Рашид отвел взгляд от девочек. Не решался смотреть на них он и потом, когда шарил саблей под кроватями, отодвигал циновки и простукивал стены. Но уши свои он не мог заткнуть и не мог не слышать их тихий плач и стон, не сомневаясь, что эти жалобные звуки будут преследовать его даже во сне. Как бы он хотел, чтобы ничего этого не случилось! Если бы он только не заснул...
Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Именно в эту же минуту по узкой лестнице спустились два его товарища. Это были Хасан и Джамал, братья-близнецы, настолько похожие друг на друга, что отличить их было невозможно.
– Нашли что-нибудь? – спросил он.
Те покачали головами.
– Ничего, – ответил тот, кого Рашид считал Хасаном. – Кроме пары крестов и кастрюли с приготовленной свининой. А вы?
– Тоже ничего. Абсолютно ничего.
– Где Юсуф? – поинтересовался Джамал.
– Уже пошел на улицу, – уклончиво ответил Рашид. Эти двое хотя и были его друзьями, но им вовсе не обязательно знать, что он повздорил с Юсуфом. Тем более знать причину. – Жилище оказалось слишком тесным для нас двоих.
– А что это у тебя с рукой? – прицепился Хасан.
– Это я до крови сбил себе костяшки об стену, пока искал под кроватью следы проповедника, – невозмутимо пояснил он, вынул тряпку, которой обычно протирал клинок сабли, и обернул ею кровоточащую руку. – Вот и все.
Джамал и Хасан дружно вскинули брови.
– А нам показалось, будто мы слышали чью-то перепалку. Было похоже, что у вас возникли трудности, – недоверчиво произнес Джамал. – Вроде как кто-то из христиан оказал сопротивление. Или что-то в этом роде.
– Вам послышалось, – жестко ответил Рашид.
– Конечно, вполне может быть, – быстро согласился Хасан, и братья обменялись выразительными взглядами. – Но...
Рашид до боли стиснул зубы:
– Послушайте, почему бы вам не засунуть свои кривые носы в свои собственные дела и не оставить меня в покое, а?
– Ладно-ладно, друг, – миролюбиво произнес Джамал. – Ты прав, нас это не касается, и мы ничего не хотим знать.
– Тогда закройте свои глотки.
Они молча прошли через сени и вышли на улицу, где их в нетерпении поджидал Юсуф.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул он. Было уже поздно, и узкий переулок выглядел довольно зловеще. Здесь жили исключительно христиане. В большинстве своем они были вполне миролюбивы, но среди молодых встречались и буйные головы, не слишком дружелюбно настроенные по отношению к солдатам-мусульманам. Так что место и время были не самые удачные, чтобы стоять тут в одиночку, да еще янычару. – Нашел что-нибудь, Рашид?
– Нет.
– А вы?..
– Они тоже ничего не обнаружили, – прервал его на полуслове Рашид. Его гнев все еще не полностью испарился, и единственным его желанием было поскорее убраться отсюда и забыть все – если это ему когда-нибудь вообще удастся.
– Эй, Рашид, а куда это ты собрался? – удивленно крикнул ему вдогонку Юсуф.
– Пойду к мастеру поварешки и доложу ему, – бросил, не останавливаясь, Рашид через плечо. Быстрыми шагами он стремительно уходил вперед. И чем проворнее он шел, тем больше становилось расстояние между ним и двумя запуганными девочками, разоренным домом, его странным сном и мыслями о сале и жареной свинине с хрустящей корочкой. Он словно надеялся, что стоит ему припустить, как мучившие его совесть воспоминания не смогут угнаться за ним и отстанут. – Кроме того, я ужасно хочу есть. Пора наконец хоть что-нибудь проглотить.
Юсуф смиренно развел руками и вздохнул.
– Не вешай голову, дружище, – улыбнулся Хасан. – Ты же его знаешь. Мухи на стене достаточно, чтобы в нем закипела кровь.
Трое солдат дружно расхохотались.
– Однако Рашид прав, – вставил Джамал, – самое время вернуться в казарму, поговорить с мастером поварешки и поесть. Я такой голодный, что запросто съем целого барана. Пошли, если поторопимся, еще догоним его.
