А кто эти «они»?
— Великие «ОНИ». Понятия не имею.
— Но тебе-то не наплевать.
— Я должен с этим разобраться, или придется признавать, что я — ничтожество.
— Фу! Что за выбор! Быть кем-то или не быть никем… Что бы это значило? Быть кем-то или кем-то… Боже мой! Ты меня совсем запутал.
— Неладно что-то в Датском королевстве. Это из той же пьесы?
— В Датском королевстве все ладно, — возразила Мокси. — Я там была. И уж конечно, в Датском королевстве мне никто не дал бы бутерброд с таким слоем горчицы.
— Чарлз Блейн хочет узнать, кто же руководит «Уэгнолл-Фиппс».
— Флетч, а ты не думаешь, что это дело превратилось для тебя в навязчивую идею.
— Не так уж часто доводится видеть служебные записки от покойника.
— Согласна с тобой.
— И еще реже, по моему разумению, эти загадочные записки ставят крест на карьере человека, не имеющего к ним ни малейшего отношения.
— Поэтому ты упорствуешь в стремлении выяснить, кто написал эти бумажонки и почему они продолжают появляться в «Уэгнолл-Фиппс»?
— Я упорствую.
— А почему бы тебе не выбросить все это из головы, завтра поехать на репетицию, попытаться получить главную роль в пьесе «В любви», вместе со мной пролить на сцене семь потов, а потом насладиться грандиозным успехом? Возможно, в театре тебя ждет новая карьера.
— Возможно. Но даже в этом случае в меня будут тыкать пальцами, как в журналиста, который ссылался на покойника, как на живого.
— Ну хоть завтра приди на репетицию.
— Не могу.
— Почему?
— Лечу в Нью-Йорк.
— Летишь в Нью-Йорк? Нельзя этого делать!
— Можно. Дожидаясь тебя, я заказал билет на утренний рейс.
— Зачем тебе понадобилось лететь в Нью-Йорк?
— Потому что там живет человек, которого я еще не видел — сестра Томаса Бредли, Франсина.
— А что она может знать об этих служебных записках? Она живет в другом конце страны.
— Это я понимаю. Но она — единственная, кому выгодна смерть Бредли. Если не учитывать версию, что и миссис Бредли испытывает огромное эмоциональное облегчение, избавившись от муженька, который доставал ее похабными анекдотами.
— Я готова не учитывать эту версию. Но когда-то же надо остановиться! И тебе следовало сделать это давным-давно.
— Франсина Бредли, в скором будущем, должна приехать из Нью-Йорка и возглавить «Уэгнолл-Фиппс», — пояснил Флетч. — Том Бредли многие годы постоянно советовался с ней. Энид Бредли советуется и сейчас. Неужели тебе не кажется, что я обязан, по крайней мере, посмотреть ей в глаза и постараться понять, каково ее участие в этой истории?
— Подозреваю, что она посмотрит тебе в глаза и скажет, что ты — псих. Все это можно объяснить секретарской ошибкой, Флетч.
— Я так не думаю. И Чарлз Блейн так не думает.
— И потом, в утреннем номере «Ньюс-Трибюн» объявлено, что в пятницу утром пройдет церемония, связанная с присуждением тебе звания «Лучший гражданин недели».
— Позволь тебя поправить: «Лучший гражданин месяца».
— Ты не можешь лететь в Нью-Йорк. У тебя назначена встреча с мэром.
— Мэр назначил встречу с прессой. Меня там не ждут.
— Но почему, скажи на милость? Если мы сможем объявить к пятнице, что ты сыграешь главную роль в пьесе «В любви», которую в скором времени можно будет увидеть в театре «Кэлоуквиэл»…
— Каждый ищет свою выгоду.
— Естественно.
— В пятницу я буду в Нью-Йорке. Ты не ешь сэндвич.
Мокси отодвинула тарелку.
— С твоими кулинарными способностями, Флетч, тебе рано замахиваться на сэндвичи с колбасой. Пока твой предел — бутерброды с ореховым маслом.
Глава 29
Швейцар высокого, многоквартирного дома в престижной части нью-йоркского района Ист-Сайд зажал рукой микрофон телефона и в изумлении посмотрел на Флетча.
— Мисс Бредли говорит, что она вас не знает, мистер Флетчер.
Флетч протянул руку.
— Позвольте мне сказать ей пару слов.
— Разумеется, сэр.
Он отдал трубку Флетчу и отступил на полшага. Высокий, подтянутый, с цепким взглядом, скорее телохранитель, а не швейцар, и золотые галуны на его униформе смотрелись так же нелепо, как спинакер на авианосце.
— Мисс Бредли?
— Да? — голос глубокий, чуть хрипловатый.
