еще ей было грустно – ей всегда становилось грустно при виде детей. Отойдя от реки, она направилась по переулку, ведущему к рыночной площади. В глубине широкой площади высилось здание городской ратуши, массивное сооружение, украшенное по фасаду изогнутыми колоннами, а сбоку располагались помещения конюшен. Сейчас рыночная площадь была достаточно пустынной, какой она обычно бывала в будние дни. Стояло всего несколько рядов лотков, и покупателей было мало. Здесь и там ей попадался на глаза бродячий торговец, обвешанный отрезами тканей и лентами. Она быстрым шагом пересекла площадь и приблизилась к первому ряду лотков.
Она уже знала, что ей нужно купить: четверть стоуна картофеля, банку тушенки для супа, несколько фунтов бараньей шеи, четверть стоуна овсяной крупы, полстоуна муки, немного дрожжей и немного свиного жира, две унции чая, фунт бекона, полфунта черной патоки, если она все еще стоила по два пенса за фунт, и четверть стоуна соли. Все, кроме муки и дрожжей, она могла найти на рынке, а за мукой и дрожжами она зайдет в бакалейную лавку Теннантов по пути домой.
Чтобы не таскаться по рынку с тяжелыми сумками, она решила сначала купить те продукты, что весили легче. Она подошла к прилавку с чаем и выбрала самый дешевый сорт, который стоил по три пенса за унцию. Она открыла кошелек и протянула торговцу шиллинг, и тот дал ей шесть пенсов сдачи. Положив кулечек с чаем и кошелек в свою плетеную сумку, она продолжила обход рынка, направляясь на этот раз к прилавку со свининой.
Ее взгляд скользнул по копченым окорокам и колбасам и остановился на горке дешевого бекона. Указав на него пальцем, она попросила взвесить ей фунт.
– Это будет стоить вам три с половиной пенса, девушка, – сказал ей продавец.
– Благодарю вас.
Она кивнула и полезла в сумку за кошельком, но ее рука нащупала там только кулек с чаем. Раскрыв сумку перед собой, она посмотрела внутрь и, не увидев там кошелька, испустила такой громкий крик, что торговец свининой чуть не подпрыгнул от неожиданности, а все продавцы за ближайшими прилавками обернулись и уставились на нее.
– Мой кошелек! Мой кошелек! Он исчез! О Боже, он исчез! – кричала она, глядя вокруг себя обезумевшими глазами. – Там были все мои деньги, все до последнего пенни!
Торговец свининой вышел из-за прилавка и встал рядом с ней.
– Вы должны были держать кошелек в руке, а не класть его в сумку, – сказал он сочувственным тоном. – На рынке всегда шныряют воры, вы разве этого не знали?
– Там были все мои деньги, – повторяла она, и ее голос звучал надломлено. – У меня больше не осталось ни пенни.
Она прижала ко рту кулак, чтобы не заплакать.
– Сколько там было денег, девушка? – сочувственно осведомился продавец за одним из соседних прилавков.
– Пятнадцать шиллингов. Нет, четырнадцать шиллингов шесть пенсов. Я купила на шесть пенсов две унции чая. – Она достала из сумки кулек с чаем и показала его уже успевшей собраться вокруг нее толпе любопытных. – Я успела купить только чай!
– Пройди назад к прилавку с чаем и посмотри, может, ты обронила его по пути, – подсказал один из людей.
Шатаясь как пьяная, она прошла в сопровождении двух женщин и мужчины к прилавку с чаем, все время, глядя себе под ноги, но нет, ее черного кожаного кошелька нигде не было видно. Вернувшись к прилавку с беконом, она в замешательстве посмотрела на продавца. Ее фунт бекона уже был завернут в бумагу, и лежал на краю прилавка.
– Мне очень жаль, что ты потеряла деньги, крошка, – сказал ей продавец. – Но можешь их не искать, у тебя их наверняка кто-то стащил. Ты должна быть повнимательнее, когда ходишь на рынок, – у нас здесь такое случается каждый день. Не знаю, куда смотрит полиция, от этих проклятых воров нет спасения… Возьми, – он подтолкнул к ней сверток с беконом.
– Спасибо. Спасибо, вы очень добры, – пролепетала она, беря дрожащей рукой сверток.
