Дискуссии уже походили на перепалки, и Гендерсон один раз чуть ли не стукнул кулаком по столу… Гитлер еле сдержался, но тут вовремя вмешался с каким-то вопросом Риббентроп.
По поводу краткого срока прибытия поляков Гендерсон пробурчал:
— Это похоже на ультиматум. Срок мал, и Варшава вряд ли успеет за сутки подготовить свои предложения.
— От Варшавы до Берлина девяносто минут полета, — заявил в ответ Гитлер. — Я не могу больше ждать. Армия и флот готовы уже с 25-го… Неделя уже потеряна, и они не могут терять еще одну… Потом плохая погода будет работать на поляков.
Гитлер мог бы еще и добавить, что в Берлине уже сидит посол Липский, а для обдумывания ситуации у Бека было минимум сто пятьдесят суток — ведь основные требования Германии были известны Польше с конца марта текущего года!
И он был бы прав!
К вечеру 30 августа польский представитель не прибыл, хотя в Берлине, как только что было сказано, все это время находился посол Липский. Зато Гендерсон вечером попросил Риббентропа принять его в 23.00 для передачи английского ответа.
Ответ же сводился к тому, что Англия предлагает немцам начать двусторонние переговоры с поляками. А Англия, мол, не может рекомендовать польскому правительству принять предложенную Германией процедуру.
Гитлер уже объяснил Гендерсону, что. близкие осенние туманы могут сорвать рейху военное решение вопроса и поэтому политическое решение необходимо принимать немедленно, сегодня. С учетом этого ответ Лондона выглядел издевательски.
Это была явная затяжка в целях как раз того, чего хотел избежать Гитлер — срыва всего плана «Вайс» по вторжению в Польшу. Причем было очень похоже, что проволочки англичан координировались с поляками — Гальдер отмечал наличие перехватов польских телефонных переговоров о затягивании дел… А велись переговоры с… Парижем. Телефонные кабели из Варшавы туда шли по территории… Германии, так что у службы перехвата особых проблем не было… Из Парижа все шло, естественно, в Лондон. Поэтому Риббентроп, узнав ответ, вспылил:
— Мы ждали поляка весь день. Где же ваш поляк? Время истекло!
— Мы рекомендовали полякам стремиться к сдержанности и рекомендуем это вам…
Итак, все «посредничество» Британии свелось к пустым рекомендациям, вместо того чтобы Гендерсон по приказу Лондона за ухо привел Липского к Риббентропу под угрозой немедленного отказа Англии от своих обязательств по отношению к Польше.
И Риббентроп уже почти кричал:
— Я могу сказать вам, герр Гендерсон, что ситуация чертовски серьезная!
Посол поднял указательный палец и тоже заорал:
— Вы только что сказали «чертовски»! Это не то слово, которое следует употреблять государственному деятелю в такой ситуации!
Риббентроп вскочил со стула и прорычал:
— Что вы сказали? Вскочил и англичанин…
Ситуация достигла пика… И оба одновременно сели… Риббентроп вынул из кармана бумагу:
— Вот наши предложения Польше…
Он начал медленно читать, кое-что по ходу поясняя. Германия предлагала аншлюс Данцига и плебисцит на территории «Коридора» под международным контролем Англии, Франции, Италии и СССР.
— Могу я взять эту бумагу? — выслушав, попросил посол.
— Нет, она просрочена, потому что польский представитель не явился…
Вскоре Чемберлен с трибуны палаты общин заявит, что, мол, германский министр иностранных дел не дал возможности послу Его Величества разобраться с сутью, но, во-первых, это было ложью, а во-вторых, бумага-то была предназначена не присутствовавшему Гендерсону, а отсутствовавшему польскому делегату.
Был бы поляк — была бы и бумага.
А если поляка нет, то и бумаги нет…
Впрочем, и без бумаги англичанин основное понял правильно и уже в 2 часа ночи передал суть послу Липскому, признав ее «не слишком неприемлемой» (н-да!).
