Новиков сам тут
признал свое и сообщников своих преступление.
VI. В уставе сборищ их, писанном рукою Новикова, значатся у них храмы,
епархии, епископы, миропомазание и прочие установления и обряды вне святой
нашей церкви непозволительные. Новиков утверждает, что в сборищах их оные в
самом деле не существовали, а упоминаются только одною аллегорией для
приобретения ордену их вящего уважения и повиновения, но сим доказываются
коварство и обман, употребленные им с сообщниками для удобнейшего слабых
умов поколебания и развращения. Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще
сокровенных своих замыслов, но вышеупомянутые, обнаруженные и собственно им
признанные преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и
нещадной подвергает его казни. Мы, однако ж, и в сем случае, следуя
сродному нам человеколюбию и оставляя еще время на принесение в своих
злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели запереть его на
пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость".
"Дружеское ученное общество" было закрыто и все изданные им
масонские книги сожжены. Но даже заключение в Крепости не поколебало
убежденного масона Новикова.
Выпущенный на свободу Павлом I, Новиков, по характеристике К.
Валишевского, "вернувшись к франкмасонству, увлекается самыми грубыми и
эксцентричными формами его." (49)
Но и после осуждения Новикова и других масонов Екатерина все еще не
может понять, кто является истинным виновником французской революции.
Виновниками ее она считает не масонов, не французских философов, а то, что
французские философы ошиблись только в одной вещи, а именно они думали, что
проповедуют людям у которых "они предполагали доброе сердце, а вместо того
прокуроры, адвокаты и все злодеи прикрылись их принципами, чтобы под этим
покрывалом, которое они скоро сбросили, сделать все то, что совершало самое
ужасное злодейство".
Только постепенно Екатерина убеждается, что масоны не столь
безобидны, как они кажутся. Если даже многие из них искренне увлекаются
масонской мистикой и стараясь обрести "Истинную религию", часть их искренне
выступает против атеистического вольтерьянства, то в целом русское
масонство является спелым орудием в руках враждебных монархии европейских
масонских орденов. Постепенно изменяется и взгляд Екатерины на само
"вольтерьянство".
Но проходило еще много кровавых событий во Франции прежде, чем она в
1794 году в письме к Гримму отрицательно высказывается о своих прежних
кумирах.
"Я вчера вспомнила, - пишет она, - что вы мне говорили не раз: этот
век есть век приготовлений. Я прибавлю, что приготовления эти состояли в
том, чтобы приготовить грязь и грязных людей разного рода, которые
производят, производили и будут производить бесконечные несчастья и
бесчисленное множество несчастных".
В следующем 1795 году Екатерина пишет, что философы-просветители
имели только две основных цели - уничтожение христианства и монархии во
Франции.
"Я бестрепетно буду ждать благоприятной минуты, когда вам будет
угодно оправдать в моем мнении философов и их прислужников в том, что они
участвовали в революции, особливо же в энциклопедии, ибо Гельвеций и
дєАламбер оба сознались покойному прусскому королю, что эта книга имела
только две цели: первую уничтожить христианскую религию, вторую уничтожить
королевскую власть. Об этом говорили уже в 1777 г.".
"Я ошиблась, - признается Екатерина, - ...закроем наши высокоумные
книги и примемся за букварь".
III
10 августа 1792 года якобинцы свергли конституционную монархию,
которой они добивались и которой они клялись в верности. 12 августа
королевская семья была арестована. 17 августа был утвержден чрезвычайный
трибунал. В сентябре начался революционный террор. 20 сентября войска
монархической коалиции были разбиты. 21 сентября была провозглашена
республика. Войска якобинцев вторглись в Сардинское королевство и Бельгию.
Людовик XVI погибает на эшафоте.
"С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского,
- записывает в дневнике секретарь Екатерины II Храповицкий, - ее величество
слегла в постель, и больна и печальна".
Брату Людовика XVI графу ДєАртуа Екатерина передает на организацию
борьбы с якобинцами миллион рублей и вручает шпагу с надписью на лезвии: "С
Богом за Короля".
