47907 Курье-драйв, Урэмрад. Графы «Название компании» и «Занимаемая должность» не заполнены.
Флетч знаком попросил у Кавалье листок бумаги и переписал адрес.
— Я заглянул в его номер, — продолжал Смит. — Ничего особенного. Смятые простыни и мокрые полотенца.
— В регистратуре его запомнили?
— Я спросил кассира, который рассчитывал Крэндолла. Точно он сказать не может, так как желавших выписаться было двое. Один — лысоватый, лет пятидесяти, второй — сутулый, годов под семьдесят.
— Но кто-то наверняка запомнил его.
— С чего вы так решили? — полюбопытствовал Смит.
— Вы сказали, что Крэндолл расплачивался наличными. Когда человек регистрируется в отеле, у него обычно просят кредитную карточку, не так ли?
Смит бросил короткий взгляд на Кавалье.
— Это первоклассный отель, мистер Армистед.
— А разве не бывает первоклассных преступников?
— Мы стараемся доставлять нашим гостям минимум неудобств. Разумеется, иногда случаются неприятности… — Кавалье пожал плечами. — Но мы не требуем у наших гостей кредитную карточку. Они нам верят. И мы должны им доверять.
— И многие расплачиваются в отелях наличными? — спросил Флетч.
— Многие, — ответил Кавалье, — Во всяком случае, в этом отеле. У нас часто останавливаются старушки, которые не признают кредитных карточек.
— Наличными платят не только старушки, — Смит хохотнул. — В каждом отеле есть такие клиенты. Как мы говорим, приезжают по частным делам.
— Завтрак на одного, — напомнил Флетч. — Означает ли это, что Крэндолл ни с кем не делил номер?
— Отнюдь, — покачал головой Смит. — День-то большой.
— Так какая часть ваших гостей платит наличными?
— Примерно десять процентов, — ответил Кавалье.
— Скорее, пятнадцать, — поправил его Смит.
— Мистер Смит склонен сгущать краски, — улыбнулся Кавалье.
— Значит, этот Джеймс Сейнт Э. Крэндолл ничем не выделялся?
— Как же не выделялся? — засмеялся Смит. — Удрать от человека, который принес ему двадцать пять тысяч долларов. Такое для нас в диковинку.
Кавалье пристально смотрел на Флетча.
— Надеюсь, вы извините меня, мистер Армистед, но непохожи вы на парковщика машин.
— А вы знакомы со многими?
Кавалье покачал головой.
— Близко — нет.
Флетч поднялся, взял со стола бумажник.
— Спасибо за помощь.
— Бумажник вы берете с собой? — спросил Кавалье.
— Почему нет?
— Ну, не знаю, — он посмотрел на Смита. — Правда, не знаю, что и делать. Не сдашь же его в бюро находок. Наверное, надо известить полицию.
— Именно туда я и собираюсь поехать.
— И правильно, — покивал Смит.
— К вам-то я пришел.
— Да, да, пришли, — Кавалье потер пальцем бровь. — И деньги вы нашли. Но не на территории отеля… так?
— Примерно в двадцати кварталах отсюда.
— И этот мужчина убежал… вы уверены, что позвонили в нужный вам номер?
— Нет, не уверен. Все ошибаются, особенно имея дело с телефоном. Но человек, с которым я говорил, не удивился, узнав, что я нашел его бумажник.
И Флетч засунул бумажник в задний карман.
— Даже не знаю, — в голосе Кавалье слышалась нерешительность. — Наверное, мы должны уведомить полицию, — он улыбнулся Флетчу. — Чтобы обезопасить себя, вы понимаете.
— Молодой человек пришел с двадцатью пятью тысячами долларов и ушел с двадцатью пятью тысячами долларов, — пробормотал Смит.
— Я совсем не против того, чтобы вы звонили в полицию, — Флетч посмотрел на Кавалье. — Вы же записали мой имя, фамилию и адрес, — он указал на блокнот.
— Конечно, конечно, мистер Армистед, — закивал Жак Кавалье. — Я все записал.
Глава 5
— Банка орехового масла, краюха хлеба, бутылка апельсинового сока и ты, — улыбнулся Флетч.
Они лежали животами на песке, голова к голове, рядом друг с другом, еще мокрые после купания. Вдвоем, на огромном пляже.
— Как романтично, — скорчила гримаску Мокси.
— Очень романтично, — согласился Флетч.
— Совсем не романтично, — в лучах опускающегося к горизонту солнца капельки соленой воды на ее руках, спине, ногах блестели, словно бриллианты. — Ореховое масло, хлеб и апельсиновый сок.
— И ты.
