Анна залилась краской и смущенно потупилась. Козимо был прав, она действительно подозревала его в убийстве Джованны ди Пацци и в организации заговора против семьи Медичи. Она также твердо верила и в то, что именно Козимо подослал к ней убийцу. Потом-то она поняла, что Джакомо из ревности отравил собственную сестру и был тайным организатором и зачинщиком всех других драматических событий. Но прозрела она чересчур поздно. Джакомо ди Пацци дал ей выпить средство, стимулирующее схватки, и сразу после родов исчез вместе с ее сыном.
– Честно подтверждаю, что долгое время считала вас истинным виновником, – твердо произнесла она и прямо посмотрела в глаза Козимо. – И прошу за это прощения. Но вы также должны признать, что не слишком старались разубедить меня.
Козимо мягко улыбнулся:
– Я принимаю ваши извинения, ибо вы правы. Но и вы, в свою очередь...
Дверь открылась, и в столовую, стеная и кряхтя, ввалилась повариха.
– Господин... – с трудом переводя дух, выдавила она. Лицо ее при этом было цвета спелого граната. Она притащила огромное блюдо с восхитительно благоухавшим жарким. – Простите. – Элизабет буквально обрушила блюдо на стол, так что задрожала вся посуда, и Анне в самый последний момент удалось ухватить свой кубок и удержать его от падения. – Простите, господин, но с этими евреями просто беда! Эстер, эта ленивая нахалка, напрочь отказывается принести вам жаркое, потому что это якобы свинина. И Махмуд не лучше. – Она продолжала хватать ртом воздух. – Но я вам так скажу, все это вранье. Просто эта парочка хорошо устроилась и не желает работать. Будь я на вашем месте, господин, я бы ни за что не потерпела их у себя в доме. Они ни на что не годны, эти...
– Ты и в самом деле не на моем месте, Элизабет, – строго перебил ее Козимо, и лицо поварихи побагровело еще больше. – А теперь хватит. Я тебя достаточно долго слушал. Ты можешь идти.
С высоко поднятой головой, переваливаясь с боку на бок, повариха вышла из комнаты.
– Простите за небольшую паузу, Анна. Элизабет иногда бывает довольно самонадеянной особой, и ее приходится ставить на место. Если бы это было в моих силах, я удалил бы из своего дома именно ее, а не тех двоих, но, увы... – Он примирительно развел руками. – Все дело в традициях мусульман и евреев. Свинина считается у них нечистой едой, и они отказываются не только есть ее, но даже прикасаться к ней. Нам понадобилась уйма времени, прежде чем мы смогли наконец через одного знакомого купца найти повариху-христианку.
– Неделями нам пришлось питаться исключительно бараниной. – Ансельмо даже содрогнулся от воспоминаний. – Можете себе представить? Ни тебе колбасы, ни жаркого, ни даже ветчины или на худой конец малюсенького кусочка сала. А Элизабет родом из-под Перуджи и знает толк в кулинарии, как и прежняя кухарка Козимо, которую нам пришлось оставить во Флоренции. Отчасти это помогает нам сносить ее капризы и заносчивость.
– Но все это лишь мелочи, с которыми нам иногда приходится воевать, – с улыбкой заметил Козимо. – А в остальном жизнь здесь весьма приятна.
– Да, при условии, что вам удастся никого не оскорбить, потому что вы нечаянно переступили какой-нибудь сомнительный закон, о существовании которого даже не подозревали.
Ансельмо скорчил такую угрюмую гримасу, что Анна и Козимо не смогли удержаться от смеха.
– Да, мы давно бы уже уехали отсюда, если бы нас не удерживала в этом городе наша миссия, – серьезно произнес Козимо. – И я имею в виду отнюдь не ведение конторских дел дома Медичи в Иерусалиме. С этим легко мог бы справиться любой секретарь. Я говорю о Джакомо ди Пацци. – Анна затаила дыхание. Разговор принимал интересный оборот. – Вы еще не забыли, что случилось тогда во Флоренции, прежде чем вы покинули город?
Анна медленно покачала головой:
– Я лишь помню, как Джакомо с младенцем на руках исчез в стене, донна Лючия как безумная носилась по комнате, а в это время кто-то выкрикивал мое имя и барабанил в дверь.