Свободная борьба простив вольтерьянства и масонства стала возможной
только после осуждения Новикова и закрытия "Дружеского общества". До этого
идеологическая борьба с вольтерьянцами и масонами "была делом опасным, как
для светских лиц, так и для духовенства".
Л. Знаменский в своем "Руководстве к русской церковной истории"
отмечает, что положение белого духовенства при Екатерине было не лучше, чем
положение монашества.
"Белое духовенство, - пишет он, - пострадало едва ли не более. В эту
эпоху крупных и мелких временщиков, угнетение слабых сильными, оно было
совсем забито. Губернаторы и другие светские начальники забирали
священнослужителей в свои канцелярии, держали под арестом, подвергали
телесным наказаниям".
"Смиренному проповеднику слова Божьего даже некого было вразумлять с
своей кафедры, потому что в той среде, которая нуждалась в его вразумлена,
не принято было ни ходить в церковь, ни тем более слушать какие-нибудь
проповеди".
Обличать же вольтерьянцев и масонов вне храма, принимая их
распространенность среди сильных мира сего, было опасно.
Однажды, когда Тихон Задонский вступил в спор с
помещиком-вольтерьянцем и стал опровергать его рассуждения, то помещик дал
ему пощечину.
Только высшее духовенство осмеливалось выступать против французских
философов. Были изданы сочинения: "Вольтер обнаженный", "Вольтер
изобличенный", "Посрамленный безбожник и натуралист" и многие другие. Но
писать против материалистов и атеистов надо было с опаской, оглядываясь на
императрицу-философа.
Тогдашний либерализм, как и современный, так горячо ратовавший за
свободу убеждения, оказывался очень фанатичен, когда эта свобода задевала
его самого.
Только испугавшись размаха революционных событий во Франции
Екатерина II, княгиня Дашкова и другие вольтерьянцы (далеко не все)
начинают бить отбой.
Французская революционная литература конфискуется. Уничтожаются
первые четыре тома полного собрания сочинений Вольтера, изданные тамбовским
помещиком Рахманиновым. Разрешают печатать книги против Вольтера и других
философов -"просветителей". Но дело уже сделано. Граф П. С. Потемкин с
тревогой пишет в 1794 году, что последователи французов, "обояющие слепые
умы народные мнимою вольностью, умножаются".
Майор Пассек в написанной оде призывает брать пример с французов "и
истратить царский род". Полиция даже у крестьян, работавших в Петербурге,
находила рукописи революционного содержания, "Естественно было поколебаться
всем нам, - пишет В. Н. Каразин, - воспитанным в конце осьмнадцатого века".
XXII. МИФ О "ЗЛАТОМ ВЕКЕ ЕКАТЕРИНЫ II" И
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА
I
"Златой век" Екатерины Великой это только один из многих
исторических мифов, созданных историками-интеллигентами. За внешне
блестящим фасадом скрывалось далеко не блестящее, состояние государства и
народа.
Бесконечные любовные увлечения Екатерины II очень дорого стоили
русскому народу. Фавориты не довольствовались теми щедрыми наградами,
которыми вознаграждала их Екатерина, а еще сами расхищали народные
средства. Во время второй турецкой войны Потемкин, например, представил
весьма поверхностный и неточный отчет вместо 55 миллионов только на 41
миллион.
Много вреда принесла привычка Екатерины превращать своих любовников
в государственных деятелей. Толковым из всех ее фаворитов оказался один
Потемкин. Все же остальные принесли только вред государству. Фаворит Зубов,
которого Екатерина считала выдающимся государственным деятелем,
ознаменовал, по оценке историка Валишевского, свою "государственную
деятельность" следующими результатами:
"Подорванная дисциплина в армии, развитие роскоши и сибаритства в
офицерских кругах, опустошенная казна и переполненные тюрьмы таковы по
словам компетентных авторитетов, памятники административной деятельности
фаворита в области внутренней политики." (50)
Только один фаворит Ланской не лез в государственные деятели, так
как, по остроумному выражению историка Валишевского, "не обнаруживал
претензий, чуждых его специальному назначению".
