Ей показалось, что прошли часы. Она чувствовала себя скованной оцепенением, оглушенной, как будто ее подмял под себя грузовик. Единственной мыслью, сверлившей ее затуманенное сознание, было: «Как я смогу снова увидеть этого юношу?»
– Думаю, нам нечего опасаться. – Козимо вскоре вернулся в столовую, с довольным видом снова занял свое место и пригладил волосы. – Напротив, оба были на удивление вежливы. Извинились за причиненное неудобство, попросили меня войти в их положение и сказали, что мы можем претендовать на компенсацию, если их визит нанес нам финансовый ущерб.
– Я растроган, – сыронизировал Ансельмо. Он все еще кипел от злости. – Ну и что же они искали? Они вам это тоже сообщили по дружбе?
Козимо покачал головой:
– Понятия не имею. Сначала я опасался, что они прознали про синьорину Анну, но, к счастью... Анна? Синьорина Анна?
Медленно, словно возвращаясь из забытья, Анна приходила в себя.
– Что?
– С вами все в порядке?
– Да, конечно, а в чем дело?
Козимо и Ансельмо переглянулись, смысл их взглядов был непонятен Анне. Козимо тяжело вздохнул и опять провел рукой по своим густым непокорным волосам, имевшим обыкновение стоять торчком во все стороны. Вид у него был не слишком счастливый.
– Дело может принять веселый оборот, – пробормотал он, и Ансельмо угрюмо кивнул. Глаза его метали искры.
– Так в чем же дело? – растерянно спросила Анна. – Я что-нибудь сделала неправильно?
– Нет. Думаю, вы тут не виноваты, синьорина Анна, – ответил Козимо, выпустив воздух, как тяжеловес, поднявший особенно тяжелую штангу. – Но есть силы, над которыми человек не властен.
Рашид вышел на улицу словно в трансе. Легкий ветерок дунул ему в лицо и остудил пылающие щеки. Его трясло как в лихорадке. И тем не менее разум его был на редкость ясен, а тело таким легким, что он почти не чувствовал камней под ногами. Ему вдруг показалось, что все изменилось в городе, с тех пор как он переступил порог этого дома. И воздух вокруг начал благоухать, будто повсюду цвели розы и жасмин. Рашид глубоко втянул носом воздух и вновь увидел перед собой ее лицо. Ее глаза. Это была она . Он это твердо знал, так же твердо, как то, что его зовут Рашид. Та единственная, за которой он отправился бы на край света, бился бы с чудищами или достал золотое яблоко с древа жизни. Ради нее он был готов на все.
– Опять по нулям, – радостно возвестил Юсуф. – Ничего необычного, никаких следов этого злополучного проповедника. – Да, ты прав.
Ответ механически слетел с губ Рашида, и все же его дивный сон дал трещину, будто к окружавшему его благоуханию примешалась другая, дурнопахнущая нотка. Совсем незначительная, всего лишь намек, но сердце забилось быстрее, а в животе появилось ощущение, чуточку напоминавшее тошноту.
– Да, друг мой, – Юсуф положил ему руку на плечо и посмотрел на него сияющими глазами, – на сегодня мы свою норму выполнили. Зайдем к мастеру поварешки, доложим ему обо всем, а потом поедим. Как тебе эта идея?
– Хорошая мысль, – ответил Рашид. Неприятное ощущение усилилось. Юсуф произнес то, что усилило это ощущение. Но что именно? Он сказал что-то про еду. Колбаса! Точно, вот что это было. Запах колбасы в столовой, в той комнате, где была она . Теперь он все вспомнил. Это был тот же запах, который он почувствовал пару ночей назад на улице, правда, тогда запах смешивался с испарениями потного человека, который был не слишком щепетилен в отношении ежедневного мытья. Значит, он все же не ошибся? И действительно видел кого-то, прятавшегося от янычар и пахнувшего колбасой? Такой, которую ели в этом доме – ее доме? Но тогда...
– Да что с тобой, Рашид? – озабоченно спросил Юсуф. – У тебя такое странное лицо... – Нет, ничего, – покачал головой Рашид.
Может, Юсуф тоже это заметил? Исподтишка он метнул быстрый взгляд на друга. Нет, наверняка нет. Иначе он продолжил бы обыск в доме и немедленно допросил бы всех обитателей. Но теперь? Что ему теперь делать? У него зародились подозрения, что кто-то из этого дома точно крадучись шел той ночью по улице. Безусловно, это не могла быть она. Возможно, она совсем невиновна. Да, она ни о чем не знала. Совершенно точно. Эти глаза не могли лгать.
