«О батюшка, я выслушал и повинуюсь. А ещё что мне делать?» – спросил Али. И его отец сказал: «Делай добро, когда можешь, и постоянно твори с людьми благие дела. Пользуйся случаем и расточай милости – не во всякое время удаются стремления, и как хороши слова поэта:
Не во всякий, ты помни, миг и минуту
Удаётся свершить дела нам благие.
Так спеши же навстречу им, когда можешь,
Опасаясь, что вновь придёт затрудненье».
И юноша сказал: «Я выслушал и повинуюсь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста девятая ночь
Когда же настала триста девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша сказал своему отцу: „Я выслушал и повинуюсь. А что потом?“ И его отец сказал: «О дитя моё, сохраняй повиновенье Аллаху, он сохранит тебя; береги свои деньги и не будь неумеренным, если ты станешь неумеренно их тратить, будешь нуждаться в ничтожнейшем из людей. Знай, что человек стоит столько, сколько имеет его десница, а как хороши слова поэта:
Коль деньги мои скудны, не дружен со мной друг,
А если побольше их – все люди друзья мне.
Как много врагов моих за деньги со мной дрожат,
И сколько, как денег нет, друзей мне враждебны!»
«А потом что?» – спросил Али. И его отец сказал: «О дитя моё, советуйся с теми, кто старше тебя годами, и не спеши к тому делу, которого хочешь. Жалей того, кто ниже тебя – пожалеет тебя тот, кто выше тебя, – и не обижай никого – не то Аллах даст над тобою власть тому, кто тебя обидит. Как хороши слова поэта:
Сочетай с твоей ты другого мысль и советуйся –
От двух не скрыто правильное мненье,
Муж-зеркало, где лицо его отражается,
А в два зеркала может видеть он затылок.
И слова другого:
Помедли и не спеши к тому, чего хочешь ты,
И к людям будь милостив, чтоб милость к себе найти,
Над всякой десницею десница всевышнего,
И всякий злодей всегда злодеем испытан был.
Или слова другого:
Не будь притеснителем, когда только можешь ты –
Всегда притесняющий на лезвии мести.
Коль очи и спят твои, обиженный бодрствует,
Кляня тебя, и не спит глаз зорки» Аллаха.
И берегись пить вино – в нем начало всякого зла; вине прогоняет ум и бесчестит вьющего, и как хороши слова поэта:
Аллахом клянусь, вино не будет пьянить меня,
Пока связан с телом дух, и ясность со словом!
Стремиться к прохладному вину я не буду впредь,
И друга возьму себе и только из трезвых.
Вот моё наставление тебе. Держи его у себя перед глазами, и Аллах преемник мой для тебя».
И потом он обмер и некоторое время молчал, а очнувшись, попросил прощенья у Аллаха и произнёс оба исповедания, и преставился к милости Аллаха великого. И заплакал о нем его сын и зарыдал, а потом принялся обряжать его, как подобает. И шли в похоронном шествии великие и малые, и чтецы стали читать, вставши вокруг гробницы, и сын не упустил ничего, что должно, и все сделал.
И затем об умершем помолились и похоронили его в земле, и написали на могиле такое двустишие:
Из праха создан, сделался живим ты, И научился ясности ты в речи.
Во прах вернувшись снова, стал ты мёртвым, Как будто праха и не покидал ты, И печалился по нем сын его Али-Шар сильной печалью, и принимал соболезнования, согласно обычаю знатных, и продолжал он печалиться по отце, пока не умерла его мать через малое время после отца. И он сделал для своей матери то же, что сделал для отца. И после этого он стал сидеть в лавке, продавая и покупая, и не общался ни с кем из тварей Аллаха великого, поступая по наставлению своего отца, и жид он так в течение года. А через год вошли к нему, с помощью хитрости, дети непотребных женщин и завели с ним дружбу, так что он склонился с ними к разврату и отвернулся от прямого пути. И стал он пить вино кубками, и ходил к красавицам и утром и вечером, и говорил про себя: «Отец собрал для меня эти деньги, и если я не буду их тратить, то кому же я их оставлю? Клянусь Аллахом, я буду делать лишь так, как сказал поэт:
Если будешь ты проводить весь век, Когда богатства, сбирая их, То когда же тем, что собрать успел И скопил себе, насладишься ты?»