Вот, что пишет например, Валишевский в своем исследовании о эпохе
Екатерины "Вокруг Трона".
"Ее империя также обнаруживает для внимательных наблюдателей
признаки истощения и нужды. В письме, к графу Воронцову от 3 апреля 1755
года Безбородко подводит итог общему положению и картина получается крайне
мрачная: чтобы встретить турецкую флотилию из 35 кораблей, выставленных
Портой на Черном море, имеется только десять судов, наполовину сгнивших:
они были построены из плохого материала, флот из весельных галер, на
который рассчитывали, вовсе не существует"
...Сухопутная армия выглядит лучше, но она дорого стоит, потому что
ею страшно плохо управляют и не на что удовлетворять ее нужды...
"Безбородко принадлежит к числу недовольных, но его свидетельство не
единичное. Современники почти единодушны в своем мнении о приближающемся
страшном кризисе: политика Екатерины довела все пружины правительственной
машины до такого напряжения, которое далеко превышает силу их
сопротивления: во всех областях средства не могут удовлетворить
предъявляемых к ним требованиям, и Россия не может выдержать той роли,
которую ей навязали".
Екатерина же пытается убедить других и себя, что все прекрасно, что
политика "мудрой северной Минервы" приносит роскошные плоды.
"Я весела и резва, как зяблик", - пишет она Гримму. Но русскому
народу в этот момент, как и раньше, жилось не весело под управлением
веселой, как зяблик Императрицы-философа.
Общие выводы, которые делает последний видный предреволюционный
историк С. Платонов, подводя итоги царствования Екатерины II, так же
противоречивы, как и сделанные им оценки итогов государственной
деятельности отца Петра и самого Петра. В "Учебнике русской истории" эти
выводы представляют лукавую систему недоговоренностей и легко разоблачаемых
натяжек.
Изложение царствования Екатерины II он начинает фразой:
"Царствование Императрицы Екатерины II было одним из самых замечательных в
русской истории". Появление ряда талантливых деятелей в эпоху Екатерины
Платонов объясняет не тем, что это есть результат того, что русская нация
духовно начала выздоравливать после сокрушительной революции, совершенной
Петром и последствий "правления" его преемников, а только тем, что
Екатерина умела выбирать себе сотрудников.
С. Платонов чрезвычайно высоко расценивает нелепый "Наказ"
Екатерины, составленный на основании утопических воззрений французских
философов об "идеальном государстве", но потом сам пишет, что "за полтора
года законодательных работ она убедилась, что дело стоит на неверном пути".
Больше депутаты для выработки "идеальных законов" не созывались. То есть
дело кончилось пшиком.
Преобразования же в административном устройстве, по оценке
Платонова, "представляли собой последнюю ступень в общем ходе возвышения
дворянского сословия". "Блестящие результаты" для Императрицы-философа,
заявлявшей в "Наказе" о своем горячем стремлении утвердить основы
государства на началах справедливости и "вольности". Положение основной
массы народа крестьянства при Екатерине не, улучшилось, а ухудшалось.
"Екатерина, - указывает С. Платонов, - достигла лишь того, что дала
"вольность" дворянству и доставила ему влиятельное положение в местной
администрации". Вольности же крестьянам дать ей не удалось, даже и в малой
доле. Взойдя незаконно на престол с помощью заговора, Екатерина все свое
царствование зависела от дворянской среды, которая дала ей участников
заговора, убийц ее мужа и пополняла ряды ее "орлов". Поэтому Екатерина II
была Императрицей-философом, дворянской царицей, но не царицей, стоящей на
страже интересов всей нации.
Это признает и Платонов, "когда личные взгляды Екатерины совпадали с
взглядами дворянства, - сообщает он, - они осуществлялись, когда же
совпадения не было, императрица встречала непонимание, несочувствие, даже
противодействие, и обыкновенно уступала косности господствующей среды".
Следовательно фактически правила не Екатерина, а господствующая Среда - т.