– Мы сегодня свободны до вечера, дружище, – произнес Юсуф, когда они поравнялись со зданием, где были расквартированы янычары. – Может, сыграем партию в шахматы? Или сходим в баню?
– Может быть, – бросил Рашид. – Я еще не знаю. Он запнулся и остановился как вкопанный. Его вдруг как громом поразило. Оглушительно и безжалостно. Словно чей-то огромный кулачище неожиданно грохнул его по лицу. Сердце его остановилось. Он больше не мог дышать, и лишь огромным усилием воли ему удалось сохранить равновесие. Он увидел перед собой ее глаза, эти дивные глаза на прекрасном лице. Ему показалось, что в ней живет утраченная частичка его души. А потом он увидел перед собой казарму, свою кровать, свое место за столом среди товарищей. На короткий миг блаженства он забыл обо всем этом, но тем более горьким и болезненным было прозрение. Он был янычаром. А в жизни янычара нет место для любви к женщине.
Флорентийский купец
Зал, где ели янычары, был полон. Рядом с Рашидом и напротив него на узких лавках теснились товарищи – Юсуф, близнецы Хасан и Джамал, Али, Кемал и Малик. Они болтали, говорили о каком-то споре и дружно хохотали над шутками Малика, который бесподобно умел подражать некоторым из их начальников. При этом они огромными порциями уплетали еду, словно заключили пари, кто из них больше всех съест пшенной каши с бараниной.
Рашид активно участвовал в разговорах. Смеялся шуткам, вместе с товарищами бранил их предводителя и отправлял в рот ложку за ложкой, хотя это стоило ему больших усилий. Вкус пшена был для него сегодня немногим лучше, чем смешанный с водой песок пустыни, а мясо осело в желудке расплавленным свинцом. Но ему нельзя было выдавать себя. Не приведи Аллах, кто-нибудь заметит, что он не в своей тарелке, и начнет расспрашивать, что с ним... Тогда Юсуф может вспомнить, что Рашид заинтересовался блюдом с колбасами. А Хасану или Джамалу может прийти в голову мысль, что они тоже недавно учуяли запах колбасы в том узком проходе между домами. Им будет легко совместить эти два события, и они захотят снова обыскать дом флорентийского купца, ее дом. Рашид рассмеялся очередной шутке и проглотил омерзительный комок, в который слиплась у него во рту пшенная каша.
Ему было ясно, что он не имеет права молчать, что он обязан поговорить с кем-нибудь о своем подозрении – может быть, даже с кем-нибудь из командиров. Он был янычаром, он присягал на верность Сулейману Великолепному. Это был его долг – расследовать любой намек, который может вывести на след того таинственного проповедника со странным именем Джакомо. Сначала, разумеется, надо было пойти к мяснику и спросить его, готовил ли он колбасы, запах которых он учуял в ту ночь на улице. Быть может, христиане тоже покупали у него, и все было не больше чем простой чередой случайных совпадений. А если нет? У него мелькнула мысль, не может ли он самостоятельно провести расследование? Таким образом он уберег бы ее от массы неприятностей и в то же время исполнил бы свой долг. Но что делать, если его подозрение подтвердится? Тогда ему, конечно, надо будет обо всем доложить мастеру суповой миски. Или не надо?
– Ну так как, Рашид? – спросил в этот момент Юсуф, поглаживая свой живот. – Идешь с нами в баню?
– Да, – ответил Рашид с улыбкой, которая ему самому показалась фальшивой. Но другие этого, кажется, не заметили. Тогда он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, будто только сейчас его осенило. – Э, нет! Я совсем забыл, что моя бритва затупилась. Мастер суповой миски сегодня утром уже напоминал мне, что пора подстричь волосы, иначе грозился сделать это собственноручно. Если не хочу нажить еще и эту неприятность, надо обязательно купить новую. – Он утешал себя тем, что это было ложью лишь отчасти. Его бритва действительно оставляла желать лучшего, и мастер суповой миски действительно сделал ему замечание по поводу чересчур длинных волос. Правда, он не планировал покупать новую бритву именно сегодня. Ибрагим так часто придирался к нему, что он уже привык к этому. И кому какое дело до длины его волос, пока они, во всяком случае, не доросли до плеч? Таково было его собственное мнение. Рашид с сожалением пожал плечами. – Очень жаль, друзья, но вам придется пойти без меня.
