– Ну так валяйте, – сказала она. – Лучше вам это сделать, ведь я, кажется, ни на что не способна. Полагаю, вам набросят очки за прилежание или еще что-нибудь такое.
Пол пожал плечами.
– Все лучше, чем сидеть сложа руки, – мягко проговорил он. – Вы же сами слышали, что она сказала. Это не имеет значения.
– Конечно, не имеет. Для того, у кого все получается, – ответила худая девушка.
В ту ночь, после того, как он вернулся домой, разогрел консервированный овощной суп, высидел три подряд мыльных оперы и криминальное шоу, которые смотрел по черно-белому переносному телевизору (родители сочли этот телевизор слишком старым, чтобы брать его с собой во Флориду), Полу приснился еще один странный сон. Во сне он стоял на вершине горы и смотрел вниз в каменистую долину, где медленно продвигался по петляющей узкой тропе караван. Рядом с Полом стоял чемпион по теннису, в одной руке он держал меч, в другой – реактивную базуку.
– Придет время, – сообщил чемпион по теннису, – когда все это будет принадлежать тебе.
А Пол пробормотал что-то вроде:
– Ух ты! Это, право же, будет очень мило.
Тут чемпион по теннису превратился в чернявую худышку, которая сказала:
– Ну конечно, они не могли тебя не выбрать, ты ведь мужчина.
Полу так хотелось ей объяснить, что он вовсе не хочет быть повелителем вселенной и вообще ничем этого не заслужил, но на гору (разумеется, сложенную из миллионов и миллиардов компьютерных распечаток – и все громоздились на ее половине стола) поднялись два молодых человека в смешных викторианских сюртуках, и каждый хлопнул его по спине.
– Добро пожаловать в «Дж. В. Уэлс и Ко», – сказали они. – Мы всегда знали, что в один прекрасный день ты за нами придешь.
А потом один из них пристегнул его за ухо к солнцу длинным черным степлером, и зазвенел будильник.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Итак, ты там уже три недели, – сказал Невилл, слизывая с усов пивную пену, – и все еще не знаешь, чем они на самом деле занимаются.
– Верно, – признал Пол.
– И целый день только тем и занят, что сортируешь по датам бессмысленные компьютерные распечатки?
– Да.
– И тебе за это платят?
Пол кивнул.
– Чушь собачья. – Невилл поболтал в стакане оставшиеся от полпинты последние четверть дюйма. – Ты сам-то понимаешь, насколько это странно?
Пол пожал плечами.
– Мне-то откуда знать? – горестно сказал он. – У меня ни когда раньше работы не было. Насколько я могу судить, везде одинаково, и это объясняет, почему мир в таком плачевном состоянии, в каком он, по всей очевидности, пребывает.
Покачав головой, Невилл выловил из хрустящего пакета последние крошки чипсов.
– Поверь моему слову, не все работы таковы. А твоя фирма определенно странная. Гораздо более странная, – поэтично добавил он, – чем пятнадцать белых мышей в кухонном блендере. Ты уж мне поверь.
Пол над этим подумал. Верно, у Невилла в таких делах больше опыта. Во-первых, он на целый год старше и в поте лица добывает себе хлеб насущный уже целых полгода, за которые успел побывать стажером у биржевого маклера, стажером риэлтора, служащим на бензоколонке, переворачивателем бургеров в оживленном «Макдоналдсе» в центре Лондона и независимым консультантом по программному обеспечению. Невилл повидал мир (ездил со школьной экскурсией в Амстердам, дважды в Испанию и раз с родителями в Грецию, а когда ему было семнадцать, целую неделю грузил картофель на Нормандских островах); он пережил удивительные приключения, ел незнакомую пищу под чужими небесами и имел множество возможностей изучать мириады обычаев человечества. А еще у него есть собственная машина и девушка. С другой стороны, его выгнали с тех четырех работ, откуда можно уволить, а это подразумевало, что он не отточил в совершенстве мастерство работать в коллективе и, возможно, не такой уж авторитет в сфере наемного труда, которым себя вообразил.
– Не знаю, – сказал Пол. – Если не считать партнеров, а они действительно какие-то чудные, все остальные кажутся совершенно нормальными. – Тут ему вспомнились Джулия и Кристина, и тот факт, что каждый день за стойкой рецепции новая секретарша. – Более или менее нормальными, – поправился он. – А только от того, что работа скучная и бессмысленная...
Невилл покачал головой.