И Али-Шар непрестанно сыпал деньгами, в часы ночи и часы дня, пока не извёл все свои деньги и не обеднел. И положение его ухудшилось, и ум его замутился, и он продал лавку и помещение и прочее, а потом после этого он продал носильное платье и ничего не оставил себе, кроме одной смены одежды. И когда минуло опьянение и пришло размышление, он впал в горесть.
И однажды он просидел от утра до вечера, не вкушая пищи, и сказал себе: «Я обойду тех, на кого я тратил своп деньги: может быть, кто-нибудь из них меня накормит в сегодняшний день». И он обошёл всех друзей, но всякий раз, как он стучался к кому-нибудь в дверь, хозяин оказывался отсутствующим и прятался от Али, так что его стал жечь голод. И он пошёл на рынок купцов…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста десятая ночь
Когда же настала триста десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Али-Шара стал жечь голод, и он отправился на рынок купцов и увидел толпу людей, собравшихся тесным кольцом. И он сказал про себя: „Посмотрю-ка, что за причина тому, что эти люди собрались. Клянусь Аллахом, я не двинусь отсюда, пока не погляжу, что в этом круге!“ И подошёл к кругу и увидел высокую девушку со стройным станом, розовыми щеками и крепкой грудью, превосходившую людей своего времени красотой, прелестью, блеском и совершенством, как сказал о ней один из описывавших её:
Она была создана, как хочет, и вылита
По форме красы самой – не меньше и не длинней.
Влюбилась в лицо её затем красота сама,
Разлука хулит её, надменность, предательство.
Луна – её лик, и ветка гибкая – стан её.
И мускус – дыхание, и твари подобной нет.
Она будто вылита в воде свежих жемчугов,
И в каждой конечности луна её прелести.
А имя этой невольницы было Зумурруд. И когда увидел её Али-Шар, он удивился её красоте и прелести и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не уйду, пока не увижу, до какого предела дойдёт цена за эту девушку, и не узнаю, кто её купил».
И он встал среди купцов, и те подумали, что он покупает, так как знали, что он богат деньгами, которые получил в наследство от родителей. И посредник встал подле невольницы и сказал: «О купцы, о люди с деньгами, кто откроет ворота цены этой девушки, госпожи лун и блестящей жемчужины, Зумурруд изготовляющей занавески, желанной для ищущего, услады для желающего? Открывайте ворота – нет ни упрёка на тех, кто откроет их, ни укора».
И один из купцов сказал: «За мной пятьсот динаров». А другой сказал: «И ещё десять». И сказал один старик по имени Рашид-ад-дин, – а он был голубоглазый безобразный по внешности: «И ещё сто». А другой сказал: «И ещё десять». И тогда Рашид-ад-дин воскликнул: «За тысячу!» И купцы заперли свои языки и замолчали. И посредник посоветовался с владельцем девушки, и тот сказал: «Клянусь, я продам её лишь тому, кого она выберет! Посоветуйся с нею».
И посредник подошёл к девушке и сказал: «О госпожа лун, этот купец хочет тебя купить». И девушка посмотрела на него и увидела, что он такой, как мы упомянули, и сказала посреднику: «Меня не продадут старику, которого дряхлость ввергла в наихудшее состояние. От Аллаха дар того, кто сказал:
Просил я лобзания, она же увидела,
Что сед я (а я тогда богато, счастливо жил),
И молвила, отвратясь поспешно: «О нет, клянусь
Я тем, кто из ничего весь род сотворил людской, –
Охоты до белизны седин не имею я,
И буду ль, пока жива, напихивать хлопком рот?»
И когда посредник услышал её слова, он сказал ей: «Клянусь Аллахом, тебе простительно, и цена за тебя десять тысяч динаров!»
И он осведомил хозяина девушки о том, что она не согласна быть проданной этому старику, и хозяин сказал: «Предложи ей кого-нибудь другого».
И выступил вперёд другой человек и сказал: «Продай мне её за ту цену, которую давал старец, неугодный ей!» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него крашеная борода, и сказала: «Что такое этот порок и бесславье и чернота лика седины!»
И она выразила удивление и произнесла такие стихи:
«Явил такой-то все, что мне явил он, –
Затылок, клянусь богом, туфлей битый,
И бороду, где для зверей просторно,
И рог, весь согнутый верёвкой крепкой.
О ты, влюбившийся в мой стаи и щеку,
О невозможном грезишь ты беспечно!
Пороками окрасил ты седины,
Скрываешь то, что есть, чтоб ухитриться,
С одной бородой уйдя, с другой приходишь,
Как будто ты показываешь тени.
