А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Следовательно, в молодости она была очень красива, чего сейчас, глядя на нее, никто бы не сказал.
Когда она познакомилась с Надей, Надя ей очень понравилась. Однако Репнин упорно отказывался от визитов к графине. Сегодня он отказаться не смог, ибо жил в принадлежащей ей квартире. Теперь, после отъезда Нади, он вынужден был принять ее приглашение, но твердо решил, что делает это первый и последний раз.
Он разузнал о графине кое-что, не известное остальным эмигрантам, а именно: она была англичанкой, не русской. Хотя замужем за русским. Графиня это скрывала. Говорила по-русски, словно родилась в России, не хуже генеральши Барсутовой. С каким-то старым, аристократическим, великосветским акцентом, принятым при дворе. Репнин не счел нужным сообщать жене то, что он узнал о старой графине.
Графиня жила в огромной вилле на склоне ходма Бокс-Хилл, а в Доркинге находились ее конюшни. Она слыла некоронованной королевой скачек и владела знаменитыми рысаками. Она сама ухаживала за ними, топая по грязи в сапогах. Когда Репнин возвратился из больницы после встречи с Крыловым, посланная за ним машина уже поджидала у входа.
Попросив портье купить ему букет тюльпанов, Репнин поднялся к себе на восьмой этаж переодеться. Спустя полчаса он уже медленно ехал в направлении Кингстона и Доркинга. Машина выглядела очень странно и была очень стара — из серии первых «роллсов». Закрытая. Черная. В Лондоне ездить в таких машинах считалось признаком изысканности.
Достигнув небольшого местечка, расположенного на пути в Доркинг, и, миновав кладбище с церковью посреди него, они свернули налево и поехали по аллее цветущих каштанов. Часы на колокольне кладбищенской церквушки стояли, и, по-видимому, давно.
Поднявшись по серпантинам этой аллеи, машина оказалась среди зеленого парка и остановилась у входа
в красный кирпичный дом, который скорее можно было назвать старинным дворцом, летней резиденцией. Над дверью, будто наблюдательная вышка, торчала высокая башня. Обросшая плющом.
В дверях Репнина встретил дворецкий в церемониальном костюме, который англичане называют «утренний». Он повел Репнина на второй этаж.
На стенах вдоль французской лестницы из кованого металла была размещена целая галерея старинных картин-портретов. И среди них какой-то испанский король верхом на коне. Все это были копии. Наверху их встретила молодая хорошенькая секретарша графини и проводила Репнина в большую, старинную библиотеку. Сообщила, что его разыскивают уже второй день. Оставила одного. Просила подождать. Сесть не предложила.
Репнин сел.
Все стены комнаты представляли собой роскошные шкафы, где за стеклом располагалось множество очень дорогих книг. Посредине виднелась зеркальная дверь. На полу лежал толстый ковер. На столиках в канделябрах горели лампочки, хотя на дворе светило солнце.
Он ждал довольно долго.
Наконец справа, в огромном зеркале, то есть в проеме зеркальной двери, показалась графиня. Высокая и сухопарая, она была одета в бледно-голубое, старинного фасона платье. Устремила на него взгляд бледно-голубых глаз, прозрачных как у рыбы. В ее волосах переливалась бледно-голубая диадема.— Обычно в Бокс- Хилле ее привыкли видеть в сапогах и с мотыгой в руке. Она вечно окапывала и полола свои рододендроны.
Сейчас с обнаженными жилами на шее, она вся, как мукой, была осыпана пудрой. Очевидно, графиня не сразу точно попала в дверь и слегка ударилась носом о зеркало, отчего Репнин чуть не прыснул. Это напоминало ему их тупого Ваньку, произведенного отцом в лакеи, который, впервые увидев зеркало, сразу же ткнулся в него носом. Диадема в волосах старухи продолжала сверкать.
В этом огромном доме она являла собой очень забавную фигуру. Старуха была не просто тощей и сухой, как палка,—у нее полностью отсутствовали бедра. Седые волосы слегка подсинены. Графиня не сводила с него глаз. Стояла. Не садилась.
Смешавшись, Репнин стоял перёд ней и извинялся, что не позвонил раньше. Телефон не работал. Надя уехала. Приглашение ему вручили лишь на третий день. Она не садилась и не предлагала сесть ему.