Стояла глубокая ночь. В доме купца Козимо ди Медичи все было спокойно. Спали господа, спали слуги, даже лошади спокойно стояли в своих стойлах, тихо пофыркивая и поворачивая головы к Элизабет, которая, закутавшись в темную накидку до щиколоток, кралась мимо них. Конечно, она предпочла бы выйти из дома через главную дверь, чем вот так пробираться через конюшню. Не в пример узкому переулку, куда можно было попасть из конюшни, улица, на которую выходил фасад дома, была освещена. Но там, прямо у парадной двери, спал Махмуд. Он хотя и был полный дурак, способный поверить в любую чушь, которую она наплетет ему, будить его ей ни за что не хотелось. Никто не должен был знать о ее ночной вылазке. Ни единая душа.
Элизабет отодвинула засов и осторожно выглянула наружу. Высоко над ее головой, в узком просвете между мрачными стенами домов, угрожающе возвышавшимися вокруг нее, светили звезды. Бесчисленные огоньки, словно маленькие свечки надежды посреди черноты. Но сам переулок был погружен в кромешную тьму. Не было видно ни зги. Элизабет прислушалась. Ночью вряд ли кто-нибудь забредет сюда. Иногда мимо ночным патрулем проходили солдаты, но тут же вновь растворялись в темноте, будто тоже боялись ее, как и она их. Сейчас все было тихо.
Элизабет вышла в переулок и тщательно закрыла за собой дверь. Теперь погас последний слабый лучик света, и она оказалась одна в кромешной тьме и невольно содрогнулась своим рыхлым телом. Прошлый раз, когда она шла этой дорогой, светила луна, ее серебристый свет четко и ясно указывал ей путь. А сегодня было новолуние, и в переулке была такая темнотища, что даже вытяни руку перед собой – и то не увидишь. Стук сердца барабанной дробью отдавался в ушах, и на какой-то момент страх овладел ею. Она до смерти испугалась этого мрака, словно заманивавшего ее прямо в ад. Надо было догадаться прихватить лампу! Элизабет почувствовала сильное желание немедленно вернуться под домашний кров. Может, действительно взять лампу или факел? А вдруг она разбудит Махмуда или Эстер?
В этот момент в ушах ее раздался голос. Голос отца Джакомо. И это были слова, которые он произнес в конце их последнего собрания несколько дней назад, слова, исполненные глубокой веры, придававшие ей сейчас силы. «Будьте сильными, полагайтесь на Господа. Путь ваш может пролегать сквозь глубокую тьму и страшные опасности, но не забывайте, братья и сестры, этот путь приведет вас к свету». Да, отец Джакомо был прав. Она должна пересечь темноту, чтобы выйти к свету. Она должна быть сильной. И она будет сильной. С Божьей помощью.
Элизабет затянула накидку под подбородком и свернула налево. Медленно, шаг за шагом пробиралась она ощупью вдоль стены дома, пока наконец не дошла до большой улицы, освещенной факелами через равные промежутки. Здесь она пойдет быстрее, но нужно соблюдать особую осторожность. Ведь не только ей здесь лучше видно, солдатам – тоже.
Насколько позволяла ее тучность, стараясь не шуметь и не задыхаться, Элизабет почти бегом преодолела улицу и свернула в боковой проулок. Но что это? Повариха остановилась и прислушалась. Где-то впереди послышался тяжелый топот сапог, грубые голоса и звон сабель. Шум доносился из соседнего переулка и приближался прямо к ней. Элизабет торопливо огляделась в поисках укрытия. Шагах в десяти от нее, между двумя соседними домами, зиял узкий проход. Скорее всего, через него можно было попасть на задний двор, а можно было и упереться в стену. Но это уже не имело значения, так или иначе, туда не проникал свет уличных факелов, и она сможет укрыться в тени. Элизабет припустилась что было духу, уже краем глаза увидев первого солдата, появившегося из-за угла. И тут вдруг что-то зазвенело, упало на булыжную мостовую.
«Мой крест!» – с ужасом поняла она и с максимальным проворством, которое допускали ее объемы, наклонилась за сверкавшим и переливавшимся в отблеске факельного огня предметом. Крест был красиво отделан ограненными аметистами, его много лет назад завещала ей племянница епископа Перуджи в награду за ее кулинарное искусство и верную службу. Этот крест был слишком дорог ей, чтобы оставить его валяться на улице, даже если это стоило бы ей жизни.