— Мисс Бредли, моя фамилия Флетчер. Мне необходимо поговорить с вами о компании вашего брата, «Уэгнолл-Фиппс». Я специально прилетел из Калифорнии.
Последовала долгая пауза.
— Кто вы, мистер Флетчер?
— Я — репортер, бывший репортер, который написал статью для финансовой полосы «Ньюс-Трибюн», чего мне делать не следовало. И хотел бы уточнить некоторые детали.
— И чем я могу вам помочь?
— Не знаю. Но я поговорил с вдовой вашего брата, Энид Бредли, с вашей племянницей Робертой, с вашим племянником Томом…
— Вам нужно поговорить с Алексом Коркораном. Он — президент…
— С ним я тоже говорил. Как и с Чарлзом Блейном… несколько дней тому назад.
Вновь долгая пауза.
— Вы говорили с Чарлзом Блейном несколько дней тому назад?
— Для этого пришлось слетать в Мексику.
— Вижу, вы не из тех, кого не оторвешь от стула. Коркоран и Блейн не смогли вам помочь?
— К сожалению, нет.
— Честно говоря, не понимаю, какой помощи вы ждете от меня. Но поднимайтесь. Не могу же я дать вам от ворот поворот после того, как вы потратили столько денег, чтобы приехать сюда.
— Спасибо, — кивнул Флетч. — Я передаю трубку швейцару.
— Действительно, мистер Флетчер… я правильно произношу фамилию?
— Да.
— Вы могли бы сэкономить время и деньги просто позвонив мне из Калифорнии. Я наверняка сказала бы вам, в моих ли силах…
Франсина Бредли открыла дверь квартиры 21М, обежала Флетча удивленным взглядом и продолжила разговор, начатый по телефону внутренней связи.
И Флетч не упустил возможности внимательно разглядеть свою собеседницу. Светлые, тщательно уложенные волосы. Кожа, не чуждая дорогой косметики и массажа. Золотое ожерелье. Сережки, составляющие с ним единый гарнитур. Отлично сшитое зеленое платье с глубоким вырезом на груди. Очень стройная для ее возраста (сорок пять плюс-минус год) фигура.
— …О компании Тома мне известно не так уж и много, — она провела Флетча в просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью. Через большое окно ее заливал солнечный свет. — Из сотрудников я никого не знаю. Я, конечно, в курсе производственных и финансовых дел. После смерти Тома, Энид частенько обращается ко мне. Энид, как вам, должно быть, известно, не сведуща в бизнесе.
Франсина встала спиной к окну, лицом к Флетчу, помолчала, словно гадая, на все ли возможные вопросы Флетча она уже ответила. Молчал и Флетч, а потому, чтобы заполнить паузу, Франсина указала на диван.
— Присядьте, пожалуйста. Меня ждут к обеду, но несколько минут у меня есть, так что давайте посмотрим, вдруг я действительно смогу вам чем-то помочь.
Сев, Флетч расстегнул пиджак и подтянул брючины, чтобы не помять свой новый костюм.
На кофейном столике лежали перчатки и сумочка Франсины.
— Я рад, что вы согласились встретиться со мной. — Франсина села в кресло так, чтобы свет из окна падал на нее сзади. — Возможно, вам поначалу показалось, что я не в своем уме, но я надеюсь, вы поймете, чем вызвано мое, пусть и несколько странное, поведение.
— Ваше поведение не кажется мне странным, — Франсина улыбнулась. — Просто… когда вы сказали, что вы репортер, бывший репортер, я подумала, что, открыв дверь, увижу перед собой… более зрелого мужчину, старше возрастом… которому пришлось многое повидать.
Улыбнулся и Флетч.
— Все дело в моем румянце во всю щеку. А причина тому — ежедневный завтрак из овсянки с апельсиновым соком.
Франсина Бредли добродушно рассмеялась. Теперь, когда его глаза привыкли к яркому свету, Флетч разглядел фотографии на книжной полке. Роберта Бредли, Томас Бредли-младший, школьные фотографии разных лет, две фотографии Энид Бредли, молодой и постарше, большая семейная фотография. Флетч догадался, что черноволосый мужчина, обнимающий Энид Бредли за талию, ее муж, Томас. Стену перед Флетчем украшала черно-коричневая мозаика. На низком столике у окна лежала другая, незаконченная.
— Мозаику на стене сделал ваш брат? — спросил Флетч.
— Да, — Франсина с грустью посмотрела на мозаику. Затем вздохнула и указала на вторую, незаконченную. — А над этой он работал. Том всегда останавливался у меня, приезжая в Нью-Йорк к здешним врачам. Эту мозаику он начал перед отъездом в Швейцарию. Я не стала убирать ее. Глупо, конечно. Но иногда я прихожу домой вечером и буквально вижу его, в халате и шлепанцах, склонившегося над мозаикой.
