А-П

П-Я

 


Как и любое другое явление государственной жизни, данный особый порядок определяется Солженицыным чисто эмпирическим путем, и он не может иметь духовной характеристики, пока не применен к отдельным индивидуальным личностям. Однако, поскольку речь идет о государственно-правительственной процедуре, только о приказах, указах и постановлениях, их сущность может быть дана только на эмпирическом уровне, единственно корректным для сопоставительно-сравнительной аналитики с западноевропейским эталоном, исторически созданным для еврейского сообщества. Поэтому каждый выводной шаг сделанный Солженицыным как первооткрывателем особого порядка необходимо подлежит соотнесению с мнениями других аналитиков, но не в плане фактопочитательной операции, а по линии совсем иной методологии, где факт существует как ориентир истины, а отнюдь не как собственник истины. Екатерина II, первая русская правительница евреев, издала для них постановление, аналогов которому нет в европейских анналах, — в уложении о присоединении евреев к Российской империи главнокомандующий русской армии извещал: «Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости собою разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются, ибо человеколюбие Ее императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всей милости и будущего благосостояния под благословенною ее державою, доколе они, со своей стороны, с надлежащим повиновением яко верноподданные жить и в настоящих торгах и промыслах по званиям своим обращаться будут» (цитируется по Ш. Эттингер, 1993, с. 157-158). Оценивая значение этого державного акта, Солженицын писал: «Это постановление имело особенное, большое значение: оно разрушало еврейскую до сей поры национальную изолированность (Екатерина и хотела нарушить ее). Оно подрывало и традиционный польский взгляд на евреев как на элемент внегосударственный. Подрывало и кагальный строй, принудительную силу кагала» (2001, ч. 1, с. 37). Солженицын опирается на выводы замечательного еврейского историка Юлия Гессена, который говорит, что «С указанного момента начинается процесс внедрения евреев в русский государственный организм… Евреи широко воспользовались правом записываться в купечество». С аналогичным мнением выступил современный аналитик Эфраим Вольф: «В результате первого раздела Польши (1772 г. ) к России, закрытой до этого для постоянного проживания евреев, были присоединены белорусские и литовские земли с многотысячным еврейским населением. Перед российским правительством встал вопрос, какую политику проводить по отношению к евреям: не давать им гражданских прав, но сохранить за ними культурно-экономическую автономию (как это было во времена польского владычества) или предоставить им гражданство, но свести автономию к вопросам религиозного культа (как это советовали некоторые просветители)?… Екатерина II избрала второй путь решения еврейского вопроса. В рамках торгово-промышленного сословия евреи были уравнены в правах и обязанностях с неевреями. Они получили возможность избирать и быть избранными в городские думы и органы сословного самоуправления. Одновременно с этим сузились функции кагалов (правлений еврейских общин) как автономных и представительных органов». (2000, с. с. 88, 89).
Еще один из числа авторитетнейших знатоков истории русских евреев Феликс Кандель представил этот государственный документ следующим образом: "Царский манифест о присоединении Белоруссии к России торжественно зачитывали в церквах и заносили в городские книги. Он провозглашал, что все жители, «какого бы рода и звания ни были», переходят в русское подданство и наравне с прежними подданными пользуются «всеми правами, вольностями и преимуществами… по всему пространству Империи Российской». Тот же манифест особо упомянул евреев и сохранил за ними прежние права, которыми они пользовались в Польше: свободу вероисповедания и право на собственность, — «ибо человеколюбие Ея Императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенного Ея державою» (2002, ч. 1, с. 213).