Схватив крест, она прижала его к объемистой груди и побежала дальше. Солдат повернул голову в ее сторону в тот самый момент, когда она поравнялась со спасительным проходом. Она успела разглядеть высокую шапку янычара и сверкнувшую на боку саблю. Задыхаясь от быстрого бега и обуревавшего ее ужаса, она юркнула в темную нишу и принялась истово молиться Богу, чтобы турок не заметил ее. И еще она молилась, чтобы в темноте ее не подкарауливали новые кошмары – вроде воров, убийц или – что еще страшнее – крыс.
– Стойте, ребята! – услышала она на небольшом удалении голос янычара. – Вы тоже видели это?
– Что именно?
– Чью-то тень. Там впереди. Мне показалось, кто-то прошмыгнул через улицу, чтобы не попасться нам на глаза.
Элизабет поперхнулась и зажала рукой рот. Значит, он все-таки заметил ее.
– Ты уверен, Рашид? Я ничего не видел. А ты, Джамал?
Молчание. Элизабет отдала бы целую связку умбрийских колбас, которые она приготовила к завтрашнему господскому обеду, лишь бы узнать, что сейчас делали солдаты. Обыскивали входы в дома? Подбирались ближе, поскольку успели заметить, где она спряталась?
– Должно быть, тебе померещилось, Рашид, – произнес наконец другой голос.
– Может, зверь какой? – предположил еще один голос. Таким образом, их было не меньше четырех, сосчитала Элизабет. Четверо солдат! Если они ее обнаружат, она пропала! – Может, это кошка за мышами охотится. Или бродячая собака. Пошли дальше.
Шаги приближались. Кажется, проходят мимо. Элизабет увидела, как мужчины минуют ее прибежище.
Один, два, три. В ее груди затеплилась надежда. Но тут четвертый янычар замедлил шаги и остановился прямо перед узким проходом. Его стройная фигура четко выделялась на фоне освещенной улицы. Элизабет втянула свое мощное тело еще глубже в темноту, пока не уперлась в стену. Тупик! Она уже не отваживалась дышать. Видел ли он ее, слышал ли?
– Эй, Рашид, ну что там?
– Не знаю, – отозвался янычар, втянув носом воздух, словно ищейка, взявшая след. – Тут что-то есть. Запах какой-то странный. Каких-то необычных приправ и... да, точно, колбасы.
Его голос в тишине звучал так громко меж тесно сгрудившихся стен, как будто парень был совсем рядом. От страха у Элизабет замерло сердце. А что, если он подойдет еще ближе? Если войдет в нишу? Здесь он неминуемо найдет ее. Бежать ей некуда, выхода нет. Что он с ней сделает? Она крепко зажмурилась и стала про себя страстно молиться Господу, моля Его спасти и сохранить ее. Другие тоже подошли поближе и стали принюхиваться, будто свора охотничьих собак.
– Послушай, Рашид, и чем ты только думаешь? – со смехом воскликнул один из янычар. – Еще бы здесь не пахло колбасой! Ведь тут по соседству живет Ибн-аль-Саид, мясник. У него лучшая в городе колбаса. По-моему, ты переутомился и тебе пора спать. Вот уже и призраки мерещатся. Ну пойдем наконец, хватит!
Элизабет рискнула приоткрыть глаза. Четвертый янычар все еще стоял у прохода, словно никак не мог избавиться от сомнений.
– Пожалуй, вы правы, – произнес он в конце концов. Потом наклонился и поднял что-то с земли. – Наверное, я обознался. Должно быть, это была кошка.
Шаги солдат удалились, наконец все стихло. Однако Элизабет еще долго выжидала, прежде чем решилась выбраться из своего укрытия. Она медленно и бесшумно вышла на улицу. Осторожно огляделась. Нигде никого не было видно – ни кошки, ни человека, ни янычара. Никого. Как близко она была от разоблачения! И все только потому, что готовила в этот день колбасу! По вкусу хозяина – с чесноком, розмарином и тимьяном, как делали их у нее на родине. Вот уж никак не могла она предположить, что запах настолько въестся в ее одежду, что выдаст ее! И все же она была спасена.
От облегчения у нее обмякли колени, и ей пришлось прислониться к стене, чтобы не рухнуть посреди улицы. Она поднесла крест к губам, чтобы поцеловать его в знак благодарности, и тут вдруг увидела, что прямо в середине недостает одного камня. Она потеряла один из самых красивых аметистов! Должно быть, он выскочил при ударе о булыжную мостовую. Элизабет со стоном опустилась на колени и принялась шарить повсюду, но камня нигде не было. Может, именно тот аметист и поднял янычар? Она еще постояла в нерешительности, скорбя по поводу утраты драгоценного камня. Но потом все же заспешила дальше, ведь она и так потеряла массу времени. Если не поторопиться, она не доберется вовремя до старой каменоломни царя Соломона, и собрание начнется без нее.