— Боюсь, мои вопросы покажутся вам необычными.
— Это ничего, — она глянула на часы. — За мной должны приехать…
— Я помню. Мое появление у вас вызвано тем, что при подготовке статьи об «Уэгнолл-Фиппс» мне показали недавние служебные записки вашего брата, которые я и процитировал. В результате меня, естественно, уволили.
Сначала Франсина смотрела на Флетча так, будто тот неожиданно заговорил на языке, который она не понимает.
— Что значит, «недавние»?
— Датированные если не этим, то прошлым месяцем.
— Том уже с год, как умер.
— Потому-то я здесь.
Франсина посмотрела на свои, лежащие на коленях руки, с красным лаком на ногтях.
— Как странно.
— Согласен с вами.
— Есть ли какое-нибудь объяснение?
— У меня — нет.
— Кто показывал вам эти служебные записки?
— Чарлз Блейн. Вице-президент и начальник финансового отдела «Уэгнолл-Фиппс». Мне представлялось, что такой человек — надежный источник информации.
— А, Блейн. С ним и раньше были проблемы. Энид упоминала об этом. Возможно, специалист он толковый, но… Энид говорит, что он все воспринимает слишком серьезно. Своих подчиненных он просто затретировал, — Франсина покивала. — Да, об этом Блейне я слышала. У него все расставлено по полочкам, а если что-то не ставится, он впадает в истерику.
— Дело не в полочках, мисс Бредли. Речь идет о документах, подписанных инициалами человека, который не мог их подписать, поскольку отошел в мир иной.
Франсина пожала плечами.
— Тогда это чья-то злая шутка. Порезвился кто-нибудь из секретарей. Из тех, что работал с Блейном. Блейн мог достать кого угодно. Вот с ним и поквитались.
— Такое возможно.
— А как на этот вопрос ответила Энид?
— Она полагает, что у Блейна нервный срыв. И отправила его в отпуск в Мексику.
— Так, наверное, и есть.
— Я слетал в Мексику. С нервами у него все в порядке. А вот жара и духота допекают.
— Ваша квалификация позволяет вам судить о психическом состоянии человека, мистер Флетчер? У вас диплом психиатра?
— Я оставил его в другом костюме.
— Не подумайте, что я вхожу в роль прокурора, но… Многие люди скрывают свое истинное лицо под маской. И под ней происходит совсем не то, что мы видим.
— Чарлз Блейн заверил меня, что он не подделывал инициалы на служебных записках.
Вновь Франсина Бредли пожала плечами.
— Тогда кто-то сыграл с ним злую шутку, — она улыбнулась. — В конторах такое далеко не редкость.
— Мисс Бредли, когда умер ваш брат?
— Я же сказала… год тому назад.
— Энид говорит то же самое. А Коркоран и Блейн полагают, что он умер в прошлом ноябре, то есть на шесть месяцев позже.
— Ах, вы об этом. Я понимаю, тут действительно имеет место некоторая путаница. Том умер год тому назад. Неожиданно для нас. Уезжая, он оставил за себя Энид. Не могу сказать, что ей удалось справиться с этой работой. Скорее наоборот, ее терпели только потому, что надеялись на скорое возвращение Тома. По существу ее поддерживал лишь его авторитет. Собственно, она сама это прекрасно понимала. И мы решили никому не сообщать о смерти Тома, пока она не освоится в роли руководителя компании. Логичное решение, не так ли?
— Да. Полагаю, что да.
— Была и другая причина. Касающаяся не бизнеса, а эмоций. Энид очень любила моего брата. Насколько мне известно, к нему очень хорошо относились и сотрудники «Уэгнолл-Фиппс», те же Блейн и Коркоран. Энид хотела скорбеть в одиночку. Она не желала видеть на работе печальные лица, выслушивать соболезнования от подчиненных. Надеюсь это ясно?
Флетч предпочел промолчать.
— Была и масса других соображений. Молодые сотрудники могли уйти из компании, прослышав о смерти Тома, так как еще не верили в Энид… И многое, многое другое.
— Том умер год тому назад. В «Уэгнолл-Фиппс» об этом узнали через шесть месяцев, в одну из ноябрьских пятниц. А Энид улетела в Швейцарию во вторник на следующей неделе?
Взгляд Франсины задержался на настенной мозаике.
— Да, вроде бы так, — она повернулась к Флетчу. — Вы спрашиваете, почему мы не полетели в Швейцарию сразу же, шестью месяцами раньше, получив известие о смерти Тома?
— Мне хотелось бы получить ответ на этот вопрос.