– Мне тоже жаль, – откликнулся Джамал. – Но ты можешь прийти попозже, после базара.
– Хорошая мысль.
Выйдя из казармы на улицу, они попрощались, и Рашид проводил взглядом друзей, удалявшихся в сторону бань. Не успели они исчезнуть из его поля зрения, как он развернулся и зашагал в другом направлении – к мяснику Ибн-аль-Саиду.
У мясника Рашид уяснил две вещи. Первое – что его подозрение подтвердилось. Ибн-аль-Саид не делал колбас, запах которых хотя бы отдаленно напоминал тот, который он почувствовал в доме флорентийского купца и той ночью на улице. И второе – что он не будет докладывать об этом мастеру суповой миски. Пока, во всяком случае. Быть может, в городе был другой мясник, который изготавливал такие колбасы. Может, многие христиане ели в этом городе такие колбасы. Сначала он это проверит. А потом... Да, потом будет видно.
Он пошел на базар, чтобы купить бритву, как сказал друзьям. Рашид был скор не только на всплески гнева, но и на свои решения, поэтому на покупку новенькой острой бритвы ему понадобилось времени не больше чем на затягивание пояса вокруг талии. Собственно говоря, теперь он мог бы последовать за товарищами в баню. Но что-то удерживало его от этого. Против своего обыкновения он принялся бесцельно бродить по узким переулкам, разглядывал витрины торговцев медью и оружейников, оценивал разнообразные керосиновые лампы и перепробовал весь товар у торговца маслинами. И лишь оказавшись у дверей флорентийского купца, он заметил, что ноги сами привели его к ее дому. Или это Аллах вел его? Ну, если уж он один раз побывал здесь...
Недолго думая он позвонил в колокольчик на двери и стал ждать. Открылось окошечко, и появилась физиономия привратника.
– Что вы желаете, господин?
– Я должен поговорить с твоими хозяевами, – ответил Рашид. Он, правда, еще не знал о чем, но не сомневался, что удастся придумать что-нибудь.
– Сейчас?
– Разумеется, сейчас, – буркнул Рашид. – Если бы я хотел прийти завтра, я пришел бы завтра.
– Но вы уже были здесь днем и...
– ... И я распоряжусь, чтобы ты схлопотал десять ударов палкой по подошвам, если немедленно не откроешь мне дверь.
Лицо привратника побледнело. Оконце захлопнулось, и Рашид услышал, как изнутри отодвигали засов. Тяжелая дверь медленно отворилась.
– Ну вот, сразу бы так. Как тебя зовут?
– Махмуд, господин, – ответил присмиревший слуга.
– На этот раз я не буду тебя наказывать, Махмуд, – произнес Рашид, – но твое сегодняшнее поведение я запомню. А теперь веди меня к твоему хозяину.
– Будет исполнено, господин. Пожалуйте, – сказал слуга и зашаркал впереди. – Я проведу вас в библиотеку.
Рашид шел тем же путем, который проделал сегодня в полдень, и ему не верилось, что это было всего несколько часов назад. Эти часы показались ему неделями. Он вдруг начал нервничать, и сердце его забилось учащенно.
– Обождите здесь, – произнес слуга с поклоном, составлявшим смесь привитой вежливости и страха. – Я доложу хозяину.
Прошло какое-то время, прежде чем вернулся слуга. Когда же дверь опять открылась, вошел не купец и не его сын – вошла она. Втайне он надеялся вновь увидеть ее, однако теперь, когда она вдруг очутилась перед ним, к тому же одна, без мужского сопровождения, он растерялся. Но лишь на миг. Рашид тут же понял, какое счастье ему выпало. Он мог говорить с ней, услышать наконец ее голос. Никто не помешает им. По всему его телу разлилось тепло, и сердце опять подсказало ему, как и несколько часов назад: это была она, единственная.
Она сказала что-то слуге на языке, непонятном Рашиду, но звучавшем весьма мелодично. Ее голос был мягким, как тончайший шелк. Слуга кивнул, закрыл за собой дверь и ушел, опять шаркая ногами. Они остались одни.
Как и днем, Рашид не мог отвести от нее глаз – от ее красивых теплых глаз, нежного лица, обрамленного темными волосами, легкой улыбки, словно капельки росы застывшей в уголках губ. Впрочем, на этот раз он смог разглядеть и другие детали ее облика. Волосы ниспадали ей на плечи, под одеждой угадывалась стройная фигура.