Тяжело дыша, Элизабет наконец добежала до скрытого прямо в городской стене лаза, который вел в каменоломню. Никто теперь уже не знал, действительно ли сам царь Соломон приказал отрыть здесь каменный карьер. Но согласно сохранившимся преданиям, здесь добывали камни для строительства храма. Старые каменоломни состояли из сотен, а то и тысяч штолен и пещер, которые переплелись в непроходимый лабиринт, далеко простиравшийся под городом и даже выходящий за городские стены. И хотя каменоломни вполне могли сгодиться как укрытие или жилище, они были совершенно заброшены. Лишь несколько пещер использовались торговцами маслом и вином в качестве складских помещений, но многие штольни за долгие годы обрушились. Тот, кто не ориентировался в этом подземном царстве, был обречен. Непосвященный мог с легкостью заблудиться в лабиринте и уже никогда не выбраться из него или же провалиться в одну из бесчисленных ям, которые вдруг неожиданно разевали под ногами свой алчущий зев, подобно гигантским змиям, только того и ждавшим, чтобы проглотить непрошеных гостей. Некоторые из этих ям были прикрыты незакрепленными досками, по большей части старыми и прогнившими, лишь обманчиво заставлявшими новичков чувствовать себя в полной безопасности. В действительности же то были смертельные ловушки.
Постанывая, Элизабет подняла деревянную, хорошо замаскированную соломенной рогожей крышку люка. Перед ней открылась черная пропасть. В темноте она с трудом различила две перекладины лестницы. Душа поварихи окончательно ушла в пятки, когда дрожащими руками она закрыла за собой крышку и в кромешной тьме начала спускаться вниз по лестнице. Оказавшись внизу, она попыталась нащупать под кучей словно случайно набросанных досок один из факелов, которые братья и сестры всегда прятали там. Уже несколько месяцев ходила Элизабет на собрания отца Джакомо, но раньше у входа в штольню ей всегда попадался кто-то из единомышленников, и они вместе шли в пещеру на тайное собрание. На сей раз она припозднилась. Никого не было видно, и у нее кровь стыла в жилах при одной мысли о том, что ей придется одной проделать извилистый путь до пещеры через запутанные переходы из одной каменоломни в другую. А вдруг она заблудится? Стоит ей проглядеть один из тайных знаков, оставленных братом Стефано, и пойти по неправильной дороге, она тут же собьется с пути.
«Молитесь и надейтесь, и Господь всегда придет вам на помощь». Это были слова отца Джакомо. Элизабет начала тихонько нашептывать молитву. Звук ее голоса, отброшенный от шершавых стен каменоломни, отозвался зловещим эхом, словно предвещающий беду дух насмехался над ней. Элизабет чуть не заплакала и продолжила молитву про себя. Наконец она нашарила факел и не с первого раза зажгла его. Руки ее дрожали от волнения. К страху перед лабиринтом добавилось возбуждение от скорой встречи с отцом Джакомо. Она замирала, предвкушая, что опять услышит его голос и будет стоять перед ним. Этот человек был посланником Господа, святым – в этом Элизабет была твердо уверена. Слово Спасителя воодушевляло его. Его голос, его глаза, его жесты... Каждой своей жилкой он служил Христу. Слова его были могущественны и звучали пророчески, будто он собственной персоной стоял когда-то перед Иисусом, и Он возложил на него миссию. Она ни за что не хотела пропустить его проповедь, ни при каких обстоятельствах.
Элизабет покрепче сжала факел и зашагала вперед, переходя от одного указателя к другому, которые повсюду оставил брат Стефано, доверенное лицо и постоянный спутник отца Джакомо. Тот, кто находил эти знаки и умел их правильно толковать, с легкостью отыскивал дорогу к месту тайных собраний. Если же человек не был посвящен, он не придал бы никакого значения восковому пятну на камне, нарисованной на песке рыбе, голова которой показывала правильное направление, палке в форме креста. Некоторые из знаков были как бы случайно обронены или оставлены играющими детьми. Даже Элизабет находила их только потому, что знала об их существовании. Всего знаков было четырнадцать. Каждый из них символизировал веху на тернистом пути Господа, и Элизабет останавливалась у каждого, чтобы помолиться. И вот наконец она добралась до последнего узкого и извилистого прохода, который вел к пещере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Именно в эту же минуту по узкой лестнице спустились два его товарища. Это были Хасан и Джамал, братья-близнецы, настолько похожие друг на друга, что отличить их было невозможно.
