В таверну, где немедийский посланник назначил ему встречу, юноша явился первым и, судя по опустевшей больше чем наполовину кружке медовухи, с толком провел время.Но щеках его уже играл предательский румянец, а жесты были слишком размашистыми и рваными.«Совсем не держит вина. Мальчишка…» – подумал барон с презрением.Однако, как бы ни относился он к сыну Тиберия, он не мог отказаться от разговора с ним.– Я тоже буду рад, – проворчал Амальрик ожидающему ответа юноше. И, отодвинув простой некрашенный табурет, сел рядом. – Особенно, если ты прекратишь орать на всю харчевню…Он незаметно огляделся по сторонам. Маловероятно, что здесь его кто-нибудь узнает, но осторожность никогда не бывает излишней. И она удвоилась с тех пор, как граф Троцеро стал свидетелем их сборища в храме. Его цепкий взгляд скользнул по грязной побелке стен, на которых были развешаны снопы засушенного огнецвета, дабы отвратить злых демонов, и прошелся по испитым помятым лицам посетителей.Нет, он не знал здесь никого!Таверна нарочно была выбрана им грязная и дешевая, где и народ собирался подобающий: небогатые горожане, менялы с соседнего рынка, крестьяне, славно поторговавшие свежим мясом и решившие теперь, пока их не видят сварливые жены, пропустить кружку-другую тарантийского винца, чтобы было о чем порассказать односельчанам.Дюжие служки в серых суконных фартуках по двое разносили простые деревянные носилки со множеством плошек, заполненных какой-то подозрительной похлебкой. Это была еда для тех, кто победнее и не может позволить себе заказать кусок жареного мяса и кружку доброго аквилонского эля. Любой мог протянуть руку и взять себе тарелку, но маленькие, заплывшие жиром глазки хозяина зорко следили за посетителями и не упускали ни единой мелочи, а толстые пальцы отмечали на грифельной доске, кто из гостей сколько выпил и сколько съел. На поясе у него висела небольшая авага – счетная дощечка, – и толстяк иногда щелкал ее костяшками и закатывал глаза. Губы его шевелились, подсчитывая барыши.Между длинных столов ходили оборванные музыканты с волынками. Порой кто-то из подвыпивших гостей бросал им мелкую монетку, и они, угодливо кланяясь и попробовав серебро на зуб – не фальшивое ли? – надували мех и начинали играть. Порой крестьяне, не утерпев, грузно вылезали из-за стола и пускались в пляс, топая своими ножищами в грубых деревянных шабо по усыпанному соломой полу.Было тесно и шумно.Сизые клубы дыма от чадивших сковородок выползали из дверей кухни и проплывали в зал, где перемешивались с кисловатыми запахами дешевого вина и промокшей овчины крестьянских одеяний.Проглотив замечание барона, Винсент мгновенно сник, вспыхнув, точно маков цвет. Длинные русые волосы и огромные серые глаза, опушенные густыми ресницами придавали его облику нечто девичье; должно быть, именно поэтому, тщась себе самому и окружающим доказать свою мужественность, он и готов был на любые безрассудства. Мгновенно осознав все это, барон почувствовал искушение, устоять перед которым было очень непросто.Юнец и впрямь недурен собой – он может стать отличной заменой Феспию. И это сломает его окончательно. Ведь после того, как Амальрик расстанется с ним (что рано или поздно случится), Винсенту никогда и ничем не удастся убедить себя, что он по-прежнему остается мужчиной. Это было бы славной местью за ту встречу в лесу, за страх, за погибшую гнедую…И, усмехнувшись своим мыслям, барон тронул юношу за плечо.– Не стоит так смущаться. Ты же не девица, в конце концов. Расскажи лучше по порядку все, что случилось. Я хочу знать, что произошло в Амилии. И прежде всего – кто!Юноша вскинул голову, попытался выпрямиться и, зацепив рукавом кружку, чуть было не расплескал остатки своего пойла. «Эге, да ты совсем хорош, как я посмотрю», – поморщился Амальрик и, брезгливо взяв двумя пальцами кружку из промасленной кожи, отставил ее в сторону. Он сам не любил вино и не терпел, когда кто-то напивался в его присутствии.– Я же все сказал королю! – с жаром воскликнул Винсент. – Это чистая правда! Вы что, мне не верите?Он был слишком прямодушен и неискушен, чтобы представить, что кто-то способен лгать, когда это не сулит немедленной выгоды.