— Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне. С Томом я переговорю сама.

— Вы хотите увидеть Тома, — открытое, внушающее доверие лицо соседа Томаса Бредли, младшего, было почти таким же широким, как и дверь в комнату общежития. — Он есть, но его нет.
На лице Флетча отразилось изумление.
— Мы держим его в ванне, — пояснил сосед.
И провел Флетча в ванную.
В ванне, на подложенных под спину и голову подушках, лежал двадцатилетний парень. С растрепанными волосами, с заросшими щетиной подбородком и щеками, с закрытыми глазами.
— Мы решили, что здесь ему самое место, — продолжил объяснения сосед. — Он не причинит себе вреда. Из ванны ему не выбраться. Слишком высоко надо подняться.
— Он напился таблеток или сидит «на игле»?
— «Колеса», только «колеса».
Сосед наклонился и большим пальцем правой руки приподнял веко одного из глаз Тома Бредли.
— Привет. Кто-нибудь дома? Есть тут кто-нибудь?
Флетч сказал соседу по комнате, что хочет видеть Тома Бредли по «семейному делу», а сосед ответил: «Слава Богу, что наконец-то кто-то пришел».
— Послушайте, но нельзя же так жить, — воскликнул Флетч.
— А вот он живет. Он еще лучше других. Иногда встает, едет домой, привозит деньги. А потом вновь отключается.
— И когда это началось?
— В пятницу. Два дня тому назад. Позавчера была пятница?
— Кошмар. А мне сказали, что он корпит над учебниками, не поднимая головы.
— Никогда не корпел. В прошлом году едва сдал экзамены. Осенью, однако, вернулся в колледж. Несколько недель от случая к случаю бывал на лекциях. Последний раз появился в аудитории в ноябре. Не знаю зачем, он уже не мог наверстать упущенное.
— Но почему он до сих пор живет в общежитии?
— А что нам с ним делать? Мы пытались переслать его домой, но на почте сказали, что посылки таких габаритов они не отправляют. Такие вот дела. Однажды мы на руках отнесли его в лазарет. На следующий день он сбежал.
— Когда это было?
— Перед Рождеством. Потом он появился через две недели после Нового года. Весь избитый. Казалось, он провел это время в джунглях Борнео. Мы вновь уложили его в ванну. Я не счел за труд съездить к нему домой. В Саутуорт. Там живет его мать. Сказал ей, что ее ждут тяжелые дни. И причина тому — Том. Поначалу она словно обезумела от страха. Отказывалась верить тому, что я говорю. Утверждала, что Том появлялся дома раз в неделю, максимум — в две. Наверное, так оно и было. Сказала, что он просто переутомился от занятий. Ерунда. Сказала, что на его долю в последнее время выпало много переживаний.
— Переживаний? — переспросил Флетч. — Она сказала, переживаний?
— Упомянула о смерти его отца.
— Вроде бы он умер год тому назад.
Сидевший у ванны на корточках сосед поднял голову.
— Что значит, «вроде бы»?
— У него очень милая сестра, — ушел от прямого ответа Флетч. — Не жалующаяся на здоровье.
— Та-та? Да. С ней я тоже виделся.
— И что она сказала?
— Сказала, что в этом мире каждый должен сам выбрать себе дорогу. Она, словно заводная игрушка, и полагает, что все остальные ничем от нее не отличаются. Говорит, что не все в жизни поддается осознанию. Тут я с ней согласен. Никак не могу понять ее реакции, — наклонившись над ванной, сосед несколько раз легонько шлепнул Тома Бредли по щекам. Тот приоткрыл глаза. — Эй, Том. К тебе гость. Говорит, что его зовут Сатана. Хочет взять тебя на работу кочегаром.
Затуманенный взгляд Тома Бредли устремился к потолку. Затем переместился на лицо соседа по комнате.
— Том, ты проснулся?
Взгляд Тома пробежал по Флетчу и зафиксировался на точке в полуметре от его левого плеча. Сосед по комнате встал.
— Приведите кого-нибудь, чтобы что-то сделать с этим парнем. У меня такое ощущение, словно я унаследовал аквариум. И должен заботиться о его обитателях и смотреть на них, не имея на то ни малейшего желания. Понимаете?
— Не знаю, что я смогу сделать. Во всяком случае, прямо сейчас.
— Кроме того, — сосед обернулся, остановившись на пороге ванной, — мне тоже хочется полежать в ванне. Естественно, наполненной водой.
После того, как за соседом закрылась дверь, Флетч присел на краешек ванны, рядом со смесителем.
— Том, люди зовут меня Флетч. Я говорил с вашей матерью и вашей сестрой. Решил, что должен поговорить и с вами.
