Потом пропало изображение – замельтешило, расслоилось, пошло рябью, и экран перестал показывать.
– Макс! – рявкнул Жилин. – Готовь бот!
– Уже! – отозвался Гирин из-за выпуклой стены кожуха фотореактора.
– Предстартовые программы запущены, – угодливо доложил комп.
Жилин включил шифратор и стал набирать текст.
– Габа! – сказал он отрывисто. – Я сейчас пошлю радиограмму на Фобос… «Тхакур» с двумя «ка» пишется? Угу… Будь другом, отправь копию зональному комиссару! А то я не успеваю…
Габа, согнувшийся буквой «зю» над комбайном контроля отражателя, серьезно кивнул.
– Ну конечно. На Цереру?
– На Цереру или на Весту… Отправляй лучше на Цереру, там разберутся.
Набрав текст, Жилин включил служебный канал и передал сообщение о ЧП в экстренном импульсе. Повернувшись уходить, он увидел лица добровольцев. Испуганные, спокойные, встревоженные, хорошенькие, лупающие изогнутыми ресницами, хмурые, любопытные… И одно родное. Жилин подошел к Марине. Взял руками ее голову и поцеловал в нос.
– Я только туда и обратно, – стал он загодя оправдываться, – я быстро…
Марина мелко закивала, прижимаясь щекой к его ладони. Она все понимала. Она ничего не требовала… Жилин хмуро посмотрел на волонтеров.
– А вы тоже даром не стойте, – сказал он прохладно, – подготовьте пока место для эвакуантов. Организуйте горячее питание, медбоксы… Ну, ладно, побежал я!
– Беги, беги…
Жилин бежал и думал. Обо всем сразу. Короткими, пунктирными мыслями:
«Или на Спу сначала? Нет, туда потом…»
«Тридцать человек… Всех сразу не получится…»
«Будто уже и послать больше некого!»
«Бот не резиновый… Хорошо, если двадцать впихнем…»
«Господи, как же мне все это надоело!»
«Легче самому все сделать. Хоть душа будет спокойна».
«Бедный Марик…»
Ровно в полдень по БВ «Коча», имея на борту Жилина с Максимом, расстыковалась с «Борой».
– Прошло разделение, прошло разделение, – зачастил Гирин, – визуально наблюдаем расхождение…
– Принято, – хрюкнул в селекторе Громыко, оставшийся за старшего.
На экране перископа плавно, с разворотом, прошла «Бора»,
– Высота двести, – сказал Гирин и поправил усик микрофона.
– Сколько еще времени осталось? – проскрипел Громыко.
– Мало, – процедил голос Габы, – минут пятьдесят от силы.
– Что можно успеть за пятьдесят минут? – пробурчал врио командира корабля. Габа не ответил. Жилин его хорошо понимал. Мерный шумок вентиляторов, перелопачивающих стоячий невесомый воздух, нудная молвь компьютеров, ярмарочное разноцветье экранов, транспарантов, индикаторов – все это было до того знакомым, привычным, даже надоевшим, что просто в голове не умещалась мысль об умертвиях и терактах. А вот мазнет Тхакур Сингх мазерами по базе, и все – размягченные купола надуются и лопнут, оболочки опадут, скукожатся… У гляциологов мозги вскипят, черепа лопнут, глаза вытекут… И попадают на пол иссохшие мумии.
– Как со связью? – прогудел Гирин.
– Никак, – буркнул по селектору Габа.
– Излучатель главного канала… – начал Гирин.
– Да пробовали мы! – перебил его Громыко. – И главный пытались прокинуть, и сдвоенный! И все без толку – база нас не слышит! А-2 забивает напрочь! Сплошные помехи…
– Хоть бы успеть! Черт… – Гирин ожесточенно ткнул пальцем в сенсор. На малом мониторе очертилась северная полярная шапка, нарисованная компьютером. Крошечная пуговичка «Антенны-2» вытянула жирный, чуть расходящийся лучик, уперлась им в кончик синей спирали, виток к витку раскрученной от оси планеты. На синей «линии огня» мерцала зеленая точка базы «Северный полюс». Скоро красный лучик дочертит короткую дугу, перечеркнет зеленое пятнышко… и Тхакур Сингх сделает тридцать зарубок на рукоятке. Вот паскуда же…
– Нет, я так не могу! – решительно-негодующе воскликнул Габа. – Сидеть и ждать неизвестно чего! Слетаю-ка я на Спу! Макс, слышь?
Гирин тяжело засопел.
– И на чем же ты лететь собрался? – сказал он неприятным голосом. – На самоваре?
– Почему? На скафе!
– Ты что, совсем сдурел?! Тебе малой тягой придется тормозить, с первой космической – до нуля! Где ты столько топлива возьмешь?