Рашид закрыл глаза. Он попытался заставить себя вспомнить, что был янычаром. Существовали вещи, думать о которых он не имел права, которые были ему запрещены. Он давал клятву, ему нельзя... Наплевать.
Открыв глаза, он улыбнулся, увидев, что его чувства отражаются в ее глазах и на ее лице. Хвала Аллаху! Она разделяла его ощущения.
Она что-то сказала, и он с улыбкой покачал головой. Они смущенно глядели друг на друга молча, потому что говорили на разных языках. Но их взгляды передавали больше, чем могли бы выразить тысячи слов. Да, они были одним целым.
Когда открылась дверь, оба вздрогнули, как от удара плетью. Вошли купец и его сын. Женщина опять произнесла что-то на своем мелодичном языке, которого Рашид не понимал. Он был готов внимать ей вечно. И не только ради языка.
– Что привело вас к нам? – спросил купец на иврите. Он был вежлив, но от Рашида не укрылось напряжение на его лице. Может, ему все же есть что скрывать?
Или он просто нервничал, потому что за один день его во второй раз посещал янычар?
– У меня к вам есть еще один вопрос, который я не выяснил в прошлый раз, – нашелся Рашид. Хотя теперь он повернулся к ней спиной, он чувствовал на себе ее теплые взгляды, ласкающие его, словно солнечные лучи, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы не расплыться в блаженной улыбке. Купец и его сын вряд ли поняли бы его. – Вы тогда как раз обедали. На столе стояло блюдо с колбасами. Откуда у вас эти колбасы?
Сын купца, молодой человек привлекательной наружности со сверкающими карими глазами, насмешливо поднял брови:
– Вы хотите есть? Вас плохо кормят в вашей казарме? Если желаете, мы охотно...
Однако строгий взгляд отца заставил его замолчать.
– Простите. Мой сын Ансельмо порой бывает чересчур горяч. Полагаю, вам знакома эта черта характера, и поэтому надеюсь на ваше понимание.
Рашид улыбнулся. Разумеется, купец намекал на их недавнюю встречу у городских ворот. Он еще в первый раз понял, что это тот самый купец, который чуть до смерти не загнал свою лошадь.
– Я его прекрасно понимаю, – произнес он, четко осознав, что сейчас, когда она смотрит на него, он ни на кого и ни на что не способен злиться. Его душа ликовала. – Я прощаю его. Но он ошибается. Задать вопрос об этой колбасе меня заставил отнюдь не голод. Может быть, вы уже слышали, что недавно в нашем городе появился ранее никому не известный христианский проповедник. Сам по себе этот факт не вызвал бы нашего беспокойства, в конце концов таких много. Нас тревожит содержание его проповедей. Согласно нашей информации, он планирует ни больше ни меньше чем новый крестовый поход. И с каждым днем он собирает вокруг себя все больше приверженцев.
Рашид слыл человеком, способным на необдуманные поступки. Некоторые его товарищи порой считали его одержимым. Раньше ему казалось, что все они просто большие тугодумы, слишком медлительные и нерасторопные, чтобы уследить за его мыслями и поступками. Теперь, стоя в доме флорентийского купца, он уже не был так уверен в этом. Неужели его товарищи все-таки были правы? Пожалуй, что да, другое объяснение не приходило ему в голову. Должно быть, он лишился рассудка, если одного взгляда незнакомой женщины было достаточно, чтобы развязать ему язык перед посторонними и выболтать секреты, которые полагалось хранить в тайне. А если бы она прикоснулась к нему, что было бы тогда? Впрочем, он не жаждал сейчас ничего сильнее, чем этого.
– Мы знаем всего лишь его имя – он называет себя «патер Джакомо». И теперь мы прочесываем весь город, чтобы найти его.
– Тысячу извинений, но как это связано с нашей колбасой? – У купца был недоуменный вид.
– Тут я должен начать издалека, – произнес Рашид, чувствуя по своим пылающим щекам, что покраснел. – Несколько ночей назад во время патрулирования города со своими товарищами я увидел какую-то тень. Это был какой-то толстый неуклюжий человек, не похожий на вора, но явно пытавшийся спрятаться от нас. – И почему он только рассказывает им все это? Он говорил с купцом как с другом, вместо того чтобы допросить его. Если бы об этом узнал Ибрагим, мастер суповой миски, янычар неминуемо угодил бы на несколько дней в темницу. – Поскольку мои товарищи ничего не заметили, я решил, что обознался, или что это кошка, перебежавшая через улицу. Но от этой тени пахло вашей колбасой. Теперь, я думаю, вы поймете, почему я интересуюсь происхождением ваших колбас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Думаю, нам нечего опасаться. – Козимо вскоре вернулся в столовую, с довольным видом снова занял свое место и пригладил волосы. – Напротив, оба были на удивление вежливы. Извинились за причиненное неудобство, попросили меня войти в их положение и сказали, что мы можем претендовать на компенсацию, если их визит нанес нам финансовый ущерб.