– Это были люди Валерия Шамарского. И я хотел предложить вам, барон… Собственно, я именно затем и просил вас о встрече… – Он замялся, собираясь с духом, и выпалил: – Я хочу вызвать шамарца на поединок! Вы не откажетесь стать моим секундантом?Амальрик расхохотался. Ну и дела! Он, немедийский посланник, едва не погибший недавно на дуэли, чья свобода и самая жизнь висит на волоске, ибо пуантенский граф в любой миг может рассказать королю о заговоре; барон Торский, своими руками готовящий покушение на венценосца – будет смешить честной люд, подносить этому сопляку меч на дуэли! Нет, мальчишку точно надо скорее затащить в постель. Из него получится не только хороший любовник, но и шут!– Почему вы смеетесь? – Винсент надулся, как петух, с видом такого оскорбленного достоинства, что Амальрик опять расхохотался.– Нет, ну, это уж слишком! – выдавил он в перерыве между приступами безудержного смеха, однако, заметив, как заоборачивались на них посетители таверны, приглушил голос. – Ты и впрямь рехнулся, если говоришь всерьез. Конечно, по-человечески я могу тебя понять. Пережить такое и сохранить здравый рассудок – это дано не всякому. Я даже готов посочувствовать тебе… Но тратить время на безумцев я не могу. Его у меня слишком мало. Так что не обессудь… – И сделал вид, что поднимается с места.Тактика возымела действие. Подавленный, в полной растерянности, Винсент схватил барона за руки.– Умоляю, месьор, не уходите! Мне нужен ваш совет. Вы – единственный при дворе, к кому я могу обратиться.Амальрик, однако, не собирался сдаваться так скоро. Он хотел утвердить свою власть над этим юнцом окончательно и бесповоротно, так, чтобы у того и мысли не могло возникнуть о бунте.– Не мели вздор! – оборвал он сына Тиберия, по-прежнему возвышаясь над столом, и стряхнул его руки. – Здесь Аквилония! Я же подданный короля Нимеда и не имею здесь никаких прав! Попроси совета у кого-нибудь из тарантийских нобилей…– Никогда! – отозвался тот с прежней горячностью. – Все они предатели и лжецы, как этот проклятый шамарец! Я не желаю иметь с ними дела.Так… Похоже, юнец безоговорочно уверился в причастности принца к нападению на свою вотчину. Забавно, сказал себе Амальрик. Сам он отнюдь не был в том убежден, однако не в его интересах было делиться с Винсентом подозрениями. Но любопытно и то, что ненависть свою он с готовностью переносит на всех подданных короля Вилера… А это уже можно было использовать.– Хорошо.С деланной неохотой барон Торский вновь опустился на табурет. Обрадованный, юноша поспешно кликнул хозяина, чтобы тот принес им вина. Утвердившись в мысли, что юнец этот глуп настолько, что неважно, пьян он или трезв, Амальрик не возражал. Пусть амилийский недоумок опьянеет как следует, глядишь и выболтает что-нибудь интересное. Потом, правда, придется на себе тащить его во дворец – не хватало еще, чтобы он ввязался в потасовку и выболтал, что тайно встречался с чужестранным посланником.Дождавшись, пока эти ужасные кожаные сосуды вновь окажутся перед ними, а хозяин отошел подальше, Амальрик продолжил:– Я рад, что, по крайней мере, ты не утратил способности узнавать своих истинных друзей.– О, месьор…Барон не дал ему договорить.– Знаю, знаю. Я твой единственный друг, а ты – мой самый преданный слуга и готов на все, лишь бы я помог тебе расправиться с Валерием Шамарским. Так? – И, не обращая внимания на робкий кивок собеседника, усмехнулся жестко. – Еще бы! Ты меня боишься и нуждаешься во мне – что может вернее привязать одного человека к другому! Но что если шамарец не имел никакого отношения ко всей этой истории? Что, если в гибели твоего отца, сестры и брата повинен совсем другой?Юноша упрямо помотал головой, откидывая со лба русые волосы таким полным неосознанной грации жестом, что Амальрик против воли залюбовался им.– Нет, месьор, – заявил Винсент угрюмо. – Это был принц Валерий, и я готов хоть перед самим Митрой ответить за свои слова. То же самое я сказал и королю.– В самом деле? Так Его Величество что, виделся с тобой еще раз?Сын Тиберия кивнул.– Да, чуть позже он прислал за мной слугу. Король хотел расспросить… – У него перехватило горло, и Винсент смог продолжать лишь с трудом, – …о том, как погиб отец. Увы, я не смог поведать ничего достойного внимания правителя.