Но столик был пуст – ни вазы, ни бокала.
– Анна?
Голос был тихим, не громче дуновения ветерка, надувавшего шторы. Она едва услышала бы его, если бы не бодрствовала и изо всех сил не напрягала все свои чувства. Голос она узнала сразу. Он поверг ее в сладкий трепет.
– Рашид!
Анна села на постели. Она не верила своим глазам. Посреди ее комнаты стоял Рашид! Может, она все-таки заснула и грезит? Это мог быть только сон, сон в теплую летнюю ночь.
– Можно мне подойти ближе? – мягко поинтересовался он.
– Конечно, раз ты уже здесь, – ответила Анна и натянула одеяло до подбородка. Надо соблюсти хотя бы чуточку приличия.
Ее ощущения метались между безграничным восторгом и возмущением. Как он посмел вот так запросто залезть к ней в комнату? А если бы она крепко спала? Он что, тогда просто набросился бы на нее? Он уже был рядом.
– Я разбудил тебя?
– Что ты здесь делаешь? – перешла в наступление Анна, не обращая внимания на его вопрос. Как сознаться, что она не могла заснуть, потому что все время думала о нем? – Как ты сюда пробрался?
– Через окно. Под ним растет смоковница. У нее такие крепкие ветви, что могут выдержать мужчину.
В лунном свете она увидела его белозубую улыбку. Если даже он смущался или стыдился, то хорошо это скрывал. Напротив, вид у него был достаточно самоуверенный, словно он имел право посреди ночи вторгаться в ее комнату.
– А как ты узнал, что это моя комната? Ты ведь мог залезть к кухарке. Или даже к моему кузену...
– Я ведь уже был здесь, разве ты забыла? Вчера, когда Юсуф допрашивал вас, я обыскивал ваш дом. Каждую комнату. И эту тоже. – Он окинул взглядом все помещение и задержался на комоде, где аккуратно были выложены ручное зеркальце, гребешки, серьги и флакончики с духами. Он опять устремил глаза на нее. – Согласись, эта обстановка вряд ли подходит для каморки служанки или покоев хозяина дома.
– Но почему ты пришел именно сейчас, ночью? Ведь это...
– Я знаю, это не совсем прилично. Но я пришел, воспользовавшись твоим приглашением. Ты сказала, что я могу снова прийти. В любое время. Если ты не имела в виду ночь, ты должна была сказать мне об этом. – Он влюбленно улыбнулся. – Ты должна простить меня. Я просто не мог ждать до завтра.
Анна все еще была в полном замешательстве.
– А если тебя кто-нибудь видел или слышал?
– Никто меня не видел, – уверенно ответил Рашид и сел рядом с ней на постель. – Я был очень осторожен. К тому же я знаю, что Аллах хранит нас.
Теперь он был так близко, что она ощущала исходившее от него тепло. На нем не было ни формы, ни высокой шапки, а всего лишь простые штаны и просторная рубаха. Его светлые, в лунном свете отливающие серебром волосы были немного длиннее, чем у других мужчин-мусульман. Кончики завивались на висках и на затылке, и она с трудом подавила в себе желание намотать себе его завиток на палец. Растительность на его лице тоже выглядела необычно – не темная и пушистая, как у других, а тонкая щеточка усов и аккуратная бородка. Он вообще выглядел не как солдат-мусульманин, а скорее как отчаянный герой какого-нибудь пиратского фильма.
– Почему ты так решил, Рашид? Почему ты думаешь, что Аллах хранит нас?
– Потому что мы с тобой одно целое, Анна. Это Его воля. Иначе он не подарил бы нам наш собственный язык, и наши пути никогда бы не пересеклись. – Он протянул руку и нежно погладил ее по лицу. – Аллах защищает влюбленных. А я знаю, что ты испытываешь такие же чувства, как я.
– Ты сошел с ума.
– Знаю. Ты не единственная, кто так говорит. – Он равнодушно усмехнулся. Потом наклонился вперед и поцеловал ее.