— Блеск, что и говорить. Лучше, конечно, тушеной моркови и консервированных бобов, но причем здесь романтика, Флетч, — Мокси приподнялась, смахнула песок с обнаженной груди, легла щекой на руку Флетча, вздохнула. — На нашу долю романтики уже не осталось.
— Откуда у тебя такие мысли?
— Романтика ушла из жизни. Она принадлежит прошлому…
— Я сейчас заплачу.
— …Ушла вместе с кринолином и реверансами.
— А я — то почитал себя романтиком.
— Естественно. Вытащить меня из дома в половине второго, отмахнуться от свидания, которое мне назначили на два часа в кафе «Мондрайн», примчаться сломя голову на этот Богом забытый пляж, проскочив по пути несколько ресторанов, где нас могли вкусно накормить…
— Ты голодна…
— Бросить в прибой, как собачонку, — Мокси чуть потянулась и чмокнула его в щеку, — использовать на песке, даже без полотенца, не говоря уже об одеяле.
— Мы лежали на боку, так что условия для нас были одинаковые.
— Не очень романтичные, — Мокси дунула ему в нос.
— Романтика — это химера, выдуманная виноделами и кондитерами.
— И еще теми, кто продает нюхательные соли.
Она лизнула его в щеку.
— Что может быть романтичнее орехового масла и апельсинового сока. Полезные продукты, богатые белком и витамином С. И очень калорийные, от них сразу прибавляется энергии.
— Я вижу, Флетч, с энергией у тебя снова все в порядке.
— Конечно, — подтвердил он. — Уже целых пять минут.
Они посмотрели на поднимающиеся за пляжем холмы. Только один дом, да и тот довольно далеко. Окна с тонированными стеклами. Тот, кто мог наблюдать за ними, сам оставался невидимым.
Они сидели на песке, запивая апельсиновым соком хлеб с толстым слоем орехового масла.
— И что потом? — спросила Мокси.
— А потом я взял эти двадцать пять тысяч долларов, — Флетч отпил сока из бумажного стаканчика. — Что еще тебя интересует?
— Вчера вечером, если я не ошибаюсь, ты упивался собственной важностью и гордо вещал о том, что должен вовремя быть в редакции, чтобы не опоздать к началу ночной смены, а потому, если я хочу поехать с тобой на пляж, то должна собрать вещи и подготовиться к отъезду до того, как проснусь…
— Собственной важностью?
— Напоминал распушившего хвост павлина.
— Если ты чем и знаменита, Мокси, то уж не ранними подъемами.
— Я вообще не знаменита. Пока. А спать поздно я научилась в драматической студии.
— Правда?
— Да. Занятия там начинались после полудня.
— Этим артисты отличаются от всех прочих.
— Я не знаю, когда начинается ночная смена в газете, Флетч, но эта красная лягушка, ползущая над океаном — заходящее солнце. А если я не ошибаюсь, от твоей драгоценной редакции нас отделяют семь часов быстрой езды.
— Я теперь другой человек.
— Другой?
— Меня уволили.
— Однако, — на пару секунд она даже перестала жевать. — Тебе же нравилась эта работа.
— За нее еще и платили.
— Ты можешь найти работу в другой газете. Так ведь?
— Я в этом сомневаюсь.
— Что случилось?
— Длинная история. Запутанная.
— А ты расскажи. В самых общих чертах. Если я чего-то не пойму сразу, то смогу задать тебе вопрос-другой. Так?
— В общем, мне поручили написать проходную статью о мало кому известной компании, и я, похоже, обманул читателей. Всю информацию я получал от одного парня по фамилии Блейн. Чарлз Блейн. Вице-президент и начальник финансового отдела. Он принес мне ворох служебных записок, направленных ему председателем совета директоров компании, Томом Бредли, и сказал, что я могу ссылаться на них. Что я и сделал.
— Так в чем же твоя ошибка?
— Том Бредли умер два года тому назад.
— Умер?
— Умер.
— Совсем умер?
— Сейчас он мертвее романтики.
— Ты цитировал умершего человека?
— И очень подробно. Мокси хихикнула.
— По-моему, в этом нет ничего плохого.
— Могло, конечно, быть хуже, — Флетч покачал головой. — Я мог процитировать человека, которого вообще не существовало.
— Извини, — Мокси почесала нос.
— За что?
— За мой смех.
— Да нет, ситуация действительно смешная.
— А когда написаны документы, на которые ты ссылался? Не в последнее же время?
— В том-то и дело, что даты свежие. Я привел их в статье.
— Я ничего не понимаю.
— Считай, что нас уже двое.
Мокси посмотрела на заходящее солнце.
— А может, это чья-то злая шутка?
— Очень злая. Кто-то сознательно хотел навредить прессе.
— Кто? Почему?
— Я полагаю, Блейн. Он знал, что делает, подсовывая мне служебные записки от покойного. Может, он чокнутый.