Он осушил одним глотком свою кружку и тут же махнул рукой, чтобы принесли еще.– Я в конюшне был, когда они напали на нас. Смотрел жеребенка… На шум сперва не обратил внимания, думал, это Дайрат, наш капитан стражи, затеял во дворе учебные бои… Потом выбежал, бросился на помощь – но эти негодяи прокрались сзади и подожгли конюшню. Лошади обезумели и бросились к выходу. Должно быть, одна из них налетела на меня сзади… Я почувствовал удар, отлетел в сторону, ушиб голову… – Он невольно коснулся затылка, где внимательный глаз даже под волосами мог заметить огромную шишку. – Больше я ничего не помню. О, если бы я мог…– Не трать времени на пустые сожаления, – сухо оборвал барон его стенания. – Ты остался жив, чтобы отомстить убийцам, а это главное. Даже если бы ты поспешил отцу на помощь – что ты мог сделать, один против всех, безоружный… Но что же дальше?Винсент вздохнул, собираясь с мыслями.Пережитое еще слишком свежо было в памяти, чтобы он мог спокойно говорить об этом. И он даже не осознал до конца всей необъятности утраты. Лишиться в одночасье всех родственников, имущества, крова… тут было от чего прийти в отчаяние. Но юноша не до конца еще оправился от шока, и сильнее всего было в нем недоумение. Он никак не мог поверить, чтобы нечто столь ужасное могло произойти именно с ним, но это было реальностью, причем необратимой. Приземленный разум его никак не мог свыкнуться с этой мыслью. И потому даже в гневе и скорби его было что-то наигранное, неискреннее.Он знал, что от него ждут этих чувств, и от стыда, что не испытывает их, играл фальшиво, подобно неумелому комедианту.– Мой бедный отец! Дельриг! Релата! Я должен был защитить их… А так – я даже не знаю, что сталось с ними. Возможно, злодеи взяли их в плен, чтобы продать как рабов где-нибудь на юге… или бросили их трупы в лесу… А моя сестра…– Постой! – вскинулся барон, выведенный из терпения этим бессмысленным нытьем. – Что ты мелешь? Какие рабы – они же все мертвы!– Не знаю! – На сей раз отчаяние в голосе Винсента было подлинным. – В том-то и дело, господин барон, что я ничего не знаю! Ведь, когда я очнулся, разбойники уже скрылись. Я осмотрел все трупы. И не нашел ни отца, ни брата, ни сестры. Возможно, их убили в доме, и огонь поглотил их тела, прежде чем я успел до них добраться… Но, возможно, они…И, обхватив голову руками, он зарыдал. Без всякого почтения к чужому горю, барон грубо встряхнул его за плечо.– Прекрати, сопляк! На нас смотрят.Он видел, что Винсент совсем захмелел. Все-таки зря он разрешил ему столько пить. Все равно этот глупец ничего не знает. А теперь вот изволь слушать его пьяную болтовню. Лицо немедийца исказила брезгливая гримаса. Сам он даже не притронулся к дешевому пойлу… Но что же теперь делать с этим слюнтяем?– Вставай!Он поднялся с места и рывком вздернул юнца, ставя его на ноги. Тот пошатнулся, ухватился за столешницу, однако удержался, бессмысленным взглядом уперевшись в барона:– Пойдем отсюда. Доскажешь мне все по дороге.Не отвечая, Винсент повиновался. Амальрик кинул хозяину пару серебряных монет и, расталкивая плясунов и музыкантов, потащил юнца к двери. Когда они покинули душное продымленное помещение и вышли на улицу, свежий воздух на мгновение придал юнцу силы, и он, выпростав руку, пошел самостоятельно, загребая носками сапог опавшую листву на мостовой. Длинный меч бил по худым мальчишеским ногам.– А ведь теперь я – барон Амилийский! – заплетающимся языком бормотал он, пошатываясь и глядя на поджавшего губы Амальрика мутным взором. – Я, а не Дельриг! Х-ха…Спьяну он выболтал то, что на трезвую голову утаил бы, пожалуй, не только от окружающих, но и от себя самого. Немедиец криво усмехнулся. Как мило…– Да, и мы обязательно выпьем за это, как только вернемся во дворец, – пообещал он юнцу, в надежде, что это заставит того двигаться чуть быстрее, ибо барону вовсе не улыбалось, чтобы кто-то из знакомых заметил его в столь странной компании. Можно было бы, конечно, бросить щенка прямо здесь, но пьяный он слишком откровенен, а значит, опасен. Один Митра ведает, что может он наболтать случайным доброхотам.