К ее боли и тревоге за отца прибавлялось еще и чувство вины, ведь в том, что случилось с ним, виновата она и только она. Если бы она не вышла замуж за Бантинга, отец сейчас не был бы в тюрьме. Да, она виновата в том, что отца арестовали, – и не только в этом. Она виновата во всех бедах, постигших их семью с того самого момента, когда отца уволили с шахты и их всех выселили из коттеджа, ведь это произошло потому, что она забеременела от Бернарда Розье. Но разве это ее вина, если он взял ее силой? Разве это ее вина, если она родила ребенка от мужчины, который ей ненавистен? Нет, эту вину она никогда не возьмет на себя.
Она посмотрела на Сару, лежащую на одеяле в низком деревянном корыте в углу. Та часть ее души, которая не была затронута тревогой, отчаянием и нищетой, потянулась к младенцу, радуясь тому, что у нее есть это маленькое дорогое существо. Она бы никогда не подумала, что будет испытывать такие чувства к малышке. Вынашивая ребенка, она его ненавидела, потому что он послужил причиной всех несчастий, постигших ее семью. Но, когда Сара родилась, в ней проснулось какое-то новое, светлое чувство, и Кэти вдруг поняла, что рада ее появлению. А теперь любовь к дочери переполняла все ее существо всякий раз, когда она на нее смотрела, и ради Сары она была готова на все.
Сейчас Сара плакала, потому что была голодна. Но Кэти ничего не могла поделать, – она тоже была голодна, и у нее не было молока, чтобы накормить ребенка. В доме не осталось ни крошки еды, и все они были голодны. Когда вернется с работы Джо, ему нечего будет поесть. А Джо обязательно надо поужинать, иначе у него не будет сил, чтобы работать. И ее деду тоже надо есть, чтобы у него были силы противостоять болезни, насколько возможно.
Она протерла лицо старика фланелевой тряпочкой, переодела его во все чистое и поправила его постель. Он поблагодарил ее взглядом, и она в ответ погладила его по впалой щеке. Вильям уже не мог говорить и теперь общался с внучкой взглядами. С трудом сдерживая слезы, Кэти подумала, что скоро состоятся еще одни похороны, только эти похороны будут организованы не похоронным бюро и не администрацией шахты, а приютом для нищих. Бедный дед, он всегда так боялся попасть в приют для нищих! Впрочем, он не будет об этом знать, потому что он умрет прежде, чем его туда отвезут.
Возвращаясь на кухню с тазом воды, она снова вспомнила о вопросе, заданном ей помощником управляющего шахтой: «Есть ли у вас деньги для похорон?» И в это же мгновение в ее сознании возникли, как вспышка, два слова. Эти слова возникли из ниоткуда и не имели, казалось бы, никакой связи с тем, о чем она сейчас думала. Сто фунтов. Сто фунтов. Эти два слова вертелись у нее в голове, и она никак не могла припомнить, от кого она их слышала. Она только помнила, что эти слова были сказаны не ею… И вдруг она отчетливо услышала голос Бантинга, который произносил эти два слова: «Сто фунтов, сто фунтов…» Но она не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он упоминал об этой сумме. Странно, ведь она помнила буквально все, что он говорил ей в течение всех этих месяцев. Он разговаривал с ней настолько редко, что она запоминала каждое его слово. И не только слова, она также помнила все, что он делал с ней, все те пытки и унижения, через которые ей пришлось пройти в течение двух последних ужасных недель… Но она не помнила никакого разговора, касающегося ста фунтов. А ведь она должна была его запомнить, если такой разговор был.
Она вышла на улицу, чтобы вылить грязную воду из таза, и тогда словно какая-то дверь внезапно открылась в ее мозгу, и она вдруг вспомнила… При этом воспоминании ее пробрала дрожь. «Сто фунтов, сто фунтов», – повторял Бантинг, стегая ее ремнем с железной пряжкой. Сейчас к этим словам прибавилось еще два слова – «за тебя». «Сто фунтов за тебя», – говорил Бантинг во время той ужасной сцены. И все же она не понимала, что могли значить эти слова.
Весь день эта фраза: «Сто фунтов за тебя» – звучала у нее в голове. Ночью она лежала без сна, думая об отце, запертом в тюрьме, который, быть может, больше никогда оттуда не выйдет, и эти четыре слова зазвучали еще громче. «Сто фунтов! Сто фунтов!» – настойчиво кричал кто-то у нее в голове.