– Нашли что-нибудь? – спросил он.
Те покачали головами.
– Ничего, – ответил тот, кого Рашид считал Хасаном. – Кроме пары крестов и кастрюли с приготовленной свининой. А вы?
– Тоже ничего. Абсолютно ничего.
– Где Юсуф? – поинтересовался Джамал.
– Уже пошел на улицу, – уклончиво ответил Рашид. Эти двое хотя и были его друзьями, но им вовсе не обязательно знать, что он повздорил с Юсуфом. Тем более знать причину. – Жилище оказалось слишком тесным для нас двоих.
– А что это у тебя с рукой? – прицепился Хасан.
– Это я до крови сбил себе костяшки об стену, пока искал под кроватью следы проповедника, – невозмутимо пояснил он, вынул тряпку, которой обычно протирал клинок сабли, и обернул ею кровоточащую руку. – Вот и все.
Джамал и Хасан дружно вскинули брови.
– А нам показалось, будто мы слышали чью-то перепалку. Было похоже, что у вас возникли трудности, – недоверчиво произнес Джамал. – Вроде как кто-то из христиан оказал сопротивление. Или что-то в этом роде.
– Вам послышалось, – жестко ответил Рашид.
– Конечно, вполне может быть, – быстро согласился Хасан, и братья обменялись выразительными взглядами. – Но...
Рашид до боли стиснул зубы:
– Послушайте, почему бы вам не засунуть свои кривые носы в свои собственные дела и не оставить меня в покое, а?
– Ладно-ладно, друг, – миролюбиво произнес Джамал. – Ты прав, нас это не касается, и мы ничего не хотим знать.
– Тогда закройте свои глотки.
Они молча прошли через сени и вышли на улицу, где их в нетерпении поджидал Юсуф.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул он. Было уже поздно, и узкий переулок выглядел довольно зловеще. Здесь жили исключительно христиане. В большинстве своем они были вполне миролюбивы, но среди молодых встречались и буйные головы, не слишком дружелюбно настроенные по отношению к солдатам-мусульманам. Так что место и время были не самые удачные, чтобы стоять тут в одиночку, да еще янычару. – Нашел что-нибудь, Рашид?
– Нет.
– А вы?..
– Они тоже ничего не обнаружили, – прервал его на полуслове Рашид. Его гнев все еще не полностью испарился, и единственным его желанием было поскорее убраться отсюда и забыть все – если это ему когда-нибудь вообще удастся.
– Эй, Рашид, а куда это ты собрался? – удивленно крикнул ему вдогонку Юсуф.
– Пойду к мастеру поварешки и доложу ему, – бросил, не останавливаясь, Рашид через плечо. Быстрыми шагами он стремительно уходил вперед. И чем проворнее он шел, тем больше становилось расстояние между ним и двумя запуганными девочками, разоренным домом, его странным сном и мыслями о сале и жареной свинине с хрустящей корочкой. Он словно надеялся, что стоит ему припустить, как мучившие его совесть воспоминания не смогут угнаться за ним и отстанут. – Кроме того, я ужасно хочу есть. Пора наконец хоть что-нибудь проглотить.
Юсуф смиренно развел руками и вздохнул.
– Не вешай голову, дружище, – улыбнулся Хасан. – Ты же его знаешь. Мухи на стене достаточно, чтобы в нем закипела кровь.
Трое солдат дружно расхохотались.
– Однако Рашид прав, – вставил Джамал, – самое время вернуться в казарму, поговорить с мастером поварешки и поесть. Я такой голодный, что запросто съем целого барана. Пошли, если поторопимся, еще догоним его.
Стояла глубокая ночь. В доме купца Козимо ди Медичи все было спокойно. Спали господа, спали слуги, даже лошади спокойно стояли в своих стойлах, тихо пофыркивая и поворачивая головы к Элизабет, которая, закутавшись в темную накидку до щиколоток, кралась мимо них. Конечно, она предпочла бы выйти из дома через главную дверь, чем вот так пробираться через конюшню. Не в пример узкому переулку, куда можно было попасть из конюшни, улица, на которую выходил фасад дома, была освещена. Но там, прямо у парадной двери, спал Махмуд. Он хотя и был полный дурак, способный поверить в любую чушь, которую она наплетет ему, будить его ей ни за что не хотелось. Никто не должен был знать о ее ночной вылазке. Ни единая душа.