Две женщины и мужчина, сопровождавшие ее во время поисков кошелька, отошли, тихо переговариваясь между собой. Толпа любопытных рассеялась, и каждый вернулся к своим делам. Такие происшествия были здесь не в новинку, а потому никто не обращал на них особого внимания.
– Я бы на твоем месте заявил в полицию, – посоветовал ей торговец свининой. – Опиши полиции свой кошелек и скажи, сколько в нем денег. Может, они потом поймают этого вора и обнаружат твои деньги у него. Тогда тебе их вернут. – Он ободряюще улыбнулся ей. – Вполне возможно, что этот вор – женщина. Женщины еще более ловки в этом деле, чем мужчины. Оглянуться не успеешь, как они обчистят тебе сумку и карманы. Здесь шляется много разных подозрительных девиц.
Двигаясь словно в трансе, Кэти отошла от прилавков с едой и направилась через рыночную площадь. Она знала, что в углу площади, возле здания ратуши, всегда дежурит полисмен, но она не пошла к нему – она побаивалась полисменов, потому что в ее понимании полиция всегда ассоциировалась с бедами. Она шла очень медленно, едва передвигая ногами, и не ускорила шаг на всем обратном пути.
Когда она вошла в дом, Мэгги, услышав, как хлопнула дверь подъезда, выглянула из своей квартиры.
– А, это ты, Кэти! Я сняла с веревки твое белье и отнесла его к тебе наверх. Начинал накрапывать дождь. – Заметив состояние Кэти, Мэгги подалась вперед и внимательно заглянула ей в лицо. – Но что с тобой? Ты бледная как смерть! Тебе стало дурно на улице?
Кэти покачала головой.
– У меня украли кошелек на рынке.
– О Боже! Там было много денег?
– Все, что у меня было. У меня больше ничего не осталось. Не знаю, как я буду платить за квартиру.
– Проклятые подонки! Этих воров надо отправлять на виселицу, потому что там им место. Полиции уже давно бы пора провести чистку города, а то в последнее время развелось слишком много преступников. – Мэгги говорила с таким возмущением, словно это не у Кэти, а у нее украли деньги. – Знаешь, что случилось прошлой ночью с одним из моих… с одним из моих друзей? На него напали в одном переулке неподалеку от «Якоря» и обчистили до последнего пенни, да еще вдобавок подбили глаз. Если б мне только попались в руки эти чертовы ублюдки, я бы их… Прости, моя милая, я не хотела так выражаться, – поспешила извиниться Мэгги, зная, что Кэти не привыкла к подобному жаргону. – Может, тебя проводить наверх? Тебе нехорошо?
Кэти стояла, уцепившись рукой за стену.
– Нет, Мэгги, я… я в порядке. Но я теперь должна срочно найти какую-нибудь работу. Ты не… ты не будешь жаловаться на Лиззи? Она начнет выть, если я буду уходить на целый день.
– О, насчет меня можешь не беспокоиться, мне она нисколько не мешает, – уверила ее Мэгги. – Джинни тоже не будет жаловаться. А вот миссис Робсон… Она наверняка начнет ругаться. Но ты не волнуйся, дорогая, я за тебя вступлюсь. Я заткну ей пасть башмаком, чтоб поменьше возникала.
Кэти ничего не ответила на это. Повернувшись к Мэгги спиной, она начала медленно подниматься по лестнице.
Лиззи сидела на скамье, где она ее оставила, и выжидающе смотрела на дверь. Войдя, Кэти уронила на пол сумку, избавилась от шляпки и, опустившись на стул возле стола, уронила голову на руки и горько разрыдалась.
Через три дня Кэти окончательно овладела паника. Мэгги Проктор и Джинни Вильсон одолжили ей вместе полкроны, чтобы она могла оплатить аренду, а вчера Мэгги одолжила ей еще шиллинг на продукты. Этого шиллинга ей хватило на то, чтобы купить четверть стоуна муки, дрожжи и ведерко угля для выпечки хлеба. Но теперь уголь закончился, огонь потух, и они только что доели последний кусок хлеба, точнее, его доела Лиззи. Аппетит у Лиззи был неутолимым, а когда она была голодна, она начинала кричать и выть. Сейчас она выла, потому что не наелась досыта. Кэти за последние три дня съела только немного бекона и пару ломтиков хлеба и выпила чашку слабого чая. Все остальное она скормила Лиззи.