– Я растроган, – сыронизировал Ансельмо. Он все еще кипел от злости. – Ну и что же они искали? Они вам это тоже сообщили по дружбе?
Козимо покачал головой:
– Понятия не имею. Сначала я опасался, что они прознали про синьорину Анну, но, к счастью... Анна? Синьорина Анна?
Медленно, словно возвращаясь из забытья, Анна приходила в себя.
– Что?
– С вами все в порядке?
– Да, конечно, а в чем дело?
Козимо и Ансельмо переглянулись, смысл их взглядов был непонятен Анне. Козимо тяжело вздохнул и опять провел рукой по своим густым непокорным волосам, имевшим обыкновение стоять торчком во все стороны. Вид у него был не слишком счастливый.
– Дело может принять веселый оборот, – пробормотал он, и Ансельмо угрюмо кивнул. Глаза его метали искры.
– Так в чем же дело? – растерянно спросила Анна. – Я что-нибудь сделала неправильно?
– Нет. Думаю, вы тут не виноваты, синьорина Анна, – ответил Козимо, выпустив воздух, как тяжеловес, поднявший особенно тяжелую штангу. – Но есть силы, над которыми человек не властен.
Рашид вышел на улицу словно в трансе. Легкий ветерок дунул ему в лицо и остудил пылающие щеки. Его трясло как в лихорадке. И тем не менее разум его был на редкость ясен, а тело таким легким, что он почти не чувствовал камней под ногами. Ему вдруг показалось, что все изменилось в городе, с тех пор как он переступил порог этого дома. И воздух вокруг начал благоухать, будто повсюду цвели розы и жасмин. Рашид глубоко втянул носом воздух и вновь увидел перед собой ее лицо. Ее глаза. Это была она . Он это твердо знал, так же твердо, как то, что его зовут Рашид. Та единственная, за которой он отправился бы на край света, бился бы с чудищами или достал золотое яблоко с древа жизни. Ради нее он был готов на все.
– Опять по нулям, – радостно возвестил Юсуф. – Ничего необычного, никаких следов этого злополучного проповедника. – Да, ты прав.
Ответ механически слетел с губ Рашида, и все же его дивный сон дал трещину, будто к окружавшему его благоуханию примешалась другая, дурнопахнущая нотка. Совсем незначительная, всего лишь намек, но сердце забилось быстрее, а в животе появилось ощущение, чуточку напоминавшее тошноту.
– Да, друг мой, – Юсуф положил ему руку на плечо и посмотрел на него сияющими глазами, – на сегодня мы свою норму выполнили. Зайдем к мастеру поварешки, доложим ему обо всем, а потом поедим. Как тебе эта идея?
– Хорошая мысль, – ответил Рашид. Неприятное ощущение усилилось. Юсуф произнес то, что усилило это ощущение. Но что именно? Он сказал что-то про еду. Колбаса! Точно, вот что это было. Запах колбасы в столовой, в той комнате, где была она . Теперь он все вспомнил. Это был тот же запах, который он почувствовал пару ночей назад на улице, правда, тогда запах смешивался с испарениями потного человека, который был не слишком щепетилен в отношении ежедневного мытья. Значит, он все же не ошибся? И действительно видел кого-то, прятавшегося от янычар и пахнувшего колбасой? Такой, которую ели в этом доме – ее доме? Но тогда...
– Да что с тобой, Рашид? – озабоченно спросил Юсуф. – У тебя такое странное лицо... – Нет, ничего, – покачал головой Рашид.
Может, Юсуф тоже это заметил? Исподтишка он метнул быстрый взгляд на друга. Нет, наверняка нет. Иначе он продолжил бы обыск в доме и немедленно допросил бы всех обитателей. Но теперь? Что ему теперь делать? У него зародились подозрения, что кто-то из этого дома точно крадучись шел той ночью по улице. Безусловно, это не могла быть она. Возможно, она совсем невиновна. Да, она ни о чем не знала. Совершенно точно. Эти глаза не могли лгать.