е. дворянство.
"В других областях своей деятельности, - указывает Платонов, -
просвещенная Императрица не была так связана и не встречала вообще
препятствий, кроме того, что собственные ее философские и политические
правила оказывались вообще неприложимыми к практике по своей отвлеченности
и полному несоответствию условиями русской жизни."
На зависимость Екатерины от возведших ее на престол указывает и граф
А. Р. Воронцов в статье "Примечания на некоторые статьи, касающиеся
России". "О революции, коей возведена была Императрица Вторая на престол
российский, нет нужды распространяться, понеже; все сие обстоятельства еще
свежи в памяти: но того умолчать нельзя, что самый образ ее вступления на
престол заключал в себе многие неудобности, кои имели влияние на все ее
царствование" (Первая книжка "Чтения Моск. общ. истории и древностей").
"Коротко сказать, - пишет Державин в своих воспоминаниях, - сия
мудрая и сильная Государыня, ежели в суждении строгого потомства не удержит
по вечность имя великой, то потому только, что не всегда держалась
священной справедливости, но угождала своим окружающим, а паче своим
любимцам, как бы боясь раздражать их; и потому добродетель не могла, так
сказать, сквозь сей закоулок пробиться и вознестись до надлежащего величия;
но если рассуждать, что она была человеком, что первый шаг ее восшествия на
престол был не непорочен, то и должно было окружить себя людьми
несправедливыми и угодниками ее страстей; против которых явно восставать,
может быть, и опасалась, ибо они ее поддерживали" ("Рус. Беседа" 1859 г.,
кн. IV, стр. 387).
К чему привели философские и политические взгляды Екатерины в
области управления церковью и духовного развития общества в духе
вольтерьянства, нам известно. "Екатерина II считала себя слугой Вольтера, и
должно краснеть православному человеку при чтении ее корреспонденции с
Вольтером. Если протестанты могут рассматривать Петра, как одного из своих,
то неверующие - Екатерину, ибо она высмеивает церемонии и таинства своей
церкви в этой корреспонденции: ее дух нечестия вокруг нее и костюмы -
зеркало ее неверующей души." (51)
Земледелие в результате неправильной политики Правительства пришло в
упадок. Это привело к сильному росту цен. В 1760 году при Елизавете
четверть ржи на Гжатской пристани стоила, например, 86 копеек, в 1763 году,
в начале правления Екатерины II, поднялась до 96 копеек. А в 1783 году
стоила 7 рублей или в 8 раз дороже. "По всем сим вышесказанным
обстоятельствам, - пишет Щербатов "В размышлениях о нынешнем в 1787 году
почти повсеместном голоде в России", - удивительно ли, что цены хлеба час
от часу возвышались, и при бывших в двух прошедших 1785 и 1786 годах
неурожая не токмо до чрезвычайности дошла, но даже и сыскать хлеба на
пропитании негде, и люди едят лист, сено и мох и с голоду помирают, а
вызябший весь ржаной хлеб, в нынешнюю с 1786 на 1787 год зиму в
Плодоноснейших губерниях не оставляет и надежды, чем бы обсеменить в
будущем году землю, и вящим голодом народу угрожает".
По свидетельству того же Щербатова ("О состоянии России в
рассуждении денег и хлеба"):
"Московская, Калужская, Тульская, Рязанская, Белгородская,
Тамбовская губернии, вся Малороссия претерпевает непомерный голод, едят
солому, мякину, листья, сено, лебеду, но и сего уже недостает, ибо к
несчастью и лебеда не родилась и оной четверть по четыре рубля покупают.
Когда мне из Алексинской волости привезли хлеб, испеченный из толченого
сена, два из мякины и три из лебеды, он в ужас меня привел, ибо едва на
четверть тут четвертка овсяной муки положена. Но как я некоторым сей
показал, мне сказали, что еще сей хорош, а есть гораздо хуже. А однако
никакого распоряжения дальше, то есть до исхода февраля месяца, не сделано
о прокормлении бедного народа для прокормления того народа, который
составляет силу империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
признал свое и сообщников своих преступление.