Анна закрыла глаза и попыталась вспомнить все аргументы против ее связи с Рашидом, которые только можно было придумать: он был мусульманин, янычар. Он дал обет. Ей надо было выполнить задание, и у нее оставалось совсем немного времени для этого. Через тридцать дней, и ни на день позже, она исчезнет из Иерусалима и из этого времени тем же путем, каким попала сюда. К этому моменту она должна разыскать противоядие или хотя бы намек на рецепт его изготовления. И непременно найти сына. Ей вспомнились слова из напутственного письма Козимо: «И что бы ни произошло с Вами за время Вашего присутствия в прошлом, неустанно ищите рецепт противоядия». Кого имел в виду Козимо? Рашида? Бестия ведь прекрасно знал обо всем, что случится с ней в прошлом. В конце концов он сам пережил это. А не лучше ли было подготовить ее к этим событиям? Тогда сейчас ей бы хватило силы духа просто вышвырнуть Рашида из своей комнаты.
Анна ощутила его губы на своих и ответила на поцелуй. Именно в этот момент все аргументы и весь здравый смысл куда-то улетучились.
Примерно через час они лежали, тесно прижавшись друг к другу, в постели. Простыни были скомканы, часть его одежды в трогательном единении висела вместе с ее ночным пеньюаром на спинке кровати, остальные вещи были разбросаны на полу.
– Это чудо, – шепнул Рашид, глядя с улыбкой на балдахин, словно пытаясь разглядеть средь звездных узоров любимое лицо.
– Что чудо? – не поняла Анна.
– Мы с тобой. Мы две половинки одного целого. Мы понимаем друг друга. Хотя я никогда раньше не слыхал твоего языка и тем более не говорил на нем, я за несколько часов освоил его как свой родной. Это и есть настоящее чудо.
Анна промолчала. Она догадывалась, что Рашид, скорее всего, был родом из каких-нибудь германских земель, порабощенных Османами. Его акцент носил четкий австрийский оттенок. Вероятно, его не всегда звали Рашидом, но по какой-то причине он забыл свое прошлое. Она не знала, в какой мере ей позволено просвещать его насчет его происхождения, и предпочла промолчать. На одном из соседних дворов прокричал петух.
– Я сейчас должен уйти, – тихонько сказал Рашид, в то время как его рука ласково скользила по ее спине. – Когда мы снова увидимся?
– Через несколько часов. Сегодня мне на службу только в полдень, и до этого я зайду к вам, чтобы поговорить с твоим кузеном. – Его слова неожиданно больно отозвались в сердце Анны. Ведь Рашид не знал правды о ней. Не знал, что Козимо вовсе не ее брат. Не знал, что она родом из будущего и у нее есть взрослый сын. Он вообще ничего не знал о ней. Она обманула его.
– Я могу доверять ему?
– Кому?
– Твоему кузену и его сыну, – насмешливо ответил Рашид. – Ты что, спишь в моих объятиях?
Анна смущенно пригладила волосы. Разве можно открыть ему то, что только что пронеслось в ее голове?
– Ты можешь доверять Козимо. Почему ты сомневаешься?
– Ну... – Рашид замолк и пожал плечами. – Сам не знаю. Он вроде производит приятное впечатление, но в нем есть что-то зловещее. Его глаза такие... старые. А выглядит так, будто он старше своего сына всего лет на десять.
«Который вовсе ему не сын», – подумала Анна. Одна ложь тянула за собою другую. Ложь на длинных ногах. Паутина, свитая из корабельных канатов.
– Да, я знаю. Козимо всегда производит на людей такое впечатление. Может, это оттого, что он не такой, как большинство его... наших родственников, – быстро поправилась она, не смея взглянуть на Рашида, хотя было еще довольно темно и он вряд ли мог бы распознать в ее глазах нечистую совесть. Но как она могла сказать ему правду? Как? Рашид кивнул:
– Я так и подумал, но... – Улыбка осветила его лицо. – Но я рад услышать это от тебя.
Петух прокричал во второй раз. Рашид поцеловал ее в лоб и плавно отодвинулся в сторону. Потом встал и собрал свою разбросанную одежду. Анна наблюдала за ним с неожиданным привкусом разочарования. Она спрашивала себя, что будет с ними дальше. Это что, останется просто любовным приключением на один раз, одной-единственной ночью страсти? Или они теперь будут тайно встречаться каждую ночь? Прятать свою любовь от чужих глаз, как подростки или как...
Комок застрял у нее в горле. Пришедшее на ум сравнение ей вовсе не понравилось. Одна из самых красивых любовных историй в мировой литературе имела безнадежный, трагический конец. А об этом ей не хотелось думать. Ни сейчас, ни в другое время. Рашид уже оделся и еще раз присел на край ее кровати.