– Мы сегодня свободны до вечера, дружище, – произнес Юсуф, когда они поравнялись со зданием, где были расквартированы янычары. – Может, сыграем партию в шахматы? Или сходим в баню?
– Может быть, – бросил Рашид. – Я еще не знаю. Он запнулся и остановился как вкопанный. Его вдруг как громом поразило. Оглушительно и безжалостно. Словно чей-то огромный кулачище неожиданно грохнул его по лицу. Сердце его остановилось. Он больше не мог дышать, и лишь огромным усилием воли ему удалось сохранить равновесие. Он увидел перед собой ее глаза, эти дивные глаза на прекрасном лице. Ему показалось, что в ней живет утраченная частичка его души. А потом он увидел перед собой казарму, свою кровать, свое место за столом среди товарищей. На короткий миг блаженства он забыл обо всем этом, но тем более горьким и болезненным было прозрение. Он был янычаром. А в жизни янычара нет место для любви к женщине.
Флорентийский купец
Зал, где ели янычары, был полон. Рядом с Рашидом и напротив него на узких лавках теснились товарищи – Юсуф, близнецы Хасан и Джамал, Али, Кемал и Малик. Они болтали, говорили о каком-то споре и дружно хохотали над шутками Малика, который бесподобно умел подражать некоторым из их начальников. При этом они огромными порциями уплетали еду, словно заключили пари, кто из них больше всех съест пшенной каши с бараниной.
Рашид активно участвовал в разговорах. Смеялся шуткам, вместе с товарищами бранил их предводителя и отправлял в рот ложку за ложкой, хотя это стоило ему больших усилий. Вкус пшена был для него сегодня немногим лучше, чем смешанный с водой песок пустыни, а мясо осело в желудке расплавленным свинцом. Но ему нельзя было выдавать себя. Не приведи Аллах, кто-нибудь заметит, что он не в своей тарелке, и начнет расспрашивать, что с ним... Тогда Юсуф может вспомнить, что Рашид заинтересовался блюдом с колбасами. А Хасану или Джамалу может прийти в голову мысль, что они тоже недавно учуяли запах колбасы в том узком проходе между домами. Им будет легко совместить эти два события, и они захотят снова обыскать дом флорентийского купца, ее дом. Рашид рассмеялся очередной шутке и проглотил омерзительный комок, в который слиплась у него во рту пшенная каша.
Ему было ясно, что он не имеет права молчать, что он обязан поговорить с кем-нибудь о своем подозрении – может быть, даже с кем-нибудь из командиров. Он был янычаром, он присягал на верность Сулейману Великолепному. Это был его долг – расследовать любой намек, который может вывести на след того таинственного проповедника со странным именем Джакомо. Сначала, разумеется, надо было пойти к мяснику и спросить его, готовил ли он колбасы, запах которых он учуял в ту ночь на улице. Быть может, христиане тоже покупали у него, и все было не больше чем простой чередой случайных совпадений. А если нет? У него мелькнула мысль, не может ли он самостоятельно провести расследование? Таким образом он уберег бы ее от массы неприятностей и в то же время исполнил бы свой долг. Но что делать, если его подозрение подтвердится? Тогда ему, конечно, надо будет обо всем доложить мастеру суповой миски. Или не надо?
– Ну так как, Рашид? – спросил в этот момент Юсуф, поглаживая свой живот. – Идешь с нами в баню?
– Да, – ответил Рашид с улыбкой, которая ему самому показалась фальшивой. Но другие этого, кажется, не заметили. Тогда он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, будто только сейчас его осенило. – Э, нет! Я совсем забыл, что моя бритва затупилась. Мастер суповой миски сегодня утром уже напоминал мне, что пора подстричь волосы, иначе грозился сделать это собственноручно. Если не хочу нажить еще и эту неприятность, надо обязательно купить новую. – Он утешал себя тем, что это было ложью лишь отчасти. Его бритва действительно оставляла желать лучшего, и мастер суповой миски действительно сделал ему замечание по поводу чересчур длинных волос. Правда, он не планировал покупать новую бритву именно сегодня. Ибрагим так часто придирался к нему, что он уже привык к этому. И кому какое дело до длины его волос, пока они, во всяком случае, не доросли до плеч? Таково было его собственное мнение. Рашид с сожалением пожал плечами. – Очень жаль, друзья, но вам придется пойти без меня.
– Мне тоже жаль, – откликнулся Джамал. – Но ты можешь прийти попозже, после базара.
– Хорошая мысль.