— Мы сознательно приняли такое решение. Том умер. Внезапно. Энид об этом сообщили через двадцать четыре часа после смерти. Порекомендовали кремировать покойника. Энид телеграфировала, что согласна. А шесть месяцев спустя мы улетели в Швейцарию, заказали мемориальную службу, привезли домой останки Тома.
— Вы летали в Швейцарию с Энид?
— Разве я только что не сказала об этом?
— Куда именно?
— Том умер в клинике под Женевой.
Флетч глубоко вдохнул и покачал головой.
— Мисс Бредли, ваш брат не умер в Швейцарии.
Брови Франсины взлетели вверх.
— Что вы такое говорите?
— Я связался с посольством США в Швейцарии. Ни в прошлом году, ни когда бы то ни было, в этой стране не умирал американский гражданин, которого звали Томас Бредли.
На лице Франсины отразилось изумление.
— Они так сказали?
— Это информация американского посольства в Женеве.
— Но это невозможно, мистер Флетчер.
— И я уверен, что они не пытались сыграть злую шутку.
— Однако, — рот Франсины открылся и закрылся. — Не знаю, что и сказать.
— Я тоже.
— Полагаю, причиной всего — бюрократическая ошибка. Я попрошу своих адвокатов с этим разобраться.
— Посольство гарантирует, что их информация, касающаяся смерти американцев в Швейцарии абсолютно достоверна.
— О, мистер Флетчер, если вы покажите мне чиновников, которые не допускают ошибок, я, подпрыгнув, достану луну.
Флетч наклонился вперед.
— Как видите, мисс Бредли, у меня много вопросов.
В прихожей загудел аппарат внутренней связи.
— Извините, — Франсина вышла в прихожую, взяла трубку. — Слушаю… Да, пожалуйста, скажите мистеру Савенору, что я спущусь через несколько минут.
Когда Франсина вернулась в гостиную, Флетч стоял у окна.
— Вы даже не закрепили плитки, — он указал на незавершенную мозаику.
— Да, — кивнула Франсина. — Оставила все, как было.
— Можем мы встретиться еще раз? — спросил Флетч.
— Конечно. Я вижу, что вами движут добрые побуждения.
— Подозреваю, мне удалось вас удивить.
— Я уверена, что всему найдется разумное объяснение, — ответила Франсина. — И конторской шутке… И свидетельству о смерти, затерявшемуся в посольстве.
— Возможно.
— Вы сможете пообедать со мной завтра?
— Конечно. Где, когда?
— Вы любите французскую кухню?
— Есть я люблю.
— Так давайте встретимся в восемь вечера в ресторане «У Клер». Это в двух кварталах отсюда, — и она указала на юг.
— В восемь вечера, — повторил Флетч.
Франсина проводила его в прихожую.
— Жаль, что должна уходить. Вы разожгли мое любопытство, — она открыла дверь. — Я уверена, что совместными усилиями мы сможем во всем разобраться.
В вестибюле компанию швейцару составлял седовласый пятидесятилетний мужчина в строгом сером костюме.
Глава 30
В пятницу утром, без четверти восемь, Флетч стоял под дождем напротив дома Франсины Бредли в Ист-Сайде, на другой стороне улицы. Дождевик, шляпу и темные очки он купил прошлым вечером, на Таймс-сквэа. Из кармана плаща торчал номер «Нью-Йорк пост». Оделся он так для того, чтобы привлекать к себе минимум внимания.
Он ожидал, что Франсина Бредли выйдет из подъезда, но, к его удивлению, в десять минут девятого она выскочила из остановившегося у дома такси и нырнула в подъезд. В коротком плаще и высоких сапогах.
На улицу она вышла в двадцать минут десятого, в другом плаще, подлиннее, из под которого выглядывала темная юбка. По ее просьбе швейцар начал ловить такси.
Тем же занялся и Флетч, на своей стороне улицы, и преуспел в этом больше швейцара.
— Развернитесь и остановитесь у тротуара, — распорядился Флетч, забираясь в кабину.
Водитель в точности выполнил полученные указания.
— Видите женщину, которая хочет поймать такси?
— Да.
— Я хочу знать, куда она поедет.
Водитель посмотрел на него в зеркало заднего обзора.
— Это что, новый вид извращении?
— Департамент налогов и сборов, — сурово представился Флетч.
— Подонок, — пробурчал водитель. — Лучше б ты был извращенцом.
Они последовали за такси, на котором в конце концов уехала Франсина. В центре города такси остановилось у Беннетт Банк Билдинг.
— Видите? — ухмыльнулся Флетч. — Дама привела меня к своим деньгам.
— Жаль, что я не могу взять с вас больше, — водитель посмотрел на счетчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Великие «ОНИ». Понятия не имею.