Выглядело это все просто отвратительно, если знать, что еще 9 марта 39-го года тот же Гендерсон писал в Лондон Галифаксу:
«Кажется неминуемым, что с течением времени Мемель и Данциг и даже, возможно, некоторые другие незначительные районы будут вновь присоединены к рейху на основе самоопределения. Самое большее, на что мы можем надеяться, — что это произойдет без бряцания оружием, конституционным путем или путем мирных переговоров…
Мы совершили ошибку, проявив неспособность и нежелание понять подлинную сущность Германии. Как бы неприятно это ни было для нас и для остальной Европы, но стремление Гитлера объединить немцев — будь то австрийцы или судетские немцы — в Великой Германии не было низменным… Это присоединение было не чем иным, как осуществлением стремления, которое никогда не оставляло умы всех германских мыслителей на протяжении веков».
И после этого сама Британия делала в течение весны и лета 39-го года все для того, чтобы конституционный путь и путь мирных переговоров по острой проблеме были для Германии закрыты.
А вот теперь, когда им самим предвидимые события, закономерность целей которых для Германии он не отрицал, разразились, английский «джентльмен» играл в оскорбленное неведение и невинность…
И вместо того чтобы с подачи того же Галифакса устроить Липскому выволочку, он всего лишь выдавил из себя:
— Я рекомендую вашему правительству предложить немцам немедленную встречу маршала Рыдз-Смиглы и Геринга…
Липский пожал плечами… Он ведь сидел в посольстве, как мышка в норке, не имея в этой «чертовски серьезной» ситуации никаких полномочий из Варшавы на любые контакты с германской стороной, не то что на получение ее предложений.
Лишь вскоре после полудня 31 августа Липский получает указание встретиться с Риббентропом и сообщить, что польское правительство «благожелательно рассматривает предложение о прямых переговорах». Но полномочий на переговоры Липский не получил.
В 13.00 Липский попросил приема у Риббентропа. Статс-секретарь Вайцзеккер тут же спросил:
— Вы желаете увидеть рейхсминистра в качестве специального уполномоченного?
— Я прошу аудиенции в качестве посла для передачи сообщения моего правительства.
Собственно, после этих слов все стало окончательно ясно, но в 18.30 Риббентроп Липского принял. Поляк вручил ему ноту.
— У вас есть полномочия вести с нами сейчас переговоры по предложениям Германии?
— Нет.
— Ну, тогда нет смысла продолжать этот разговор…
В 21.00 31 августа на Вильгельмштрассе, в аусамт, были приглашены послы Англии, Франции и США, и их ознакомили с германскими предложениями. Одновременно предложения были переданы по берлинскому радио с пояснением, что фюрер собирался сделать их полякам, но делать их было некому…
До начала военных действий оставались считанные часы…
ТАК ВЕЛА себя Британия…
Но ведь была же еще и Франция… Была Италия… И, в конечном счете, была Польша… В Берлине ее посол Липский не подавал никаких признаков своего существования, но жизнь-то продолжалась… Летели письменные и телефонные депеши из Берлина и в Берлин, из четырех остальных столиц и в эти четыре столицы…
Поэтому посмотрим-ка мы теперь на поведение французов…
25 августа через четыре часа после приема Гендерсона Гитлер беседовал с французским послом Кулондром, сказав ему примерно то же, что и англичанину. Да и что иное он мог говорить, если вермахт был изготовлен, а поляки за четыре часа ни в чем свою позицию не изменили?
Позднее Риббентроп сказал, что Англия в оба последних дня августа имела возможность одним кивком головы в Варшаве ликвидировать кризис и тем самым устранить опасность войны. Это так…
Но в не меньшей мере сказанное относится и к Франции… Она ведь тоже дала полякам гарантии, и это ее, а не английские, дивизии должны были нанести удар по «агрессору» с Запада…
И вот теперь Робер Кулондр сидел перед Гитлером, а тот говорил ему уже нечто отличное от заявленного английскому послу, потому что это касалось специфических отношений двух старых соперниц:
— Я, господин посол, буду сожалеть, если Франция и Германия будут втянуты в эту войну. После моего официального отказа от Эльзаса и Лотарингии между двумя соседями конфликтных вопросов нет. И я прошу вас передать это господину Даладье…
Короткая получасовая аудиенция заканчивалась, Гитлер уже приподнялся со стула, но Кулондр многозначительно задержал его жестом руки и попросил:
— Я хотел бы сразу ответить на некоторые ваши заявления, герр рейхсканцлер.