Выйдя из казармы на улицу, они попрощались, и Рашид проводил взглядом друзей, удалявшихся в сторону бань. Не успели они исчезнуть из его поля зрения, как он развернулся и зашагал в другом направлении – к мяснику Ибн-аль-Саиду.
У мясника Рашид уяснил две вещи. Первое – что его подозрение подтвердилось. Ибн-аль-Саид не делал колбас, запах которых хотя бы отдаленно напоминал тот, который он почувствовал в доме флорентийского купца и той ночью на улице. И второе – что он не будет докладывать об этом мастеру суповой миски. Пока, во всяком случае. Быть может, в городе был другой мясник, который изготавливал такие колбасы. Может, многие христиане ели в этом городе такие колбасы. Сначала он это проверит. А потом... Да, потом будет видно.
Он пошел на базар, чтобы купить бритву, как сказал друзьям. Рашид был скор не только на всплески гнева, но и на свои решения, поэтому на покупку новенькой острой бритвы ему понадобилось времени не больше чем на затягивание пояса вокруг талии. Собственно говоря, теперь он мог бы последовать за товарищами в баню. Но что-то удерживало его от этого. Против своего обыкновения он принялся бесцельно бродить по узким переулкам, разглядывал витрины торговцев медью и оружейников, оценивал разнообразные керосиновые лампы и перепробовал весь товар у торговца маслинами. И лишь оказавшись у дверей флорентийского купца, он заметил, что ноги сами привели его к ее дому. Или это Аллах вел его? Ну, если уж он один раз побывал здесь...
Недолго думая он позвонил в колокольчик на двери и стал ждать. Открылось окошечко, и появилась физиономия привратника.
– Что вы желаете, господин?
– Я должен поговорить с твоими хозяевами, – ответил Рашид. Он, правда, еще не знал о чем, но не сомневался, что удастся придумать что-нибудь.
– Сейчас?
– Разумеется, сейчас, – буркнул Рашид. – Если бы я хотел прийти завтра, я пришел бы завтра.
– Но вы уже были здесь днем и...
– ... И я распоряжусь, чтобы ты схлопотал десять ударов палкой по подошвам, если немедленно не откроешь мне дверь.
Лицо привратника побледнело. Оконце захлопнулось, и Рашид услышал, как изнутри отодвигали засов. Тяжелая дверь медленно отворилась.
– Ну вот, сразу бы так. Как тебя зовут?
– Махмуд, господин, – ответил присмиревший слуга.
– На этот раз я не буду тебя наказывать, Махмуд, – произнес Рашид, – но твое сегодняшнее поведение я запомню. А теперь веди меня к твоему хозяину.
– Будет исполнено, господин. Пожалуйте, – сказал слуга и зашаркал впереди. – Я проведу вас в библиотеку.
Рашид шел тем же путем, который проделал сегодня в полдень, и ему не верилось, что это было всего несколько часов назад. Эти часы показались ему неделями. Он вдруг начал нервничать, и сердце его забилось учащенно.
– Обождите здесь, – произнес слуга с поклоном, составлявшим смесь привитой вежливости и страха. – Я доложу хозяину.
Прошло какое-то время, прежде чем вернулся слуга. Когда же дверь опять открылась, вошел не купец и не его сын – вошла она. Втайне он надеялся вновь увидеть ее, однако теперь, когда она вдруг очутилась перед ним, к тому же одна, без мужского сопровождения, он растерялся. Но лишь на миг. Рашид тут же понял, какое счастье ему выпало. Он мог говорить с ней, услышать наконец ее голос. Никто не помешает им. По всему его телу разлилось тепло, и сердце опять подсказало ему, как и несколько часов назад: это была она, единственная.
Она сказала что-то слуге на языке, непонятном Рашиду, но звучавшем весьма мелодично. Ее голос был мягким, как тончайший шелк. Слуга кивнул, закрыл за собой дверь и ушел, опять шаркая ногами. Они остались одни.
Как и днем, Рашид не мог отвести от нее глаз – от ее красивых теплых глаз, нежного лица, обрамленного темными волосами, легкой улыбки, словно капельки росы застывшей в уголках губ. Впрочем, на этот раз он смог разглядеть и другие детали ее облика. Волосы ниспадали ей на плечи, под одеждой угадывалась стройная фигура.
Рашид закрыл глаза. Он попытался заставить себя вспомнить, что был янычаром. Существовали вещи, думать о которых он не имел права, которые были ему запрещены. Он давал клятву, ему нельзя... Наплевать.