— Но тебе-то не наплевать.
— Я должен с этим разобраться, или придется признавать, что я — ничтожество.
— Фу! Что за выбор! Быть кем-то или не быть никем… Что бы это значило? Быть кем-то или кем-то… Боже мой! Ты меня совсем запутал.
— Неладно что-то в Датском королевстве. Это из той же пьесы?
— В Датском королевстве все ладно, — возразила Мокси. — Я там была. И уж конечно, в Датском королевстве мне никто не дал бы бутерброд с таким слоем горчицы.
— Чарлз Блейн хочет узнать, кто же руководит «Уэгнолл-Фиппс».
— Флетч, а ты не думаешь, что это дело превратилось для тебя в навязчивую идею.
— Не так уж часто доводится видеть служебные записки от покойника.
— Согласна с тобой.
— И еще реже, по моему разумению, эти загадочные записки ставят крест на карьере человека, не имеющего к ним ни малейшего отношения.
— Поэтому ты упорствуешь в стремлении выяснить, кто написал эти бумажонки и почему они продолжают появляться в «Уэгнолл-Фиппс»?
— Я упорствую.
— А почему бы тебе не выбросить все это из головы, завтра поехать на репетицию, попытаться получить главную роль в пьесе «В любви», вместе со мной пролить на сцене семь потов, а потом насладиться грандиозным успехом? Возможно, в театре тебя ждет новая карьера.
— Возможно. Но даже в этом случае в меня будут тыкать пальцами, как в журналиста, который ссылался на покойника, как на живого.
— Ну хоть завтра приди на репетицию.
— Не могу.
— Почему?
— Лечу в Нью-Йорк.
— Летишь в Нью-Йорк? Нельзя этого делать!
— Можно. Дожидаясь тебя, я заказал билет на утренний рейс.
— Зачем тебе понадобилось лететь в Нью-Йорк?
— Потому что там живет человек, которого я еще не видел — сестра Томаса Бредли, Франсина.
— А что она может знать об этих служебных записках? Она живет в другом конце страны.
— Это я понимаю. Но она — единственная, кому выгодна смерть Бредли. Если не учитывать версию, что и миссис Бредли испытывает огромное эмоциональное облегчение, избавившись от муженька, который доставал ее похабными анекдотами.
— Я готова не учитывать эту версию. Но когда-то же надо остановиться! И тебе следовало сделать это давным-давно.
— Франсина Бредли, в скором будущем, должна приехать из Нью-Йорка и возглавить «Уэгнолл-Фиппс», — пояснил Флетч. — Том Бредли многие годы постоянно советовался с ней. Энид Бредли советуется и сейчас. Неужели тебе не кажется, что я обязан, по крайней мере, посмотреть ей в глаза и постараться понять, каково ее участие в этой истории?
— Подозреваю, что она посмотрит тебе в глаза и скажет, что ты — псих. Все это можно объяснить секретарской ошибкой, Флетч.
— Я так не думаю. И Чарлз Блейн так не думает.
— И потом, в утреннем номере «Ньюс-Трибюн» объявлено, что в пятницу утром пройдет церемония, связанная с присуждением тебе звания «Лучший гражданин недели».
— Позволь тебя поправить: «Лучший гражданин месяца».
— Ты не можешь лететь в Нью-Йорк. У тебя назначена встреча с мэром.
— Мэр назначил встречу с прессой. Меня там не ждут.
— Но почему, скажи на милость? Если мы сможем объявить к пятнице, что ты сыграешь главную роль в пьесе «В любви», которую в скором времени можно будет увидеть в театре «Кэлоуквиэл»…
— Каждый ищет свою выгоду.
— Естественно.
— В пятницу я буду в Нью-Йорке. Ты не ешь сэндвич.
Мокси отодвинула тарелку.
— С твоими кулинарными способностями, Флетч, тебе рано замахиваться на сэндвичи с колбасой. Пока твой предел — бутерброды с ореховым маслом.
Глава 29
Швейцар высокого, многоквартирного дома в престижной части нью-йоркского района Ист-Сайд зажал рукой микрофон телефона и в изумлении посмотрел на Флетча.
— Мисс Бредли говорит, что она вас не знает, мистер Флетчер.
Флетч протянул руку.
— Позвольте мне сказать ей пару слов.
— Разумеется, сэр.
Он отдал трубку Флетчу и отступил на полшага. Высокий, подтянутый, с цепким взглядом, скорее телохранитель, а не швейцар, и золотые галуны на его униформе смотрелись так же нелепо, как спинакер на авианосце.
— Мисс Бредли?
— Да? — голос глубокий, чуть хрипловатый.