– Да, это был мой кузен Лоренцо. Он с несколькими слугами шел за вами по пятам до самого дворца Пацци, но когда ему наконец удалось взломать дверь, Джакомо уже и след простыл. Старуха, окончательно лишившаяся рассудка, при виде Лоренцо издала безумный вопль, рухнула на пол и умерла на месте. А вы потеряли сознание. Вас доставили в дом Джулиано, из которого вы вскоре бесследно исчезли. – Козимо взял в руки острый нож и вилку с тонкими зубцами, разрезал сочное жаркое и положил каждому по куску на тарелку. – Вас повсюду разыскивали и в конце концов пришли к выводу, что ваш рассудок не выдержал еще одного шока и настолько помутился, что вы просто убежали прочь и утопились в Арно. Никто этому не удивился. Больше не осталось ни одного свидетеля, который мог бы описать события во дворце Пацци и рассказать нам о потайной двери. И лишь спустя многие недели Ансельмо обнаружил ее, равно как и подземный ход, который вывел к брошенному лодочному домику на берегу Арно и через который Джакомо, очевидно, незамеченным покинул город. Разумеется, мы немедленно начали его преследовать, разослали гонцов во все концы, но прошли долгие годы, прежде чем мы получили известие о месте его пребывания. Вместе с ребенком он укрылся в одном монастыре, затерянном где-то далеко в горах, в почти безлюдной местности, где никто не знал его истинного происхождения. Мы немедленно отправились туда, но кто-то, должно быть, предупредил его, а может, это был он сам с помощью эликсира, во всяком случае, когда мы с Ансельмо прибыли в монастырь, Джакомо и его приемного сына там уже не было. Древние, полуглухие монахи понятия не имели, куда он исчез. И вновь прошли многие годы тщетных поисков Джакомо ди Пацци, пока наконец около года назад мы не услышали, что он направляется в Иерусалим. Вот поэтому-то мы здесь.
– Ну и... Вы видели его? Он здесь?
Козимо и Ансельмо быстро переглянулись.
– Мы предполагаем, – начал Ансельмо. – Но...
– К сожалению, это не так просто, как вы себе, быть может, представляете, синьорина Анна, – перебил слугу Козимо, бросив на него строгий взгляд. – За это время Джакомо был рукоположен в сан, Стефано, кстати, тоже. Оба теперь священники, и двери любого христианского дома для них открыты. Они могут укрыться повсюду. Нам неизвестно, принимает ли Стефано так же регулярно эликсир вечности, но я хорошо знаю Джакомо. Он подпал под роковые чары эликсира и, разумеется, не переставал пить его все эти годы. – Козимо отодвинул тарелку. – Это не только обеспечивает ему значительные преимущества перед нами, но и существенно влияет на его разум. Он сумасшедший, одержимый идеей управления мировой историей с помощью эликсира. Тем самым он стал еще опаснее, чем прежде, если таковое вообще возможно. И потом...
– Все это прекрасно, – нетерпеливо перебила его Анна. – Но где он сейчас?
– Мы... – Козимо смущенно откашлялся. – Если честно, мы этого не знаем. Да, вы не ослышались, синьорина Анна, мы не знаем, где сейчас находится Джакомо ди Пацци. Мы даже не можем с определенностью сказать, что он действительно сейчас в Иерусалиме.
Стражники Иерусалима
Запах шпика и свиного окорока, жарившихся на вертеле над огнем, наполнял весь дом. Он проникал даже на сеновал и щекотал ноздри маленького мальчика, примостившегося там на сене в обнимку с котенком и наблюдавшего за игрой других котят. Аппетитный аромат напомнил ему о том, что он голоден. От одной мысли о праздничном обеде, ожидавшем его по возвращении родителей со священником и с крестными из церкви, у него потекли слюнки. Вот во двор уже въехала повозка. Мальчик торопливо подполз к слуховому окну и выглянул наружу. Да, это были они. Кучер остановил экипаж, и его родители, священник и крестные вышли из него. Мать с маленькой сестренкой на руках прошла в дом.
– Иосиф! – услышал он ее звонкий голос у входной двери. – Где твой брат?
Голос старшего брата был едва различим, зато гневный отцовский бас гулко отозвался во всем доме, добравшись даже до самого отдаленного уголка, как и запах сала и жареной свинины.
– Разве мать не приказала тебе присматривать за Герно?
Раздался звук пощечины. Малыш подполз к краю сеновала и посмотрел вниз, в большую комнату со стойлами с обеих сторон и очагом с торца, которую использовали не только как кухню и столовую, но и как спальню для прислуги. Там, внизу, возле длинного стола, ради торжественного случая сервированного лучшей посудой и приборами, стояли отец, мать и его плачущий брат. Герно с радостью бы сейчас сполз опять тихонько вниз по приставной лестнице, но ничего не получалось. Его короткие ножки не дотягивались до первой перекладины, и где-то в извилинах своего трехлетнего мозга он начал понимать, почему родители запретили ему лазать на сеновал. Он тоже заревел.
