А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Почему судьбе было угодно, чтобы все это случилось именно с ним? Почему именно он должен так близко от себя слышать разговоры с дочерью, голос и смех женщины, которую он никогда до этого не видел и, надо полагать, больше никогда не увидит? Почему его бедность, его нищета и чья-то чужая воля поместила его в таком немыслимо тесном соседстве с этой несчастной, которая так любезно улыбается ему и все еще мнит себя привлекательной, не подозревая о том, как она ужасна?
Вид ее балкона едва не заставил его откровенно рассмеяться.
Этот нелепый балкон, какое-то железное гнездо, расположенный на самом неподходящем для него месте, лепился над землей к обвитой плющом стене. На него, к удивлению Репнина, выходили двери всех трех комнат ее апартаментов. Просто-таки дорожка для прогулок из комнаты в комнату, с железной кованой балюстрадой. Какой-то дурной сон, а не жилье, под стать ему, должно быть, и жизнь в нем.
Когда Репнин в тот вечер после ужина постучал в дверь госпожи Петере, было девять часов. По радио были слышны удары Биг-Бена из Лондона. Солнце зашло.
Это был визит как визит. Оживленный женский голос приглашал его войти, однако в правой комнате апартаментов никого не была. С балкона доносился птичий щебет.
Но вот перед ним появилась госпожа Петере —динамичная, в узких черных штанах до колена, с босыми ногами в черных, шелковых турецких сандалиях —• и протянула ему руку. Она тут же примостилась в одном из кресел, свернувшись клубочком — белеет полуобнаженная грудь, полуголые плечи в чем-то шелковом, желтом. В полутьме комнаты лицо ее напоминало физиономию Пьеро — белое, с темными синими глазами в страшных глазницах, окруженных сморщенной обожженной кожей.
— Беа Барсутова справлялась о вас, она звонила сегодня.
Репнин заговорил об отъезде: графиня Панова забронировала ему место в поезде, так что он, к сожалению, не сможет воспользоваться ее приглашением поехать в Лондон в ее машине. Госпожа Петере быстро с этим примирилась, ограничившись несколькими любезными словами. И стала угощать его сигаретой, хотя он не менее десяти раз объяснял этой даме, как и всем остальным, что не курит. Она достала из маленького бара под зеркалом лед и виски. Он усмехнулся. Он не переносит виски, невзирая на всеобщее пристрастие к нему, оно пахнет карболкой и напоминает ему Керчь, раненых,
Репнин посмотрел на нее, подавив в себе ужас и смущенно посмеиваясь. Она истолковала это, очевидно, как признак победы, одержанной ее полуобнаженной особой над ним, и улыбнулась в ответ. И отпила виски.
Стараясь отвести взгляд от ее наводящего ужас лица, Репнин принялся разглядывать стену, отделявшую его комнату от этой, на ней еще сохранилась лепнина восемнадцатого столетия, с потолка свисала роскошная старинная лампа. Керосиновая. Матовые стеклянные колпачки белели, точно стая белых голубей. В комнате стоял запах лавра.
Госпожа Петере сообщила: муж позвонил ей из Вены. Он возвращается в Лондон, но пробудет в Лондоне всего два-три дня. Вечно он ее оставляет одну. У него пивное дело. Английское пиво только еще начало свое наступление на послевоенную Европу. Ее муж Петряев, а по-здешнему мистер Петере, ведет бои на этом фронте. Говорят — заметила она вскользь — они с женой живут в Лондоне отшельниками и им приходится туго. Она хотела бы им помочь. Ее муж правая рука сэра Малькольма по сектору офицеров союзнической армии. Разве
это не унизительно для князя работать 'в какой-то мастерской по изготовлению обуви и седел?
Рейнин побледнел и стал оправдываться: он всего лишь дальний родственник князей Рещшных, местом своим в Лондоне очень доволен, а живут они с женой действительно уединенно и почти не появляются в обществе. После того образа жизни, который они вели в России, для них это весьма забавная перемена.
Он порывался уйти.
Эти вечные предложения англичан об оказании помощи, их благотворительные жесты оскорбляли Репнина не только своей очевидной лживостью и фальшью, но и той помпезностью, громогласной и высокопарной, с которой они преподносились. Помнится, мать его, что было свойственно русской аристократии, во времена его детства тоже помогала бедным, случалось, даже заходила в избы к больным в их поместье, однако все это делалось по религиозным праздникам, ибо церковь напоминает о всеобщем равенстве. Бывало, над могилой кого-то из слуг и господа проливали слезу.