– Что с тобой? – спросил он, нежно проведя рукой по ее щеке. – Твои глаза сверкают, словно ты сейчас заплачешь. Почему ты такая грустная? Анна покачала головой:
– На самом деле я не грустная, Рашид. Я... У меня все смешалось в душе. Это просто...
– Безумие? – Он взял ее руку и ласково провел своим указательным пальцем вдоль каждого ее пальчика. – Янычар и христианка влюбляются друг в друга. Да, это действительно безумие. Даже больше. Этого просто не может быть. Но Аллах велик, более велик, чем способно представить себе человеческое воображение. Если на то будет Его воля, ночь станет днем, вода потечет вспять в гору, а звезды упадут с неба. Что такое обет перед лицом Его невообразимого могущества! Мы называем это «кисмет», судьба. Человек с его планами тут бессилен. – Он погладил ее по волосам, притянул к себе и поцеловал.
– Рашид, – прошептала Анна, закрыв глаза, – как бы я хотела побыть с тобой подольше.
– Ты же знаешь, мы должны соблюдать осторожность, – выдохнул он ей в ухо. – Пока еще. Но мы увидимся днем. И я приду к тебе ночью, если ты мне позволишь.
– Конечно. – Анна блаженствовала, ощущая близость его теплого молодого тела и вдыхая запах его кожи. Видела его улыбку и страстный взгляд, хотя по-прежнему глаза ее были закрыты. Она точно знала, что будет мечтать о следующей встрече, что ей будет недоставать его.
Рашид мягко убрал ее руки со своей шеи и поцеловал в лоб. А потом вдруг исчез, почти так же стремительно и бесшумно, как и появился.
Анна сидела на кровати, поджав под себя ноги, и с тоской смотрела вслед гибкой фигуре, с легкостью вскочившей на подоконник. Свет поменял свои краски. Лунное серебро уступило место золотистому мерцанию утренней зари. Скоро наступит день, и муэдзин с минарета заведет свою монотонную песню, созывая мусульман к утреннему намазу. Она встанет, оденется и позавтракает, как каждое утро, как вчера и позавчера, как всегда. И все-таки сегодня все было по-другому. Ведь сегодня она будет ждать Рашида. И считать она будет не только часы.
Неужели она только вчера впервые увидела его? Она мало что знала о нем и его предыдущей жизни. И в то же время у нее было такое ощущение, будто она знает его гораздо лучше, чем всех других мужчин в своей жизни. Даже лучше, чем Джулиано, которого любила больше всего на свете. Как могла она, еще несколько дней назад уверенная, что после смерти Джулиано не сойдется ни с одним мужчиной, вдруг очертя голову влюбиться в незнакомого человека? Конечно, он был привлекателен, у него был шарм, но этим обладали многие мужчины. Гормоны у нее, что ли, взбесились после родов? Это было правдоподобное объяснение, но Анна отбросила его. Рашид пробудил в ней нечто большее, чем всплеск каких-то там половых гормонов, названия которых она даже не знала. Встреча с ним была подобна землетрясению. Нет, неправильное слово. Он не потряс ее, а... Скорее, это было похоже на совпадение шестеренок цифрового замка в сейфе. Вместе они образовали правильную комбинацию.
Анна обхватила колени руками. Они с Рашидом идеально подходили друг другу. Это был очевидный факт, сила природы, которой она не могла противостоять. Некоторые люди всю свою жизнь ищут вторую половинку своей числовой комбинации и никогда не находят ее. Она и в самом деле могла считать себя счастливой. То, что она вскорости вернется в свое время и никогда больше не увидит Рашида, было, очевидно, иронией судьбы, доступной пониманию только высших сил. Да, судьба сыграла с ней злую шутку, это была странная ирония.
Она зарыла лицо в подушку и заплакала. Почему именно Рашид? Ведь так много мест, где можно встретить свою вторую половину – в супермаркете, на светофоре, во время уличного праздника, в кафе, на площадке для гольфа, в парке... Почему именно здесь, в Иерусалиме, в 1530 году? И никакого выхода не было. Как это несправедливо...
VI
Подчиненный
Стефано аккуратно разложил на столе еду для завтрака. По скромности трапеза не уступала простой обстановке хижины – коврига хлеба и немного сыра, дары верных братьев и сестер, которые с трогательным рвением пеклись о нем и об отце Джакомо, хотя сами были едва ли богаче, чем проповедники. Для питья стоял кувшин с водой. Свежей, прозрачной водой из маленького родника, бившего из скалы прямо позади их домика.