В конце концов, она подумала, что так недолго и спятить, и стать такой же, как Лиззи. Но она ничего не могла с собой поделать, – эта фраза помимо нее прокручивалась в ее сознании. Лежа в темноте с широко раскрытыми глазами и испытывая мучительное чувство голода, она вдруг вспомнила о том, что сказал ей мистер Браун. Он сказал, что у Бантинга были деньги, и миссис Морган тоже говорила ей, что у него должны быть деньги. Миссис Морган сказала: весь поселок знает, что он тайно хранит где-то деньги, которые зарабатывает на своих мошенничествах по отношению к шахтерам… Но если у Бантинга действительно были деньги, то где он их хранил? Она каждый день убирала в доме и знала каждый его уголок, но ни разу не наткнулась на что-либо, напоминающее тайник. Однако если у него были деньги, он должен был где-то их прятать, а это означало, что в доме существовало какое-то потайное место, которого она не заметила.
На следующий день, когда она поднималась по шестифутовой лестнице на антресоли, где спал Джо, чтобы убрать его постель, ее неожиданно осенило.
Каждую субботу после обеда Бантинг посылал ее на ферму Батли, чтобы она купила полдюжины яиц и немного овощей. Как только они заканчивали обедать, он протягивал ей деньги и говорил, что пора идти. Это случалось регулярно каждую субботу, – в дождь, в град, в метель он неизменно посылал ее после обеда на ферму Батли. Даже когда родилась Сара, он продолжал посылать ее туда. Ей приходилось проделывать весь путь с ребенком на руках, потому что она никогда не решилась бы оставить Сару дома с ним. Так почему же он регулярно отсылал ее из дома каждую неделю в одно и то же время? Не потому ли, что ему нужно было спрятать деньги? А где лучше можно спрятать деньги, если не под крышей? Ей бы никогда не пришло в голову подняться туда, потому что люк, ведущий на крышу, находился на расстоянии восьми футов от пола.
Назавтра было воскресенье. Она встала пораньше и сказала Джо:
– Я должна выйти примерно на час. Ты пока присмотришь за ними?
– Куда ты идешь? – шепотом спросил Джо.
– Я иду в дом Бантинга, чтобы забрать свои вещи, – ответила она, тоже шепотом.
– Но ты не сможешь попасть в дом. Он наверняка заперт.
– Я могу влезть в окно буфетной. Я знаю, как открыть его снаружи.
– Может, тебе все-таки не стоит туда ходить? Если полиция застанет тебя там, могут быть неприятности.
– Не думаю, что у меня будут какие-либо неприятности, даже если меня там застанут. Я жила в том доме, и мои вещи остались там. Нет ничего дурного в том, что я пришла их забрать.
Когда она уже была готова к выходу, Джо проводил ее до двери.
– Прежде чем входить в дом, посмотри, нет ли кого поблизости, – тихо сказал ей он. – Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она кивнула, и они посмотрели друг на друга с полным пониманием.
– Но ты еще не совсем поправилась, – сказал Джо. – Тебе будет тяжело проделать весь этот путь. Может, тебе лучше никуда не ходить сегодня?
– Свежий воздух пойдет мне только на пользу, – ответила она.
Но еще до того, как она вышла из Джарроу, она усомнилась, хватит ли у нее сил закончить путешествие. Последнюю неделю она только медленно передвигалась по комнате, и сейчас ходьба причиняла ей мучительную боль. Мускулы ее спины, казалось, разрывались на части. К тому же у нее кружилась голова, и она чувствовала слабость во всем теле.
Утро было солнечным и теплым. В небе парили ласточки. Она всегда любила ласточек и ужасалась, видя, как разрушают их гнезда. Но сейчас она даже не смотрела на небо. Если раньше прогулка под открытым небом среди полей доставила бы ей удовольствие, то сейчас, напротив, на душе у нее становилось еще тревожнее. Здесь, на открытых просторах, ей казалось, что беда, нависшая над их семьей, разрастается, принимая гигантские масштабы.