Элизабет отодвинула засов и осторожно выглянула наружу. Высоко над ее головой, в узком просвете между мрачными стенами домов, угрожающе возвышавшимися вокруг нее, светили звезды. Бесчисленные огоньки, словно маленькие свечки надежды посреди черноты. Но сам переулок был погружен в кромешную тьму. Не было видно ни зги. Элизабет прислушалась. Ночью вряд ли кто-нибудь забредет сюда. Иногда мимо ночным патрулем проходили солдаты, но тут же вновь растворялись в темноте, будто тоже боялись ее, как и она их. Сейчас все было тихо.
Элизабет вышла в переулок и тщательно закрыла за собой дверь. Теперь погас последний слабый лучик света, и она оказалась одна в кромешной тьме и невольно содрогнулась своим рыхлым телом. Прошлый раз, когда она шла этой дорогой, светила луна, ее серебристый свет четко и ясно указывал ей путь. А сегодня было новолуние, и в переулке была такая темнотища, что даже вытяни руку перед собой – и то не увидишь. Стук сердца барабанной дробью отдавался в ушах, и на какой-то момент страх овладел ею. Она до смерти испугалась этого мрака, словно заманивавшего ее прямо в ад. Надо было догадаться прихватить лампу! Элизабет почувствовала сильное желание немедленно вернуться под домашний кров. Может, действительно взять лампу или факел? А вдруг она разбудит Махмуда или Эстер?
В этот момент в ушах ее раздался голос. Голос отца Джакомо. И это были слова, которые он произнес в конце их последнего собрания несколько дней назад, слова, исполненные глубокой веры, придававшие ей сейчас силы. «Будьте сильными, полагайтесь на Господа. Путь ваш может пролегать сквозь глубокую тьму и страшные опасности, но не забывайте, братья и сестры, этот путь приведет вас к свету». Да, отец Джакомо был прав. Она должна пересечь темноту, чтобы выйти к свету. Она должна быть сильной. И она будет сильной. С Божьей помощью.
Элизабет затянула накидку под подбородком и свернула налево. Медленно, шаг за шагом пробиралась она ощупью вдоль стены дома, пока наконец не дошла до большой улицы, освещенной факелами через равные промежутки. Здесь она пойдет быстрее, но нужно соблюдать особую осторожность. Ведь не только ей здесь лучше видно, солдатам – тоже.
Насколько позволяла ее тучность, стараясь не шуметь и не задыхаться, Элизабет почти бегом преодолела улицу и свернула в боковой проулок. Но что это? Повариха остановилась и прислушалась. Где-то впереди послышался тяжелый топот сапог, грубые голоса и звон сабель. Шум доносился из соседнего переулка и приближался прямо к ней. Элизабет торопливо огляделась в поисках укрытия. Шагах в десяти от нее, между двумя соседними домами, зиял узкий проход. Скорее всего, через него можно было попасть на задний двор, а можно было и упереться в стену. Но это уже не имело значения, так или иначе, туда не проникал свет уличных факелов, и она сможет укрыться в тени. Элизабет припустилась что было духу, уже краем глаза увидев первого солдата, появившегося из-за угла. И тут вдруг что-то зазвенело, упало на булыжную мостовую.
«Мой крест!» – с ужасом поняла она и с максимальным проворством, которое допускали ее объемы, наклонилась за сверкавшим и переливавшимся в отблеске факельного огня предметом. Крест был красиво отделан ограненными аметистами, его много лет назад завещала ей племянница епископа Перуджи в награду за ее кулинарное искусство и верную службу. Этот крест был слишком дорог ей, чтобы оставить его валяться на улице, даже если это стоило бы ей жизни.
Схватив крест, она прижала его к объемистой груди и побежала дальше. Солдат повернул голову в ее сторону в тот самый момент, когда она поравнялась со спасительным проходом. Она успела разглядеть высокую шапку янычара и сверкнувшую на боку саблю. Задыхаясь от быстрого бега и обуревавшего ее ужаса, она юркнула в темную нишу и принялась истово молиться Богу, чтобы турок не заметил ее. И еще она молилась, чтобы в темноте ее не подкарауливали новые кошмары – вроде воров, убийц или – что еще страшнее – крыс.