VI. В уставе сборищ их, писанном рукою Новикова, значатся у них храмы,
епархии, епископы, миропомазание и прочие установления и обряды вне святой
нашей церкви непозволительные. Новиков утверждает, что в сборищах их оные в
самом деле не существовали, а упоминаются только одною аллегорией для
приобретения ордену их вящего уважения и повиновения, но сим доказываются
коварство и обман, употребленные им с сообщниками для удобнейшего слабых
умов поколебания и развращения. Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще
сокровенных своих замыслов, но вышеупомянутые, обнаруженные и собственно им
признанные преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и
нещадной подвергает его казни. Мы, однако ж, и в сем случае, следуя
сродному нам человеколюбию и оставляя еще время на принесение в своих
злодействах покаяния, освободили его от оной и повелели запереть его на
пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость".
"Дружеское ученное общество" было закрыто и все изданные им
масонские книги сожжены. Но даже заключение в Крепости не поколебало
убежденного масона Новикова.
Выпущенный на свободу Павлом I, Новиков, по характеристике К.
Валишевского, "вернувшись к франкмасонству, увлекается самыми грубыми и
эксцентричными формами его." (49)
Но и после осуждения Новикова и других масонов Екатерина все еще не
может понять, кто является истинным виновником французской революции.
Виновниками ее она считает не масонов, не французских философов, а то, что
французские философы ошиблись только в одной вещи, а именно они думали, что
проповедуют людям у которых "они предполагали доброе сердце, а вместо того
прокуроры, адвокаты и все злодеи прикрылись их принципами, чтобы под этим
покрывалом, которое они скоро сбросили, сделать все то, что совершало самое
ужасное злодейство".
Только постепенно Екатерина убеждается, что масоны не столь
безобидны, как они кажутся. Если даже многие из них искренне увлекаются
масонской мистикой и стараясь обрести "Истинную религию", часть их искренне
выступает против атеистического вольтерьянства, то в целом русское
масонство является спелым орудием в руках враждебных монархии европейских
масонских орденов. Постепенно изменяется и взгляд Екатерины на само
"вольтерьянство".
Но проходило еще много кровавых событий во Франции прежде, чем она в
1794 году в письме к Гримму отрицательно высказывается о своих прежних
кумирах.
"Я вчера вспомнила, - пишет она, - что вы мне говорили не раз: этот
век есть век приготовлений. Я прибавлю, что приготовления эти состояли в
том, чтобы приготовить грязь и грязных людей разного рода, которые
производят, производили и будут производить бесконечные несчастья и
бесчисленное множество несчастных".
В следующем 1795 году Екатерина пишет, что философы-просветители
имели только две основных цели - уничтожение христианства и монархии во
Франции.
"Я бестрепетно буду ждать благоприятной минуты, когда вам будет
угодно оправдать в моем мнении философов и их прислужников в том, что они
участвовали в революции, особливо же в энциклопедии, ибо Гельвеций и
дєАламбер оба сознались покойному прусскому королю, что эта книга имела
только две цели: первую уничтожить христианскую религию, вторую уничтожить
королевскую власть. Об этом говорили уже в 1777 г.".
"Я ошиблась, - признается Екатерина, - ...закроем наши высокоумные
книги и примемся за букварь".
III
10 августа 1792 года якобинцы свергли конституционную монархию,
которой они добивались и которой они клялись в верности. 12 августа
королевская семья была арестована. 17 августа был утвержден чрезвычайный
трибунал. В сентябре начался революционный террор. 20 сентября войска
монархической коалиции были разбиты. 21 сентября была провозглашена
республика. Войска якобинцев вторглись в Сардинское королевство и Бельгию.
Людовик XVI погибает на эшафоте.
"С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского,
- записывает в дневнике секретарь Екатерины II Храповицкий, - ее величество
слегла в постель, и больна и печальна".
Брату Людовика XVI графу ДєАртуа Екатерина передает на организацию
борьбы с якобинцами миллион рублей и вручает шпагу с надписью на лезвии: "С
Богом за Короля".