Сказала, что обо всем уже информирована своим родственником, сэром Малькольмом. Его идея завезти из России скакунов кажется ей, говоря по правде, безумной, но она не имеет ничего против. Дала согласие участвовать в этой затее.
Ей известно, что он был учителем верховой езды в Милл-Хилле, и она бы хотела, чтобы он взял на себя заботу об этих жеребцах, когда они прибудут, если, конечно, прибудут. А пока ему следует обратиться к ее тренеру, мистеру Джонсу, в Доркинге. Он будет получать ежемесячно неплохое жалованье. Она думает — пятьдесят фунтов. Получит и квартиру, поблизости от Бокс-Хилла, в идиллической деревеньке М1ск1е\ьат. Возле автобусной остановки на Доркинг.
Придется туда переехать. Ее старший конюх в Доркинге его уже поджидает. Он необходим там. Жалованье ему идет с позавчерашнего дня. Джонс, конечно, человек пропащий. Добавила, он, мол, ни на что не годен, но зато преданный. (Она сказал)
Она ждет первой весточки из Америки, от его жены. Надя ему еще не писала? Это дивное создание!
И уставилась на него молча, словно рыба.
Репнин подумал, что это конец. Понял — с сего момента он, по сути дела, просто ее конюх. В замешательстве дважды сказал ей по-английски спасибо. Особенно его смутило, что в разговоре с ним она ни слова не произнесла по-русски. А графиня вдруг, как-то вытянув шею в его сторону, спросила уже тише: верно ли, что в России он был как бы лордом, чем-то вроде принца. Ей так сказали. Это правда?
Тогда, иронически усмехнувшись, Репнин ответил, что она права.
На что графиня, зардевшись, воскликнула: она надеется, большевиков скоро метлой выметут из России. А пока надо подумать, что бы еще можно было для него сделать. То, чем он до сих пор занимался в Лондоне,— это все временно. Он создан для лучшего. Последние слова она произнесла с кокетством. И прибавила, пока, мол, он вынужден нести свой крест (так и сказала. Хотя прежде
он видел эту старую даму лишь однажды, в русской церкви, у него тогда сложилось о ней совсем иное представление, нежели сейчас. В тот раз она показалась ему истинной аристократкой, олицетворением добродетели и милосердия, к тому же веселой и щедрой. И говорила тогда она только по-русски, как прирожденная русская.
Сейчас графиня смотрела на него ледяным взглядом. А затем исчезла в зеркале посреди стены, между двумя книжными шкафами. Ее сменила хорошенькая секретарша, попросившая Репнина немного подождать. Обед будет подан минуты через три. Дворецкий его проводит вниз. Репнин понятия не имел ни о каких русских скакунах, которых величественный шотландец собирался завозить, не знал и где расположены конюшни графини в Доркинге. Все это явилось для него абсолютно новым и неожиданным. Секретарша вручила ему также конверт. В нем оказались билеты на выставку лошадей в королевской резиденции 1Утйзог и на скачки, которые должны были состояться в следующем месяце.
Он покинул библиотеку в крайней растерянности.
Начиная с 1947 года, дороговизна в Лондоне стремительно возрастала. И все же, располагая пятьюдесятью фунтами, он надеялся кое-как прожить и избежать нищеты. Надеялся даже, что сможет помогать жене, в Америке. Вопрос заключался в том, что от него, в сущности, потребуется? Только готовить каких- то русских коней к скачкам? Русских коней? Которых Парк будет завозить из СССР? Чепуха. Чепуха.
Столовая находилась внизу, и дворецкий его туда проводил. Войдя, Репнин увидел жену доктора Крылова и двух молодых людей, которые посмотрели на него, как на человека, им совершенно неизвестного. Жена врача сразу же подошла к нему. Она выглядела веселой и вела себя так, словно хотела подчеркнуть, что они с Репниным старые и добрые знакомые. Юноши походили друг на друга как близнецы. Однако старший был интересней, и Репнин узнал в нем того наглого красавца, который непристойно ухаживал за Надей в доме сэра Малькольма. Это были его земляки, сыновья генерала Антонова, приехавшие из Парижа. Вошла графиня. При ее появлении все встали.
Согласно списку, лежащему на маленьком столике возле двери, госпожа Крылова весело указала ему его место, рядом с хозяйкой. Репнин улыбался.