А как хороши слова поэта:
Сказала: «Ты седину покрасил». И молвил я:
«Я скрыл её от тебя, о зренье моё и слух».
Сказала она тогда со смехом: «Вот диво-то,
Подделка умножилась, проникла и в волосы».
И посредник, услышав её стихи, воскликнул: «Клянусь Аллахом, ты сказала правду!» А купец спросил: «Что она сказала?» И посредник повторил ему стихи, и купец понял, что правда против него, и отказался от девушки.
И выступил вперёд другой купец и сказал: «Предложи ей меня за ту цену, которую ты слышала». И она взглянула на него и увидела, что он кривой, и сказала: «Это кривой, и поэт сказал о нем:
С кривыми ты и день один не дружи,
Их лжи страшись, и злобы их бойся ты»
Коль было бы в кривых добро малое,
Не сделал бы слепыми их глаз Аллах».
«Будешь ли ты продана этому купцу?» – спросил девушку посредник. И она посмотрела на него и увидела, что он короткий, а борода у него свисаес до пупка, и молвила: «Это тот, о ком поэт сказал:
Есть друг у нас, имеет он бороду –
Без пользы нам Аллах её вырастил.
Как будто ночь для нас она зимняя –
Предлинная, холодная, тёмная».
И тогда посредник сказал ей: «О госпожа, посмотри, кто тебе нравится из присутствующих, и скажи, чтобы я продал тебя ему». И девушка посмотрела на кружок купцов, и стала вглядываться в одного за другим, и её взор упал на Али-Шара…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста одиннадцатая ночь
Когда же настала триста одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда взор девушки упал на Али-Шара, она посмотрела на него взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов, и её сердце привязалось к нему, так как он был редкостно красив и приятнее» чем северный ветерок.
И она сказала: «О посредник, я буду продана только этому, – моему господину, чьё лицо прекрасно и стан строен, и сказал о нем один из описывающих:
Как прекрасен её лик,
И влюблённых корят потом,
Хоть хотели укрыть меня,
Пусть бы скрыли твой дивный лик!
Никто не будет владеть мною, кроме него, так как щеки его овальны, а влага уст его – Сельсебиль и слюна его излечивает больного, а прелести его смущают нанизывающего и рассыпающего, как сказал о нем поэт:
Слюна его – вино, а дыханье –
Что мускус, и камфора-улыбка.
Ридван его из райских врат выпустил –
Боялся он для гурий соблазна.
Корят его за гордость все ближние,
Но месяцу, коль горд он, прощают.
Он обладатель кудрявых волос и розовых щёк и колдующих взоров, о которых сказал поэт:
Газель обещала мне, что близость мне даст свою,
И сердце в волнении, и глаз в ожидании.
Глаза мне ручаются, что правду он обещал,
Но как обещание исполнят, усталые?
А другой сказал:
Говорят: «Пушка уже видна надпись вдоль щёк его,
Как любить его, коль уж выступил молодой пушок?
Я сказал: «Довольно корить меня, перестаньте же!
Коль верна та надпись, тогда она подделана!
И навеки рай нам дадут плоды со щеки его –
Доказательство – влага Каусара на устах его».
Услышав, какие стихи произнесла девушка о красоте Али-Шара, посредник удивился её красноречию и сиянию её блеска, и владелец её сказал ему: «Не удивляйся её блеску, который позорит дневное солнце, и тому, что она хранит в памяти нежные стихи: вместе с этим она читает великий Коран по семью чтениям и передаёт благородные предания в правильных изводах, и пишет семью почерками, и знает из наук то, чего не знает учёный пресведущий. Её руки лучше золота и серебра, – она делает шёлковые занавески и продаёт их и наживает на каждой пятьдесят динаров, и она изготовляет занавеску в восемь дней». – «О, счастье тому, у кого она будет в доме и кто сделает её своим тайным сокровищем!» – воскликнул посредник. И владелец девушки сказал: «Продай её всякому, кого она захочет!» И посредник вернулся к Али-Шару и поцеловал ему ругай и сказал: «О господин, купи эту невольницу – она тебя выбрала».
И он рассказал Али-Шару, каковы её качества и что она знает, и промолвил: «На здоровье тебе, если ты её купишь, – одарил тебя тот, кто не скупится на дары». И АлиШар промолчал некоторое время, смеясь над самим собою и говоря про себя: «Я не имею пищи, но я боюсь дурного от купцов, если скажу: „У меня нет денег, чтобы купить её“.