— А потом ты с ним виделся? Пытался связаться?
— Пытался, этим утром. Он ушел с работы. Грипп.
— Нет, — Мокси покачала головой. — Какое-то безумие. Никто на это не пойдет. Особенно ради шутки.
— Это не шутка, — возразил Флетч. — Возможно, ты слышала, что некоторые американские фирмы ведут хорошо продуманную кампанию, цель который — выставить на посмешище газеты и телевидение.
— Где я могла это слышать?
— Кампания эта набирает обороты. Они говорят, что среди журналистов слишком много либералов. Настроенных против бизнеса как такового.
— Это так?
— Возможно. А возвращаясь к моему случаю, отмечу, что два или три года тому назад корпорации «Уэгнолл-Фиппс» как следует досталось от «Ньюс-Трибюн».
— За что?
— Заигрывание с должностными лицами. Они кормили и поили конгрессменов, мэров, более мелких чиновников, получавших жалование от государства, чтобы соответствующие службы покупали лопаты и зубочистки у «Уэгнолл-Фиппс».
— Те статьи писал ты?
— Тогда я даже не работал в «Ньюс-Трибюн». Я был в Чикаго.
— Так ты — козел отпущения.
— Мне некого винить, кроме себя. Статью об «Уэгнолл-Фиппс» я писал спустя рукава. Параллельно я готовил другой материал, о футболе. Вот с ним я работал на полную катушку. А с «Уэгнолл-Фиппс»… Просмотрел вырезки за прошлые годы, пришел к выводу, что главный вопрос — остался ли у корпорации тот самый пансионат в Аспене, где развлекали конгрессменов и их семьи, и отправился брать интервью у Блейна. Помнится, я едва не заснул, слушая его. А потом он усадил меня в отдельный кабинет, чтобы я мог спокойно сделать выписки из служебных документов.
— То есть у тебя нет ни служебных записок, ни их копий.
— Нет. Ничего у меня нет. Простая, глупая, никому не интересная статья, которую, как мне казалось, никогда не напечатают. Но кто будет читать про «Уэгнолл-Фиппс»?
— Наверное, сотрудники корпорации, а уж руководство — наверняка.
— Мне поручили эту статью лишь потому, что репортер, обычно пишущий о бизнесе, большой любитель дельтапланов, неудачно приземлился и сломал позвоночник.
— Это ужасно.
— Конечно, ужасно. Бизнес для меня — темный лес. Я даже не просматриваю биржевые страницы. И слыхом не слыхивал об «Уэгнолл-Фиппс».
— Так почему они отыгрались на тебе?
— Не на мне. На газете. Над нами действительно будут смеяться. Цели они достигли.
— То есть воспользовались твоей некомпетентностью в этом вопросе.
— Именно так. Приходит такой зелененький Братец Кролик, открывает рот и ему скармливают заранее приготовленную морковку. Говорят о Томасе Бредли, председателе совета директоров, показывают его служебные записки, а я наговариваю в диктофон или аккуратно вывожу в блокноте: «В служебной записке, датированной 16 апреля, председатель совета директоров, Томас Бредли, распорядился… и так далее, и так далее». Да разве мог я предположить, что вице-президент, он же начальник финансового отдела, будет говорить о покойнике, как о живом человеке?
Мокси покачала головой.
— Бедный Братец Кролик.
— Не бедный. Глупый.
— Значит, тебя уволили.
— Главный редактор постарался подсластить пилюлю. Заговорил о трехмесячном отстранении от работы, но лишь для того, чтобы потом бить себя в грудь, утверждая, что пытался вытащить меня.
— Никаких шансов?
— Я бы сам не нанял себя. А ты?
— Хочешь сока? Есть еще бутылка.
— Ее лучше оставить на утро.
— Так что ты делал утром в отеле «Парк Уорт»?
— Это уже другая история. Потому-то мы и едем в Урэмрад. Вернуть одному парню бумажник. Я нашел его на мостовой.
— Флетч, я замерзла. Если ты посмотришь на запад, то заметишь, что и солнце ушло в другое место.
— Я могу разжечь костер, — предложил Флетч.
Мокси воззрилась на него.
— Ты хочешь сказать, что мы проведем ночь здесь?
— Естественно. Это так романтично.
— На пляже?
— Сколько у тебя денег, Мокси?
— Не знаю. Долларов пятьдесят.
— Я так и думал. Репетиции новой пьесы начнутся у тебя в понедельник. А когда ты получишь первый чек?
— В конце следующей недели.
— Тебе жить на пятьдесят долларов до конца недели, а мне, примерно на столько же, до конца своих дней. Смекаешь?
— А кредитные карточки на что? Вчера вечером ты ей воспользовался. В ресторане. Даже у меня есть кредитная карточка.