Но госпожа Петере была неумолима, она жаждет им помочь — ему почудилась ирония в ее голосе, и Репнин, натянуто рассмеявшись, сознался: если его подвальчик и не самое лучшее место в мире, не самое веселое и радостное, то все же и в нем можно существовать вполне сносно. «В моем мрачном углу». Репнин понял — она не знает, что это Мольер.
Нет, нет, не соглашалась она. Это место ему не подходит, они обязаны оказать поддержку людям, потерявшим свое отечество в сражениях на стороне Англии.
Это не вполне точно, что русские потеряли отечество. Как и то, что они сражались на стороне Англии. Они всего лишь покинули отечество, когда началась кровопролитная и дикая гражданская война, а это не совсем одно и то же. Это чисто русские проблемы. Впрочем, время — великий целитель, не обошло оно и русских, покинувших отечество.
Госпожа Петере в недоумении уставилась на Репнина. Она нахмурилась, и лоб ее собрался в мелкие морщины. Испугавшись, что он уйдет, перевела разговор на Покровского, ей явно не хотелось его отпускать. Ах, какой это чудесный человек! Глубоко религиозный. Но часто рефлекс, живя в Париже. Когда-то он был феерически богат. Теперь, конечно, не так. Отец его юной жены, покончившей самоубийством, генерал Барсутов, был намного старше Покровского, но в Париже ему гораздо больше повезло. Он был в свое время воспитанником знаменитой французской кавалерийской школы, и у него осталось много связей. Он неплохо устроился в Париже. Генерал согласился отдать обедневшему графу Андрею свою дочь по той причине, что Покровский, как говорится, вскружил девчонке голову, помимо того, не последнюю роль сыграло тут и его громкое имя. Генеральши в то время не было в Париже. Она находилась в Швейцарии у своей сестры, умиравшей после долгой и тяжелой болезни. Когда генеральша вернулась, все уже совершилось. Генерал вскоре умер. После него осталась вдова и друзья.
А жаль, что Репнин отказался поехать в Сантайвз. Беа ее близкая приятельница. Она будет гостить у нее в Лондоне. Это такая изумительная женщина, истинная англичанка. После смерти своего престарелого мужа она взяла к себе в дом свою дочь и зятя. А потом ей удалось устроиться манекенщицей в один парижский модный дом, и она стала демонстрировать самые последние новинки, созданные парижскими модельерами. Беа была просто ослепительна, когда появлялась в шикарных туалетах на скачках, в опере, в театрах, хотя дома они с дочерью и зятем жили вполне скромно. Казалось, все трое были счастливы. Беа пыталась пристроить и дочь в тот модный дом, где она работала. Верушка и правда была хорошенькая как куколка, но, видит бог, ей недоставало этих совершенных, фантастических форм ее матери, этой ее осанки прирожденной манекенщицы. Никто не знает, из-за чего покончила девочка с собой. Говорят, врачи ей сказали, она не сможет иметь детей. Ну не безумие ли это, когда рядом е тобой такой необыкновенный муж?
И хотя Репнин делал попытки встать и уйти, госпожа Петере продолжала без умолку болтать, прочно войдя в свою роль. Это было ужасным потрясением для Покровского и, разумеется, для матери. Говорят, Беа ушла из дома и месяцами блуждала по Парижу, нанявшись в какой-то детский сад. Но потом возвратилась к своему зятю. Боялась и его потерять. Она порвала со своей семьей в Лондоне. Вот что делает любовь, по выражению Сорокина.
Напрасно Сорокин распространяется о вещах, которые его совершенно не касаются, заметил Репнин. При этих его словах точно набеленное мелом лицо миссис
Петере залилось краской, причем только вокруг глаз и ушей. (Когда она не смеялась, лицо ее не было так уродливо, хотя и было отталкивающим. Но гримаса смеха делала его просто жутким.)
Лично она вполне понимает свою приятельницу — прибавила она с английским акцентом.
Репнин еще раз попытался встать.