Вместе с Флетчем переместилась и точка, в которую уставился Том. Она по-прежнему находилась в полуметре от левого плеча репортера.
— Я упомянул вашего отца в статье, опубликованной в среду в «Ньюс-Трибюн». Допустил ошибку. Не знаю, может эта статья и стала причиной вашего теперешнего состояния. Во всяком случае, она не способствовала улучшению вашего настроения.
— Моего отца? — Том приподнял голову. Говорил он громко и отчетливо, совсем не шепотом, как ожидал Флетч. — Вы собираетесь сказать мне, что мой отец снова умер?
— Перестаньте.
— Вы разговаривали с моим отцом в последнее время?
— А я мог?
— Конечно, — губы Тома медленно изогнулись в улыбке. — Для этого надо подойти к каминной доске, открыть шкатулку и сказать все, что вам хочется. Или… — улыбка стала шире. — Вы можете воспользоваться телефоном.
— Том, ваш отец умер?
— Конечно. Все так говорят. Даже он сам.
— Это что, шутка? Том, объясни мне, что к чему.
— Мой отец умер. Хуже, чем умер. Вы знаете? — Ответил Том после долгой паузы.
— Нет, не знаю. Что может быть хуже смерти?
— Он покончил с собой, — Том взмахнул рукой, словно воткнул нож себе в живот, а затем вспорол его.
— Понятно. Он и раньше пытался покончить с собой, не так ли?
Теперь Том уставился в стену над головой Флетча.
— Том, где он умер?
— В весеннем Саутуорте. В Вене?
— Во Франции?
— Нет, не во Франции.
— В Швейцарии?
— Да. Именно там. Он умер в Швейцарии. От рака крови. Много, много операций.
— Том, почему ты винишь отца за его смерть?
Взгляд Тома медленно обошел маленькую ванную.
— Ему не нравилось.
Флетч подождал, пока взгляд Тома остановится слева от его головы.
— Что ему не нравилось?
Глаза Тома Бредли закрылись.
— Нет. Не нравилось, — пробормотал Том. — Удивительно, не правда ли? И что теперь остается мне?
— Что теперь остается вам?
Глаза Тома открылись, взгляд упал на смеситель между его ног, глаза закрылись вновь.
— Лежать в ванне.
— Том. Еще один вопрос.
— Не хочу больше слышать ни одного вопроса, — ответил Том, не открывая глаз.
— Где родился ваш отец?
— Он не рождался. По-моему, он не рождался. Люди только думали, что он родился.
— Где он вырос?
— Он говорит, в чистилище. Вам знакомо это слово, чистилище?
— Да.
— Вот там он и вырос.
— В каком городе? В каком городе он вырос, Том?
— Дайте подумать.
Флетч ждал долго, затем понял, что Том снова в отключке.
— Даллас, штат Техас, — неожиданно произнес Том.
Флетч наклонился над ванной.
— Том? Вы меня слышите?
— Нет.
— Том, я постараюсь вам помочь. Вам совсем не обязательно уходить от реальности таким способом. Возможно, моя помощь не доставит вам радости, а причинит боль. Но я все равно вам помогу.
— Прощайте, — после долгой паузы ответил Том Бредли-младший.
— Уверен, мы еще увидимся, Том.
Глава 18
— Виски? Пиво? Травку?
Олстон Чамберс, сотрудник окружной прокуратуры в пять шагов пересек гостиную и выключил телевизор.
— Воскресный день, а ты сидишь перед телевизором и наливаешься пивом, — Флетч покачал головой. — Кто бы мог подумать, что ты дойдешь до такой жизни? Почему ты не ухаживаешь за дворцом? Не красишь, не забиваешь гвозди, не косишь лужайку, не поливаешь кусты?
Олстон искоса глянул на Флетча.
— Паршивый маленький домишко. Кому он нужен?
— Ты же платил за него свои деньги, приятель.
Диван, кресло, торшер, кофейный столик и старый телевизор «Зенит» практически не оставляли в гостиной свободного места. Была еще спальня и кухонька. Соседние дома находились на расстоянии вытянутой руки. В дворике без труда размещался контейнер для мусора.
— Я платил их не за дом, — горячо возразил Олстон. — За закладную. Дом этот я ненавижу. Но мне нужны налоговые льготы. Мне нужен кредит. В нашем возрасте без него не обойтись. Тебе, кстати, тоже. Увидишь сам, как только начнешь. Мы все ждем этого торжественного момента. Пора уж тебе присоединиться к гонке, в которой участвует вся Америка.
Олстон Чамберс, несомненно, уже присоединился к этой гонке и, соответственно, расплата не заставила себя ждать. Теплым днем, в воскресенье, в длинных брюках и мокасинах, в рубашке, обтягивающей наметившийся живот, двадцатипятилетний парень сидел в гостиной, пил пиво и смотрел по телевизору бейсбол. В будние дни Олстон, получивший диплом юриста, с девяти до пяти пахал в окружной прокуратуре.