— Спальник у меня в машине.
— Ты заставляешь меня провести ночь на берегу?
— Я тебе это уже говорил. Очень романтично.
Поднявшись, Флетч стряхнул с себя песок.
— А я тебе говорила, что романтика умерла.
— Мудрая мысль, — Флетч направился к машине. — Пошел за мешком.
Глава 6
— Ищу своего дядю, — пояснил Флетч.
Старику-полицейскому потребовалось немало времени, чтобы подняться с вращающегося стула и подойти к перегородке, разделяющей надвое большую комнату, которую занимал полицейский участок города Урэмрада. В левом ухе полицейского Флетч заметил слуховой аппарат.
— Его зовут Джеймс Крэндолл, — теперь Флетч говорил медленнее, отчетливо произнося каждое слово.
— Живет в этом городе?
— Вроде бы.
— Что значит, «вроде бы»? «Вроде бы» здесь никто не живет. Или живут, или нет. У нас свободная страна.
— Мама дала мне этот адрес, — Флетч протянул полицейскому листок, полученный от Жака Кавалье. — А я не могу найти Курье-драйв.
— 47907 Курье-драйв, Урэмрад, — произнес полицейский.
— Аптекарь не знает, где это.
Полицейский коротко глянул на Флетча.
— Это Боб-то не знает?
— Похоже, что нет.
— Этот Крэндолл… Брат вашей матери?
— Да.
— Вы знаете, что у вас на лице песок?
Флетч смахнул с лица несколько песчинок.
— Почему у вас на лице песок?
Флетч пожал плечами.
— Играл в песочнице.
— Вам следовало бы побриться, прежде чем ехать на встречу с вашим дядей.
— Да, вы, несомненно, правы.
Полисмен вновь посмотрел на листок.
— Боб не знает, где находится Курье-драйв, потому что в Урэмраде нет Курье-драйв.
— Нет?
— Ваша мать часто лгала вам, юноша?
— Никогда в жизни.
— Возможно, вы этого не знаете. У нас нет Курье-драйв. Стрит-роуд — это по-нашему, а драйв — уже чересчур.
— А Курье-стрит у вас нет?
— Разумеется, нет.
— Может, есть какая-нибудь другая, с созвучным названием?
Полицейский близоруко уставился на окно.
— Есть Колдуотер-роуд. Да у нас нет и домов с такими большими номерами, Сорок семь тысяч девятьсот семь. Да во всем Урэмраде тысяча девятьсот домов.
— Вы знаете человека по фамилия Крэндолл?
— То есть, вашего дядю?
— Да.
— Нет. Креншоу знаю, но он не ваш дядя.
Флетч улыбнулся.
— А откуда вам это известно?
— Потому что Креншоу — это я, а моя сестра жива.
— Понятно, — кивнул Флетч. — Сдаюсь. Вы никогда не слышали о Крэндолле, проживающем в Урэмраде?
— Никогда. И второго Урэмрада в Америке нет. Во всяком случае, я такого не знаю. А вы знаете другой город, называющийся Урэмрад?
— Нет.
Полицейский пробежался взглядом по шее и свитеру Флетча.
— Да вы весь в песке, юноша. Хотите принять душ?
— Что?
— Хотите принять душ? Побриться?
— Где?
— Да здесь же. У нас есть душевая. А бритву я вам дам.
— Премного вам благодарен.
— Вы, похоже, проделали немалый путь, разыскивая вашего дядю. — Полицейский открыл калитку в перегородке, давая Флетчу пройти. — А послала вас мамаша сюда неизвестно зачем.
Флетч последовал за полицейским в коридор, ведущий к камерам.
— Почему она вам солгала? Есть ли у вас вообще дядя? Наверное, она сказала, что он богат…
— У тебя мокрые волосы, — Мокси все это время дожидалась Флетча в машине. — И ты побрился.
— И помылся.
— Где?
— В здешней тюрьме. Хочешь принять душ? Познакомлю тебя с милым старичком-полисменом.
— А как там пахнет?
— Пахнет там ужасно. Просто воняет.
— Нет, благодарю. Я лучше приму душ в своей квартире.
Флетч завел мотор и покатил к автостраде.
— Нет в Урэмраде Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. И никогда не было.
Мокси потерлась спиной о спинку сидения, почесала локоть.
— У меня все чешется. Мы едем к тебе?
— Нет.
— О, Господи, Флетч, я понимаю, что тебе не хочется возвращаться в город. Уже отсюда слышится гоготание твоих собратьев по перу. Но я хочу нормально поесть и принять нормальный душ.
— Сначала заглянем к Френку Джеффу.
— А кто он такой? Он жив или тоже умер?
— Он — мой редактор. Мой бывший редактор.
— Ты думаешь, что сможешь найти его дом?