За обедом мало разговаривали, но много смеялись. Обращаясь к графине, младший брат рассказал, что приехал в Лондон .с надеждой перебраться отсюда в Америку, Старший же заявил, что мечтает жениться на какой-нибудь немолодой англичанке, очень богатой. Он достаточно натерпелся в эмиграции, с отцом. Сейчас крайний срок изменить свою жизнь.
Репнин прикинул — молодому человеку не больше двадцати лет. Сам он в их беседе участия не принимал. Госпожа Крылова задала ему несколько вопросов: как Надя отправилась, и что и как у нее в Америке — графиня внимательно слушала его ответы.
Однако, когда начинал говорить старший красавец, старуха слушала только его и громко смеялась. С Репниным за весь обед перекинулась двумя-тремя словами.
Репнин был одет так, словно только что вернулся после игры в гольф.
Его поразило, каким тоном старая графиня разговаривала с этим юношей, старшим братом. Весело, не переставая смеяться. Сыновья генерала Антонова по-английски говорили, будто настоящие англичане. Они вели себя прилично и пристойно, однако совсем непристойной была тема их разговора и предмет их смеха. Госпожа Крылова взирала на юношей как на избалованных, но хороших мальчишек, сама же за столом больше молчала. В тот момент, когда старший красавец, не переставая жевать и не сводя глаз с графини, завел речь о том, что с удовольствием бы женился на пожилой богатой англичанке, которая и на семидесятом году еще хороша собой, Репнин не мог вымолвить ни слова, словно кость застряла у него в горле.
Старуха громко смеялась.
И пока пораженный Репнин испуганно смотрел на красавца, графиня сказала:
— А что бы вы, черт возьми, стали делать с ней после свадьбы?
От Репнина не укрылось, что она покраснела и прямо впилась взглядом в улыбающееся лицо красивого молодого человека. В первое мгновение ему показалось, что взгляд ее из любви, материнской любви, глупой и безотчетно* материнской любви к этому сопляку, будто он был ее беспутным сынком. Но почти сразу же Репнин заметил в глазах старой женщины какой-то странный блеск, явный знак женской похоти. Какого-то сумасбродного плотского, любви
невозможной и не укладывающейся в сознании. И безумней всего было то, что ее пылающие глаза не отрывались от широко раскрытых, смеющихся зеленых глаз этого юноши, словно гипнотизирующих ее, подобно цирковому фокуснику.
Репнин непроизвольно обернулся к жене доктора Крылова, которая за все время обеда не произнесла ни слова. Она сидела потупившись.
Красавец меж тем продолжал смеяться, и голос его был мягким, бархатистым. Он бы свою богатую старушку-красавицу после венчания на руках вынес из машины, как это принято в Англии среди новобрачных, когда они входят в свой дом, и понес бы на второй этаж, а по пути, будто случайно, уронил бы на лестнице.
Услышав такое, Репнин окончательно онемел.
А младший брат только улыбнулся, улыбнулась краем губ и госпожа Крылова, сидевшая напротив Репнина. Красавец тоже смеялся и пристально на него глядел. г
К крайнему удивлению Репнина, громко и весело смеялась и старуха. И по-прежнему не сводила глаз с молодого человека. В ее взгляде, в этом ее смехе Репнин, как и прежде, чувствовал не просто материнскую привязанность, но и страсть женщины, истосковавшейся по близости с мужчиной. Она смотрела на юношу с нежностью, которая все еще была материнской, но одновременно и с нескрываемым чувственным влечением, взывающим о любви невозможной, безумной, не поддающейся рассудку, о любви явно бесстыдной и плотской.
Не произнеся ни слова, Репнин опустил глаза, и за столом воцарилось молчание. Но вскоре жена доктора принялась оживленно рассказывать о каком-то катке в Ричмонде, на котором десять лет назад она завоевала звание чемпионки.
Затем графиня встала, и общество последовало за ней в зал, дверь которого выходила в сад, спускавшийся вниз по холму и где вдалеке виднелась беседка, окруженная рододендронами.
Подали кофе.
Не отрывая глаз от поросшего деревьями холма, со своей, по-видимому, больной кошкой на коленях, графиня сообщила Репнину, что уже на следующей неделе ей понадобится занимаемая им квартира на восьмом этаже.