Свободная борьба простив вольтерьянства и масонства стала возможной
только после осуждения Новикова и закрытия "Дружеского общества". До этого
идеологическая борьба с вольтерьянцами и масонами "была делом опасным, как
для светских лиц, так и для духовенства".
Л. Знаменский в своем "Руководстве к русской церковной истории"
отмечает, что положение белого духовенства при Екатерине было не лучше, чем
положение монашества.
"Белое духовенство, - пишет он, - пострадало едва ли не более. В эту
эпоху крупных и мелких временщиков, угнетение слабых сильными, оно было
совсем забито. Губернаторы и другие светские начальники забирали
священнослужителей в свои канцелярии, держали под арестом, подвергали
телесным наказаниям".
"Смиренному проповеднику слова Божьего даже некого было вразумлять с
своей кафедры, потому что в той среде, которая нуждалась в его вразумлена,
не принято было ни ходить в церковь, ни тем более слушать какие-нибудь
проповеди".
Обличать же вольтерьянцев и масонов вне храма, принимая их
распространенность среди сильных мира сего, было опасно.
Однажды, когда Тихон Задонский вступил в спор с
помещиком-вольтерьянцем и стал опровергать его рассуждения, то помещик дал
ему пощечину.
Только высшее духовенство осмеливалось выступать против французских
философов. Были изданы сочинения: "Вольтер обнаженный", "Вольтер
изобличенный", "Посрамленный безбожник и натуралист" и многие другие. Но
писать против материалистов и атеистов надо было с опаской, оглядываясь на
императрицу-философа.
Тогдашний либерализм, как и современный, так горячо ратовавший за
свободу убеждения, оказывался очень фанатичен, когда эта свобода задевала
его самого.
Только испугавшись размаха революционных событий во Франции
Екатерина II, княгиня Дашкова и другие вольтерьянцы (далеко не все)
начинают бить отбой.
Французская революционная литература конфискуется. Уничтожаются
первые четыре тома полного собрания сочинений Вольтера, изданные тамбовским
помещиком Рахманиновым. Разрешают печатать книги против Вольтера и других
философов -"просветителей". Но дело уже сделано. Граф П. С. Потемкин с
тревогой пишет в 1794 году, что последователи французов, "обояющие слепые
умы народные мнимою вольностью, умножаются".
Майор Пассек в написанной оде призывает брать пример с французов "и
истратить царский род". Полиция даже у крестьян, работавших в Петербурге,
находила рукописи революционного содержания, "Естественно было поколебаться
всем нам, - пишет В. Н. Каразин, - воспитанным в конце осьмнадцатого века".
XXII. МИФ О "ЗЛАТОМ ВЕКЕ ЕКАТЕРИНЫ II" И
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА
I
"Златой век" Екатерины Великой это только один из многих
исторических мифов, созданных историками-интеллигентами. За внешне
блестящим фасадом скрывалось далеко не блестящее, состояние государства и
народа.
Бесконечные любовные увлечения Екатерины II очень дорого стоили
русскому народу. Фавориты не довольствовались теми щедрыми наградами,
которыми вознаграждала их Екатерина, а еще сами расхищали народные
средства. Во время второй турецкой войны Потемкин, например, представил
весьма поверхностный и неточный отчет вместо 55 миллионов только на 41
миллион.
Много вреда принесла привычка Екатерины превращать своих любовников
в государственных деятелей. Толковым из всех ее фаворитов оказался один
Потемкин. Все же остальные принесли только вред государству. Фаворит Зубов,
которого Екатерина считала выдающимся государственным деятелем,
ознаменовал, по оценке историка Валишевского, свою "государственную
деятельность" следующими результатами:
"Подорванная дисциплина в армии, развитие роскоши и сибаритства в
офицерских кругах, опустошенная казна и переполненные тюрьмы таковы по
словам компетентных авторитетов, памятники административной деятельности
фаворита в области внутренней политики." (50)
Только один фаворит Ланской не лез в государственные деятели, так
как, по остроумному выражению историка Валишевского, "не обнаруживал
претензий, чуждых его специальному назначению".