Увидев слева от себя поселок, она удивилась, что у нее хватило сил проделать весь этот долгий путь. Она решила держаться подальше от поселка, не желая встречаться с кем-нибудь из его обитателей, потому что при встрече она не удержалась бы и сказала: «Почему бы вам не заставить их признаться, настоящих виновников убийства? Ведь это сделали сыновья мистера Моргана и несколько других парней, а вовсе не мой отец». Но она не могла заявить о них в полицию, – Морганы были очень добры к ней, к тому же у нее не было никаких доказательств. Она лишь смутно помнила, как мужчины переговаривались на кухне у Морганов, а потом, когда ее отец ушел к Бантингу, мужчины и женщины, молчаливые и очень серьезные, входили в комнату и смотрели на ее спину.
Когда Кэти подошла к дому, ее охватил страх. Ей казалось, что, как только она войдет внутрь, тут же столкнется с ним, и не было никакого смысла повторять себе, что он мертв и похоронен.
Она вошла через сад с задней стороны дома, где сад был окружен низкой каменной стеной, через которую она без труда перелезла, перекинув через нее сначала одну ногу, потом другую. Спрятавшись за деревянной банькой на заднем дворе, Кэти внимательно прислушалась. Дом, где недавно произошло убийство, всегда привлекает любопытных, и вполне возможно, что кто-то из жителей поселка бродит сейчас поблизости. Она вошла в здание бани и поискала ключ под половиком, в потайном месте, где Бантинг иногда оставлял его, но ключа там не оказалось.
Раздумывая, что ей делать, Кэти присела на перевернутое корыто, но тут же вскочила на ноги, поняв, что это то самое корыто, в котором он купался. Выглянув из-за приоткрытой двери бани, она посмотрела на дом. Как она сможет войти, если даже корыто, в котором он мылся, наводит на нее ужас? Но нет, она обязана это сделать. Ради своей семьи, ради своего ребенка она должна найти эти деньги, чего бы ей это ни стоило. Поэтому, прежде чем храбрость окончательно покинет ее, и она побежит назад по дороге в Джарроу, она должна начать действовать. Выйдя из бани, она направилась к дому со стороны кухни. Подойдя к окну кладовой, Кэти подняла подол платья и извлекла из потайного кармана, пришитого к нижней юбке, старый заржавевший нож, который она взяла из дома. Просунув лезвие ножа между створками окна, она отперла внутреннюю щеколду.
Пролезть через маленькое окошко кладовой оказалось для Кэти очень трудным предприятием. Внутри ей не за что было ухватиться, и когда она, наконец, переместила свое тело через подоконник, то тут же упала на пол. Все ее тело разрывалось на части от мучительной боли. Несколько минут она лежала, распластавшись на полу кладовой, с трудом переводя дыхание. Медленно поднявшись на ноги, она закрыла окно и подошла к двери в кухню. Кэти стоило огромного усилия воли открыть дверь – страх оказаться вновь в привычной обстановке сковывал сознание девушки. Войдя на кухню, она на секунду закрыла глаза, стараясь унять нервную дрожь. Но, когда она огляделась вокруг, кухня показалась ей чужой и незнакомой: мебель больше не стояла на прежних местах, а была сдвинута к стене. Посреди кухни лежали три поломанных стула, а посуда на фаянсовом стеллаже вдоль другой стены была побита и свалена в кучу. На каминной полке больше не было оловянных кружек и латунных подсвечников, – по всей видимости, их взял кто-то из людей, побывавших здесь. Глядя на этот разгром, она представила себе то, что произошло в этом доме уже после того, как сюда приходил ее отец, – мужчины из поселка воспользовались возможностью выместить свою ненависть к Бантингу, разгромив его дом и убив его самого, и при этом остаться безнаказанными. А теперь за все придется платить ее отцу.
– О, папа, папа! – всхлипнула она.
Она медленно пересекла комнату, направляясь к лестнице, и остановилась, не в силах заставить себя подняться наверх. Пот ручьями стекал по ее лицу. Ей казалось, что он где-то здесь, притаился в каком-то углу, чтобы неожиданно наброситься на нее. Но мысль о доме и о голодных родных, о деде, матери, Лиззи и Джо, у которых уже несколько дней не было ни крошки во рту, о Саре, которая кричала от голода, придала ей храбрости, и она стала медленно подниматься по лестнице.