– Господи! – фыркнул Габа. – Проблема! Пристрою еще один шаробаллон или два! В первый раз, что ли? Кого я на Спу-16 спасал? Забыл уже?
– Ой, да делай ты, что хочешь! – прорычал Гирин.
Габа благоразумно промолчал. Но все равно, пока зеленый огонечек на селекторе не потух, кто-то хихикнул в эфире…
– Никаких нервов с ним не хватает! – Гирин яростно зацокал сенсорами, словно отыгрываясь.
– Напоминаю, – заговорил компьютер, выслуживаясь, – переход на горизонталь через сто восемьдесят секунд.
– Да помню я! – сердито отмахнулся Гирин, и его пальцы забегали по пульту, словно музицируя – тоненькие писки и звоночки накладывались на листвяные шорохи мнемографиков, то плетущих, то порывающих на табло свои коричневые и синие кружавчики. – Высота шестьдесят, – буркнул Гирин, – перехожу в горизонталь.
2
Габа посмотрел на себя в зеркало – вроде все на месте. Кислорода хватит на роту. Мигающие огоньки указателей на вертикальных шкалах оставляли зеленоватое дрожание на ртутно-бликующем шлеме из спектролита.
– Леха! – позвал Габа. – Выхожу в вакуум-створ!
– Удачи!
– Надо говорить: «Добычи!» – молодежь сейчас так любит выражаться…
С громким сосущим звуком разъехался сегментный люк, и фигурные светосигналы герметизации налились красным.
Вакуум-створ еще называли «холодной палубой», но оправдывались оба названия – палуба была негерметична, а градусник показывал сто двадцать ниже нуля. Вакуум-створ был пуст, как амбар перед сенокосом. Лишь в уголке, под транспарантом «Осторожно, вакуум!», притулились три космоскафа – маленькие круглые ракетки с коробчатой рамой, «космические такси». Габа пошатал дополнительный бак на аппарате, отмеченном покорябанной двойкой (держится вроде ..), и перелез через низкий бортик на сиденье. Потом чертыхнулся и полез обратно. Вынул из силикетового сейфа громоздкий агрегат из металлокерамики с двумя рубчатыми рукоятками и пирамидальным дулом. «Биденхандер», гордость тульских оружейников, фузионный дезинтегратор системы Амосова. Пурпуров враз почикает… Жаль, нельзя. Ничего, зато откроет любую дверь… Или стену.
– Я вам покажу, как станции захватывать… – пробормотал Габа. – Вы у меня быстро отучитесь…
– Что ты сказал? – не расслышал Громыко.
– Это я себе. Как там наши?
После короткой паузы замкомандира ответил:
– Начали спуск.
– А мне не пора еще?
– Ты готовься помаленьку, выводи скаф, проверь там все… Я скажу когда.
– Ладно… Открывай ворота.
Металлопластовая штора, прикрывающая вакуум-створ, стронулась с места и медленно покатилась в сторону. Свет под потолком потух, зато в ширящийся проем пролилось мутное красно-оранжевое свечение. Габа включил телепроектор на крошечном пульте космоскафа – пашет вроде… Протестировал метеоритный локатор, пошевелил рукоятки штурвала, похлопал зачем-то по чехлу регенератора.
– Алексей! Прошу старт!
– Даю старт! Только без подвигов, о'кей?
– Да ладно…
Причальные полозья выдвинулись за борт, крепления разошлись, и Габа тихохонько снял космоскаф. Из стаканчиков сопел вырвались короткие факелы в виде бледных, туманящихся конусов, и ракетка поплыла, как пух по ветру.
Космоскаф ощутимо тормозил, из-за чего терял скорость и сходил с высокой орбиты на низкую… и оказывался впереди «Боры». К этой хитрой механике Габа так и не смог привыкнуть – не жаловал его организм столь вольного обращения с канонами здравомыслия.
– Убавь тормозной импульс! – сказал Громыко простуженным голосом. – А то не долетишь!
Габа убавил.
– Во! Так держи!
Не долетишь… В переводе это значило: пройдешь пониже станции. А дальше – как получится. Или под луч попадешь и сгоришь сразу, или потом, когда шваркнешься о твердую планету. И останется после тебя мелкий такой – смотреть не на что – кратер, а твоя черная тушка… нет-нет, лучше так – а твоя бронзовая плоть выпадет комьями органического шлака…
Габа оглянулся на «Бору». Огромный планетолет отставал. Снизу на корабль ложился красноватый отсвет, подрумянивая параболоид отражателя.
– Подходим к полюсу.