Она сняла для него маленькую квартирку в деревушке, рядом с автобусной остановкой, которая видна отсюда, из парка. Квартира предоставляется ему бесплатно, но он должен поскорее встретиться с тренером ее лошадей, Джонсом, в Доркинге, который введет его в курс дела. Завтра в Доркинг приедет и она сама. Они готовят к выступлению молоденькую ирландскую кобылу (старуха сказала: РШу). В заезде на две тысячи гиней. Хотелось бы услышать и его мнение об этой кобылке. Ей известно, что он обучал наездников в Милл-Хилле.
После этого разговора графиня поднялась.
Жена доктора Крылова предложила отвезти Репнина в Лондон на своей машине. И хоть он всячески отказывался, пришлось предложение принять.
В дверях появился дворецкий.
Репнин хотел уйти, не прощаясь со своими молодыми соплеменниками. Однако младший из братьев подошел к нему и, протянув руку, сказал, что наслышан о нем, как о большом знатоке лошадей. И очень рад был с ним познакомиться. Когда же приблизился старший красавец, у Репнина возникло желание шепнуть ему какую- либо грубость, намекая на его неблаговидную роль альфонса, но, к сожалению, он не успел это сделать.
Старуха, уходя, задержалась в дверях, ведущих в сад, и стояла на фоне холмов, обрамленная зеленью кустарников и сосен. Она явно поджидала старшего из братьев, который, учтиво заверив ее, что сейчас идет, протянул руку Репнину.
И в то же самое мгновение изумленный Репнин услышал, как тот, обращаясь к нему, тихонько произнес:
— Низко мы упали, князь, не так ли? Мы, русские?
В его взгляде, брошенном на старуху, не было ни любви, ни иронии, а лишь нескрываемая, страшная, какая-то дикая ненависть.
Репнину почудилось, что он снова слышит покойного Барлова. В нем вдруг пробудилось чувство жалости. Сочувствия к этой старой, вырядившейся в светло-голубое платье, роскошной женщине, которая медленно погружается в зелень парка и ждет.
И как бы ни была отвратительна ее похоть, ее страстная тоска по мужчине, он ощущал, что в этом ее безумном, не укладывающемся в мозгу томлении все же присутствовало искреннее чувство, искренняя любовь, в том числе и материнская.
БАЛЕТ НА ЛЬДУ
Садясь в машину, он думал лишь о том, как бы поскорей и навсегда отделаться от жены доктора. Его раздражала ее огромная, как яйцо, голова, огромный, толстенный нос. Вызывали скуку и большие, темные, как у коровы, грустные глаза, но в то же время он не мог про себя не отметить удивительную стройность ее фигуры и влекущее тело древнегреческой гетеры.
Она ехала медленно, не спешила, и он никак не мог понять — куда они направляются. Наконец спросил ее об этом. Она ответила: в Ричмонд. Неужели она ему так неприятна? У нее просьба — теперь, когда он остался один, без жены, уделить ей час-другой. Им надо кое о чем поговорить. Впрочем, это желание и графини Пановой.
Она должна у него кое-что спросить. Должна. Ей это необходимо. Она знает, и графине это тоже известно, что он был вчера у ее мужа, в больнице. Он единственный во всей русской компании, в которую она вошла после своего замужества и из которой теперь хочет как можно скорее выпутаться, чье мнение она хочет услышать.
Она прибавила скорость. Ехала все быстрее, словно, выкрав Репнина у графини, спасалась от погони. Он, однако, не посмел ее остановить или отобрать баранку, понял: она скорей перевернется, чем замедлит движение. Вспомнил, что и в Корнуолле миссис отличалась упрямством. Впрочем, тут же смирился с той ролью, которую ему на этот день определила старая графиня. Зачем только? Сердито повторил свой вопрос — куда они едут?
Она, так же весело и спокойно, ответила: в Ричмонд. Так посоветовала сделать графиня. В его интересах, прибавила, ее выслушать.
Она разводится с мужем.
Беляев и Сорокин вовлекли в это дело и Репнина. Они будут свидетельствовать на суде, что муж ее бил. А от Репнина требуется подтверждение, что в Корнуолле она отвергла его притязания.
Что ему не известно о каких-либо ее любовных связях. Что их просто не было. В том числе и между ними. А эти трое намерены показать, что вы уговаривали меня бежать с вами в Россию. У них есть какие-то компрометирующие нас пляжные фотографии, из Корнуолла.
Откуда они взялись,— не известно. И графиня
поражена, но что есть, то есть. Невероятно, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81