Кэти заглянула в голодные, полные слез глаза сестры и подумала, что Джо, наверное, прав, и им уже давно пора было отдать Лиззи в приют. Там, по крайней мере, ее будут кормить и она будет жить в тепле. Сейчас ей в голову закралась отчаянная мысль, что, может, ей бы стоило вместе с Лиззи пойти в приют для бедных и попросить, чтоб их взяли на несколько дней, – так они смогли бы продержаться до возвращения Джо. Но она тут же отказалась от этой идеи. Если они попросятся в приют, у них опишут все имущество, заберут мебель. Тогда ни у нее, ни у Джо больше не будет дома, и они навсегда превратятся в нищих.
Скорее бы вернулся Джо! Но вряд ли он вернется сегодня или завтра. Ему нужно два дня только на дорогу, и он пробудет там как минимум дня три. А он ушел всего три дня назад, значит, раньше, чем послезавтра он не придет. Но что же ей делать? В доме не оставалось больше ни крошки еды. Она бы нанялась на работу, но если она уйдет на целый день, Лиззи будет выть, и миссис Робсон может вызвать полицию. Она уже не раз грозилась полицией.
Сегодня она побывала уже в четырех местах, подыскивая работу на неполный день, что позволило бы ей не оставлять надолго Лиззи. Она хотела наняться кухаркой или официанткой и побывала в двух закусочных, но там ей сказали, что она должна будет работать с шести утра до шести вечера. В обеих закусочных ей предложили шесть шиллингов в неделю плюс бесплатное питание. Она бы ухватилась обеими руками за такую работу, если бы не Лиззи. Но ей было страшно даже представить, что могло случиться, если миссис Робсон не выдержит криков Лиззи и вызовет полицию. Полиция свяжется с хозяином дома, и хозяин вышвырнет на улицу ее и Лиззи вместе с их мебелью, потому что они мешают другим жильцам. А она неоднократно видела на улицах людей, сидящих под открытым небом среди своей мебели, и всегда холодела от ужаса при мысли, что такая участь может постигнуть ее и Джо.
Послышался тихий стук в дверь. Открыв дверь, она увидела на пороге Мэгги Проктор.
Мэгги была одета для выхода и выглядела совсем иначе, чем по утрам. Вместо неряшливого потрепанного платья, в котором Кэти привыкла ее видеть, на Мэгги была новая блузка и юбка яркой расцветки, а голова была повязана, синей шерстяной шалью.
– Я только что узнала, что в «Якоре» нужна работница. Работа только по вечерам, всего по нескольку часов, – сообщила ей Мэгги. – Один мой… один мой друг сказал, что их барменша слегла с температурой, и Джимми Уайлд, хозяин заведения, ищет на время помощницу. Днем он управляется сам, но по вечерам там бывает много народу, и он не успевает обслужить всех. Я не знаю, как ты посмотришь на то, чтобы работать в баре. Я просто подумала, что, может, тебя это заинтересует, и решила тебе сказать.
– Для меня сейчас любая работа сойдет, Мэгги. Я буквально приперта к стенке, – откровенно ответила Кэти.
– Мне жаль, что я не могу помочь тебе большим, дорогая. Но у меня самой туго с деньгами.
– Ты уже и так очень мне помогла, Мэгги, и я тебе за это очень благодарна. Не знаю, где бы я была сейчас, если б вы с миссис Вильсон не одолжили мне денег, чтобы уплатить за квартиру.
Мэгги наклонилась вперед и, приблизив лицо к лицу Кэти, проговорила доверительным тоном:
– Знаешь, меня очень удивляет, что у тебя до сих пор не завелось друга.
– Друга? – повторила Кэти, слегка сощурив глаза.
– Ну да, друга, – Мэгги шутливо ткнула ее пальцем в грудь. – С твоей-то внешностью ты бы в считанные минуты нашла себе мужчину! Эх, крошка, если бы у меня было такое личико, как у тебя, я бы никогда не сидела с пустым желудком.
Кэти почувствовала, как у нее напряглись мускулы живота от одного только намека, что она могла бы продавать себя мужчинам. Однако она ничем не показала, как глубоко она оскорблена, а просто ответила:
– Я бы никогда не смогла, Мэгги.
– Ну что ж, не можешь, так не можешь, тебе виднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39