И полилась цветистая речь, законченная так:
— В такой критической ситуации, как эта, герр рейхсканцлер, непонимание между странами является самым страшным. И чтобы прояснить суть дела, я даю вам честное слово французского офицера, что французская армия будет сражаться на стороне Польши. Если эта страна подвергнется нападению, но…. — тут Кулондр повысил голос еще более, — я также могу дать вам мое честное слово, что французское правительство готово сделать все возможное для сохранения мира и стать посредником в вопросах урегулирования в Варшаве.
Итак, вместо решающего нажима на поляков Германии предлагалось довольствоваться даже не бумажкой от французов, а «честным словом» посла. Франция вместе с Англией сама спровоцировала поляков — и так настроенных провокационно — на спесивое презрение к законным германским интересам, а теперь и она набивалась в «посредники»…
А от Английского острова и со стороны Ла-Манша в сторону польского театра военных действий тянулись уже не только политические, но и метеорологические туманы… И в них могли полностью утонуть все потенциальные успехи люфтваффе Геринга.
Н-да…
И ведь что гнусно и подло… Кулондр прекрасно знал, что французская армия не воевать собирается, а намерена отсиживаться на «линии Мажино» (чем она вскоре и начала заниматься), что еще 19 августа французский министр иностранных дел Боннэ сообщал своему английскому коллеге Галифаксу, что «счастлив, что политический договор с Польшей еще не заключен»…
И тот же Боннэ 24 августа направил временному поверенному в делах Франции в Великобритании Камбону шифровку, где писал, что предпримет «весьма настоятельный демарш» перед поляками, чтобы те «воздержались от противодействия оружием, если Сенат Свободного города объявит о присоединении Данцига к рейху…»
Боннэ пояснял:
«Важно, чтобы Польша не заняла агрессивную позицию, которая воспрепятствовала бы осуществлению некоторых наших пактов!..»
Иными словами, французы очень боялись, что поляки очертя голову ринутся в бой и дадут основания квалифицировать себя как агрессора, а не как жертву. А Франция обязывалась помочь Польше лишь в последнем случае…
Вот как элитный Париж, становившийся действительно мировым городом, хотел «сделать все возможное для сохранения мира»…
Не к миру они стремились, а резину тянули, чтобы очень возможный успех германского наступления превратить в возможный неуспех при помощи осенней погоды (а точнее непогоды)…
Гитлер все это понимал и знал, Гитлер все это Кулондру объяснил, и теперь он просто спросил у него сердито:
— Почему же вы тогда дали Польше карт-бланш действовать по ее разумению?
Кулондр открыл было рот, но фюрер не дал ему говорить, а прощально протянул руку со словами:
— Мне больно сознавать необходимость вступления в войну против Франции, но это решение не зависит от меня…
Уважаемый читатель! Я напомню, что это происходило 25 августа, когда и Кулондр мог (и обязан был!) привести Липского к фюреру за ухо для выслушивания поляком уже обоими ушами германских предложений…
Вместо этого Даладье 26-го направил фюреру ответ, где уверял в стремлении к искреннему сотрудничеству и напыщенно называл Гитлера «вождем, направляющим Германию по пути мира к полному выполнению ее миссии в общем деле цивилизации»…
Но что занятно! Даладье предупреждал Гитлера об «опасности социальных последствий» в случае войны… Звучало это странно… Деятели Коминтерна — приверженцы «мирового пожара» — были уверены и уверяли в том советский народ, что война Германии с СССР приведет, мол, к «победоносному пролетарскому восстанию германского пролетариата»… Ну это еще можно было как-то понять… Но не мог же рассчитывать на такой вариант буржуа Даладье? Он 25 августа запретил органы Компартии «Юманите» и «Се суар» и вел дело вообще к запрету Компартии.
Кто же должен был, по мнению француза, создать фюреру «социальные последствия»? Гитлер ведь не кокетничал, когда говорил о большом доверии к нему народной массы.
Так что имел в виду Даладье?
Задавшись этим вопросом, временно отставим его в сторону и вернемся к посланию французского премьера…
«Если на Польшу будет совершено нападение, — писал этот тип, названный на родине „воклюзским быком с рогами улитки“, — честь Франции потребует, чтобы она выполнила свои обязательства»…
И этот разглагольствовал о «чести»!