Подобный акт вовсе не является проявлением царской милости или великодушного деяния, — вслед за постановлением Екатерины II последовало «Положение 1804 года» Александра I — первый законодательный свод о евреях за всю историю галута, а в итоге, как особо отмечает Солженицын, «… таким образом евреи получали гражданское равноправие не только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и германских землях» (2001, ч. 1, с. 38). На фоне общеевропейской антисемитской стратегии отношение царского самодержавия к евреям составляло прецедент и должно считаться не иначе, как радикальным, и при этом важно помнить, что речь идет о начальных этапах становления русского еврейства. Так же аномальным в сравнении с христианской политикой гонения и изгнания евреев из мест проживания выгладит декрет царской власти о злополучной «черте оседлости», который закреплял евреев за определенными жизненными пространствами. На первых порах это благоприятным образом сказывалось на формировании общинной системы и консолидации специфического еврейского жизненного уклада в тех формах, какие, по заключению М. Нордау, составляют положительную сторону гетто. В гетто, как говорит Нордау, "еврей находил свой мир, духовная и нравственная ценность которого заменяла ему родину. Здесь находились его товарищи, для которых он желал что-то значить, желал и мог этого добиться; здесь существовало общественное мнение, признание со стороны которого являлось целью и пищей для честолюбия, а пренебрежение или отрицательное отношение служили наказанием за недостойное поведение; здесь умели ценить все особые еврейские качества… " (цитируется по Ш. Авинери, 1983, с. 151-152). Первоначально повод для царского постановления о черте оседлости не имел никакого отношения к еврейскому быту. В своем исследовании А. А. Гольденвейзер отмечает: «Возникновение черты оседлости связано с историческими событиями конца 18-го века. В ту эпоху все русские подданные, принадлежавшие к так называемым податным сословиям, — т. е. крестьяне, мещане, ремесленники и купцы, — не имели права свободного передвижения и повсеместного поселения в нынешнем смысле этих понятий. Каждый был „приписан“ к местному „обществу“ и мог заниматься своим делом лишь в данном месте. В соответствии с этим порядком, евреи, оказавшиеся русскими подданными после разделов Польши, были приписаны к мещанским и купеческим обществам тех местностей Юго— и Северо-Западного краев, в которых они проживали при переходе этих областей к России. Указом, изданным в 1791 году, Екатерина II подтвердила этот порядок и даже распространила территорию поселения евреев на вновь образованные Екатеринославское наместничество и Таврическую область (так называемую Новороссию — Г. Г. ). Как отметил Милюков, основная цель указа состояла именно в том, чтобы подтвердить для евреев равные с остальным населением присоединенных земель права» (2002, с. 125-126). В конце концов, любая государственная граница есть та же черта оседлости граждан страны. Компактное обитание евреев и их экологическая укорененность в определенную географическую среду были начально необходимыми условиями для формирования русского еврейства в качестве самостоятельного еврейского тела и только впоследствии по мере развития этого тела черта оседлости стала тормозом для самого процесса и превратилась в дурно пахнущую трещину царской России.
В своем доказательном демарше Солженицын придал много места Г. Р. Державину и его работе «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройства быта Евреев». Хотя Солженицын тщательно исследует сочинение Державина-сенатора, но трудно не догадаться о его скрытом замысле: Державин суть выдающийся русский поэт и его «Мнение…» вправе звучать как голос русского культурного сословия и как взор русской культурной elite на вновь появившихся чужеродцев с такой богатой и древней культурой. Невзирая на то, что в тексте Державина наличествуют «тяжелые» и неудобоваримые для евреев словообороты («евреев род строптивый», «сей по нравам своим опасный народ»), Солженицын не находит здесь противопоказаний для своего вывода о Державине: «но в плане его не было замысла угнетать евреев, напротив: открыть евреям пути более свободной и производительной жизни» (2001, ч. 1, с. 59). По этой причине знаменательно, что из уст Державина, только как бы санкционирование русской культурой, исходят слова, выражающие смысловую суть особого порядка в отношении царского правительства к еврейскому народу на своей территории: «… и правительства, под скипетр коих он прибегнул… обязаны простирать и о Жидах свое попечение таким образом, чтобы они и себе и обществу, между которыми водворились, были полезными» (цитируется по А. И. Солженицыну, 2001, ч. 1, с. 52). Сделать евреев полезными членами русского общества или, как написал Ю. Гессен, «дать государству полезных граждан, а евреям — отечество», — таково, уже не благое намерение и не праздное пожелание, а полнокровная целевая установка , определяющая в теоретическом разрезе политику правительства в его многочисленных попытках решить еврейский вопрос. Именно этой теоретически-целевой установкой еврейская политика в России принципиально отличается от антисемитской стратегии европейских стран, основанной на впитанном с молоком материи обращению к евреям как пришлому и чуждому элементу.