На лестничной площадке было темно, и ей пришлось открыть дверь спальни, чтобы впустить немного света и разглядеть люк на потолке, ведущий на чердак. Она тут же поняла, что со стула ей не дотянуться до люка, и решила принести комод из маленькой комнатки, где она раньше спала.
Вынув из комода три ящика, чтобы легче было нести, она вытащила его на лестничную площадку и поставила под люком. Дрожа всем телом, она взобралась на комод и, подняв руки, попыталась отодвинуть щеколду. К ее великому удивлению, щеколда легко поддалась. Подняв дверцу люка, она просунула голову в небольшое отверстие. Свет на чердак едва-едва проникал через маленькое грязное окошко, Кэти почти ничего не разглядела.
Ей стоило огромного усилия подтянуться на руках и влезть на чердак. Стоя на дощатом полу, она еще раз огляделась. Здесь не было ничего, кроме большой плетеной корзины в углу и деревянного сундука удлиненной формы, стоящего под самым скосом крыши.
Подняв плотно прилегающую крышку корзины, она увидела, что в ней лежит одежда – женская одежда, которая, должно быть, принадлежала матери Бантинга. Все вещи были скомканы, как будто кто-то уже рылся в них. Ей было неприятно копаться в вещах его покойной матери, но она заставила себя вытащить из корзины каждый предмет одежды, проверяя, не зарыты ли деньги там, среди этих пропахших пылью и сыростью вещей. Нет, денег в корзине не оказалось.
В сундуке она обнаружила пистолет и две обоймы пуль, но денег там тоже не было. Где же они тогда? Где, как не на чердаке, он мог их припрятать? Ведь это было самым лучшим потайным местом во всем доме. Если бы на нижних этажах были какие-нибудь тайники, она бы уже давно набрела на них во время уборки. Нет, она должна искать здесь и только здесь.
Каминная труба находилась посреди чердака и проходила через пол и через крышу. Она внимательно обследовала ее, прощупывая каждый кирпичик на тот случай, если один из них отодвигался, скрывая за собой тайник, но все кирпичи были крепко вмурованы в кладку. Оставался только пол. Ползая на четвереньках по полу, она пыталась найти неплотно закрепленную доску, но нет, все доски были крепко прибиты гвоздями. Без сил она опустилась на сундук, думая, что ее путешествие оказалось бесполезным и ее родные так и будут пухнуть от голода, потому что она ничем не может им помочь. Она обшарила все, посмотрела во всех углах. Если у него действительно были деньги, значит, он так хорошо их спрятал, что никто, кроме него самого, не сможет их найти. Теперь он мертв, и деньги пролежат в тайнике до тех пор, пока когда-то, в далеком будущем, дом не снесут, и тогда кто-нибудь случайно набредет на них, копаясь среди развалин. Но ведь это несправедливо, несправедливо! Ведь никто не нуждается в деньгах так, как она нуждается в них сейчас.
Встав с сундука, она грустно покачала головой, глядя в пол. И вдруг какое-то странное чувство, радостное чувство внезапно овладело ею. Это чувство было похоже на то ощущение детского, беззаботного счастья, которое Кэти так часто испытывала в те времена, когда служила у Розье и ходила по воскресеньям домой, радуясь жизни, солнечному свету и улыбкам родных или просто радуясь в предвкушении очередного выходного. После той страшной ночи, когда на нее напал Бернард Розье, это чувство больше не посещало ее, и сейчас ей казалось, что она вернулась в прошлое, и все вокруг, вновь, озарилось надеждой. Словно небесная благодать снизошла на Кэти. Господь поможет ей! Единственный выход – найти деньги… Внезапная, неожиданная радость, овладевшая ею в минуту самого глубокого отчаяния, конечно же, вызвана ничем иным, как близостью денег. Как будто кто-то подсказал ей, что деньги здесь, и она непременно их найдет, если хорошенько поищет.
Прежде чем Кэти успела осознать то, что делает, она схватилась за железную ручку сундука и отодвинула его в сторону. Да, это сам Господь послал к ней своего ангела, чтобы тот раскрыл ей секрет Бантинга, вознаградив ее, таким образом, за все пережитые страдания. Она возликовала, увидев, что одна из досок пола на том месте, где до этого стоял сундук, немного отстает от других. Щель была совсем маленькой, и ее мог бы заметить только тот, кто специально ее искал. Встав на колени, она просунула кончик мизинца под неплотно пригнанную доску и потянула ее вверх. Под доской лежали четыре мешочка, плотно набитые монетами, и записная книжка в кожаном переплете.