«Разве Франция не действовала бы таким же образом, если бы, например, вдруг Марсель был отторгнут от своей родной страны и в его возвращении Франции было бы отказано?» — возразил Гитлер в ответном послании. И разве он был не прав?
«ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ» Европа вела дело к войне, но у Германии была «тоталитарная» союзница — Италия. Однако и с ней возникали проблемы…
24-го Риббентроп вернулся в Берлин в 19.00, а на следующий день, 25-го, он говорил с Чиано. В тот же день Гитлер телеграфировал Муссолини, что он пойдет на Польшу в ближайшие дни и просил понимания с итальянской стороны.
Понимать не значит помогать, и 26-го в 13.00 Муссолини через своего посла Аттолико телеграфировал Гитлеру в ответ, что если Германия нападет на Польшу, а Англия и Франция предпримут ответные меры, Италия не будет участвовать в войне…
Дуче писал:
«В один из самых трудных моментов моей жизни я должен сообщить вам, что Италия не готова к войне…»
Союзник жаловался, что горючего в ВВС хватит всего натри недели военных действий, со снабжением армии и сырьем положение не лучшее…
Впрочем, в письме дуче была и оговорка— выступление Италии возможно, если…
«Если…» дуче было не лишено остроумия и юмора… Ранее он предупреждал Гитлера, что Италии для подготовки к войне надо не менее трех лет, но теперь был готов ее все же начать, если… Германия в ближайшей перспективе поставит военные материалы по указанному списку (позднее его назвали «заявками на молибден»)…
С этой заявкой не все, надо сказать, было ладно… Она была заведомо непомерной, но была она такой по рекомендации… германского посла в Риме Макензена, который был противником войны. Шаг нельзя сказать, чтобы патриотический…
В итоге Италия, кроме прочего, запрашивала 7 миллионов тонн нефти, 6 миллионов тонн угля, 2 миллиона тонн стали, миллион тонн лесоматериалов, семнадцать тысяч военных автомобилей и 150 зенитных батарей с обслуживающим личным составом… Список «тянул» по весу на 17 миллионов тонн (17 тысяч тысячетонных эшелонов), и эта «ноша» была, конечно, для рейха неподъемной. Сам Чиано признавал, что такой список «убил бы быка, если бы тот умел читать».
Дополнительно сфальсифицировал ситуацию итальянский посол в Берлине Аттолико. Когда Риббентроп спросил его, когда итальянцам все это потребуется, посол ответил (по собственной инициативе): «Немедленно, до начала военных действий»…
Бернардо Аттолико был по образованию экономистом и мог понять, что его ответ технически смехотворен. Впрочем, для того чтобы это понять, особого образования и не требовалось. То есть это был плохо завуалированный отказ.
Гитлер это, конечно, понял и сдержанно ответил, успокоив Муссолини — мол, позицию понимаю, и что ни делается — все к лучшему… Нервность его сказалась в быстроте ответа — через три часа после получения первого послания из Рима.
Письмо туда ушло в 16.00, а в 18.35 дуче ответил: «Так как Германия не может поставить нам необходимое сырье, я не могу принять активного участия в конфликте…»
Муссолини, правда, тоже предлагал посредничество — это дело ему с Мюнхена, похоже, понравилось… Он-то был искренен, но фактор времени не учитывал. Через полчаса после него Гитлер получил тот ответ от Даладье, где было сказано о «высокой миссии» фюрера… И уж француз-то фактор времени учитывал вполне…
К полночи 26-го Гитлер ответил дуче: «Сознаю, что Италия не может выступить. До начала боевых действий следует создавать впечатление о возможности вмешательства Италии и сковывать силы! Тогда я смогу решить „восточный“ вопрос и зимой появлюсь на Западном фронте с силами, не уступающими англо-французским…»
В Риме оно было получено в 9 утра 27-го. Но в этой столице сроки и даты уже не имели значения. Проблема Данцига итальянцев не волновала, и ввязываться в конфликт они, понятно, не хотели. Гитлер был разочарован, однако рассчитывал справиться с поляками и сам… И имел на то все основания…
Но имелись основания и для сомнений… К 28 августа фюрер был уже крайне изнурен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82