— Я знаю, где он живет. Туда и поедем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Флетч знаком попросил у Кавалье листок бумаги и переписал адрес.
— Я заглянул в его номер, — продолжал Смит. — Ничего особенного. Смятые простыни и мокрые полотенца.
— В регистратуре его запомнили?
— Я спросил кассира, который рассчитывал Крэндолла. Точно он сказать не может, так как желавших выписаться было двое. Один — лысоватый, лет пятидесяти, второй — сутулый, годов под семьдесят.
— Но кто-то наверняка запомнил его.
— С чего вы так решили? — полюбопытствовал Смит.
— Вы сказали, что Крэндолл расплачивался наличными. Когда человек регистрируется в отеле, у него обычно просят кредитную карточку, не так ли?
Смит бросил короткий взгляд на Кавалье.
— Это первоклассный отель, мистер Армистед.
— А разве не бывает первоклассных преступников?
— Мы стараемся доставлять нашим гостям минимум неудобств. Разумеется, иногда случаются неприятности… — Кавалье пожал плечами. — Но мы не требуем у наших гостей кредитную карточку. Они нам верят. И мы должны им доверять.
— И многие расплачиваются в отелях наличными? — спросил Флетч.
— Многие, — ответил Кавалье, — Во всяком случае, в этом отеле. У нас часто останавливаются старушки, которые не признают кредитных карточек.
— Наличными платят не только старушки, — Смит хохотнул. — В каждом отеле есть такие клиенты. Как мы говорим, приезжают по частным делам.
— Завтрак на одного, — напомнил Флетч. — Означает ли это, что Крэндолл ни с кем не делил номер?
— Отнюдь, — покачал головой Смит. — День-то большой.
— Так какая часть ваших гостей платит наличными?
— Примерно десять процентов, — ответил Кавалье.
— Скорее, пятнадцать, — поправил его Смит.
— Мистер Смит склонен сгущать краски, — улыбнулся Кавалье.
— Значит, этот Джеймс Сейнт Э. Крэндолл ничем не выделялся?
— Как же не выделялся? — засмеялся Смит. — Удрать от человека, который принес ему двадцать пять тысяч долларов. Такое для нас в диковинку.
Кавалье пристально смотрел на Флетча.
— Надеюсь, вы извините меня, мистер Армистед, но непохожи вы на парковщика машин.
— А вы знакомы со многими?
Кавалье покачал головой.
— Близко — нет.
Флетч поднялся, взял со стола бумажник.
— Спасибо за помощь.
— Бумажник вы берете с собой? — спросил Кавалье.
— Почему нет?
— Ну, не знаю, — он посмотрел на Смита. — Правда, не знаю, что и делать. Не сдашь же его в бюро находок. Наверное, надо известить полицию.
— Именно туда я и собираюсь поехать.
— И правильно, — покивал Смит.
— К вам-то я пришел.
— Да, да, пришли, — Кавалье потер пальцем бровь. — И деньги вы нашли. Но не на территории отеля… так?
— Примерно в двадцати кварталах отсюда.
— И этот мужчина убежал… вы уверены, что позвонили в нужный вам номер?
— Нет, не уверен. Все ошибаются, особенно имея дело с телефоном. Но человек, с которым я говорил, не удивился, узнав, что я нашел его бумажник.
И Флетч засунул бумажник в задний карман.
— Даже не знаю, — в голосе Кавалье слышалась нерешительность. — Наверное, мы должны уведомить полицию, — он улыбнулся Флетчу. — Чтобы обезопасить себя, вы понимаете.
— Молодой человек пришел с двадцатью пятью тысячами долларов и ушел с двадцатью пятью тысячами долларов, — пробормотал Смит.
— Я совсем не против того, чтобы вы звонили в полицию, — Флетч посмотрел на Кавалье. — Вы же записали мой имя, фамилию и адрес, — он указал на блокнот.
— Конечно, конечно, мистер Армистед, — закивал Жак Кавалье. — Я все записал.
Глава 5
— Банка орехового масла, краюха хлеба, бутылка апельсинового сока и ты, — улыбнулся Флетч.
Они лежали животами на песке, голова к голове, рядом друг с другом, еще мокрые после купания. Вдвоем, на огромном пляже.
— Как романтично, — скорчила гримаску Мокси.
— Очень романтично, — согласился Флетч.
— Совсем не романтично, — в лучах опускающегося к горизонту солнца капельки соленой воды на ее руках, спине, ногах блестели, словно бриллианты. — Ореховое масло, хлеб и апельсиновый сок.
— И ты.
— Блеск, что и говорить. Лучше, конечно, тушеной моркови и консервированных бобов, но причем здесь романтика, Флетч, — Мокси приподнялась, смахнула песок с обнаженной груди, легла щекой на руку Флетча, вздохнула. — На нашу долю романтики уже не осталось.