Ей уже сорок четыре. А Покровскому всего только тридцать. (Вечные сравнения между мужчиной и женщиной. Но цифры неумолимая вещь, подумал Репнин.) Генерал Барсутов умер. И надежда еще раз приоткрылась несчастной женщине, а ведь эти надежды так рано закрываются для нас. Ее дочь, что называется, уступила ей свое место. В этом нет ничего ужасного, но, конечно, много печального. Никто не виноват в том, что случилось после смерти Верушки. Такова воля Божья.
— Вы вполне в этом уверены? ~ насмешливо спросил Репнин.
— От вас, князь, я жду одного, что по приезде в Лондон вы не станете распространяться обо всем случившемся.
— Можете не сомневаться.
Вместе с Покровским в дом генеральши вошла весна. Ее судьба переменилась. Она влюбилась в Покровского с первого взгляда, но он принадлежал ее дочери. Она вновь почувствовала себя молодой, в ней возродилась жажда жизни. Смерть вернула ей человека, которого она безумно любила. Мы все должны ее поддержать. Если в Лондон просочатся слухи об этом несчастном эпизоде, общество их отвергнет. Лондон великий лицемер, а русские такие безумцы.
Репнин с досадой повторил: она может на него положиться. Попытка Покровского уйти из жизни совершенно оправдана. После всего, что случилось в Париже, они должны были умереть. Надо было оставить их в покое и дать исчезнуть в море.
Покушение на самоубийство, о, нет, она в это не верит! Беа не сошла с ума! Она англичанка. Вы понимаете, что значит эта любовь для несчастной женщины? В ее годы? Воскресение к новой жизни! О, это как нынешняя весна, когда все так бурно вдруг зазеленело и расцвело! Согласитесь, Покровский такой интересный, такой очаровательный. Теперь он с ней. Весна пробуждает природу, а вместе с ней и человека. Беа
лишь недавно чуточку ей приоткрылась. И вся покраснела. Дивная женщина. Хотя во всем этом есть какая-то глубокая печаль. Сначала она от него скрывалась, оставила дом. Но потом вернулась. И это естественно. Никто не может избежать своей судьбы. Сейчас они спрятались в Сантайвзе. А через несколько дней объявятся в Лондоне. И будут гостить у нее.
«Ну что ж, он возвращается поездом»,— проговорил Репнин.
Госпожа Петере покинула свое кресло и в нервном возбуждении заметалась по комнате.
Тяготясь чересчур затянувшейся сценой, вызывавшей в нем насмешливую улыбку, Репнин недоумевал: чем вызвана таская буря эмоций после благополучного конца? Разумеется, она жалеет свою приятельницу. Но чтобы все это принимать так близко к сердцу?!
Госпожа Петере на секунду остановилась перед Репниным.
Она оставила сигарету и прислонилась к двери в театральной позе, загораживая ее от Репнина, порывавшегося уйти. С балкона слышался щебет ласточек, как будто они влетели в комнату. Ах, она совсем не спит, все думает о своей приятельнице. Ей так за нее страшно. Будь она на месте Беа, она бы поступила точно так же. Ни за что не уступила бы другой женщине Покровского после смерти дочери. Мужчинам этого не понять. А для женщины это последний шанс. Судьба дала ей возможность пережить еще одну весну, о чем она больше не могла и мечтать. Такое счастье редко выпадает в жизни. Покровский такой милый, хотя и чуточку женственный. Такой благородный и несчастный человек. Какие у него необыкновенные глаза, какие красивые руки!
Госпожа Петере рассмеялась. От ее слащавой сентиментальности отдавало фальшью.
Репнин спросил с иронической усмешкой:
— Но разве только отношения с генеральшей могли быть поводом для самоубийства? Думаете, у Покровского не было для этого других причин? Например, ностальгия по родине, тоска по России, которую удвоила личная трагедия. Русским свойственны подобные чувства. На меня, например, Покровский произвел впечатление человека, гораздо глубже переживающего судьбы России, чем свои личные драмы. По крайней мере так можно было понять из разговоров с ним.
О, это кажется ей невероятным. В ^Лондоне у них дела, в Париже дом. Вряд ли они помышляют о России. Кстати, Беа однажды посетила Россию по частному приглашению. Вот уж никогда бы не подумала, что бывшая его родина может послужить для них мотивом для самоубийства. У генеральши здесь глубокие корни. Для нее сейчас самое страшное потерять Покровского. Он для нее единственный свет в окошке, но, как у каждого русского, под самой изысканной внешностью и у него скрывается азиатский нрав.