Флетч и Чамберс вместе служили в морской пехоте, с первого дня в тренировочном лагере до демобилизации.
— Я пытался, Олстон, честное слово, но у меня ничего не выходит. Стоит мне выйти на старт, как что-то случается. Прямо-таки, какой-то заговор.
— Ты платишь Линде алименты, как распорядился судья? Ведешь себя, как порядочный джентльмен?
— Нет, сэр.
— Другого я от тебя и не ожидал, — вздохнул Чамберс.
— Каждый месяц я сажусь за стол, чтобы выписать ей чек, Олстон, но я же должен заплатить за квартиру, воду, телефон, электричество. Плюс взнос за машину, продукты, так что…
— Линде ничего не остается. Я знаю. Сейчас я бы тоже смог платить алименты. Но ты, по крайней мере, можешь пользоваться кредитной карточкой.
— Нет у меня никаких кредитных карточек. Была одна, полученная в редакции, для текущих расходов, но в четверг я ее потерял.
— Как это, потерял?
— Точнее, потерял право ей пользоваться.
Олстон в изумлении уставился на Флетча.
— Ты потерял работу?
— Можно выразиться иначе. Я вновь обрел свободу.
Олстон хохотнул. Повернулся в сторону спальни и позвал жену.
— Одри! Пришел Флетч.
— Я уже надеваю платье, — отвечала она из спальни, но слышал ее Флетч очень отчетливо, словно находилась она в той же комнате, что и он.
— Специально для меня могла бы и не одеваться, Одри. Ты и без платья хороша.
— Я это знаю, Флетч, — она зашла в гостиную, обняла Флетча. — Но мы ведь в доме Олстона и не хотим смущать его, так? — она поцеловала Флетча в губы.
— Так.
— Так, — откликнулся Олстон. — Что-нибудь выпьешь? — спросил он жену.
И он взял с телевизора оловянную пивную кружку. Кружку эту Олстон купил в Токио, столице Японии, когда их подразделение вывели из района боевых действий на кратковременный отдых.
— Нет, благодарю, — Одри села на диван. Флетч плюхнулся в единственное кресло.
— Мокси заставляет меня идти вечером в ее театр. Будут угощать коктейлями.
— Мокси?, — Одри улыбнулась. — Мокси возвращается на сцену?
— Да. Похоже на то. Точно возвращается. Наткнулся на нее у лотка, где продавали булочки с сосиской. Она, как обычно, прикинулась, что впервые меня видит.
— Ну и Мокси, — рассмеялся Олстон.
— Вот-вот.
— Она повела себя так, будто никогда раньше тебя не видела? — рассмеялась и Одри.
— Именно так. Такая уж у нее манера.
— Мокси, Мокси, — пропел Олстон, разглядывая содержимое кружки.
— Может, мы действительно встретились первый раз в жизни, — Флетч насупился. — Мокси — это множество разных людей, знаете ли.
— И все они — женщины, — добавила Одри.
— Мокси — актриса, — продолжал Флетч, — и играет всегда, хочет она того или нет. Она входит в лифт и превращает стоящих в кабине в зрителей. Однажды, когда народу набилось больше, чем сельдей в бочку, она повернулась ко мне и сказала: «Правда, Джек, почему я забеременела, если ты говорил, что такого не случится, ты же мой брат и все такое. Почему ты говорил, что это невозможно, если на самом деле все было не так? Ты слышал, что сказал нам доктор — это неважно, брат ты мне или нет. Ты обманул меня, Джек».
— И что ты сделал, Флетч? — смеясь, спросила Одри.
— Знаешь, атмосфера в лифте мгновенно накалилась. Меня буквально испепелили взглядами. Я уж подумал, что живым мне не выйти.
— Так что ты сделал? — повторила вопрос Одри.
— Ответил: «Не уверен, что это был я, Стелла. Может, папаша расстарался».
Олстон так смеялся, что пиво выплеснулось из кружки ему на рубашку.
— А почему вы расстались в последний раз? — спросила Одри.
Флетч на мгновение задумался.
— Ее папаша, рыдая, позвонил из Мельбурна. Требовал, чтобы она летела в Австралию играть Офелию, а не то ему придется отменять турне. Она собрала вещи и пятнадцать минут спустя выскочила из дома.
— Я не помню, чтобы Мокси играла Офелию в Австралии, — заметила Одри.