Весь север Марса уже затянуло однообразной рыжей пеленой, где медленно раскручивалась черная спиральная воронка. Выше по оси исполинской крутелицы ярко блестела СВЧ-антенна, незримым лучом своим, как взбивалкой, пахтавшая громадные массы облаков. Скоро всю планету заволокет мелкой дисперсной пылью и морозным туманом, и лишь вершины Олимпа, Арсии, Аскреуса и Павонис будут выглядывать из марева, непроглядного и мутного.
А черные круговороты над полюсами все шуровали, все раскручивали многобалльные ураганы, и где-то там сейчас болтается десантный бот, и люди на базе уже все глаза проглядели, его дожидаясь…
Габа ввел станцию в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять одинаковых фокусирующих модулей, связанных блестящими тросами. Над фокальным комплексом висела орбитальная платформа, вдоль и поперек истыканная эмиттерами и трастерами. Резко выделялся челнок пурпурных, взявший Спу на абордаж.
– Мы спина к спине под дюзой… – пробормотал Габа. – Тоже мне, мадамы Вонги зачуханные…
План его был прост: а) через служебный люк проникнуть внутрь станции; б) найти ее экипаж и в) всей толпой бить пурпурных, пока те не посинеют.
Бвана Оле-Сенду не портил себе жизнь сомнениями типа «а если…», «а вдруг…». Человек простой, он мыслил легко, любил ясно и без терзаний, жил одним днем, но уж проживал его на все сто. Смакуя радости человеческого существования, скользя по горестям, как по тонкому льду, не позволяя себе провалиться в глубину страданий. Он был счастливым человеком.
Космоскаф выдвинул мощные манипуляторы, разжал захваты. Спу наплывала из темноты, как огромный автокар на игрушечную машинку, грозя расплющить, растереть, размазать. Габа вспомнил, как на даче у Максима, в Алябьеве, мыл стекло командирской «Волги», заляпанное медом и раздавленными пчелами…
Умахнуло влево здоровенное полушарие антенны дальней связи из серебристых радиусов и колец. На пульте вспыхнул транспарант «Экстренное торможение». Замелькали перекладины башни фазировки. Мимо?! Манипуляторы вцепились в металлическую полосу, космоскаф крутануло, мотнуло в сторону. Один из захватов сорвался, но титановое щупальце тут же перецепилось. Все?! Вроде все… Ну, слава те… Прибыли. Повесив плазменник на шею, Габа осмотрелся. Станция уже не умещалась в поле зрения и вовсе не казалась округлой. Было похоже, что стоишь на ровной, слегка покатой палубе колоссального линкора из боевика для отроков. Вон впереди торчат огромные панели радиаторов, похожие на жалюзи. А сзади громоздятся ребристые кубы импульсаторов… Ладно, завтра будешь любоваться! Нашел время…
Перебирая руками поручни, Габа дотянулся до крышки внешнего люка. Сунул ноги в фиксаторы, ухватился за рычаг, утопленный в глубокой выемке, и потянул. Крышка люка бесшумно отъехала в сторону.
Согнувшись в три погибели, Габа проплыл по узкому пространству между оболочками Спу, открыл служебный люк и спустился в шлюзовую. Здесь было тихо, но тишина стояла зловещая, взводившая нервы, пронзительная, как после выстрела. Так и тянуло оглянуться, но штурман сдержался. Он подтолкнул себя к полу, уцепился магнитными подковками. Приблизившись к информационному терминалу, на панель которого осели стеклистые капли конденсата, штурман неуклюже потыкал пальцами по клавишам.
– Диагностика первого уровня, – дребезжащим голосом сказал водер и удовлетворенно добавил: – Функционирую.
– Сколько всего людей на борту?
– Девять человек.
– Где они сейчас?
– Не имею информации.
– Посмотри хорошенько!
– Имею косвенную информацию. Согласно датчикам дислокации, группа в количестве четырех человек находится на центральном посту управления. Члены группы не идентифицируются. Дежурный диспетчер Гомес, инженеры-контролеры Одинцов, Калитин и Волков перемещаются в пределах агрегатного отсека.
– И как туда… ну, в агрегатный, пройти?
– Отсюда по радиальному коридору до лифта. Спуститесь на вторую палубу яруса «В», сектор Дзета. Налево по осевому коридору.
– Thanks, comp.
– Not at all.
Габа разблокировал дверь и негромко пробормотал:
– Ну, все… – Он перехватил дезинтегратор за рубчатое цевье и перевел регулятор мощности на импульсный разряд. – Пошли искать приключений… на нижние 90!