Стефано отодвинул в сторону тяжелый полог, служивший дверью, так что, сидя за столом, они могли взирать вниз, на город. На Иерусалим, Священный Город, город Давида и Иисуса. До этого они жили в черте города, и тогда им все время приходилось перебираться с одной квартиры на другую. Братья и сестры по вере буквально состязались за право предоставить им кров и кормить их. Тем не менее спустя какое-то время отец Джакомо предпочел подыскать постоянное жилище и вскоре нашел эту хижину. Ее совсем недавно покинули предыдущие хозяева, оставив даже посуду. Иногда, набирая в кувшин воду из родника, Стефано задавался вопросом: почему жильцы оставили хижину? Она не была ветхой, а ее месторасположение – прямо на склоне под прикрытием горы, с чистым источником и открывающимся у ног видом на город – было неправдоподобно удачным. Что это было – судьба, указующий перст Господа? Стефано ничему бы не удивился. Это был бы всего лишь один из многих знаков, свидетелем которых он становился за свою жизнь. Ведь именно на следующий день после того, как они покинули город и перебрались в эту хижину, янычары начали обыскивать весь город, охотясь за ними.
Стефано поставил на грубо сколоченный стол две тарелки и две кружки. Отец Джакомо должен вот-вот вернуться с молитвы на горе. Он всегда поднимался на гору немного повыше, чтобы помолиться там, как всегда поступали апостолы, ученики Христа. И он всегда ходил в одиночестве. Стефано не обижался, что ему не разрешалось сопровождать его. Сколько он себя помнил, отец Джакомо время от времени всегда удалялся куда-то. Иногда это были лишь несколько часов в месяц, в которые он желал, чтобы никто не мешал ему, иногда это происходило чаще. С тех пор как они прибыли в Иерусалим, он уходил каждый день на несколько часов. Чаще всего исчезал еще до рассвета и возвращался только тогда, когда солнце уже стояло высоко в зените. Обязанностью Стефано было приготовить за это время завтрак и прибрать хижину. Управившись, он вставал у входа и смотрел вниз на город, простиравшийся у его ног, словно царская корона, покоившаяся на подушке, сотканной из самых разных ниток. Солнечные лучи отражались в куполах мечетей, заставляли сверкать синагоги, как драгоценные камни, а кресты на церквях – искриться как алмазы. Никогда и нигде не видел он ничего более красивого.
Стефано прислонился к косяку двери и задумался. Он попытался представить себе, как будет выглядеть Иерусалим, когда крестовый поход завершится победой. Останутся ли стоять мечети и синагоги и будут ли радовать глаз прохожего своей красотой? Или они будут полыхать, лежать в развалинах и постепенно заменяться вновь построенными храмами, базиликами и соборами? Он отметил, что это представление ему не понравилось и настроило его на грустный лад. Без изящных минаретов и больших сводчатых куполов синагог город был бы обеднен, подобно лугу без красочного пиршества разнотравья.
Цветочные луга... Стефано переступил на другую ногу, представив себе луг, пестрящий яркими цветами и цветущими кустарниками. На свете существовало такое множество самых разных цветов! А разнообразие видов животных, зверей никогда не укладывалось в его воображении. Даже количество не похожих друг на друга бабочек и насекомых всегда поражало его. Даже камни, галька и скалы, и те не походили друг на друга. А что уж говорить про людей! Каждый был на свой лад – высокие и низкие, толстые и тонкие, темноволосые и блондины... Почему? Почему Бог создал всех разными, каждую Божью тварь, обитающих на земле, в воде и в воздухе, каждое растение, даже малюсеньких насекомых?
Потому что Господь любит многообразие, подумал Стефано, втянув воздух полной грудью. Как прекрасен этот мир, как неповторимо красив!
А как же религии? Они что, тоже были лишь частью этого угодного Богу разнообразия, отдельной краской дивной радуги? Может быть, мусульмане, христиане, иудеи были частями единого целого, призванными придать миру свой красочный нюанс? Были ли они реками, берущими начало из одного источника и впадающими в одно и то же море? И какие еще существовали реки, которых он не знал, но которые имели то же происхождение? Бог создал мир. И Он увидел, что это было хорошо. Относилось ли это и к мусульманам, и к иудеям? Любил ли и их Господь точно так же, как отец любит всех своих сыновей, какими бы разными они ни были, возлагая на каждого задачу, соразмерную его способностям? Были ли все они сынами одного отца?
Шум осыпающихся камешков на песчаном грунте заставил Стефано вздрогнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Анна?