— Мисс Бредли, моя фамилия Флетчер. Мне необходимо поговорить с вами о компании вашего брата, «Уэгнолл-Фиппс». Я специально прилетел из Калифорнии.
Последовала долгая пауза.
— Кто вы, мистер Флетчер?
— Я — репортер, бывший репортер, который написал статью для финансовой полосы «Ньюс-Трибюн», чего мне делать не следовало. И хотел бы уточнить некоторые детали.
— И чем я могу вам помочь?
— Не знаю. Но я поговорил с вдовой вашего брата, Энид Бредли, с вашей племянницей Робертой, с вашим племянником Томом…
— Вам нужно поговорить с Алексом Коркораном. Он — президент…
— С ним я тоже говорил. Как и с Чарлзом Блейном… несколько дней тому назад.
Вновь долгая пауза.
— Вы говорили с Чарлзом Блейном несколько дней тому назад?
— Для этого пришлось слетать в Мексику.
— Вижу, вы не из тех, кого не оторвешь от стула. Коркоран и Блейн не смогли вам помочь?
— К сожалению, нет.
— Честно говоря, не понимаю, какой помощи вы ждете от меня. Но поднимайтесь. Не могу же я дать вам от ворот поворот после того, как вы потратили столько денег, чтобы приехать сюда.
— Спасибо, — кивнул Флетч. — Я передаю трубку швейцару.
— Действительно, мистер Флетчер… я правильно произношу фамилию?
— Да.
— Вы могли бы сэкономить время и деньги просто позвонив мне из Калифорнии. Я наверняка сказала бы вам, в моих ли силах…
Франсина Бредли открыла дверь квартиры 21М, обежала Флетча удивленным взглядом и продолжила разговор, начатый по телефону внутренней связи.
И Флетч не упустил возможности внимательно разглядеть свою собеседницу. Светлые, тщательно уложенные волосы. Кожа, не чуждая дорогой косметики и массажа. Золотое ожерелье. Сережки, составляющие с ним единый гарнитур. Отлично сшитое зеленое платье с глубоким вырезом на груди. Очень стройная для ее возраста (сорок пять плюс-минус год) фигура.
— …О компании Тома мне известно не так уж и много, — она провела Флетча в просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью. Через большое окно ее заливал солнечный свет. — Из сотрудников я никого не знаю. Я, конечно, в курсе производственных и финансовых дел. После смерти Тома, Энид частенько обращается ко мне. Энид, как вам, должно быть, известно, не сведуща в бизнесе.
Франсина встала спиной к окну, лицом к Флетчу, помолчала, словно гадая, на все ли возможные вопросы Флетча она уже ответила. Молчал и Флетч, а потому, чтобы заполнить паузу, Франсина указала на диван.
— Присядьте, пожалуйста. Меня ждут к обеду, но несколько минут у меня есть, так что давайте посмотрим, вдруг я действительно смогу вам чем-то помочь.
Сев, Флетч расстегнул пиджак и подтянул брючины, чтобы не помять свой новый костюм.
На кофейном столике лежали перчатки и сумочка Франсины.
— Я рад, что вы согласились встретиться со мной. — Франсина села в кресло так, чтобы свет из окна падал на нее сзади. — Возможно, вам поначалу показалось, что я не в своем уме, но я надеюсь, вы поймете, чем вызвано мое, пусть и несколько странное, поведение.
— Ваше поведение не кажется мне странным, — Франсина улыбнулась. — Просто… когда вы сказали, что вы репортер, бывший репортер, я подумала, что, открыв дверь, увижу перед собой… более зрелого мужчину, старше возрастом… которому пришлось многое повидать.
Улыбнулся и Флетч.
— Все дело в моем румянце во всю щеку. А причина тому — ежедневный завтрак из овсянки с апельсиновым соком.
Франсина Бредли добродушно рассмеялась. Теперь, когда его глаза привыкли к яркому свету, Флетч разглядел фотографии на книжной полке. Роберта Бредли, Томас Бредли-младший, школьные фотографии разных лет, две фотографии Энид Бредли, молодой и постарше, большая семейная фотография. Флетч догадался, что черноволосый мужчина, обнимающий Энид Бредли за талию, ее муж, Томас. Стену перед Флетчем украшала черно-коричневая мозаика. На низком столике у окна лежала другая, незаконченная.
— Мозаику на стене сделал ваш брат? — спросил Флетч.
— Да, — Франсина с грустью посмотрела на мозаику. Затем вздохнула и указала на вторую, незаконченную. — А над этой он работал. Том всегда останавливался у меня, приезжая в Нью-Йорк к здешним врачам. Эту мозаику он начал перед отъездом в Швейцарию. Я не стала убирать ее. Глупо, конечно. Но иногда я прихожу домой вечером и буквально вижу его, в халате и шлепанцах, склонившегося над мозаикой.