Открыв глаза, он улыбнулся, увидев, что его чувства отражаются в ее глазах и на ее лице. Хвала Аллаху! Она разделяла его ощущения.
Она что-то сказала, и он с улыбкой покачал головой. Они смущенно глядели друг на друга молча, потому что говорили на разных языках. Но их взгляды передавали больше, чем могли бы выразить тысячи слов. Да, они были одним целым.
Когда открылась дверь, оба вздрогнули, как от удара плетью. Вошли купец и его сын. Женщина опять произнесла что-то на своем мелодичном языке, которого Рашид не понимал. Он был готов внимать ей вечно. И не только ради языка.
– Что привело вас к нам? – спросил купец на иврите. Он был вежлив, но от Рашида не укрылось напряжение на его лице. Может, ему все же есть что скрывать?
Или он просто нервничал, потому что за один день его во второй раз посещал янычар?
– У меня к вам есть еще один вопрос, который я не выяснил в прошлый раз, – нашелся Рашид. Хотя теперь он повернулся к ней спиной, он чувствовал на себе ее теплые взгляды, ласкающие его, словно солнечные лучи, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы не расплыться в блаженной улыбке. Купец и его сын вряд ли поняли бы его. – Вы тогда как раз обедали. На столе стояло блюдо с колбасами. Откуда у вас эти колбасы?
Сын купца, молодой человек привлекательной наружности со сверкающими карими глазами, насмешливо поднял брови:
– Вы хотите есть? Вас плохо кормят в вашей казарме? Если желаете, мы охотно...
Однако строгий взгляд отца заставил его замолчать.
– Простите. Мой сын Ансельмо порой бывает чересчур горяч. Полагаю, вам знакома эта черта характера, и поэтому надеюсь на ваше понимание.
Рашид улыбнулся. Разумеется, купец намекал на их недавнюю встречу у городских ворот. Он еще в первый раз понял, что это тот самый купец, который чуть до смерти не загнал свою лошадь.
– Я его прекрасно понимаю, – произнес он, четко осознав, что сейчас, когда она смотрит на него, он ни на кого и ни на что не способен злиться. Его душа ликовала. – Я прощаю его. Но он ошибается. Задать вопрос об этой колбасе меня заставил отнюдь не голод. Может быть, вы уже слышали, что недавно в нашем городе появился ранее никому не известный христианский проповедник. Сам по себе этот факт не вызвал бы нашего беспокойства, в конце концов таких много. Нас тревожит содержание его проповедей. Согласно нашей информации, он планирует ни больше ни меньше чем новый крестовый поход. И с каждым днем он собирает вокруг себя все больше приверженцев.
Рашид слыл человеком, способным на необдуманные поступки. Некоторые его товарищи порой считали его одержимым. Раньше ему казалось, что все они просто большие тугодумы, слишком медлительные и нерасторопные, чтобы уследить за его мыслями и поступками. Теперь, стоя в доме флорентийского купца, он уже не был так уверен в этом. Неужели его товарищи все-таки были правы? Пожалуй, что да, другое объяснение не приходило ему в голову. Должно быть, он лишился рассудка, если одного взгляда незнакомой женщины было достаточно, чтобы развязать ему язык перед посторонними и выболтать секреты, которые полагалось хранить в тайне. А если бы она прикоснулась к нему, что было бы тогда? Впрочем, он не жаждал сейчас ничего сильнее, чем этого.
– Мы знаем всего лишь его имя – он называет себя «патер Джакомо». И теперь мы прочесываем весь город, чтобы найти его.
– Тысячу извинений, но как это связано с нашей колбасой? – У купца был недоуменный вид.
– Тут я должен начать издалека, – произнес Рашид, чувствуя по своим пылающим щекам, что покраснел. – Несколько ночей назад во время патрулирования города со своими товарищами я увидел какую-то тень. Это был какой-то толстый неуклюжий человек, не похожий на вора, но явно пытавшийся спрятаться от нас. – И почему он только рассказывает им все это? Он говорил с купцом как с другом, вместо того чтобы допросить его. Если бы об этом узнал Ибрагим, мастер суповой миски, янычар неминуемо угодил бы на несколько дней в темницу. – Поскольку мои товарищи ничего не заметили, я решил, что обознался, или что это кошка, перебежавшая через улицу. Но от этой тени пахло вашей колбасой. Теперь, я думаю, вы поймете, почему я интересуюсь происхождением ваших колбас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40