Глава 11
1
Все шло штатно. Бот перешел в горизонтальный полет и ему навстречу накатывала Великая Северная равнина (та самая, которая, по мысли авторов проекта «Марс», должна была стать ложем Северного океана) – тускло-оранжевая, местами темнее, местами светлее и ярче, рябая от мелких кратеров, конопатая от полузасыпанных глыб, от скопищ черных скал, испещренная разломами и ярдангами Ярданги (тюрк.) – вытянутые вдоль господствующего ветра узкие, прямолинейные, с асимметричными крутыми склонами борозды (глубиной около 1 м) и разделяющие их острые гребни, образующиеся в пустынях на поверхности глинистых и суглинистых или более плотных пород. – Примеч. pea . ].
– Все это хорошо, – проговорил Гирин, зыркая на вихлявшиеся мнемографики, – одно плохо: времени – с гулькин нос…
– Если они уже извещены… – раздумчиво сказал Жилин и не договорил.
– Вот именно – если! Да отъехали бы к югу хотя бы! Неужели так трудно догадаться?! Нет, вот, как назло все!
Гирин навалился на пульт и уставился на песчистый горизонт. Прошла ровно одна минута.
– Рассказал бы что-нибудь, что ли, – проговорил Жилин. – А то я на эти часы смотреть уже не могу! Слушай… Давно хотел спросить: а где это ты нашего… астронавигатора встретил?
Гирин смешливо фыркнул.
– Ты не поверишь! – жизнерадостно сказал он. – В изоляторе!
– Ну?! – удивился Жилин. – Серьезно? Это тогда еще, в Африке? Ты как-то рассказывал…
– Да не-е… Какая там еще Африка… У нас, в Индиге! Я тогда в полиции работал… Нет, – покачал Гирин головой, – тут надо по порядку, с самого начала. Ну, тут как?.. Я еще со школы хотел в межпланетники намылиться, да, знаешь… Побоялся. По математике я из шестерок не вылезал, один раз только восьмерку получил. Ну, куда я с такими оценками? Короче… Да, а жили мы тогда у Лукоморья – вот так набережная… – Гирин показал как. – Атак наш дом, окнами на бухту. И вот, значит, встаю я однажды, слышу – крики. Смотрю, на берегу караканары за нашими девками гоняются. Нет, думаю, это уже наглеж! А я к тому времени где-то с год проходил в Патруле порядка. Ну, короче, цепляю я свою бляху и туда. Караканары на меня – ноль внимания. Ладно, думаю, не хотите по-хорошему, будем по-плохому. Ох, я им тогда и всыпал! А на другой день вызывают меня в земскую управу. Я думал – ругать будут, а меня наш уездный исправник, Елизар Терентьич, отводит в сторонку и говорит: пойдешь в полицию? А чего ж, говорю, не пойти? Можно… Туда ж такой конкурс, что не каждый еще и пройдет. Ну, накатал он мне рекомендацию, и я прямым курсом – в ГУЛ Индиги.
– Ни разу не был в Индиге, – признался Жилин, – вернее, был, но ночью. Пересадку делал.
– Много потерял. Столица Заполярья! Это тебе не баран начихал… А в принципе все они одинаковы, что Индига, что Амдерма, что эта… как ее… на Мурмане которая… Варзуга! Ага… Купола высоченные, прозрачные – ходишь, как муха под стаканом. Проспекты в стеклянных трубах… Вокруг снега, пурга заметает, а тут цветочки, стежки-дорожки, девки в одних сарафанчиках… Глянешь на метель за стеной – и аж мурашки по коже…
– А пурпурные? Давал им жизни?
– Не в Индиге. А вообще… давал. Посылали как-то в командировку, в Баку… погонял их там, чтоб на всю жизнь запомнили. А вообще, если… Бойцы из них дерьмовые, честно тебе скажу. Ты сам воевал и должен знать, какие бывают вол-чары. А пурпурные – дилетанты, грубое уличное хулиганье. Им этот пурпурный террор – так, новое развлечение, что-то типа аттракциона…
Гирин пробежался глазами по пульту аварийной сигнализации и продолжал:
– Короче, где-то с год… да как бы не больше, прослужил я младшим полицейским. Патрулировал улицы и вообще – бдил. Всю Индигу облазил: от Лукоморья и подводного порта до вокзала и Спирального бульвара. И, знаешь, мне это даже начало нравиться! Конечно, всякого понасмотришься… К мертвякам я так и не привык… а одна девочка изнасилованная до сих пор перед глазами стоит… – Максим сделался вдруг каким-то строгим и угрюмым. – Ну, по-всякому бывало. Да, а тогда еще как раз мода эта пошла – работяг лупцевать. Печушники – слыхал о таких? Емели… мать их… Такие, знаешь, вроде фловеров, но те хоть тихие, а эти «отморожены» напрочь. Только и слышишь – там инженеру нос сломали, тут с глубоководниками сцепились… Кого-то ножом исполосуют, кому-то ребра поломают… Невмоготу было видеть эти тупые рыла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Макс! – рявкнул Жилин. – Готовь бот!