— Боюсь, мои вопросы покажутся вам необычными.
— Это ничего, — она глянула на часы. — За мной должны приехать…
— Я помню. Мое появление у вас вызвано тем, что при подготовке статьи об «Уэгнолл-Фиппс» мне показали недавние служебные записки вашего брата, которые я и процитировал. В результате меня, естественно, уволили.
Сначала Франсина смотрела на Флетча так, будто тот неожиданно заговорил на языке, который она не понимает.
— Что значит, «недавние»?
— Датированные если не этим, то прошлым месяцем.
— Том уже с год, как умер.
— Потому-то я здесь.
Франсина посмотрела на свои, лежащие на коленях руки, с красным лаком на ногтях.
— Как странно.
— Согласен с вами.
— Есть ли какое-нибудь объяснение?
— У меня — нет.
— Кто показывал вам эти служебные записки?
— Чарлз Блейн. Вице-президент и начальник финансового отдела «Уэгнолл-Фиппс». Мне представлялось, что такой человек — надежный источник информации.
— А, Блейн. С ним и раньше были проблемы. Энид упоминала об этом. Возможно, специалист он толковый, но… Энид говорит, что он все воспринимает слишком серьезно. Своих подчиненных он просто затретировал, — Франсина покивала. — Да, об этом Блейне я слышала. У него все расставлено по полочкам, а если что-то не ставится, он впадает в истерику.
— Дело не в полочках, мисс Бредли. Речь идет о документах, подписанных инициалами человека, который не мог их подписать, поскольку отошел в мир иной.
Франсина пожала плечами.
— Тогда это чья-то злая шутка. Порезвился кто-нибудь из секретарей. Из тех, что работал с Блейном. Блейн мог достать кого угодно. Вот с ним и поквитались.
— Такое возможно.
— А как на этот вопрос ответила Энид?
— Она полагает, что у Блейна нервный срыв. И отправила его в отпуск в Мексику.
— Так, наверное, и есть.
— Я слетал в Мексику. С нервами у него все в порядке. А вот жара и духота допекают.
— Ваша квалификация позволяет вам судить о психическом состоянии человека, мистер Флетчер? У вас диплом психиатра?
— Я оставил его в другом костюме.
— Не подумайте, что я вхожу в роль прокурора, но… Многие люди скрывают свое истинное лицо под маской. И под ней происходит совсем не то, что мы видим.
— Чарлз Блейн заверил меня, что он не подделывал инициалы на служебных записках.
Вновь Франсина Бредли пожала плечами.
— Тогда кто-то сыграл с ним злую шутку, — она улыбнулась. — В конторах такое далеко не редкость.
— Мисс Бредли, когда умер ваш брат?
— Я же сказала… год тому назад.
— Энид говорит то же самое. А Коркоран и Блейн полагают, что он умер в прошлом ноябре, то есть на шесть месяцев позже.
— Ах, вы об этом. Я понимаю, тут действительно имеет место некоторая путаница. Том умер год тому назад. Неожиданно для нас. Уезжая, он оставил за себя Энид. Не могу сказать, что ей удалось справиться с этой работой. Скорее наоборот, ее терпели только потому, что надеялись на скорое возвращение Тома. По существу ее поддерживал лишь его авторитет. Собственно, она сама это прекрасно понимала. И мы решили никому не сообщать о смерти Тома, пока она не освоится в роли руководителя компании. Логичное решение, не так ли?
— Да. Полагаю, что да.
— Была и другая причина. Касающаяся не бизнеса, а эмоций. Энид очень любила моего брата. Насколько мне известно, к нему очень хорошо относились и сотрудники «Уэгнолл-Фиппс», те же Блейн и Коркоран. Энид хотела скорбеть в одиночку. Она не желала видеть на работе печальные лица, выслушивать соболезнования от подчиненных. Надеюсь это ясно?
Флетч предпочел промолчать.
— Была и масса других соображений. Молодые сотрудники могли уйти из компании, прослышав о смерти Тома, так как еще не верили в Энид… И многое, многое другое.
— Том умер год тому назад. В «Уэгнолл-Фиппс» об этом узнали через шесть месяцев, в одну из ноябрьских пятниц. А Энид улетела в Швейцарию во вторник на следующей неделе?
Взгляд Франсины задержался на настенной мозаике.
— Да, вроде бы так, — она повернулась к Флетчу. — Вы спрашиваете, почему мы не полетели в Швейцарию сразу же, шестью месяцами раньше, получив известие о смерти Тома?
— Мне хотелось бы получить ответ на этот вопрос.