— Откуда у тебя такие мысли?
— Романтика ушла из жизни. Она принадлежит прошлому…
— Я сейчас заплачу.
— …Ушла вместе с кринолином и реверансами.
— А я — то почитал себя романтиком.
— Естественно. Вытащить меня из дома в половине второго, отмахнуться от свидания, которое мне назначили на два часа в кафе «Мондрайн», примчаться сломя голову на этот Богом забытый пляж, проскочив по пути несколько ресторанов, где нас могли вкусно накормить…
— Ты голодна…
— Бросить в прибой, как собачонку, — Мокси чуть потянулась и чмокнула его в щеку, — использовать на песке, даже без полотенца, не говоря уже об одеяле.
— Мы лежали на боку, так что условия для нас были одинаковые.
— Не очень романтичные, — Мокси дунула ему в нос.
— Романтика — это химера, выдуманная виноделами и кондитерами.
— И еще теми, кто продает нюхательные соли.
Она лизнула его в щеку.
— Что может быть романтичнее орехового масла и апельсинового сока. Полезные продукты, богатые белком и витамином С. И очень калорийные, от них сразу прибавляется энергии.
— Я вижу, Флетч, с энергией у тебя снова все в порядке.
— Конечно, — подтвердил он. — Уже целых пять минут.
Они посмотрели на поднимающиеся за пляжем холмы. Только один дом, да и тот довольно далеко. Окна с тонированными стеклами. Тот, кто мог наблюдать за ними, сам оставался невидимым.
Они сидели на песке, запивая апельсиновым соком хлеб с толстым слоем орехового масла.
— И что потом? — спросила Мокси.
— А потом я взял эти двадцать пять тысяч долларов, — Флетч отпил сока из бумажного стаканчика. — Что еще тебя интересует?
— Вчера вечером, если я не ошибаюсь, ты упивался собственной важностью и гордо вещал о том, что должен вовремя быть в редакции, чтобы не опоздать к началу ночной смены, а потому, если я хочу поехать с тобой на пляж, то должна собрать вещи и подготовиться к отъезду до того, как проснусь…
— Собственной важностью?
— Напоминал распушившего хвост павлина.
— Если ты чем и знаменита, Мокси, то уж не ранними подъемами.
— Я вообще не знаменита. Пока. А спать поздно я научилась в драматической студии.
— Правда?
— Да. Занятия там начинались после полудня.
— Этим артисты отличаются от всех прочих.
— Я не знаю, когда начинается ночная смена в газете, Флетч, но эта красная лягушка, ползущая над океаном — заходящее солнце. А если я не ошибаюсь, от твоей драгоценной редакции нас отделяют семь часов быстрой езды.
— Я теперь другой человек.
— Другой?
— Меня уволили.
— Однако, — на пару секунд она даже перестала жевать. — Тебе же нравилась эта работа.
— За нее еще и платили.
— Ты можешь найти работу в другой газете. Так ведь?
— Я в этом сомневаюсь.
— Что случилось?
— Длинная история. Запутанная.
— А ты расскажи. В самых общих чертах. Если я чего-то не пойму сразу, то смогу задать тебе вопрос-другой. Так?
— В общем, мне поручили написать проходную статью о мало кому известной компании, и я, похоже, обманул читателей. Всю информацию я получал от одного парня по фамилии Блейн. Чарлз Блейн. Вице-президент и начальник финансового отдела. Он принес мне ворох служебных записок, направленных ему председателем совета директоров компании, Томом Бредли, и сказал, что я могу ссылаться на них. Что я и сделал.
— Так в чем же твоя ошибка?
— Том Бредли умер два года тому назад.
— Умер?
— Умер.
— Совсем умер?
— Сейчас он мертвее романтики.
— Ты цитировал умершего человека?
— И очень подробно. Мокси хихикнула.
— По-моему, в этом нет ничего плохого.
— Могло, конечно, быть хуже, — Флетч покачал головой. — Я мог процитировать человека, которого вообще не существовало.
— Извини, — Мокси почесала нос.
— За что?
— За мой смех.
— Да нет, ситуация действительно смешная.
— А когда написаны документы, на которые ты ссылался? Не в последнее же время?
— В том-то и дело, что даты свежие. Я привел их в статье.
— Я ничего не понимаю.
— Считай, что нас уже двое.
Мокси посмотрела на заходящее солнце.
— А может, это чья-то злая шутка?
— Очень злая. Кто-то сознательно хотел навредить прессе.
— Кто? Почему?
— Я полагаю, Блейн. Он знал, что делает, подсовывая мне служебные записки от покойного. Может, он чокнутый.
— А потом ты с ним виделся? Пытался связаться?