И девушка увидела, что Али-Шар опустил голову, и сказала посреднику: «Возьми меня за руку и отведи меня к нему; я покажу ему себя и соблазню его меня взять – меня не продадут никому, кроме него». И посредник взял девушку и поставил её перед Али-Шаром и сказал ему: «Как ты думаешь, о господин?» Но Али-Шар не дал ему ответа. «О господин мой и возлюбленный моего сердца, почему ты меня не покупаешь? – спросила девушка. – Купи меня, и я буду причиной твоего счастья».
И Али-Шар поднял голову к девушке и спросил её: «Разве покупают по принуждению? Ты дорога, за тебя просят тысячу динаров». – «О господин, купи меня за девятьсот», – сказала девушка. И Али-Шар ответил: «Нет». И девушка сказала: «За восемьсот». И он ответил: «Нет». И она до тех пор сбавляла цену, пока не сказала ему: «За сто динаров!» И тогда он молвил: «Нет у меня полной сотни». И девушка засмеялась и спросила: «А сколько не хватает до твоей сотни?» И Али-Шар воскликнул: «Нет у меня ни сотни, ни сколько-нибудь! Клянусь Аллахом, я не владею ни белым, ни красным из дирхемов или динаров. Присмотри себе другого покупщика».
И когда девушка поняла, что у него нет ничего, она сказала ему: «Возьми меня за руку, как будто хочешь меня осмотреть в переулке». И Али-Шар сделал это, и тогда девушка вынула из-за пазухи кошель, где была тысяча динаров, и сказала: «Отвесь отсюда девятьсот в уплату за меня, а сотню оставь себе – она будет нам полезна».
И Али-Шар сделал так, как велела девушка, и купил её за девятьсот динаров, и отдал плату за неё из этого мешка, и ушёл с ней домой.
И, придя в его дом, она увидела, что это пустынная равнина, и там нет ни ковров, ни посуды. И она дала ему тысячу динаров и сказала: «Пойди на рынок и купи нам на триста динаров ковров и посуды».
И он сделал это, а потом девушка сказала: «Купи для нас кушаний и напитков…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двенадцатая ночь
Когда же настала триста двенадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала: „Купи для нас кушаний и напитков на три динара“. И он сделал это, а потом она сказала ему: „Купи нам отрез шелка величиной с занавеску, золотых и серебряных ниток и ниток цветного шелка семи оттенков“.
И он сделал это, и тогда девушка постлала в доме ковры и зажгла свечи и села с ним пить и есть, и затем они пошли к постели и удовлетворили друг с другом своё желание. И они провели ночь, обнявшись, за занавесками и были таковы, как сказал поэт:
Посещай любимых, и пусть бранят завистники –
Ведь против страсти помочь не может завистливый.
Я видела во сне, что лежишь на ложе одном со мной,
И прохладой высшей из уст твоих насладился я,
Вcе, что видел я, правда-истина, я клянусь тебе,
И достигну я всего этого, назло недругам.
Не видали очи когда-нибудь лучше зрелища,
Чем влюблённых два, что на ложе мирно одном лежат,
Обнялись они, и покров согласья скрывает их,
И подушкой служат рука и кисть неизменно им,
И когда сердца привлекло друг к другу влечение,
По холодному люди бьют железу, узнай, тогда.
О хулящие за любовь влюблённых, поистине,
Разве можно сердце исправить вам, что испорчено?
И когда с тобой хоть один дружит дружбой чистою,
Только то и нужно. Живи же с этим единственным!
И они пролежали, обнявшись, до утра, и в сердце каждого из них поселилась любовь к другому. А затем девушка взяла занавеску и вышила её цветным шёлком и украсила золотыми нитками и обшила её каймой с изображениями птиц. А по краям она вышила изображения животных и не оставила ни одного животного на свете, облик которого не изобразила бы на занавеске. И она провела, работая над занавеской, восемь дней, а когда занавеска была окончена, она скроила её и выгладила и отдала её своему господину и сказала: «Пойди на рынок и продай её за пятьдесят динаров купцу, но берегись её продать какому-нибудь прохожему – это будет причиной моей разлуки с тобой. У нас есть враги, которые о нас не забывают».
И Али-Шар сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И пошёл с занавеской на рынок, и продал её купцу, как велела ему девушка, а затем он купил кусок материи и шёлк и золотые нитки, как обычно, и то, что им было нужно из пищи, и принёс это девушке и отдал ей остаток денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349