— Мы сознательно приняли такое решение. Том умер. Внезапно. Энид об этом сообщили через двадцать четыре часа после смерти. Порекомендовали кремировать покойника. Энид телеграфировала, что согласна. А шесть месяцев спустя мы улетели в Швейцарию, заказали мемориальную службу, привезли домой останки Тома.
— Вы летали в Швейцарию с Энид?
— Разве я только что не сказала об этом?
— Куда именно?
— Том умер в клинике под Женевой.
Флетч глубоко вдохнул и покачал головой.
— Мисс Бредли, ваш брат не умер в Швейцарии.
Брови Франсины взлетели вверх.
— Что вы такое говорите?
— Я связался с посольством США в Швейцарии. Ни в прошлом году, ни когда бы то ни было, в этой стране не умирал американский гражданин, которого звали Томас Бредли.
На лице Франсины отразилось изумление.
— Они так сказали?
— Это информация американского посольства в Женеве.
— Но это невозможно, мистер Флетчер.
— И я уверен, что они не пытались сыграть злую шутку.
— Однако, — рот Франсины открылся и закрылся. — Не знаю, что и сказать.
— Я тоже.
— Полагаю, причиной всего — бюрократическая ошибка. Я попрошу своих адвокатов с этим разобраться.
— Посольство гарантирует, что их информация, касающаяся смерти американцев в Швейцарии абсолютно достоверна.
— О, мистер Флетчер, если вы покажите мне чиновников, которые не допускают ошибок, я, подпрыгнув, достану луну.
Флетч наклонился вперед.
— Как видите, мисс Бредли, у меня много вопросов.
В прихожей загудел аппарат внутренней связи.
— Извините, — Франсина вышла в прихожую, взяла трубку. — Слушаю… Да, пожалуйста, скажите мистеру Савенору, что я спущусь через несколько минут.
Когда Франсина вернулась в гостиную, Флетч стоял у окна.
— Вы даже не закрепили плитки, — он указал на незавершенную мозаику.
— Да, — кивнула Франсина. — Оставила все, как было.
— Можем мы встретиться еще раз? — спросил Флетч.
— Конечно. Я вижу, что вами движут добрые побуждения.
— Подозреваю, мне удалось вас удивить.
— Я уверена, что всему найдется разумное объяснение, — ответила Франсина. — И конторской шутке… И свидетельству о смерти, затерявшемуся в посольстве.
— Возможно.
— Вы сможете пообедать со мной завтра?
— Конечно. Где, когда?
— Вы любите французскую кухню?
— Есть я люблю.
— Так давайте встретимся в восемь вечера в ресторане «У Клер». Это в двух кварталах отсюда, — и она указала на юг.
— В восемь вечера, — повторил Флетч.
Франсина проводила его в прихожую.
— Жаль, что должна уходить. Вы разожгли мое любопытство, — она открыла дверь. — Я уверена, что совместными усилиями мы сможем во всем разобраться.
В вестибюле компанию швейцару составлял седовласый пятидесятилетний мужчина в строгом сером костюме.
Глава 30
В пятницу утром, без четверти восемь, Флетч стоял под дождем напротив дома Франсины Бредли в Ист-Сайде, на другой стороне улицы. Дождевик, шляпу и темные очки он купил прошлым вечером, на Таймс-сквэа. Из кармана плаща торчал номер «Нью-Йорк пост». Оделся он так для того, чтобы привлекать к себе минимум внимания.
Он ожидал, что Франсина Бредли выйдет из подъезда, но, к его удивлению, в десять минут девятого она выскочила из остановившегося у дома такси и нырнула в подъезд. В коротком плаще и высоких сапогах.
На улицу она вышла в двадцать минут десятого, в другом плаще, подлиннее, из под которого выглядывала темная юбка. По ее просьбе швейцар начал ловить такси.
Тем же занялся и Флетч, на своей стороне улицы, и преуспел в этом больше швейцара.
— Развернитесь и остановитесь у тротуара, — распорядился Флетч, забираясь в кабину.
Водитель в точности выполнил полученные указания.
— Видите женщину, которая хочет поймать такси?
— Да.
— Я хочу знать, куда она поедет.
Водитель посмотрел на него в зеркало заднего обзора.
— Это что, новый вид извращении?
— Департамент налогов и сборов, — сурово представился Флетч.
— Подонок, — пробурчал водитель. — Лучше б ты был извращенцом.
Они последовали за такси, на котором в конце концов уехала Франсина. В центре города такси остановилось у Беннетт Банк Билдинг.
— Видите? — ухмыльнулся Флетч. — Дама привела меня к своим деньгам.
— Жаль, что я не могу взять с вас больше, — водитель посмотрел на счетчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18