— Пытался, этим утром. Он ушел с работы. Грипп.
— Нет, — Мокси покачала головой. — Какое-то безумие. Никто на это не пойдет. Особенно ради шутки.
— Это не шутка, — возразил Флетч. — Возможно, ты слышала, что некоторые американские фирмы ведут хорошо продуманную кампанию, цель который — выставить на посмешище газеты и телевидение.
— Где я могла это слышать?
— Кампания эта набирает обороты. Они говорят, что среди журналистов слишком много либералов. Настроенных против бизнеса как такового.
— Это так?
— Возможно. А возвращаясь к моему случаю, отмечу, что два или три года тому назад корпорации «Уэгнолл-Фиппс» как следует досталось от «Ньюс-Трибюн».
— За что?
— Заигрывание с должностными лицами. Они кормили и поили конгрессменов, мэров, более мелких чиновников, получавших жалование от государства, чтобы соответствующие службы покупали лопаты и зубочистки у «Уэгнолл-Фиппс».
— Те статьи писал ты?
— Тогда я даже не работал в «Ньюс-Трибюн». Я был в Чикаго.
— Так ты — козел отпущения.
— Мне некого винить, кроме себя. Статью об «Уэгнолл-Фиппс» я писал спустя рукава. Параллельно я готовил другой материал, о футболе. Вот с ним я работал на полную катушку. А с «Уэгнолл-Фиппс»… Просмотрел вырезки за прошлые годы, пришел к выводу, что главный вопрос — остался ли у корпорации тот самый пансионат в Аспене, где развлекали конгрессменов и их семьи, и отправился брать интервью у Блейна. Помнится, я едва не заснул, слушая его. А потом он усадил меня в отдельный кабинет, чтобы я мог спокойно сделать выписки из служебных документов.
— То есть у тебя нет ни служебных записок, ни их копий.
— Нет. Ничего у меня нет. Простая, глупая, никому не интересная статья, которую, как мне казалось, никогда не напечатают. Но кто будет читать про «Уэгнолл-Фиппс»?
— Наверное, сотрудники корпорации, а уж руководство — наверняка.
— Мне поручили эту статью лишь потому, что репортер, обычно пишущий о бизнесе, большой любитель дельтапланов, неудачно приземлился и сломал позвоночник.
— Это ужасно.
— Конечно, ужасно. Бизнес для меня — темный лес. Я даже не просматриваю биржевые страницы. И слыхом не слыхивал об «Уэгнолл-Фиппс».
— Так почему они отыгрались на тебе?
— Не на мне. На газете. Над нами действительно будут смеяться. Цели они достигли.
— То есть воспользовались твоей некомпетентностью в этом вопросе.
— Именно так. Приходит такой зелененький Братец Кролик, открывает рот и ему скармливают заранее приготовленную морковку. Говорят о Томасе Бредли, председателе совета директоров, показывают его служебные записки, а я наговариваю в диктофон или аккуратно вывожу в блокноте: «В служебной записке, датированной 16 апреля, председатель совета директоров, Томас Бредли, распорядился… и так далее, и так далее». Да разве мог я предположить, что вице-президент, он же начальник финансового отдела, будет говорить о покойнике, как о живом человеке?
Мокси покачала головой.
— Бедный Братец Кролик.
— Не бедный. Глупый.
— Значит, тебя уволили.
— Главный редактор постарался подсластить пилюлю. Заговорил о трехмесячном отстранении от работы, но лишь для того, чтобы потом бить себя в грудь, утверждая, что пытался вытащить меня.
— Никаких шансов?
— Я бы сам не нанял себя. А ты?
— Хочешь сока? Есть еще бутылка.
— Ее лучше оставить на утро.
— Так что ты делал утром в отеле «Парк Уорт»?
— Это уже другая история. Потому-то мы и едем в Урэмрад. Вернуть одному парню бумажник. Я нашел его на мостовой.
— Флетч, я замерзла. Если ты посмотришь на запад, то заметишь, что и солнце ушло в другое место.
— Я могу разжечь костер, — предложил Флетч.
Мокси воззрилась на него.
— Ты хочешь сказать, что мы проведем ночь здесь?
— Естественно. Это так романтично.
— На пляже?
— Сколько у тебя денег, Мокси?
— Не знаю. Долларов пятьдесят.
— Я так и думал. Репетиции новой пьесы начнутся у тебя в понедельник. А когда ты получишь первый чек?
— В конце следующей недели.
— Тебе жить на пятьдесят долларов до конца недели, а мне, примерно на столько же, до конца своих дней. Смекаешь?
— А кредитные карточки на что? Вчера вечером ты ей воспользовался. В ресторане. Даже у меня есть кредитная карточка.
— Спальник у меня в машине.