– Ты так и не понял, – сказал он. – Тебе платят. Да, не много, но платят. Более того, начальство наняло двоих, что бы они сидели и весь день сортировали в хронологическом порядке таблицы. Верно?
Пол кивнул.
– Ладно. А тебе не приходило в голову, что будь они хоть немного поорганизованнее, и заведи они привычку аккуратно складывать бумаги в папки, как только покончат с тем, что они там делают, то могли бы избавиться и от тебя, и от этой твоей чернявой девчонки и сэкономить пару шиллингов.
К чести Пола, за последние три недели он над этим задумывался, и не раз.
– Может, тут кроется что-то большее. Я хочу сказать, партнеры, конечно, странные, но они же не дураки. Наверное, всему есть совершенно логичная, рациональная причина, просто никто не дал себе труд мне ее назвать. И это тоже вполне логично. Зачем мне вообще ее знать? Мое дело – выполнять.
– Верно. – Невилл встал. – Пойду отолью, – объявил он и неуклюже двинулся в дальний конец бара.
Пока его не было, Пол размышлял над словами, которые Невилл произнес с полчаса назад: «Если твоя работа – такая дрянь, то почему ты от них не уйдешь? Почему бы не бросить эти таблицы и не заняться чем-нибудь еще?» Разумеется, Пол не мог назвать ему истинную причину. Ведь если бы он робко сознался, что все дело в девушке (притом в девушке странной и довольно враждебной, ну, правду сказать, крайне неприятной), с которой он сидит в одном кабинете, Невилл тут же учинил бы ему допрос, какие шаги он предпринял в этом направлении, и был бы глубоко разочарован, услышав, что его друг не сделал решительно ничего. Впрочем, Невилл – не лыком шит и скорее всего уже сам догадался...
– Знаешь, что я думаю? – сказал Невилл, появляясь с двумя полными пинтовыми кружками и поудобнее устраиваясь на табурете. – Я думаю, у тебя что-то намечается с той птичкой, с которой ты работаешь. Иначе ты уже две недели назад сделал бы им ручкой.
– С чего ты взял? – спросил Пол.
– Да ладно тебе. Совершенно очевидно, что тебе там не нравится. Сотрудники и начальство – либо сумасшедшие, как Шляпник с Мартовским Зайцем, либо распоследние сволочи. Работа настолько скучная, что даже бухгалтер сдохнет. В конторе тебе страшно настолько, что всякий раз, как открывается дверь, ты подпрыгиваешь, будто цены на нефть. Единственная возможная причина, почему ты еще не сбежал, в том, что ты втюрился в какую-нибудь девчонку. А поскольку я знаю тебя уже десять лет и пристально наблюдал за тобой в бурные штормовые годы становления твоей личности, – продолжал Невилл, не обращая внимания на вялые отнекивания, – готов душу заложить, что ты клюнул на единственную девчонку на всей свалке, на которую никто, у кого есть мозги, дважды и не взглянет – даже с расстояния в милю, даже через перевернутый телескоп. Ну?
Пол чувствовал себя, как преступник после великой речи Пуаро в библиотеке.
– Ну ладно, да, – раздраженно согласился он. – Она по крайней мере мне нравится. Ну, немного. – Он шумно схлебнул пену и решил, что, солгав лучшему другу, ровным счетом ничего не выиграет. – Честно говоря, – сказал он, – она мне совсем не нравится, она бесцеремонная и грубая и все время только и делает, что одергивает, принижает, сбивает спесь.
Невилл мрачно опустил голову.
– Синдром Дэнни Корбетта, – диагностировал он. – Помнишь Дэнни Корбетта?
– Ах, этот. А он-то тут при чем?
– Очень даже при чем. – Невилл промакнул усы манжетой. – Не знаю, помнишь ли ты Фиону Маскетти? Крупную деваху, которая стала механиком в «Ройял инженирз»?..
– М-ф-м...
– Вот именно. Раз увидев, уже не забудешь, хотя, насколько я понял, она сегодня считается самым быстрым закручивателем гаек к востоку от Олдершота. Но это к делу не относится. Дэнни и Фиона какое-то время встречались, и послушать их, так каждый был самым отвратительным, самым отталкивающим представителем рода человеческого, какой только развился из павианов. Фиона утверждала, что Дэнни напоминает ей одновременно слизняка и кусок металла, заржавевший под дождем, а Дэнни все спрашивал, на кой черт ему сдалась девчонка, которая может есть сразу два пончика с кремом и ни на минуту не переставать болтать. – Невилл вздохнул. – Они поженились в июне и к апрелю ждут первенца.