Вот, что пишет например, Валишевский в своем исследовании о эпохе
Екатерины "Вокруг Трона".
"Ее империя также обнаруживает для внимательных наблюдателей
признаки истощения и нужды. В письме, к графу Воронцову от 3 апреля 1755
года Безбородко подводит итог общему положению и картина получается крайне
мрачная: чтобы встретить турецкую флотилию из 35 кораблей, выставленных
Портой на Черном море, имеется только десять судов, наполовину сгнивших:
они были построены из плохого материала, флот из весельных галер, на
который рассчитывали, вовсе не существует"
...Сухопутная армия выглядит лучше, но она дорого стоит, потому что
ею страшно плохо управляют и не на что удовлетворять ее нужды...
"Безбородко принадлежит к числу недовольных, но его свидетельство не
единичное. Современники почти единодушны в своем мнении о приближающемся
страшном кризисе: политика Екатерины довела все пружины правительственной
машины до такого напряжения, которое далеко превышает силу их
сопротивления: во всех областях средства не могут удовлетворить
предъявляемых к ним требованиям, и Россия не может выдержать той роли,
которую ей навязали".
Екатерина же пытается убедить других и себя, что все прекрасно, что
политика "мудрой северной Минервы" приносит роскошные плоды.
"Я весела и резва, как зяблик", - пишет она Гримму. Но русскому
народу в этот момент, как и раньше, жилось не весело под управлением
веселой, как зяблик Императрицы-философа.
Общие выводы, которые делает последний видный предреволюционный
историк С. Платонов, подводя итоги царствования Екатерины II, так же
противоречивы, как и сделанные им оценки итогов государственной
деятельности отца Петра и самого Петра. В "Учебнике русской истории" эти
выводы представляют лукавую систему недоговоренностей и легко разоблачаемых
натяжек.
Изложение царствования Екатерины II он начинает фразой:
"Царствование Императрицы Екатерины II было одним из самых замечательных в
русской истории". Появление ряда талантливых деятелей в эпоху Екатерины
Платонов объясняет не тем, что это есть результат того, что русская нация
духовно начала выздоравливать после сокрушительной революции, совершенной
Петром и последствий "правления" его преемников, а только тем, что
Екатерина умела выбирать себе сотрудников.
С. Платонов чрезвычайно высоко расценивает нелепый "Наказ"
Екатерины, составленный на основании утопических воззрений французских
философов об "идеальном государстве", но потом сам пишет, что "за полтора
года законодательных работ она убедилась, что дело стоит на неверном пути".
Больше депутаты для выработки "идеальных законов" не созывались. То есть
дело кончилось пшиком.
Преобразования же в административном устройстве, по оценке
Платонова, "представляли собой последнюю ступень в общем ходе возвышения
дворянского сословия". "Блестящие результаты" для Императрицы-философа,
заявлявшей в "Наказе" о своем горячем стремлении утвердить основы
государства на началах справедливости и "вольности". Положение основной
массы народа крестьянства при Екатерине не, улучшилось, а ухудшалось.
"Екатерина, - указывает С. Платонов, - достигла лишь того, что дала
"вольность" дворянству и доставила ему влиятельное положение в местной
администрации". Вольности же крестьянам дать ей не удалось, даже и в малой
доле. Взойдя незаконно на престол с помощью заговора, Екатерина все свое
царствование зависела от дворянской среды, которая дала ей участников
заговора, убийц ее мужа и пополняла ряды ее "орлов". Поэтому Екатерина II
была Императрицей-философом, дворянской царицей, но не царицей, стоящей на
страже интересов всей нации.
Это признает и Платонов, "когда личные взгляды Екатерины совпадали с
взглядами дворянства, - сообщает он, - они осуществлялись, когда же
совпадения не было, императрица встречала непонимание, несочувствие, даже
противодействие, и обыкновенно уступала косности господствующей среды".
Следовательно фактически правила не Екатерина, а господствующая Среда - т.