Голос был тихим, не громче дуновения ветерка, надувавшего шторы. Она едва услышала бы его, если бы не бодрствовала и изо всех сил не напрягала все свои чувства. Голос она узнала сразу. Он поверг ее в сладкий трепет.
– Рашид!
Анна села на постели. Она не верила своим глазам. Посреди ее комнаты стоял Рашид! Может, она все-таки заснула и грезит? Это мог быть только сон, сон в теплую летнюю ночь.
– Можно мне подойти ближе? – мягко поинтересовался он.
– Конечно, раз ты уже здесь, – ответила Анна и натянула одеяло до подбородка. Надо соблюсти хотя бы чуточку приличия.
Ее ощущения метались между безграничным восторгом и возмущением. Как он посмел вот так запросто залезть к ней в комнату? А если бы она крепко спала? Он что, тогда просто набросился бы на нее? Он уже был рядом.
– Я разбудил тебя?
– Что ты здесь делаешь? – перешла в наступление Анна, не обращая внимания на его вопрос. Как сознаться, что она не могла заснуть, потому что все время думала о нем? – Как ты сюда пробрался?
– Через окно. Под ним растет смоковница. У нее такие крепкие ветви, что могут выдержать мужчину.
В лунном свете она увидела его белозубую улыбку. Если даже он смущался или стыдился, то хорошо это скрывал. Напротив, вид у него был достаточно самоуверенный, словно он имел право посреди ночи вторгаться в ее комнату.
– А как ты узнал, что это моя комната? Ты ведь мог залезть к кухарке. Или даже к моему кузену...
– Я ведь уже был здесь, разве ты забыла? Вчера, когда Юсуф допрашивал вас, я обыскивал ваш дом. Каждую комнату. И эту тоже. – Он окинул взглядом все помещение и задержался на комоде, где аккуратно были выложены ручное зеркальце, гребешки, серьги и флакончики с духами. Он опять устремил глаза на нее. – Согласись, эта обстановка вряд ли подходит для каморки служанки или покоев хозяина дома.
– Но почему ты пришел именно сейчас, ночью? Ведь это...
– Я знаю, это не совсем прилично. Но я пришел, воспользовавшись твоим приглашением. Ты сказала, что я могу снова прийти. В любое время. Если ты не имела в виду ночь, ты должна была сказать мне об этом. – Он влюбленно улыбнулся. – Ты должна простить меня. Я просто не мог ждать до завтра.
Анна все еще была в полном замешательстве.
– А если тебя кто-нибудь видел или слышал?
– Никто меня не видел, – уверенно ответил Рашид и сел рядом с ней на постель. – Я был очень осторожен. К тому же я знаю, что Аллах хранит нас.
Теперь он был так близко, что она ощущала исходившее от него тепло. На нем не было ни формы, ни высокой шапки, а всего лишь простые штаны и просторная рубаха. Его светлые, в лунном свете отливающие серебром волосы были немного длиннее, чем у других мужчин-мусульман. Кончики завивались на висках и на затылке, и она с трудом подавила в себе желание намотать себе его завиток на палец. Растительность на его лице тоже выглядела необычно – не темная и пушистая, как у других, а тонкая щеточка усов и аккуратная бородка. Он вообще выглядел не как солдат-мусульманин, а скорее как отчаянный герой какого-нибудь пиратского фильма.
– Почему ты так решил, Рашид? Почему ты думаешь, что Аллах хранит нас?
– Потому что мы с тобой одно целое, Анна. Это Его воля. Иначе он не подарил бы нам наш собственный язык, и наши пути никогда бы не пересеклись. – Он протянул руку и нежно погладил ее по лицу. – Аллах защищает влюбленных. А я знаю, что ты испытываешь такие же чувства, как я.
– Ты сошел с ума.
– Знаю. Ты не единственная, кто так говорит. – Он равнодушно усмехнулся. Потом наклонился вперед и поцеловал ее.
Анна закрыла глаза и попыталась вспомнить все аргументы против ее связи с Рашидом, которые только можно было придумать: он был мусульманин, янычар. Он дал обет. Ей надо было выполнить задание, и у нее оставалось совсем немного времени для этого. Через тридцать дней, и ни на день позже, она исчезнет из Иерусалима и из этого времени тем же путем, каким попала сюда. К этому моменту она должна разыскать противоядие или хотя бы намек на рецепт его изготовления. И непременно найти сына. Ей вспомнились слова из напутственного письма Козимо: «И что бы ни произошло с Вами за время Вашего присутствия в прошлом, неустанно ищите рецепт противоядия». Кого имел в виду Козимо? Рашида? Бестия ведь прекрасно знал обо всем, что случится с ней в прошлом. В конце концов он сам пережил это. А не лучше ли было подготовить ее к этим событиям? Тогда сейчас ей бы хватило силы духа просто вышвырнуть Рашида из своей комнаты.