– Да, – с пьяной радостью поддержал его Винсент. – Выпьем…Он и впрямь зашагал чуть быстрее, и барон приободрился. Глядишь, так они скоро окажутся в безопасности. И все же он не мог удержаться, чтобы не спросить еще:– Но почему ты решил, что это шамарец, Винсент? Если ты говоришь, что не видел их.С пьяным упрямством юнец замотал головой.– Видел… Видел двоих – бежал к ним, когда… Когда лошадь… – Он сбился с мысли, забормотал что-то неразборчиво, затем, как видно, вспомнив, что хотел сказать, торжественно провозгласил: – Да, видел достаточно! На них были плащи с антуйским гербом. И цвета принца… И он сам…– Что? – Амальрик остановился, как вкопанный, сперва решив, что ослышался. Остальное не имело значения – кто угодно мог напялить на наемников одежды дружинников Валерия, но последняя фраза Винсента меняла все дело.– При чем тут сам принц? Он что, был с ними вместе?Винсент думал бесконечно долго, и немедиец уже решил было, что тот забыл вопрос, когда сын барона вдруг отозвался:– Нет. То есть, да. То есть… Он там был – я видел его. Но не с ними. Он пришел позже. Ходил по развалинам. Я прятался… Он смотрел… А тех не было уже, они раньше ушли, когда я… Когда они… он… – запутавшись окончательно, Винсент смолк, задумчиво зажевав губами, но сказанного им было вполне достаточно барону, и это полностью меняло картину.Получалось, Валерий Шамарский и впрямь был тем подлецом, что натравил наемников на Амилию, – но с какой целью? Зачем это могло понадобиться ему? В версию, подсказанную Нумедидесом, что принц, мол, готов был на все, чтобы заполучить дочь Тиберия, барон не поверил бы, даже если бы был так же пьян, как несчастный Винсент. Но других версий у него не было.Амальрик задумчиво погладил бороду. Надо бы сбрить ее. Она уже вышла из моды… Он поплотнее запахнул свой черный хорайский плащ и, поправив золоченую сеточку на голове, огляделся по сторонам, не шпионит ли кто? Но улица была пуста, и барон успокоился. Сзади доносились глухие звуки волынки – видно, веселье в таверне было в самом разгаре. Ладно, как доберемся во дворец, надо будет уложить этого слюнтяя в постель, а когда проспится, допросить еще раз. Возможно, он что-то перепутал спьяну. Сейчас выйдем на улицу Кожевников, там полюднее, и кликнем повозку. Похоже, этот герой пешком до дворца не дойдет…– И ты все это рассказал королю? – спросил он Винсента. – И что он сказал?– Сказал… Отец говорил – не пей на голодный желудок, – жалобно, как маленький, проныл юноша.Но когда барон вновь безжалостно встряхнул его, пробормотал:– Да, рассказал, королю, рассказал! Он плакал…– Плакал?!Мальчишка молча кивнул и сам шмыгнул носом. Больше от него ничего нельзя было добиться. И они двинулись дальше.Внезапно барону пришла в голову мысль, и он сам поразился ее здравости. Жаль только, не догадался сделать это сразу… Не доходя до дворцовых ворот, он вдруг резко развернулся и потащил несчастного Винсента в другую сторону, туда, где высился шпиль ратуши. Тот, успевший, должно быть, слегка протрезветь на холоде, встрепенулся.– А? Что? Куда мы идем?– На постоялый двор. Нечего тебе в таком виде делать во дворце. А как проспишься – я за тобой приду.Юноша покорно кивнул, готовый во всем подчиниться барону, которого безоговорочно признал над собой господином… Как вдруг внезапно он, что-то заметив в узком проулке, мимо которого они шли, схватился за меч.– Смотрите, месьор, смотрите!Казалось, он мгновенно протрезвел. С лица сошел румянец, глаза расширились, словно он увидел призрак.Амальрик с явной неохотой посмотрел туда, куда указывала рука юнца. Что там может быть, кроме уличных потаскух, да шелудивых псов, но через мгновение глаза его сузились. Из узкой двери дома, что стоял в переулке, прихрамывая, выходил человек. Что-то неуловимо знакомое было в его кряжистой фигуре. Постой-ка, ведь это же…– Гандер! – как бы в ответ его мыслям выпалил юноша. – Гандер Бернан!Последние слова он произнес чересчур громко. Человек непроизвольно обернулся, услышав свое имя, и глаза его загорелись хищным огнем. Амальрик мгновенно закрыл лицо плащом. Не хватало только, чтобы этот пес его узнал и принялся вопить на всю улицу – держите, мол, немедийского чернокнижника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56