– Уже! – отозвался Гирин из-за выпуклой стены кожуха фотореактора.
– Предстартовые программы запущены, – угодливо доложил комп.
Жилин включил шифратор и стал набирать текст.
– Габа! – сказал он отрывисто. – Я сейчас пошлю радиограмму на Фобос… «Тхакур» с двумя «ка» пишется? Угу… Будь другом, отправь копию зональному комиссару! А то я не успеваю…
Габа, согнувшийся буквой «зю» над комбайном контроля отражателя, серьезно кивнул.
– Ну конечно. На Цереру?
– На Цереру или на Весту… Отправляй лучше на Цереру, там разберутся.
Набрав текст, Жилин включил служебный канал и передал сообщение о ЧП в экстренном импульсе. Повернувшись уходить, он увидел лица добровольцев. Испуганные, спокойные, встревоженные, хорошенькие, лупающие изогнутыми ресницами, хмурые, любопытные… И одно родное. Жилин подошел к Марине. Взял руками ее голову и поцеловал в нос.
– Я только туда и обратно, – стал он загодя оправдываться, – я быстро…
Марина мелко закивала, прижимаясь щекой к его ладони. Она все понимала. Она ничего не требовала… Жилин хмуро посмотрел на волонтеров.
– А вы тоже даром не стойте, – сказал он прохладно, – подготовьте пока место для эвакуантов. Организуйте горячее питание, медбоксы… Ну, ладно, побежал я!
– Беги, беги…
Жилин бежал и думал. Обо всем сразу. Короткими, пунктирными мыслями:
«Или на Спу сначала? Нет, туда потом…»
«Тридцать человек… Всех сразу не получится…»
«Будто уже и послать больше некого!»
«Бот не резиновый… Хорошо, если двадцать впихнем…»
«Господи, как же мне все это надоело!»
«Легче самому все сделать. Хоть душа будет спокойна».
«Бедный Марик…»
Ровно в полдень по БВ «Коча», имея на борту Жилина с Максимом, расстыковалась с «Борой».
– Прошло разделение, прошло разделение, – зачастил Гирин, – визуально наблюдаем расхождение…
– Принято, – хрюкнул в селекторе Громыко, оставшийся за старшего.
На экране перископа плавно, с разворотом, прошла «Бора»,
– Высота двести, – сказал Гирин и поправил усик микрофона.
– Сколько еще времени осталось? – проскрипел Громыко.
– Мало, – процедил голос Габы, – минут пятьдесят от силы.
– Что можно успеть за пятьдесят минут? – пробурчал врио командира корабля. Габа не ответил. Жилин его хорошо понимал. Мерный шумок вентиляторов, перелопачивающих стоячий невесомый воздух, нудная молвь компьютеров, ярмарочное разноцветье экранов, транспарантов, индикаторов – все это было до того знакомым, привычным, даже надоевшим, что просто в голове не умещалась мысль об умертвиях и терактах. А вот мазнет Тхакур Сингх мазерами по базе, и все – размягченные купола надуются и лопнут, оболочки опадут, скукожатся… У гляциологов мозги вскипят, черепа лопнут, глаза вытекут… И попадают на пол иссохшие мумии.
– Как со связью? – прогудел Гирин.
– Никак, – буркнул по селектору Габа.
– Излучатель главного канала… – начал Гирин.
– Да пробовали мы! – перебил его Громыко. – И главный пытались прокинуть, и сдвоенный! И все без толку – база нас не слышит! А-2 забивает напрочь! Сплошные помехи…
– Хоть бы успеть! Черт… – Гирин ожесточенно ткнул пальцем в сенсор. На малом мониторе очертилась северная полярная шапка, нарисованная компьютером. Крошечная пуговичка «Антенны-2» вытянула жирный, чуть расходящийся лучик, уперлась им в кончик синей спирали, виток к витку раскрученной от оси планеты. На синей «линии огня» мерцала зеленая точка базы «Северный полюс». Скоро красный лучик дочертит короткую дугу, перечеркнет зеленое пятнышко… и Тхакур Сингх сделает тридцать зарубок на рукоятке. Вот паскуда же…
– Нет, я так не могу! – решительно-негодующе воскликнул Габа. – Сидеть и ждать неизвестно чего! Слетаю-ка я на Спу! Макс, слышь?
Гирин тяжело засопел.
– И на чем же ты лететь собрался? – сказал он неприятным голосом. – На самоваре?
– Почему? На скафе!
– Ты что, совсем сдурел?! Тебе малой тягой придется тормозить, с первой космической – до нуля! Где ты столько топлива возьмешь?