— Ты заставляешь меня провести ночь на берегу?
— Я тебе это уже говорил. Очень романтично.
Поднявшись, Флетч стряхнул с себя песок.
— А я тебе говорила, что романтика умерла.
— Мудрая мысль, — Флетч направился к машине. — Пошел за мешком.
Глава 6
— Ищу своего дядю, — пояснил Флетч.
Старику-полицейскому потребовалось немало времени, чтобы подняться с вращающегося стула и подойти к перегородке, разделяющей надвое большую комнату, которую занимал полицейский участок города Урэмрада. В левом ухе полицейского Флетч заметил слуховой аппарат.
— Его зовут Джеймс Крэндолл, — теперь Флетч говорил медленнее, отчетливо произнося каждое слово.
— Живет в этом городе?
— Вроде бы.
— Что значит, «вроде бы»? «Вроде бы» здесь никто не живет. Или живут, или нет. У нас свободная страна.
— Мама дала мне этот адрес, — Флетч протянул полицейскому листок, полученный от Жака Кавалье. — А я не могу найти Курье-драйв.
— 47907 Курье-драйв, Урэмрад, — произнес полицейский.
— Аптекарь не знает, где это.
Полицейский коротко глянул на Флетча.
— Это Боб-то не знает?
— Похоже, что нет.
— Этот Крэндолл… Брат вашей матери?
— Да.
— Вы знаете, что у вас на лице песок?
Флетч смахнул с лица несколько песчинок.
— Почему у вас на лице песок?
Флетч пожал плечами.
— Играл в песочнице.
— Вам следовало бы побриться, прежде чем ехать на встречу с вашим дядей.
— Да, вы, несомненно, правы.
Полисмен вновь посмотрел на листок.
— Боб не знает, где находится Курье-драйв, потому что в Урэмраде нет Курье-драйв.
— Нет?
— Ваша мать часто лгала вам, юноша?
— Никогда в жизни.
— Возможно, вы этого не знаете. У нас нет Курье-драйв. Стрит-роуд — это по-нашему, а драйв — уже чересчур.
— А Курье-стрит у вас нет?
— Разумеется, нет.
— Может, есть какая-нибудь другая, с созвучным названием?
Полицейский близоруко уставился на окно.
— Есть Колдуотер-роуд. Да у нас нет и домов с такими большими номерами, Сорок семь тысяч девятьсот семь. Да во всем Урэмраде тысяча девятьсот домов.
— Вы знаете человека по фамилия Крэндолл?
— То есть, вашего дядю?
— Да.
— Нет. Креншоу знаю, но он не ваш дядя.
Флетч улыбнулся.
— А откуда вам это известно?
— Потому что Креншоу — это я, а моя сестра жива.
— Понятно, — кивнул Флетч. — Сдаюсь. Вы никогда не слышали о Крэндолле, проживающем в Урэмраде?
— Никогда. И второго Урэмрада в Америке нет. Во всяком случае, я такого не знаю. А вы знаете другой город, называющийся Урэмрад?
— Нет.
Полицейский пробежался взглядом по шее и свитеру Флетча.
— Да вы весь в песке, юноша. Хотите принять душ?
— Что?
— Хотите принять душ? Побриться?
— Где?
— Да здесь же. У нас есть душевая. А бритву я вам дам.
— Премного вам благодарен.
— Вы, похоже, проделали немалый путь, разыскивая вашего дядю. — Полицейский открыл калитку в перегородке, давая Флетчу пройти. — А послала вас мамаша сюда неизвестно зачем.
Флетч последовал за полицейским в коридор, ведущий к камерам.
— Почему она вам солгала? Есть ли у вас вообще дядя? Наверное, она сказала, что он богат…
— У тебя мокрые волосы, — Мокси все это время дожидалась Флетча в машине. — И ты побрился.
— И помылся.
— Где?
— В здешней тюрьме. Хочешь принять душ? Познакомлю тебя с милым старичком-полисменом.
— А как там пахнет?
— Пахнет там ужасно. Просто воняет.
— Нет, благодарю. Я лучше приму душ в своей квартире.
Флетч завел мотор и покатил к автостраде.
— Нет в Урэмраде Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. И никогда не было.
Мокси потерлась спиной о спинку сидения, почесала локоть.
— У меня все чешется. Мы едем к тебе?
— Нет.
— О, Господи, Флетч, я понимаю, что тебе не хочется возвращаться в город. Уже отсюда слышится гоготание твоих собратьев по перу. Но я хочу нормально поесть и принять нормальный душ.
— Сначала заглянем к Френку Джеффу.
— А кто он такой? Он жив или тоже умер?
— Он — мой редактор. Мой бывший редактор.
— Ты думаешь, что сможешь найти его дом?
— Я знаю, где он живет. Туда и поедем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18