е. дворянство.
"В других областях своей деятельности, - указывает Платонов, -
просвещенная Императрица не была так связана и не встречала вообще
препятствий, кроме того, что собственные ее философские и политические
правила оказывались вообще неприложимыми к практике по своей отвлеченности
и полному несоответствию условиями русской жизни."
На зависимость Екатерины от возведших ее на престол указывает и граф
А. Р. Воронцов в статье "Примечания на некоторые статьи, касающиеся
России". "О революции, коей возведена была Императрица Вторая на престол
российский, нет нужды распространяться, понеже; все сие обстоятельства еще
свежи в памяти: но того умолчать нельзя, что самый образ ее вступления на
престол заключал в себе многие неудобности, кои имели влияние на все ее
царствование" (Первая книжка "Чтения Моск. общ. истории и древностей").
"Коротко сказать, - пишет Державин в своих воспоминаниях, - сия
мудрая и сильная Государыня, ежели в суждении строгого потомства не удержит
по вечность имя великой, то потому только, что не всегда держалась
священной справедливости, но угождала своим окружающим, а паче своим
любимцам, как бы боясь раздражать их; и потому добродетель не могла, так
сказать, сквозь сей закоулок пробиться и вознестись до надлежащего величия;
но если рассуждать, что она была человеком, что первый шаг ее восшествия на
престол был не непорочен, то и должно было окружить себя людьми
несправедливыми и угодниками ее страстей; против которых явно восставать,
может быть, и опасалась, ибо они ее поддерживали" ("Рус. Беседа" 1859 г.,
кн. IV, стр. 387).
К чему привели философские и политические взгляды Екатерины в
области управления церковью и духовного развития общества в духе
вольтерьянства, нам известно. "Екатерина II считала себя слугой Вольтера, и
должно краснеть православному человеку при чтении ее корреспонденции с
Вольтером. Если протестанты могут рассматривать Петра, как одного из своих,
то неверующие - Екатерину, ибо она высмеивает церемонии и таинства своей
церкви в этой корреспонденции: ее дух нечестия вокруг нее и костюмы -
зеркало ее неверующей души." (51)
Земледелие в результате неправильной политики Правительства пришло в
упадок. Это привело к сильному росту цен. В 1760 году при Елизавете
четверть ржи на Гжатской пристани стоила, например, 86 копеек, в 1763 году,
в начале правления Екатерины II, поднялась до 96 копеек. А в 1783 году
стоила 7 рублей или в 8 раз дороже. "По всем сим вышесказанным
обстоятельствам, - пишет Щербатов "В размышлениях о нынешнем в 1787 году
почти повсеместном голоде в России", - удивительно ли, что цены хлеба час
от часу возвышались, и при бывших в двух прошедших 1785 и 1786 годах
неурожая не токмо до чрезвычайности дошла, но даже и сыскать хлеба на
пропитании негде, и люди едят лист, сено и мох и с голоду помирают, а
вызябший весь ржаной хлеб, в нынешнюю с 1786 на 1787 год зиму в
Плодоноснейших губерниях не оставляет и надежды, чем бы обсеменить в
будущем году землю, и вящим голодом народу угрожает".
По свидетельству того же Щербатова ("О состоянии России в
рассуждении денег и хлеба"):
"Московская, Калужская, Тульская, Рязанская, Белгородская,
Тамбовская губернии, вся Малороссия претерпевает непомерный голод, едят
солому, мякину, листья, сено, лебеду, но и сего уже недостает, ибо к
несчастью и лебеда не родилась и оной четверть по четыре рубля покупают.
Когда мне из Алексинской волости привезли хлеб, испеченный из толченого
сена, два из мякины и три из лебеды, он в ужас меня привел, ибо едва на
четверть тут четвертка овсяной муки положена. Но как я некоторым сей
показал, мне сказали, что еще сей хорош, а есть гораздо хуже. А однако
никакого распоряжения дальше, то есть до исхода февраля месяца, не сделано
о прокормлении бедного народа для прокормления того народа, который
составляет силу империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167