— Она и не играла. Когда она прилетела, оказалось, что роль уже занята. Фредди даже не помнил, что звонил ей. «Как хорошо, что моя малышка прилетела на край земли повидаться с папочкой!» — приветствовал он ее. Старый мерзавец даже не оплатил ей дорогу хотя бы в один конец. Она шесть месяцев проработала на овечьем ранчо. Наслаждаясь каждой минутой. Говорит, что более счастливых дней она еще не знала.
— Так теперь она делает вид… — Одри запнулась. — Что вы раньше не встречались?
— Да. Притворяется, что видит меня впервые, но при этом по разговору чувствуется, что знает она меня давным-давно. Странное сочетание, знаете ли.
— Вы оба одного поля ягоды, — резюмировал Олстон.
— Вы оба чокнутые, — конкретизировала его мысль Одри. — Почему бы вам не пожениться? Я уверена, что лучшего мужа или, соответственно, жены, ни одному из вас не найти.
— Мокси никогда не выйдет замуж, — возразил Флетч. — Ей необходимо влюбляться в своего партнера по пьесе или фильму. И потом, она винит Фредди в том, что ее мать угодила в дурдом.
— Она опасается, что и ты благодаря ей окажешься в аналогичном заведении? — Олстон хмыкнул. — Как бы не так.
— Трахаться с ней — одно удовольствие. Никогда не знаешь, кто лежит с тобой в постели.
Олстон откашлялся.
— Наверное, вдвоем вам в спальне тесно.
Флетч вытащил из заднего кармана конверт.
— Я приехал, потому что хочу тебя кое о чем попросить.
— Сделаю все, что в моих силах.
— В этом конверте зола. Я хочу сделать ее химический анализ.
— Нет проблем, — Олстон взял конверт и сунул в карман своих брюк.
— Далее, позволяет твоя должность в прокуратуре позвонить в посольство Соединенных Штатов в Женеве?
— Никогда туда не звонил. Думаю, сначала позвоню, а потом узнаю, имею ли я на это право. Как принято в морской пехоте.
— Хорошо. Меня интересуют подробности смерти американского гражданина Томаса Бредли. Он умер год тому назад. То ли в больнице, то ли в специализированной частной клинике. Возможно, покончил с собой.
— Жителя Калифорнии?
— Да.
— Говоришь, год тому назад?
— Его вдова говорит, что в этом месяце исполнился ровно год. Здесь его смерть не афишировалась. По меньшей мере, шесть месяцев полностью скрывалась. У Бредли семейная компания. «Уэгнолл-Фиппс». Сейчас ее возглавляет его жена, но вскоре ее должна сменить его сестра. Надо сказать, все очень запутано.
— В каком смысле?
— К сожалению, пока я ничего не понимаю. Кроме одного — запутывали все сознательно.
— Самоубийство, — протянул Олстон. — Ты говорил, что возможно самоубийство. Разве этим все не объясняется?
— Боюсь, что нет.
— Ты бы изумился, сколь часто моя контора идет навстречу людям, пытающимся скрыть факт самоубийства. В этом, кстати, я полностью согласен с руководством. Я сочувствую этим беднягам.
— Олстон, мне кажется, Флетч подозревает убийство, — вставила Одри.
— Это так, Флетч?
— Подозрительная смерть. Вроде бы этот человек уже с год, как умер. Но у меня такое ощущение, что детям сказали об этом лишь через шесть месяцев. Соседям и президенту компании — через восемь. И у меня есть все основания полагать, что вице-президент и начальник финансового отдела узнал о смерти босса лишь в этот четверг.
— Будет нелишне заглянуть в реестр завещаний.
— А оно было?
— Конечно. Ему же принадлежала собственность на территории штата.
— Буду тебе очень признателен.
— На первый взгляд причина этой таинственности такова, — продолжил Олстон. — Кто-то пытается отложить, а то и вообще избежать, выплаты налога на наследство. Сколько ему было лет?
— Меньше пятидесяти.
— Смерть наступила неожиданно. Каково финансовое состояние его компании, как там ты ее назвал?
— «Уэгнолл-Фиппс». Не знаю.
— Подозреваю, тут-то и зарыта собака. Люди не собираются умирать молодыми. Он умер в Швейцарии. Полагаю, наследники пытаются этим воспользоваться, дабы привести оставшуюся собственность в надлежащее состояние и свести к минимуму налог, взимаемый государством.
— Я даже не думал об этом, — признался Флетч.
— Потому что ты не учился на юридическом факультете.
— Понятно. Не потому ли у меня нет ни закладной, ни кредитной карточки?
— Именно поэтому, — кивнул Олстон.
— Меня ждут все эти люди, которых зовут Мокси, — Флетч встал. — Могу я позвонить тебе завтра, Олстон?
— Конечно. Анализ я проведу по категории «Сверхсрочно». Разговор со Швейцарией закажу из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18