– Господи! – фыркнул Габа. – Проблема! Пристрою еще один шаробаллон или два! В первый раз, что ли? Кого я на Спу-16 спасал? Забыл уже?
– Ой, да делай ты, что хочешь! – прорычал Гирин.
Габа благоразумно промолчал. Но все равно, пока зеленый огонечек на селекторе не потух, кто-то хихикнул в эфире…
– Никаких нервов с ним не хватает! – Гирин яростно зацокал сенсорами, словно отыгрываясь.
– Напоминаю, – заговорил компьютер, выслуживаясь, – переход на горизонталь через сто восемьдесят секунд.
– Да помню я! – сердито отмахнулся Гирин, и его пальцы забегали по пульту, словно музицируя – тоненькие писки и звоночки накладывались на листвяные шорохи мнемографиков, то плетущих, то порывающих на табло свои коричневые и синие кружавчики. – Высота шестьдесят, – буркнул Гирин, – перехожу в горизонталь.
2
Габа посмотрел на себя в зеркало – вроде все на месте. Кислорода хватит на роту. Мигающие огоньки указателей на вертикальных шкалах оставляли зеленоватое дрожание на ртутно-бликующем шлеме из спектролита.
– Леха! – позвал Габа. – Выхожу в вакуум-створ!
– Удачи!
– Надо говорить: «Добычи!» – молодежь сейчас так любит выражаться…
С громким сосущим звуком разъехался сегментный люк, и фигурные светосигналы герметизации налились красным.
Вакуум-створ еще называли «холодной палубой», но оправдывались оба названия – палуба была негерметична, а градусник показывал сто двадцать ниже нуля. Вакуум-створ был пуст, как амбар перед сенокосом. Лишь в уголке, под транспарантом «Осторожно, вакуум!», притулились три космоскафа – маленькие круглые ракетки с коробчатой рамой, «космические такси». Габа пошатал дополнительный бак на аппарате, отмеченном покорябанной двойкой (держится вроде ..), и перелез через низкий бортик на сиденье. Потом чертыхнулся и полез обратно. Вынул из силикетового сейфа громоздкий агрегат из металлокерамики с двумя рубчатыми рукоятками и пирамидальным дулом. «Биденхандер», гордость тульских оружейников, фузионный дезинтегратор системы Амосова. Пурпуров враз почикает… Жаль, нельзя. Ничего, зато откроет любую дверь… Или стену.
– Я вам покажу, как станции захватывать… – пробормотал Габа. – Вы у меня быстро отучитесь…
– Что ты сказал? – не расслышал Громыко.
– Это я себе. Как там наши?
После короткой паузы замкомандира ответил:
– Начали спуск.
– А мне не пора еще?
– Ты готовься помаленьку, выводи скаф, проверь там все… Я скажу когда.
– Ладно… Открывай ворота.
Металлопластовая штора, прикрывающая вакуум-створ, стронулась с места и медленно покатилась в сторону. Свет под потолком потух, зато в ширящийся проем пролилось мутное красно-оранжевое свечение. Габа включил телепроектор на крошечном пульте космоскафа – пашет вроде… Протестировал метеоритный локатор, пошевелил рукоятки штурвала, похлопал зачем-то по чехлу регенератора.
– Алексей! Прошу старт!
– Даю старт! Только без подвигов, о'кей?
– Да ладно…
Причальные полозья выдвинулись за борт, крепления разошлись, и Габа тихохонько снял космоскаф. Из стаканчиков сопел вырвались короткие факелы в виде бледных, туманящихся конусов, и ракетка поплыла, как пух по ветру.
Космоскаф ощутимо тормозил, из-за чего терял скорость и сходил с высокой орбиты на низкую… и оказывался впереди «Боры». К этой хитрой механике Габа так и не смог привыкнуть – не жаловал его организм столь вольного обращения с канонами здравомыслия.
– Убавь тормозной импульс! – сказал Громыко простуженным голосом. – А то не долетишь!
Габа убавил.
– Во! Так держи!
Не долетишь… В переводе это значило: пройдешь пониже станции. А дальше – как получится. Или под луч попадешь и сгоришь сразу, или потом, когда шваркнешься о твердую планету. И останется после тебя мелкий такой – смотреть не на что – кратер, а твоя черная тушка… нет-нет, лучше так – а твоя бронзовая плоть выпадет комьями органического шлака…
Габа оглянулся на «Бору». Огромный планетолет отставал. Снизу на корабль ложился красноватый отсвет, подрумянивая параболоид отражателя.
– Подходим к полюсу.