Поражает настойчивость, с какой царское правительство пыталось совладеть с этой задачей: никакое правительство из европейских стран не может сравниться с ним по количеству таких попыток, и никакая другая из народностей входящих в состав Российской империи, не может похвалиться таким плотным невниманием царской власти, как еврейская. И даже такой недруг евреев, как Николай I, который единственный из российских царей высказал предписание «иметь в виду меры к уменьшению евреев в государстве», постоянно держал еврейский вопрос на «особом контроле». Ф. Кандель пишет: «За тридцать лет правления Николая I увидело свет огромное количество правительственных указов о евреях — около шестисот. Это составило почти половину законов о евреях, которые выпустили в Российской империи за все время ее существования. Вряд ли был другой народ в государстве, на который в таком количестве сыпались правительственные постановления и разъяснения, поправки к законам и поправки к поправкам. Трудно теперь понять, почему император уделял несоразмерно большое внимание столь малому народу, который вполне бы мог затеряться среди других народов Российской империи и избежать — подобно другим — бурной административной активности» (2002, ч. 1, с. 367). Постоянно создавались высшие правительственные комиссии с единственной целью усовершенствования еврейского законодательства в стране (так называемые «еврейские комитеты», всего числом одиннадцать). В проекте решения одной из таких комиссий, возглавляемой графом К. И. Паленом, сказано: "Как государству, так и народу евреи весьма полезны, но только как евреи, как отдельный в своей социальной и экономической жизни особенный выработавшийся класс… ". Здесь на полный голос озвучено понимание самой сути того, что составляет сердцевину особого порядка в отношении царского правительства к евреям в России, и что принципиально отличает его от аналогичного отношения на Западе: русская сентенция " евреи весьма полезны, но только как евреи " идеологически и социально противоправна запрету быть евреем , на чем зиждется европейская эмансипация, давшая европейскую формацию еврейства. С особой выразительностью это противостояние сказалось на содержательном уровне просветительского процесса, который захватил в конце ХVIII — начале XIX веков одинаково российских и европейских евреев, — эпоха так называемой маскилимизации (от слова «маскилим», на иврите «просветители»). Ф. Кандель демонстрирует это различие через прямую речь безымянных французского и русского «маскилим», — первый: «В настоящее время евреи уже не образуют нации, так как им досталось преимущество войти в состав великой французской нации, и в этом они видят свое политическое искупление»; и второй, оценивая первого: «Они из кожи лезут вон, лишь бы доказать, что они уже достаточно прозрели и, озаренные светом разума, вполне уразумели, что наследие отцов есть ложь, а традиция — тяжелейшая обуза, с которой необходимо порвать окончательно». Таким образом, политизация , слагая самую яркую особенность западного еврейства, трассирует разделительную черту между просветительством в разных еврейских лагерях-формациях.
Но даже при наличии благосклонной для евреев целевой установки реальная (земная) история российского еврейства перенасыщена примерами акций жуткого издевательского пренебрежения еврейским достоинством именно со стороны царских властей. Особое место в этом отношении еврейская историческая доля отводит правлению Николая I, который, занимаясь более других самодержцев еврейскими делами, оставил по себе недобрую память страшным уложением о солдатских детях или детях-кантонистах, так называемой «натуральной рекрутской повинностью», введенной по приказу царя и позволяющей отбирать у евреев детей для военной службы. Подобное бесчеловечное и изуверское отношение к детям не может быть оправдано ни с каких позиций и не может вызвать реакцию иную, чем та, о которой сообщил А. И. Герцен в «Былое и думы», описывая встречу с детьми-кантонистами, которых " гнали " (!) по этапу в Казань: «Привели малюток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видел, — бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кой-как держались, но малютки восьми, десяти лет… Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами — показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветрами, которые беспрепятственно дуют с Ледовитого моря, шли в могилу. И притом заметьте, что их вел добряк офицер, которому явно было жаль детей. Ну, а если б попался военно-политический эконом? Я взял офицера за руку и, сказав: „поберегите их“, бросился в коляску; мне хотелось рыдать, я чувствовал, что не удержусь… Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая I!». Негативное отношение евреев к царской власти в целом во многом спровоцировано жестоким правлением этого сатрапа, царствование которого началось декабрьским потрясением в обществе, а завершилось крымской авантюрой, втянувшей Россию в бесславную войну с Европой. Еврейская душа вобрала в себя эту боль в виде слезной молитвы: «Льются по улицам потоки слез, льются потоки детской крови. Младенцев отрывают от хедера и одевают в солдатские шинели. Горе, о горе!».
Это обстоятельство, однако, не противоречит, а как бы контрастно оттеняет суть основного умозаключения Солженицына: «… приписывать российским правителям ярлык „гонителей евреев“ — это искривление их намерений и преувеличение их способностей» и далее в развитие темы: "Утвердилось говорить: преследование евреев в России. Однако — слово не то. Это было не преследование, это была: череда стеснений , ограничений , — да, досадных, болезненных, даже и вопиющих" (2001, ч. 1, с. 134, 284). В этом и состоит суть «впечатляющего» открытия А. И. Солженицына, давшего факт особого порядка в отношении царского правительства к русскому еврейству в момент зарождения последнего: в российской среде не действовало христианско-европейское преследование , доходящее до истребления , лиц по еврейскому признаку; сюда же надо включить феномен Функционально особенного расположения творцов русской изящной словесности к российским евреям, начально прозреваемое у Г. Р. Державина, а наиболее яркую форму получившее у Ф. М. Достоевского.
Догматизированный взгляд зрит в открытии Солженицына то, чего в нем действительно нет, — а именно: попытку оправдать царское правительство и его, как принято считать, яростно антисемитскую деятельность в самодержавной России, что служило главным основанием для обвинения Солженицына в антисемитизме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66