Анна ощутила его губы на своих и ответила на поцелуй. Именно в этот момент все аргументы и весь здравый смысл куда-то улетучились.
Примерно через час они лежали, тесно прижавшись друг к другу, в постели. Простыни были скомканы, часть его одежды в трогательном единении висела вместе с ее ночным пеньюаром на спинке кровати, остальные вещи были разбросаны на полу.
– Это чудо, – шепнул Рашид, глядя с улыбкой на балдахин, словно пытаясь разглядеть средь звездных узоров любимое лицо.
– Что чудо? – не поняла Анна.
– Мы с тобой. Мы две половинки одного целого. Мы понимаем друг друга. Хотя я никогда раньше не слыхал твоего языка и тем более не говорил на нем, я за несколько часов освоил его как свой родной. Это и есть настоящее чудо.
Анна промолчала. Она догадывалась, что Рашид, скорее всего, был родом из каких-нибудь германских земель, порабощенных Османами. Его акцент носил четкий австрийский оттенок. Вероятно, его не всегда звали Рашидом, но по какой-то причине он забыл свое прошлое. Она не знала, в какой мере ей позволено просвещать его насчет его происхождения, и предпочла промолчать. На одном из соседних дворов прокричал петух.
– Я сейчас должен уйти, – тихонько сказал Рашид, в то время как его рука ласково скользила по ее спине. – Когда мы снова увидимся?
– Через несколько часов. Сегодня мне на службу только в полдень, и до этого я зайду к вам, чтобы поговорить с твоим кузеном. – Его слова неожиданно больно отозвались в сердце Анны. Ведь Рашид не знал правды о ней. Не знал, что Козимо вовсе не ее брат. Не знал, что она родом из будущего и у нее есть взрослый сын. Он вообще ничего не знал о ней. Она обманула его.
– Я могу доверять ему?
– Кому?
– Твоему кузену и его сыну, – насмешливо ответил Рашид. – Ты что, спишь в моих объятиях?
Анна смущенно пригладила волосы. Разве можно открыть ему то, что только что пронеслось в ее голове?
– Ты можешь доверять Козимо. Почему ты сомневаешься?
– Ну... – Рашид замолк и пожал плечами. – Сам не знаю. Он вроде производит приятное впечатление, но в нем есть что-то зловещее. Его глаза такие... старые. А выглядит так, будто он старше своего сына всего лет на десять.
«Который вовсе ему не сын», – подумала Анна. Одна ложь тянула за собою другую. Ложь на длинных ногах. Паутина, свитая из корабельных канатов.
– Да, я знаю. Козимо всегда производит на людей такое впечатление. Может, это оттого, что он не такой, как большинство его... наших родственников, – быстро поправилась она, не смея взглянуть на Рашида, хотя было еще довольно темно и он вряд ли мог бы распознать в ее глазах нечистую совесть. Но как она могла сказать ему правду? Как? Рашид кивнул:
– Я так и подумал, но... – Улыбка осветила его лицо. – Но я рад услышать это от тебя.
Петух прокричал во второй раз. Рашид поцеловал ее в лоб и плавно отодвинулся в сторону. Потом встал и собрал свою разбросанную одежду. Анна наблюдала за ним с неожиданным привкусом разочарования. Она спрашивала себя, что будет с ними дальше. Это что, останется просто любовным приключением на один раз, одной-единственной ночью страсти? Или они теперь будут тайно встречаться каждую ночь? Прятать свою любовь от чужих глаз, как подростки или как...
Комок застрял у нее в горле. Пришедшее на ум сравнение ей вовсе не понравилось. Одна из самых красивых любовных историй в мировой литературе имела безнадежный, трагический конец. А об этом ей не хотелось думать. Ни сейчас, ни в другое время. Рашид уже оделся и еще раз присел на край ее кровати.
– Что с тобой? – спросил он, нежно проведя рукой по ее щеке. – Твои глаза сверкают, словно ты сейчас заплачешь. Почему ты такая грустная? Анна покачала головой:
– На самом деле я не грустная, Рашид. Я... У меня все смешалось в душе. Это просто...