– Ох, – вздохнул, в свою очередь, Пол. – Кажется, я понял, к чему ты клонишь. Тем не менее они тут ни к селу ни к городу. Тем больше причин оттуда свалить, будь я человеком разумным.
Невилл закурил.
– Дело твое. Но насколько я могу судить, для жертв синдрома Дэнни Корбетта в конечном итоге все заканчивается не плохо. На мой взгляд, если ты с самого первого дня от второй половины на стенку лезешь, то со временем получаешь ровные, сбалансированные отношения, так как – ну вроде как на быстрой перемотке – проскакиваешь фазу «солнце светит из ее ануса» и переходишь к стадии взаимного раздражения, которая вроде бы является установкой по умолчанию для всех человеческих спариваний, а это избавляет тебя от утраты иллюзий и разочарования, через которые всем сперва приходится пройти. Я хочу сказать, что, если «свет в окошке» с самого начала оказывается монументальной занозой в заднице, ты избавлен от тех мук, которые испытаешь, обнаружив это после, когда вы уже провели вместе два года и основательно потратились на кухонную технику и занавески. Пол кивнул.
– Да кстати, а где сегодня Меллани?
– По пятницам у нее курсы карате, – ответил Невилл. – Судя по всему, дела у нее обстоят неплохо. На днях она мне рассказывала, что узнала сорок шесть различных точек на человеческом теле, точно направленный удар в которые может привести к мгновенной смерти.
– Ты, наверное, очень ею гордишься.
Невилл, соглашаясь, склонил голову:
– В прошлом месяце это был экзамен по испанскому на продвинутом курсе. Но, возвращаясь к тому, о чем мы говорили. Если ты действительно хочешь чего-то добиться с этим жалким – заметь, я только повторяю твои же слова – созданием, возьми себя в руки и перестань нюниться. Скорее всего она предложит тебе отвалить и сдохнуть, а тогда ты сможешь послать свою жуткую работу и найти что-нибудь поприличнее. В противном случае у тебя останется жуткая работа, зато в игре за возлюбленную получишь очко. В любом случае ты в выигрыше.
Пол над этим задумался.
– Значит, по-твоему, мне так следует поступить?
– Абсолютно. Это тебе мой взвешенный совет – не поставишь, не выиграешь. Объявить о своих чувствах – все равно что пойти к дантисту: решительно ничего приятного, но чем дольше откладываешь, тем хуже обернется. А тебя ждет однозначный и весьма желанный утешительный приз, когда она скажет: «Дудки», даже если от этого будет зависеть мир на Земле и погашение долга стран третьего мира. Не вижу никакой причины, почему бы тебе не сделать этого завтра с самого утра.
– Завтра суббота, – возразил Пол.
– Ладно, тогда с утра в понедельник. Значит, у тебя впереди два выходных, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию. Сам знаешь: подобрать нужные слова, продумать тактику и все такое.
– Эй, смотри, – сказал Пол. – Стол для пула свободен.
На следующее утро, так как это была суббота, Пол до двенадцати валялся в кровати, а вторую половину дня провел за глажкой рубашек на следующую неделю. Чем дольше он размышлял над советом Невилла, тем больше терял решимость. С одной стороны, был шанс (с точки зрения статистики, где-то между вероятностью снежного Рождества в австралийском Квинсленде и выигрышем в лотерею без предварительной покупки билета), что худая девушка кивнет и скажет: «Идет» – или что-нибудь в таком роде. Эта перспектива, сама по себе пугающая, все же обладала некоторой привлекательностью. С другой – и много более вероятной стороны – он слишком живо себе представлял тридцать секунд умопомрачительного позора, которые последуют за его тщательно подготовленным объявлением о своих чувствах. Невиллу хорошо небрежно рассуждать: мол, можно бросить работу и найти что-нибудь поприятнее, но ведь ему, Полу, понадобилось очень-очень много времени, чтобы найти кого-то, кто согласился обменять деньги на кусок его жизни, да и те, кто нашелся, оказались – по всем меркам – сумасшедшими. Пока он был безработным и активно искал, куда бы устроиться, родители хотя и ворчали, но выкладывали денежки на квартплату и временами батон хлеба и банку консервированных бобов. Теперь ему казалось, их благотворительность не вынесет заявления, что он бросил оплачиваемое рабочее место только потому, что ему там не нравилось. А значит, перед ним встанет необходимость до бесконечности сидеть за одним столом с девушкой, которой он только что признался в вечной любви и которая недвусмысленно посоветовала ему исчезнуть с глаз долой, подавившись вилкой. Иными словами, если есть какой-то способ еще больше ухудшить его и без того плачевное положение, это как раз объявить о своих чувствах.