Словно пребывая в гипнотическом трансе, она медленно развязала один из мешочков и заглянула внутрь – он был полон блестящих золотых соверенов. То же и в остальных мешочках. Больше ста фунтов, намного больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она посмотрела на Сару, лежащую на одеяле в низком деревянном корыте в углу. Та часть ее души, которая не была затронута тревогой, отчаянием и нищетой, потянулась к младенцу, радуясь тому, что у нее есть это маленькое дорогое существо. Она бы никогда не подумала, что будет испытывать такие чувства к малышке. Вынашивая ребенка, она его ненавидела, потому что он послужил причиной всех несчастий, постигших ее семью. Но, когда Сара родилась, в ней проснулось какое-то новое, светлое чувство, и Кэти вдруг поняла, что рада ее появлению. А теперь любовь к дочери переполняла все ее существо всякий раз, когда она на нее смотрела, и ради Сары она была готова на все.
Сейчас Сара плакала, потому что была голодна. Но Кэти ничего не могла поделать, – она тоже была голодна, и у нее не было молока, чтобы накормить ребенка. В доме не осталось ни крошки еды, и все они были голодны. Когда вернется с работы Джо, ему нечего будет поесть. А Джо обязательно надо поужинать, иначе у него не будет сил, чтобы работать. И ее деду тоже надо есть, чтобы у него были силы противостоять болезни, насколько возможно.
Она протерла лицо старика фланелевой тряпочкой, переодела его во все чистое и поправила его постель. Он поблагодарил ее взглядом, и она в ответ погладила его по впалой щеке. Вильям уже не мог говорить и теперь общался с внучкой взглядами. С трудом сдерживая слезы, Кэти подумала, что скоро состоятся еще одни похороны, только эти похороны будут организованы не похоронным бюро и не администрацией шахты, а приютом для нищих. Бедный дед, он всегда так боялся попасть в приют для нищих! Впрочем, он не будет об этом знать, потому что он умрет прежде, чем его туда отвезут.
Возвращаясь на кухню с тазом воды, она снова вспомнила о вопросе, заданном ей помощником управляющего шахтой: «Есть ли у вас деньги для похорон?» И в это же мгновение в ее сознании возникли, как вспышка, два слова. Эти слова возникли из ниоткуда и не имели, казалось бы, никакой связи с тем, о чем она сейчас думала. Сто фунтов. Сто фунтов. Эти два слова вертелись у нее в голове, и она никак не могла припомнить, от кого она их слышала. Она только помнила, что эти слова были сказаны не ею… И вдруг она отчетливо услышала голос Бантинга, который произносил эти два слова: «Сто фунтов, сто фунтов…» Но она не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он упоминал об этой сумме. Странно, ведь она помнила буквально все, что он говорил ей в течение всех этих месяцев. Он разговаривал с ней настолько редко, что она запоминала каждое его слово. И не только слова, она также помнила все, что он делал с ней, все те пытки и унижения, через которые ей пришлось пройти в течение двух последних ужасных недель… Но она не помнила никакого разговора, касающегося ста фунтов. А ведь она должна была его запомнить, если такой разговор был.
Она вышла на улицу, чтобы вылить грязную воду из таза, и тогда словно какая-то дверь внезапно открылась в ее мозгу, и она вдруг вспомнила… При этом воспоминании ее пробрала дрожь. «Сто фунтов, сто фунтов», – повторял Бантинг, стегая ее ремнем с железной пряжкой. Сейчас к этим словам прибавилось еще два слова – «за тебя». «Сто фунтов за тебя», – говорил Бантинг во время той ужасной сцены. И все же она не понимала, что могли значить эти слова.
Весь день эта фраза: «Сто фунтов за тебя» – звучала у нее в голове. Ночью она лежала без сна, думая об отце, запертом в тюрьме, который, быть может, больше никогда оттуда не выйдет, и эти четыре слова зазвучали еще громче. «Сто фунтов! Сто фунтов!» – настойчиво кричал кто-то у нее в голове.