– Стойте, ребята! – услышала она на небольшом удалении голос янычара. – Вы тоже видели это?
– Что именно?
– Чью-то тень. Там впереди. Мне показалось, кто-то прошмыгнул через улицу, чтобы не попасться нам на глаза.
Элизабет поперхнулась и зажала рукой рот. Значит, он все-таки заметил ее.
– Ты уверен, Рашид? Я ничего не видел. А ты, Джамал?
Молчание. Элизабет отдала бы целую связку умбрийских колбас, которые она приготовила к завтрашнему господскому обеду, лишь бы узнать, что сейчас делали солдаты. Обыскивали входы в дома? Подбирались ближе, поскольку успели заметить, где она спряталась?
– Должно быть, тебе померещилось, Рашид, – произнес наконец другой голос.
– Может, зверь какой? – предположил еще один голос. Таким образом, их было не меньше четырех, сосчитала Элизабет. Четверо солдат! Если они ее обнаружат, она пропала! – Может, это кошка за мышами охотится. Или бродячая собака. Пошли дальше.
Шаги приближались. Кажется, проходят мимо. Элизабет увидела, как мужчины минуют ее прибежище.
Один, два, три. В ее груди затеплилась надежда. Но тут четвертый янычар замедлил шаги и остановился прямо перед узким проходом. Его стройная фигура четко выделялась на фоне освещенной улицы. Элизабет втянула свое мощное тело еще глубже в темноту, пока не уперлась в стену. Тупик! Она уже не отваживалась дышать. Видел ли он ее, слышал ли?
– Эй, Рашид, ну что там?
– Не знаю, – отозвался янычар, втянув носом воздух, словно ищейка, взявшая след. – Тут что-то есть. Запах какой-то странный. Каких-то необычных приправ и... да, точно, колбасы.
Его голос в тишине звучал так громко меж тесно сгрудившихся стен, как будто парень был совсем рядом. От страха у Элизабет замерло сердце. А что, если он подойдет еще ближе? Если войдет в нишу? Здесь он неминуемо найдет ее. Бежать ей некуда, выхода нет. Что он с ней сделает? Она крепко зажмурилась и стала про себя страстно молиться Господу, моля Его спасти и сохранить ее. Другие тоже подошли поближе и стали принюхиваться, будто свора охотничьих собак.
– Послушай, Рашид, и чем ты только думаешь? – со смехом воскликнул один из янычар. – Еще бы здесь не пахло колбасой! Ведь тут по соседству живет Ибн-аль-Саид, мясник. У него лучшая в городе колбаса. По-моему, ты переутомился и тебе пора спать. Вот уже и призраки мерещатся. Ну пойдем наконец, хватит!
Элизабет рискнула приоткрыть глаза. Четвертый янычар все еще стоял у прохода, словно никак не мог избавиться от сомнений.
– Пожалуй, вы правы, – произнес он в конце концов. Потом наклонился и поднял что-то с земли. – Наверное, я обознался. Должно быть, это была кошка.
Шаги солдат удалились, наконец все стихло. Однако Элизабет еще долго выжидала, прежде чем решилась выбраться из своего укрытия. Она медленно и бесшумно вышла на улицу. Осторожно огляделась. Нигде никого не было видно – ни кошки, ни человека, ни янычара. Никого. Как близко она была от разоблачения! И все только потому, что готовила в этот день колбасу! По вкусу хозяина – с чесноком, розмарином и тимьяном, как делали их у нее на родине. Вот уж никак не могла она предположить, что запах настолько въестся в ее одежду, что выдаст ее! И все же она была спасена.
От облегчения у нее обмякли колени, и ей пришлось прислониться к стене, чтобы не рухнуть посреди улицы. Она поднесла крест к губам, чтобы поцеловать его в знак благодарности, и тут вдруг увидела, что прямо в середине недостает одного камня. Она потеряла один из самых красивых аметистов! Должно быть, он выскочил при ударе о булыжную мостовую. Элизабет со стоном опустилась на колени и принялась шарить повсюду, но камня нигде не было. Может, именно тот аметист и поднял янычар? Она еще постояла в нерешительности, скорбя по поводу утраты драгоценного камня. Но потом все же заспешила дальше, ведь она и так потеряла массу времени. Если не поторопиться, она не доберется вовремя до старой каменоломни царя Соломона, и собрание начнется без нее.