Весь север Марса уже затянуло однообразной рыжей пеленой, где медленно раскручивалась черная спиральная воронка. Выше по оси исполинской крутелицы ярко блестела СВЧ-антенна, незримым лучом своим, как взбивалкой, пахтавшая громадные массы облаков. Скоро всю планету заволокет мелкой дисперсной пылью и морозным туманом, и лишь вершины Олимпа, Арсии, Аскреуса и Павонис будут выглядывать из марева, непроглядного и мутного.
А черные круговороты над полюсами все шуровали, все раскручивали многобалльные ураганы, и где-то там сейчас болтается десантный бот, и люди на базе уже все глаза проглядели, его дожидаясь…
Габа ввел станцию в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять одинаковых фокусирующих модулей, связанных блестящими тросами. Над фокальным комплексом висела орбитальная платформа, вдоль и поперек истыканная эмиттерами и трастерами. Резко выделялся челнок пурпурных, взявший Спу на абордаж.
– Мы спина к спине под дюзой… – пробормотал Габа. – Тоже мне, мадамы Вонги зачуханные…
План его был прост: а) через служебный люк проникнуть внутрь станции; б) найти ее экипаж и в) всей толпой бить пурпурных, пока те не посинеют.
Бвана Оле-Сенду не портил себе жизнь сомнениями типа «а если…», «а вдруг…». Человек простой, он мыслил легко, любил ясно и без терзаний, жил одним днем, но уж проживал его на все сто. Смакуя радости человеческого существования, скользя по горестям, как по тонкому льду, не позволяя себе провалиться в глубину страданий. Он был счастливым человеком.
Космоскаф выдвинул мощные манипуляторы, разжал захваты. Спу наплывала из темноты, как огромный автокар на игрушечную машинку, грозя расплющить, растереть, размазать. Габа вспомнил, как на даче у Максима, в Алябьеве, мыл стекло командирской «Волги», заляпанное медом и раздавленными пчелами…
Умахнуло влево здоровенное полушарие антенны дальней связи из серебристых радиусов и колец. На пульте вспыхнул транспарант «Экстренное торможение». Замелькали перекладины башни фазировки. Мимо?! Манипуляторы вцепились в металлическую полосу, космоскаф крутануло, мотнуло в сторону. Один из захватов сорвался, но титановое щупальце тут же перецепилось. Все?! Вроде все… Ну, слава те… Прибыли. Повесив плазменник на шею, Габа осмотрелся. Станция уже не умещалась в поле зрения и вовсе не казалась округлой. Было похоже, что стоишь на ровной, слегка покатой палубе колоссального линкора из боевика для отроков. Вон впереди торчат огромные панели радиаторов, похожие на жалюзи. А сзади громоздятся ребристые кубы импульсаторов… Ладно, завтра будешь любоваться! Нашел время…
Перебирая руками поручни, Габа дотянулся до крышки внешнего люка. Сунул ноги в фиксаторы, ухватился за рычаг, утопленный в глубокой выемке, и потянул. Крышка люка бесшумно отъехала в сторону.
Согнувшись в три погибели, Габа проплыл по узкому пространству между оболочками Спу, открыл служебный люк и спустился в шлюзовую. Здесь было тихо, но тишина стояла зловещая, взводившая нервы, пронзительная, как после выстрела. Так и тянуло оглянуться, но штурман сдержался. Он подтолкнул себя к полу, уцепился магнитными подковками. Приблизившись к информационному терминалу, на панель которого осели стеклистые капли конденсата, штурман неуклюже потыкал пальцами по клавишам.
– Диагностика первого уровня, – дребезжащим голосом сказал водер и удовлетворенно добавил: – Функционирую.
– Сколько всего людей на борту?
– Девять человек.
– Где они сейчас?
– Не имею информации.
– Посмотри хорошенько!
– Имею косвенную информацию. Согласно датчикам дислокации, группа в количестве четырех человек находится на центральном посту управления. Члены группы не идентифицируются. Дежурный диспетчер Гомес, инженеры-контролеры Одинцов, Калитин и Волков перемещаются в пределах агрегатного отсека.
– И как туда… ну, в агрегатный, пройти?
– Отсюда по радиальному коридору до лифта. Спуститесь на вторую палубу яруса «В», сектор Дзета. Налево по осевому коридору.
– Thanks, comp.
– Not at all.
Габа разблокировал дверь и негромко пробормотал:
– Ну, все… – Он перехватил дезинтегратор за рубчатое цевье и перевел регулятор мощности на импульсный разряд. – Пошли искать приключений… на нижние 90!