В конце концов, она подумала, что так недолго и спятить, и стать такой же, как Лиззи. Но она ничего не могла с собой поделать, – эта фраза помимо нее прокручивалась в ее сознании. Лежа в темноте с широко раскрытыми глазами и испытывая мучительное чувство голода, она вдруг вспомнила о том, что сказал ей мистер Браун. Он сказал, что у Бантинга были деньги, и миссис Морган тоже говорила ей, что у него должны быть деньги. Миссис Морган сказала: весь поселок знает, что он тайно хранит где-то деньги, которые зарабатывает на своих мошенничествах по отношению к шахтерам… Но если у Бантинга действительно были деньги, то где он их хранил? Она каждый день убирала в доме и знала каждый его уголок, но ни разу не наткнулась на что-либо, напоминающее тайник. Однако если у него были деньги, он должен был где-то их прятать, а это означало, что в доме существовало какое-то потайное место, которого она не заметила.
На следующий день, когда она поднималась по шестифутовой лестнице на антресоли, где спал Джо, чтобы убрать его постель, ее неожиданно осенило.
Каждую субботу после обеда Бантинг посылал ее на ферму Батли, чтобы она купила полдюжины яиц и немного овощей. Как только они заканчивали обедать, он протягивал ей деньги и говорил, что пора идти. Это случалось регулярно каждую субботу, – в дождь, в град, в метель он неизменно посылал ее после обеда на ферму Батли. Даже когда родилась Сара, он продолжал посылать ее туда. Ей приходилось проделывать весь путь с ребенком на руках, потому что она никогда не решилась бы оставить Сару дома с ним. Так почему же он регулярно отсылал ее из дома каждую неделю в одно и то же время? Не потому ли, что ему нужно было спрятать деньги? А где лучше можно спрятать деньги, если не под крышей? Ей бы никогда не пришло в голову подняться туда, потому что люк, ведущий на крышу, находился на расстоянии восьми футов от пола.
Назавтра было воскресенье. Она встала пораньше и сказала Джо:
– Я должна выйти примерно на час. Ты пока присмотришь за ними?
– Куда ты идешь? – шепотом спросил Джо.
– Я иду в дом Бантинга, чтобы забрать свои вещи, – ответила она, тоже шепотом.
– Но ты не сможешь попасть в дом. Он наверняка заперт.
– Я могу влезть в окно буфетной. Я знаю, как открыть его снаружи.
– Может, тебе все-таки не стоит туда ходить? Если полиция застанет тебя там, могут быть неприятности.
– Не думаю, что у меня будут какие-либо неприятности, даже если меня там застанут. Я жила в том доме, и мои вещи остались там. Нет ничего дурного в том, что я пришла их забрать.
Когда она уже была готова к выходу, Джо проводил ее до двери.
– Прежде чем входить в дом, посмотри, нет ли кого поблизости, – тихо сказал ей он. – Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она кивнула, и они посмотрели друг на друга с полным пониманием.
– Но ты еще не совсем поправилась, – сказал Джо. – Тебе будет тяжело проделать весь этот путь. Может, тебе лучше никуда не ходить сегодня?
– Свежий воздух пойдет мне только на пользу, – ответила она.
Но еще до того, как она вышла из Джарроу, она усомнилась, хватит ли у нее сил закончить путешествие. Последнюю неделю она только медленно передвигалась по комнате, и сейчас ходьба причиняла ей мучительную боль. Мускулы ее спины, казалось, разрывались на части. К тому же у нее кружилась голова, и она чувствовала слабость во всем теле.
Утро было солнечным и теплым. В небе парили ласточки. Она всегда любила ласточек и ужасалась, видя, как разрушают их гнезда. Но сейчас она даже не смотрела на небо. Если раньше прогулка под открытым небом среди полей доставила бы ей удовольствие, то сейчас, напротив, на душе у нее становилось еще тревожнее. Здесь, на открытых просторах, ей казалось, что беда, нависшая над их семьей, разрастается, принимая гигантские масштабы.
Увидев слева от себя поселок, она удивилась, что у нее хватило сил проделать весь этот долгий путь. Она решила держаться подальше от поселка, не желая встречаться с кем-нибудь из его обитателей, потому что при встрече она не удержалась бы и сказала: «Почему бы вам не заставить их признаться, настоящих виновников убийства? Ведь это сделали сыновья мистера Моргана и несколько других парней, а вовсе не мой отец». Но она не могла заявить о них в полицию, – Морганы были очень добры к ней, к тому же у нее не было никаких доказательств. Она лишь смутно помнила, как мужчины переговаривались на кухне у Морганов, а потом, когда ее отец ушел к Бантингу, мужчины и женщины, молчаливые и очень серьезные, входили в комнату и смотрели на ее спину.