– Иисус, Мария и Иосиф! – запричитала мать, в ужасе закрывая ладонью рот, в то время как священник начал быстро читать молитву. – Герно! Что ты делаешь наверху?
Вместо ответа малыш разрыдался пуще прежнего. Потом все произошло с немыслимой быстротой. Он услышал быстрые шаги на лестнице, на краю сеновала появилась голова отца. С закрытыми глазами он обвил ручками и ножками отца и поклялся про себя никогда больше не забираться на сеновал. И вот он уже внизу, сидит за богато накрытым столом и ест свиное жаркое и вкусный белый хлеб, так густо пропитанный жирным соусом, что ему оставалось только заглатывать лакомые кусочки. Все смеялись, кто-то из слуг запел веселую песню, а мать ласково погладила его по голове. Никто больше не сердился на мальчика, все было опять хорошо. Он был дома...
– Эй, Рашид!
Чей-то крик заставил Рашида внезапно встрепенуться. Он потерял равновесие, но успел сгруппироваться и не рухнуть на землю. Янычар быстро оглянулся, не заметил ли кто-нибудь его неловкости, но, к счастью, никого не было видно. В очаге тускло мерцал огонь, над ним висел чайник.
Рашид протер глаза и стер слюну с подбородка. Непостижимо, но он и в самом деле заснул. На вахте. Стоя, прислонившись к стене одной из христианских квартир, которую им еще предстояло обыскать этим вечером. Ему снились странные вещи. Пугающие вещи. Свиное жаркое, такое жирное, что его сок... У него невольно заурчало в животе, словно там сидел злобный пес. Запах горячего супа преследовал его даже во сне. Рашид встряхнул головой, чтобы окончательно сбросить навязчивые видения. Такого с ним еще никогда не случалось. Он ни разу не засыпал во время дежурства. Конечно, он продежурил целые сутки без отдыха и только собирался поесть, как был отдан приказ искать таинственного проповедника-подстрекателя. Конечно, он устал как собака и хотел есть. И тем не менее это никак не оправдывало то, что он позволил себе спать на посту. Да еще этот сон... Люди в странной одежде, говорящие на странном языке, который он понимал, хотя никогда не слыхал его раньше, жареная свинина, которую он ел. Самое ужасное, что он наслаждался этой едой. Кончик его языка еще и сейчас хранил этот вкус. Было ли это прегрешением? Потребление свинины мусульманину ведь строго запрещено. Интересно, а на сны запрет тоже распространялся?
– Рашид, ты спишь? Мне нужна твоя помощь.
Голос товарища доносился из соседнего помещения маленькой квартирки. Рашид быстро пригладил рукой волосы и снова надел на голову высокую шапку. Над головой он услышал тяжелые шаги товарищей, обыскивавших верхнюю квартиру. Они явились сюда, ибо им было приказано. И нечего ему спать или размышлять о странных сновидениях, пора наконец выполнять приказ.
Соседняя комната была обставлена так же скудно, как та, где Рашид побывал до того, и при этом была такой маленькой, что он чуть нос к носу не столкнулся со своим приятелем Юсуфом. В комнате хватало места лишь для трех низких лежаков, расставленных у стен. На каждой кровати вздыбливалась неаккуратная куча подушек и развороченных одеял, что не вязалось с чистым и прибранным видом жилища. В нише стояла простая керосиновая лампа, освещавшая комнату тусклым светом. В нос Рашиду ударил запах дешевого керосина. На полу вместо ковров или звериных шкур лежали соломенные циновки. Над одной из кроватей висел скромный, связанный из двух толстых палок крест. Да, здесь явно жили не слишком состоятельные люди. И почему только большинство христиан в Иерусалиме ютились в таких убогих жилищах? Может, дело было в их религии, запрещавшей христианам – так Рашид, во всяком случае, слышал – накопление богатств, так что даже самые бедные из них легко отдавали последнюю рубашку и делились последним куском хлеба?
– Нашел что-нибудь, Юсуф? – спросил он, продолжая осматривать нищенскую каморку. В ногах одной из кроватей на корточках сидела девочка. Малышке было лет десять; спрятав лицо меж коленок, она раскачивалась взад и вперед, как пойманный, запуганный зверек. Рашид вдруг почувствовал себя виноватым и быстро отвернулся.