– Безумие? – Он взял ее руку и ласково провел своим указательным пальцем вдоль каждого ее пальчика. – Янычар и христианка влюбляются друг в друга. Да, это действительно безумие. Даже больше. Этого просто не может быть. Но Аллах велик, более велик, чем способно представить себе человеческое воображение. Если на то будет Его воля, ночь станет днем, вода потечет вспять в гору, а звезды упадут с неба. Что такое обет перед лицом Его невообразимого могущества! Мы называем это «кисмет», судьба. Человек с его планами тут бессилен. – Он погладил ее по волосам, притянул к себе и поцеловал.
– Рашид, – прошептала Анна, закрыв глаза, – как бы я хотела побыть с тобой подольше.
– Ты же знаешь, мы должны соблюдать осторожность, – выдохнул он ей в ухо. – Пока еще. Но мы увидимся днем. И я приду к тебе ночью, если ты мне позволишь.
– Конечно. – Анна блаженствовала, ощущая близость его теплого молодого тела и вдыхая запах его кожи. Видела его улыбку и страстный взгляд, хотя по-прежнему глаза ее были закрыты. Она точно знала, что будет мечтать о следующей встрече, что ей будет недоставать его.
Рашид мягко убрал ее руки со своей шеи и поцеловал в лоб. А потом вдруг исчез, почти так же стремительно и бесшумно, как и появился.
Анна сидела на кровати, поджав под себя ноги, и с тоской смотрела вслед гибкой фигуре, с легкостью вскочившей на подоконник. Свет поменял свои краски. Лунное серебро уступило место золотистому мерцанию утренней зари. Скоро наступит день, и муэдзин с минарета заведет свою монотонную песню, созывая мусульман к утреннему намазу. Она встанет, оденется и позавтракает, как каждое утро, как вчера и позавчера, как всегда. И все-таки сегодня все было по-другому. Ведь сегодня она будет ждать Рашида. И считать она будет не только часы.
Неужели она только вчера впервые увидела его? Она мало что знала о нем и его предыдущей жизни. И в то же время у нее было такое ощущение, будто она знает его гораздо лучше, чем всех других мужчин в своей жизни. Даже лучше, чем Джулиано, которого любила больше всего на свете. Как могла она, еще несколько дней назад уверенная, что после смерти Джулиано не сойдется ни с одним мужчиной, вдруг очертя голову влюбиться в незнакомого человека? Конечно, он был привлекателен, у него был шарм, но этим обладали многие мужчины. Гормоны у нее, что ли, взбесились после родов? Это было правдоподобное объяснение, но Анна отбросила его. Рашид пробудил в ней нечто большее, чем всплеск каких-то там половых гормонов, названия которых она даже не знала. Встреча с ним была подобна землетрясению. Нет, неправильное слово. Он не потряс ее, а... Скорее, это было похоже на совпадение шестеренок цифрового замка в сейфе. Вместе они образовали правильную комбинацию.
Анна обхватила колени руками. Они с Рашидом идеально подходили друг другу. Это был очевидный факт, сила природы, которой она не могла противостоять. Некоторые люди всю свою жизнь ищут вторую половинку своей числовой комбинации и никогда не находят ее. Она и в самом деле могла считать себя счастливой. То, что она вскорости вернется в свое время и никогда больше не увидит Рашида, было, очевидно, иронией судьбы, доступной пониманию только высших сил. Да, судьба сыграла с ней злую шутку, это была странная ирония.
Она зарыла лицо в подушку и заплакала. Почему именно Рашид? Ведь так много мест, где можно встретить свою вторую половину – в супермаркете, на светофоре, во время уличного праздника, в кафе, на площадке для гольфа, в парке... Почему именно здесь, в Иерусалиме, в 1530 году? И никакого выхода не было. Как это несправедливо...
VI
Подчиненный
Стефано аккуратно разложил на столе еду для завтрака. По скромности трапеза не уступала простой обстановке хижины – коврига хлеба и немного сыра, дары верных братьев и сестер, которые с трогательным рвением пеклись о нем и об отце Джакомо, хотя сами были едва ли богаче, чем проповедники. Для питья стоял кувшин с водой. Свежей, прозрачной водой из маленького родника, бившего из скалы прямо позади их домика.