Когда Кэти подошла к дому, ее охватил страх. Ей казалось, что, как только она войдет внутрь, тут же столкнется с ним, и не было никакого смысла повторять себе, что он мертв и похоронен.
Она вошла через сад с задней стороны дома, где сад был окружен низкой каменной стеной, через которую она без труда перелезла, перекинув через нее сначала одну ногу, потом другую. Спрятавшись за деревянной банькой на заднем дворе, Кэти внимательно прислушалась. Дом, где недавно произошло убийство, всегда привлекает любопытных, и вполне возможно, что кто-то из жителей поселка бродит сейчас поблизости. Она вошла в здание бани и поискала ключ под половиком, в потайном месте, где Бантинг иногда оставлял его, но ключа там не оказалось.
Раздумывая, что ей делать, Кэти присела на перевернутое корыто, но тут же вскочила на ноги, поняв, что это то самое корыто, в котором он купался. Выглянув из-за приоткрытой двери бани, она посмотрела на дом. Как она сможет войти, если даже корыто, в котором он мылся, наводит на нее ужас? Но нет, она обязана это сделать. Ради своей семьи, ради своего ребенка она должна найти эти деньги, чего бы ей это ни стоило. Поэтому, прежде чем храбрость окончательно покинет ее, и она побежит назад по дороге в Джарроу, она должна начать действовать. Выйдя из бани, она направилась к дому со стороны кухни. Подойдя к окну кладовой, Кэти подняла подол платья и извлекла из потайного кармана, пришитого к нижней юбке, старый заржавевший нож, который она взяла из дома. Просунув лезвие ножа между створками окна, она отперла внутреннюю щеколду.
Пролезть через маленькое окошко кладовой оказалось для Кэти очень трудным предприятием. Внутри ей не за что было ухватиться, и когда она, наконец, переместила свое тело через подоконник, то тут же упала на пол. Все ее тело разрывалось на части от мучительной боли. Несколько минут она лежала, распластавшись на полу кладовой, с трудом переводя дыхание. Медленно поднявшись на ноги, она закрыла окно и подошла к двери в кухню. Кэти стоило огромного усилия воли открыть дверь – страх оказаться вновь в привычной обстановке сковывал сознание девушки. Войдя на кухню, она на секунду закрыла глаза, стараясь унять нервную дрожь. Но, когда она огляделась вокруг, кухня показалась ей чужой и незнакомой: мебель больше не стояла на прежних местах, а была сдвинута к стене. Посреди кухни лежали три поломанных стула, а посуда на фаянсовом стеллаже вдоль другой стены была побита и свалена в кучу. На каминной полке больше не было оловянных кружек и латунных подсвечников, – по всей видимости, их взял кто-то из людей, побывавших здесь. Глядя на этот разгром, она представила себе то, что произошло в этом доме уже после того, как сюда приходил ее отец, – мужчины из поселка воспользовались возможностью выместить свою ненависть к Бантингу, разгромив его дом и убив его самого, и при этом остаться безнаказанными. А теперь за все придется платить ее отцу.
– О, папа, папа! – всхлипнула она.
Она медленно пересекла комнату, направляясь к лестнице, и остановилась, не в силах заставить себя подняться наверх. Пот ручьями стекал по ее лицу. Ей казалось, что он где-то здесь, притаился в каком-то углу, чтобы неожиданно наброситься на нее. Но мысль о доме и о голодных родных, о деде, матери, Лиззи и Джо, у которых уже несколько дней не было ни крошки во рту, о Саре, которая кричала от голода, придала ей храбрости, и она стала медленно подниматься по лестнице.
На лестничной площадке было темно, и ей пришлось открыть дверь спальни, чтобы впустить немного света и разглядеть люк на потолке, ведущий на чердак. Она тут же поняла, что со стула ей не дотянуться до люка, и решила принести комод из маленькой комнатки, где она раньше спала.