Тяжело дыша, Элизабет наконец добежала до скрытого прямо в городской стене лаза, который вел в каменоломню. Никто теперь уже не знал, действительно ли сам царь Соломон приказал отрыть здесь каменный карьер. Но согласно сохранившимся преданиям, здесь добывали камни для строительства храма. Старые каменоломни состояли из сотен, а то и тысяч штолен и пещер, которые переплелись в непроходимый лабиринт, далеко простиравшийся под городом и даже выходящий за городские стены. И хотя каменоломни вполне могли сгодиться как укрытие или жилище, они были совершенно заброшены. Лишь несколько пещер использовались торговцами маслом и вином в качестве складских помещений, но многие штольни за долгие годы обрушились. Тот, кто не ориентировался в этом подземном царстве, был обречен. Непосвященный мог с легкостью заблудиться в лабиринте и уже никогда не выбраться из него или же провалиться в одну из бесчисленных ям, которые вдруг неожиданно разевали под ногами свой алчущий зев, подобно гигантским змиям, только того и ждавшим, чтобы проглотить непрошеных гостей. Некоторые из этих ям были прикрыты незакрепленными досками, по большей части старыми и прогнившими, лишь обманчиво заставлявшими новичков чувствовать себя в полной безопасности. В действительности же то были смертельные ловушки.
Постанывая, Элизабет подняла деревянную, хорошо замаскированную соломенной рогожей крышку люка. Перед ней открылась черная пропасть. В темноте она с трудом различила две перекладины лестницы. Душа поварихи окончательно ушла в пятки, когда дрожащими руками она закрыла за собой крышку и в кромешной тьме начала спускаться вниз по лестнице. Оказавшись внизу, она попыталась нащупать под кучей словно случайно набросанных досок один из факелов, которые братья и сестры всегда прятали там. Уже несколько месяцев ходила Элизабет на собрания отца Джакомо, но раньше у входа в штольню ей всегда попадался кто-то из единомышленников, и они вместе шли в пещеру на тайное собрание. На сей раз она припозднилась. Никого не было видно, и у нее кровь стыла в жилах при одной мысли о том, что ей придется одной проделать извилистый путь до пещеры через запутанные переходы из одной каменоломни в другую. А вдруг она заблудится? Стоит ей проглядеть один из тайных знаков, оставленных братом Стефано, и пойти по неправильной дороге, она тут же собьется с пути.
«Молитесь и надейтесь, и Господь всегда придет вам на помощь». Это были слова отца Джакомо. Элизабет начала тихонько нашептывать молитву. Звук ее голоса, отброшенный от шершавых стен каменоломни, отозвался зловещим эхом, словно предвещающий беду дух насмехался над ней. Элизабет чуть не заплакала и продолжила молитву про себя. Наконец она нашарила факел и не с первого раза зажгла его. Руки ее дрожали от волнения. К страху перед лабиринтом добавилось возбуждение от скорой встречи с отцом Джакомо. Она замирала, предвкушая, что опять услышит его голос и будет стоять перед ним. Этот человек был посланником Господа, святым – в этом Элизабет была твердо уверена. Слово Спасителя воодушевляло его. Его голос, его глаза, его жесты... Каждой своей жилкой он служил Христу. Слова его были могущественны и звучали пророчески, будто он собственной персоной стоял когда-то перед Иисусом, и Он возложил на него миссию. Она ни за что не хотела пропустить его проповедь, ни при каких обстоятельствах.
Элизабет покрепче сжала факел и зашагала вперед, переходя от одного указателя к другому, которые повсюду оставил брат Стефано, доверенное лицо и постоянный спутник отца Джакомо. Тот, кто находил эти знаки и умел их правильно толковать, с легкостью отыскивал дорогу к месту тайных собраний. Если же человек не был посвящен, он не придал бы никакого значения восковому пятну на камне, нарисованной на песке рыбе, голова которой показывала правильное направление, палке в форме креста. Некоторые из знаков были как бы случайно обронены или оставлены играющими детьми. Даже Элизабет находила их только потому, что знала об их существовании. Всего знаков было четырнадцать. Каждый из них символизировал веху на тернистом пути Господа, и Элизабет останавливалась у каждого, чтобы помолиться. И вот наконец она добралась до последнего узкого и извилистого прохода, который вел к пещере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40