Покончив с последней рубашкой, Пол сложил гладильную доску и, поскольку больше ему делать было нечего, включил телевизор.
Вот досада: по всем каналам показывали только спорт и скучные старые мюзиклы Гилберта и Салливана. (Пожилой человек в черном сюртуке скакал по фанерной сцене с заварочным чайником под аккомпанемент невидимого оркестра, а толстуха в подвенечном платье и щекастый военный смотрели на него во все глаза.) Ловким тычком указательного пальца в пульт Пол покончил с муками телевизора, со стоном упал на кровать и потянулся за книгой, которую взял в библиотеке еще в четверг, но до чтения пока так и не дошли руки.
Новая досада. Вместо книги, которую, как он думал, он взял (с завораживающим названием "История моделей железных дорог, том II: 1927-1960 гг. "), ему выдали нечто совершенно иное: «„Савойские оперетты“ Гилберта и Салливана». Нахмурившись, он открыл книгу наугад: тексты песен и диалоги. О дальнюю стену он ее не швырнул, отчасти потому, что библиотечная, отчасти потому, что, учитывая его меткость, скорее всего промажет и разобьет окно, – зато со значительной силой бросил ее на пол. Потом подобрал снова и присмотрелся к корешку.
«Странно, – подумал он. – Как будто кто-то пытается мне что-то сказать, ко будь я проклят, если понимаю, что именно».
Он снова открыл книгу, однако в ней как будто не появилось ничего значительного или зловещего: подыгрывая себе на флейте, приходской священник пел про то, как, когда он был моложе, на него заглядывались девушка. «Повезло старику», – с тоской подумал Пол и снова швырнул книгу на пол.
И все равно было неспокойно: словно на него сверху вниз смотрела, лузгая семечки и подхихикивая потихоньку, целая галерка. Он встал, глянул на часы и взялся за пальто. В кармане были банкнота в пять фунтов, еще две монеты по фунту и немного мелочи. В сущности, это все, на чем следовало дотянуть до конца недели, когда (будем надеяться) «Дж. В. Уэлс и К°» проявят человечность и переведут деньги на его счет в банке. И все-таки ему надо взбодриться, а еще выбраться из своей убогой квартирки. К чертям благоразумие! Он планировал поужинать хлебной коркой и остатками дешевого сыра под названием «Приманка для мышеловки», но – да пошло оно. Жизнь надо жить, ведь в могиле лежать очень долго. Пол решил прогуляться в магазин на углу и купить замороженную пиццу.
На улице было холодно, смеркалось. Только перейдя через дорогу, он обнаружил, что магазин закрыт. Такого он не ожидал. Все то время, что он здесь жил, табличку «Закрыто» в витрине мистера Сингха он видел лишь раз, утром прошлого Рождества. Пол посовещался с собой, что делать дальше. Он может пойти домой и, сэкономив деньги, посмотреть, сколько жизнеспособного сыра можно раскопать из-под мягкого коврика плесени, или прогуляться до «Теско». На одной стороне уравнения – резкий западный ветер и несколько предостерегающих дождевых капель, на другой – жалкий домашний очаг и готовые наброситься в любую минуту Гилберт и Салливан. Он решил сходить в «Теско».
Ради разнообразия тут было немноголюдно, можно сказать – ни души. Он не спеша поразмыслил у холодильника, выбирая между «Четыре сыра с тонкой корочкой» и «Высокой пепперони». После нескольких минут смятения Пол решил прибегнуть к Силе: положил обе пиццы назад, закрыл глаза и взял что придется. Очевидно, Сила желала, чтобы он купил «Пепперони», а значит, все не так уж плохо. Но... повернувшись к ряду касс, Пол оказался нос к носу с мистером Тэннером.
«Аарг», – вот и все, что он подумал, но сохранил это чувство в сердце, и от столкновения увернулся, точно завзятый фехтовальщик. На одно блаженное мгновение ему показалось, что мистер Тэннер его не узнал. (В конце концов, с чего бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38