Вынув из комода три ящика, чтобы легче было нести, она вытащила его на лестничную площадку и поставила под люком. Дрожа всем телом, она взобралась на комод и, подняв руки, попыталась отодвинуть щеколду. К ее великому удивлению, щеколда легко поддалась. Подняв дверцу люка, она просунула голову в небольшое отверстие. Свет на чердак едва-едва проникал через маленькое грязное окошко, Кэти почти ничего не разглядела.
Ей стоило огромного усилия подтянуться на руках и влезть на чердак. Стоя на дощатом полу, она еще раз огляделась. Здесь не было ничего, кроме большой плетеной корзины в углу и деревянного сундука удлиненной формы, стоящего под самым скосом крыши.
Подняв плотно прилегающую крышку корзины, она увидела, что в ней лежит одежда – женская одежда, которая, должно быть, принадлежала матери Бантинга. Все вещи были скомканы, как будто кто-то уже рылся в них. Ей было неприятно копаться в вещах его покойной матери, но она заставила себя вытащить из корзины каждый предмет одежды, проверяя, не зарыты ли деньги там, среди этих пропахших пылью и сыростью вещей. Нет, денег в корзине не оказалось.
В сундуке она обнаружила пистолет и две обоймы пуль, но денег там тоже не было. Где же они тогда? Где, как не на чердаке, он мог их припрятать? Ведь это было самым лучшим потайным местом во всем доме. Если бы на нижних этажах были какие-нибудь тайники, она бы уже давно набрела на них во время уборки. Нет, она должна искать здесь и только здесь.
Каминная труба находилась посреди чердака и проходила через пол и через крышу. Она внимательно обследовала ее, прощупывая каждый кирпичик на тот случай, если один из них отодвигался, скрывая за собой тайник, но все кирпичи были крепко вмурованы в кладку. Оставался только пол. Ползая на четвереньках по полу, она пыталась найти неплотно закрепленную доску, но нет, все доски были крепко прибиты гвоздями. Без сил она опустилась на сундук, думая, что ее путешествие оказалось бесполезным и ее родные так и будут пухнуть от голода, потому что она ничем не может им помочь. Она обшарила все, посмотрела во всех углах. Если у него действительно были деньги, значит, он так хорошо их спрятал, что никто, кроме него самого, не сможет их найти. Теперь он мертв, и деньги пролежат в тайнике до тех пор, пока когда-то, в далеком будущем, дом не снесут, и тогда кто-нибудь случайно набредет на них, копаясь среди развалин. Но ведь это несправедливо, несправедливо! Ведь никто не нуждается в деньгах так, как она нуждается в них сейчас.
Встав с сундука, она грустно покачала головой, глядя в пол. И вдруг какое-то странное чувство, радостное чувство внезапно овладело ею. Это чувство было похоже на то ощущение детского, беззаботного счастья, которое Кэти так часто испытывала в те времена, когда служила у Розье и ходила по воскресеньям домой, радуясь жизни, солнечному свету и улыбкам родных или просто радуясь в предвкушении очередного выходного. После той страшной ночи, когда на нее напал Бернард Розье, это чувство больше не посещало ее, и сейчас ей казалось, что она вернулась в прошлое, и все вокруг, вновь, озарилось надеждой. Словно небесная благодать снизошла на Кэти. Господь поможет ей! Единственный выход – найти деньги… Внезапная, неожиданная радость, овладевшая ею в минуту самого глубокого отчаяния, конечно же, вызвана ничем иным, как близостью денег. Как будто кто-то подсказал ей, что деньги здесь, и она непременно их найдет, если хорошенько поищет.
Прежде чем Кэти успела осознать то, что делает, она схватилась за железную ручку сундука и отодвинула его в сторону. Да, это сам Господь послал к ней своего ангела, чтобы тот раскрыл ей секрет Бантинга, вознаградив ее, таким образом, за все пережитые страдания. Она возликовала, увидев, что одна из досок пола на том месте, где до этого стоял сундук, немного отстает от других. Щель была совсем маленькой, и ее мог бы заметить только тот, кто специально ее искал. Встав на колени, она просунула кончик мизинца под неплотно пригнанную доску и потянула ее вверх. Под доской лежали четыре мешочка, плотно набитые монетами, и записная книжка в кожаном переплете.
Словно пребывая в гипнотическом трансе, она медленно развязала один из мешочков и заглянула внутрь – он был полон блестящих золотых соверенов. То же и в остальных мешочках. Больше ста фунтов, намного больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39