– Пока нет, – ответил Юсуф, завязывая пояс своих шаровар. Лицо его раскраснелось, он тяжело дышал, словно после быстрого бега. – Лучше все-таки сам посмотри. Я и эту-то за волосы из-под кровати вытащил.
Он показал на ворох на другой кровати, и только теперь Рашид разглядел, что под одеялами лежит еще одна девочка, постарше – лет четырнадцати или пятнадцати. Она почти не двигалась и только тихонько жалобно скулила. Рашид сразу понял, что произошло, пока он спал. Он почувствовал, как ярость захлестнула его горячей волной.
– Что...
Но Юсуф быстро закрыл ему ладонью рот:
– Потом. Сначала надо обыскать все уголки.
Рашид в бешенстве отбросил его руку. Он весь дрожал от злости. Схватив Юсуфа за руку, он потащил его назад в первую комнату и с силой швырнул к стене:
– Клянусь Аллахом, Юсуф, какой демон в тебя вселился? Ты понимаешь, что ты натворил?
Юсуф ухмыльнулся, однако его ухмылка была далеко не такой самоуверенной, как ему, наверное, хотелось.
– Что ты так разволновался, Рашид? Иначе ее не заставишь говорить.
– Бред! Таким способом ты ничего не узнал, абсолютно ничего! Вместо этого ты... – Он оборвал себя на полуслове, стиснул зубы и бессильно затряс головой. В глазах помутилось от гнева, от омерзения и брезгливости. Но его ярость была обращена не только против Юсуфа, но и против себя самого. Ах, если бы он только не заснул! – Как ты мог это сделать, Юсуф? Мы же давали обет безбрачия!
– Это совсем другое. Они обе вызывают подозрение и вполне могут что-то знать об этом проповеднике. Поэтому...
– Это же дети! – прошипел Рашид и размахнулся для удара. В самую последнюю секунду он изменил его направление, и вместо челюсти Юсуфа его кулак с яростным вскриком обрушился на стену. Костяшки пальцев оставили на чистой выбеленной стене кровавые следы, но он этого не заметил.
– Рашид! – Ухмылка окончательно исчезла с лица Юсуфа. Парень дрожал всем телом, пот выступил у него на лице. Широко раскрытыми глазами он уставился на приятеля. – Надеюсь, ты ничего не расскажешь мастеру суповой миски? Ведь правда, Рашид, то, что здесь произошло, останется между нами?
Рашид ответил не сразу. Его все еще одолевало желание встряхнуть как следует мерзавца, отдубасить его, окунуть головой в бочку с водой до самого дна. Несомненно, он заслужил, чтобы его бросили на несколько дней в самую темную дыру поразмыслить о своем злодеянии. Но имеет ли именно он право судить Юсуфа? Если бы он не заснул, Юсуфу не представилась бы возможность обидеть девочку. Рашид глубоко вздохнул. Гнев его понемногу утихал, и одновременно усиливалась боль в руке. Он недоуменно разглядывал окровавленные костяшки. Нет, у него не было права карать Юсуфа. Один Аллах есть высший судия. Он и вынесет приговор. Им обоим.
– Ладно, Юсуф, я тебя не выдам. Но промолчу я не только из дружбы, а потому что и на мне лежит большая часть вины. Я должен был остановить тебя.
Явно успокоившись, Юсуф вздохнул:
– Я знал это. Знал, что могу положиться на тебя, Рашид. – Он вытер пот со лба. – Ну что, осмотрим жилище еще раз?
– Нет! – злобно буркнул Рашид. Ярость с новой силой вспыхнула в нем, и он вытолкал приятеля через дверь в сени, ведущие на улицу. – Ты больше не войдешь туда. Я сам справлюсь.
«Я-то ничего не скажу, но молись Аллаху, чтобы и девчонки держали язык за зубами», – пронеслось в голове у Рашида, наблюдавшего, как Юсуф, спотыкаясь, торопливо шел по проходу. Он вернулся в спальню. Девочки лежали все в тех же позах, в которых они их оставили. Он немного понаблюдал за ними. Как хотелось бы ему утешить их, что-то сделать, чтобы облегчить их позор и боль, но он не мог. Да и что бы он им сказал? Что ему их жалко? Что с ними ничего бы не случилось, если бы он не заснул в соседней комнате? Лучше всего было, конечно, быстро обыскать каморку и как можно скорее унести отсюда ноги, прежде чем вернутся родители девочек. Будь он их отцом и доведись ему застать в квартире одного из янычар, он бы точно убил бы насильников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40