Репнин стал прощаться, словно бы задетый ее словами. Может быть, все же ее опасения за приятельницу чересчур преувеличены, стоит ли так переживать?
Она приблизилась к нему с таинственным видом и зашептала: ах, у нее так тяжело на душе, ее терзает какое-то неясное предчувствие. Ведь и у нее есть дочь. Ей просто страшно. Не ждет ли ее та же судьба, которая выпала на долю ее приятельницы?
СОРОКИН ЗА СТЕНОЙ
После визита к госпоже Петере, проживавшей чуть ли не в его постели, за стеной, пропускавшей все звуки, Репнин едва мог дождаться окончания летнего отпуска в Корнуолле. Величественная природа не повлияла на поведение обитателей отеля. Женщины, объятые непостижимым вожделением, точно по чьему-то наущению добивались лишь близости с мужчинами, навязываясь и ему. Единственным светлым воспоминанием об этом отдыхе останется у него шлюпка добровольного общества спасателей, готовых по первому требованию выйти в океан на помощь судну, терпящему бедствие в штормовую погоду.
Огромная шлюпка покоилась на рельсах на песке, дожидаясь приказа выйти в открытое море, и была островком покоя и уединения на этом берегу. Не слишком современная, она не была оснащена ни радио, ни моторами, ни надувными непотопляемыми ребрами, все надежды возлагались лишь на одно: находчивость ее команды. На добровольцев, по собственному необъяснимому почину готовых идти на риск ради спасения других.
Здесь корнем всего было одно стремление — в тяжелую минуту прийти на помощь ближнему.
С газетных полос в эти дни не сходили скандальные сообщения. Итальянцы ищут в Англии работу. Шахтеры не желают их принимать. Эти черноглазые красавцы соблазняют шахтерских дочерей и жен, но им уже и так вскружили головы разные пришельцы, индусы, негры, прибывавшие из Европы, Азии и Африки на поиски заработков и места под солнцем, но, кроме как у женщин, нигде не имевших успеха, такая информация просто переполняла газеты. Эротика проникла и в прессу.
В последние дни своего пребывания в Корнуолле Репнин едва переносил близкое соседство с миссис Петере с ее пугающим, обожженным, белым лицом при ее удивительной фигуре. Казалось, в последние дни он чаще сталкивался с ней в прихожей, и она откровенно смеялась, видя его смущение.
В жизни своей не приходилось ему существовать в таких условиях.
Он словно запутался в сетях, раскинутых женскими руками не без помощи госпожи Фои. И угодил на роль одного из трех актеров беспрерывно разыгрывавшейся пантомимы. Кто первым пойдет в ванную в семь часов утра? Он. Когда смогут пойти они? Через какую дверь лучше войти? Чья очередь теперь? Необходимо было быть все время начеку, чтобы не сбиться. Полуголый, он иной раз вынужден был проскальзывать мимо них, также полуголых. Они извинялись, хихикая. Репнин слышал разговоры матери и дочери через стену, слышал их смех. Хоть они и говорили, понизив голос, однако при желании можно было разобрать все от слова до слова, как будто они говорят через прореху в стене. Над его кроватью иной раз вился дымок от сигарет миссис Петере, и ему оставалось только недоумевать, откуда он берется. Казалось, и под потолком вился этот сигаретный дым.
Репнин вскакивал с кресла или с постели и бежал прочь из отеля, подальше от этого наваждения. Он уходил к спасательной шлюпке и там приходил в себя. Иной раз им овладевало безумное желание податься через океан в неведомые земли.
Мечтая хотя бы в эти последние дни перед возвращением в Лондон в одиночестве побыть на берегу под скалами и вволю накупаться, а может быть, напоследок прыгнуть в море со скалы, как раньше в Ялте, он попросил госпожу Фои вычеркнуть его из списка участников субботней экскурсии в Сантайвз, где намечалось посещение художников, а возможно, и графа Андрея с генеральшей. Репнин нашел и предлог, он, мол, давно уже собирался побывать на спасательной станции в маленьком городишке Нью-Кей, здесь поблизости. Госпожа Крылова предложила подбросить его по дороге, но он отказался от этой услуги. Между тем как остальные гости, включая на этот раз и поляков, сразу после обеда собрались ехать на экскурсию, Репнин, извинившись, вышел в сад, некогда бывший общинным кладбищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81