Глава 11
1
Все шло штатно. Бот перешел в горизонтальный полет и ему навстречу накатывала Великая Северная равнина (та самая, которая, по мысли авторов проекта «Марс», должна была стать ложем Северного океана) – тускло-оранжевая, местами темнее, местами светлее и ярче, рябая от мелких кратеров, конопатая от полузасыпанных глыб, от скопищ черных скал, испещренная разломами и ярдангами Ярданги (тюрк.) – вытянутые вдоль господствующего ветра узкие, прямолинейные, с асимметричными крутыми склонами борозды (глубиной около 1 м) и разделяющие их острые гребни, образующиеся в пустынях на поверхности глинистых и суглинистых или более плотных пород. – Примеч. pea . ].
– Все это хорошо, – проговорил Гирин, зыркая на вихлявшиеся мнемографики, – одно плохо: времени – с гулькин нос…
– Если они уже извещены… – раздумчиво сказал Жилин и не договорил.
– Вот именно – если! Да отъехали бы к югу хотя бы! Неужели так трудно догадаться?! Нет, вот, как назло все!
Гирин навалился на пульт и уставился на песчистый горизонт. Прошла ровно одна минута.
– Рассказал бы что-нибудь, что ли, – проговорил Жилин. – А то я на эти часы смотреть уже не могу! Слушай… Давно хотел спросить: а где это ты нашего… астронавигатора встретил?
Гирин смешливо фыркнул.
– Ты не поверишь! – жизнерадостно сказал он. – В изоляторе!
– Ну?! – удивился Жилин. – Серьезно? Это тогда еще, в Африке? Ты как-то рассказывал…
– Да не-е… Какая там еще Африка… У нас, в Индиге! Я тогда в полиции работал… Нет, – покачал Гирин головой, – тут надо по порядку, с самого начала. Ну, тут как?.. Я еще со школы хотел в межпланетники намылиться, да, знаешь… Побоялся. По математике я из шестерок не вылезал, один раз только восьмерку получил. Ну, куда я с такими оценками? Короче… Да, а жили мы тогда у Лукоморья – вот так набережная… – Гирин показал как. – Атак наш дом, окнами на бухту. И вот, значит, встаю я однажды, слышу – крики. Смотрю, на берегу караканары за нашими девками гоняются. Нет, думаю, это уже наглеж! А я к тому времени где-то с год проходил в Патруле порядка. Ну, короче, цепляю я свою бляху и туда. Караканары на меня – ноль внимания. Ладно, думаю, не хотите по-хорошему, будем по-плохому. Ох, я им тогда и всыпал! А на другой день вызывают меня в земскую управу. Я думал – ругать будут, а меня наш уездный исправник, Елизар Терентьич, отводит в сторонку и говорит: пойдешь в полицию? А чего ж, говорю, не пойти? Можно… Туда ж такой конкурс, что не каждый еще и пройдет. Ну, накатал он мне рекомендацию, и я прямым курсом – в ГУЛ Индиги.
– Ни разу не был в Индиге, – признался Жилин, – вернее, был, но ночью. Пересадку делал.
– Много потерял. Столица Заполярья! Это тебе не баран начихал… А в принципе все они одинаковы, что Индига, что Амдерма, что эта… как ее… на Мурмане которая… Варзуга! Ага… Купола высоченные, прозрачные – ходишь, как муха под стаканом. Проспекты в стеклянных трубах… Вокруг снега, пурга заметает, а тут цветочки, стежки-дорожки, девки в одних сарафанчиках… Глянешь на метель за стеной – и аж мурашки по коже…
– А пурпурные? Давал им жизни?
– Не в Индиге. А вообще… давал. Посылали как-то в командировку, в Баку… погонял их там, чтоб на всю жизнь запомнили. А вообще, если… Бойцы из них дерьмовые, честно тебе скажу. Ты сам воевал и должен знать, какие бывают вол-чары. А пурпурные – дилетанты, грубое уличное хулиганье. Им этот пурпурный террор – так, новое развлечение, что-то типа аттракциона…
Гирин пробежался глазами по пульту аварийной сигнализации и продолжал:
– Короче, где-то с год… да как бы не больше, прослужил я младшим полицейским. Патрулировал улицы и вообще – бдил. Всю Индигу облазил: от Лукоморья и подводного порта до вокзала и Спирального бульвара. И, знаешь, мне это даже начало нравиться! Конечно, всякого понасмотришься… К мертвякам я так и не привык… а одна девочка изнасилованная до сих пор перед глазами стоит… – Максим сделался вдруг каким-то строгим и угрюмым. – Ну, по-всякому бывало. Да, а тогда еще как раз мода эта пошла – работяг лупцевать. Печушники – слыхал о таких? Емели… мать их… Такие, знаешь, вроде фловеров, но те хоть тихие, а эти «отморожены» напрочь. Только и слышишь – там инженеру нос сломали, тут с глубоководниками сцепились… Кого-то ножом исполосуют, кому-то ребра поломают… Невмоготу было видеть эти тупые рыла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47