Стефано отодвинул в сторону тяжелый полог, служивший дверью, так что, сидя за столом, они могли взирать вниз, на город. На Иерусалим, Священный Город, город Давида и Иисуса. До этого они жили в черте города, и тогда им все время приходилось перебираться с одной квартиры на другую. Братья и сестры по вере буквально состязались за право предоставить им кров и кормить их. Тем не менее спустя какое-то время отец Джакомо предпочел подыскать постоянное жилище и вскоре нашел эту хижину. Ее совсем недавно покинули предыдущие хозяева, оставив даже посуду. Иногда, набирая в кувшин воду из родника, Стефано задавался вопросом: почему жильцы оставили хижину? Она не была ветхой, а ее месторасположение – прямо на склоне под прикрытием горы, с чистым источником и открывающимся у ног видом на город – было неправдоподобно удачным. Что это было – судьба, указующий перст Господа? Стефано ничему бы не удивился. Это был бы всего лишь один из многих знаков, свидетелем которых он становился за свою жизнь. Ведь именно на следующий день после того, как они покинули город и перебрались в эту хижину, янычары начали обыскивать весь город, охотясь за ними.
Стефано поставил на грубо сколоченный стол две тарелки и две кружки. Отец Джакомо должен вот-вот вернуться с молитвы на горе. Он всегда поднимался на гору немного повыше, чтобы помолиться там, как всегда поступали апостолы, ученики Христа. И он всегда ходил в одиночестве. Стефано не обижался, что ему не разрешалось сопровождать его. Сколько он себя помнил, отец Джакомо время от времени всегда удалялся куда-то. Иногда это были лишь несколько часов в месяц, в которые он желал, чтобы никто не мешал ему, иногда это происходило чаще. С тех пор как они прибыли в Иерусалим, он уходил каждый день на несколько часов. Чаще всего исчезал еще до рассвета и возвращался только тогда, когда солнце уже стояло высоко в зените. Обязанностью Стефано было приготовить за это время завтрак и прибрать хижину. Управившись, он вставал у входа и смотрел вниз на город, простиравшийся у его ног, словно царская корона, покоившаяся на подушке, сотканной из самых разных ниток. Солнечные лучи отражались в куполах мечетей, заставляли сверкать синагоги, как драгоценные камни, а кресты на церквях – искриться как алмазы. Никогда и нигде не видел он ничего более красивого.
Стефано прислонился к косяку двери и задумался. Он попытался представить себе, как будет выглядеть Иерусалим, когда крестовый поход завершится победой. Останутся ли стоять мечети и синагоги и будут ли радовать глаз прохожего своей красотой? Или они будут полыхать, лежать в развалинах и постепенно заменяться вновь построенными храмами, базиликами и соборами? Он отметил, что это представление ему не понравилось и настроило его на грустный лад. Без изящных минаретов и больших сводчатых куполов синагог город был бы обеднен, подобно лугу без красочного пиршества разнотравья.
Цветочные луга... Стефано переступил на другую ногу, представив себе луг, пестрящий яркими цветами и цветущими кустарниками. На свете существовало такое множество самых разных цветов! А разнообразие видов животных, зверей никогда не укладывалось в его воображении. Даже количество не похожих друг на друга бабочек и насекомых всегда поражало его. Даже камни, галька и скалы, и те не походили друг на друга. А что уж говорить про людей! Каждый был на свой лад – высокие и низкие, толстые и тонкие, темноволосые и блондины... Почему? Почему Бог создал всех разными, каждую Божью тварь, обитающих на земле, в воде и в воздухе, каждое растение, даже малюсеньких насекомых?
Потому что Господь любит многообразие, подумал Стефано, втянув воздух полной грудью. Как прекрасен этот мир, как неповторимо красив!
А как же религии? Они что, тоже были лишь частью этого угодного Богу разнообразия, отдельной краской дивной радуги? Может быть, мусульмане, христиане, иудеи были частями единого целого, призванными придать миру свой красочный нюанс? Были ли они реками, берущими начало из одного источника и впадающими в одно и то же море? И какие еще существовали реки, которых он не знал, но которые имели то же происхождение? Бог создал мир. И Он увидел, что это было хорошо. Относилось ли это и к мусульманам, и к иудеям? Любил ли и их Господь точно так же, как отец любит всех своих сыновей, какими бы разными они ни были, возлагая на каждого задачу, соразмерную его способностям? Были ли все они сынами одного отца?
Шум осыпающихся камешков на песчаном грунте заставил Стефано вздрогнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40