А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Психодинамическое поле было таким мощным, что горели датчики. И Локи стал развлекаться – выходил на балкон, к примеру, и заставлял охранников маршировать по аллее, отдавая ему честь. Или стравливал собак… А злая сила в нем все росла и росла. Однажды Локи проснулся от зуда в голове. Он раздирал кожу ногтями, пытаясь дочесаться, но все прошло само собой. А в нем выросло нечто новое. Локи приказал Рудольфу провести глубокое ментоскопирование, и «папуля» выяснил невероятное – его «головоногий» стал психократом! Локи обрел способность «кодировать свой комплекс физиологических нейронных состояний на чужие комплексы физиологических функционирующих нейронов в нуль-состояниях». Попросту говоря, Локи теперь мог подсаживать упрощенную копию своей личности на живые мозги других людей. Это вам не гипноз какой-нибудь! Человек с подмененной личностью навсегда становился преданнейшим рабом Локи, готовым на любое преступление во имя Хозяина.
В тот же день Локи поменял личности у всех охранников секретного «ящика», и у него появились свои преторианцы. Лейб-гвардия. СС. Исполнители. Локи присвоил им номера – от Первого до Двадцать четвертого в Первом разряде. Потом приказал переодеться в черное и исполнить приказ, гласящий: все ученые и администраторы на территории «ящика» должны быть уничтожены. Все, кроме Рулле Эфроимсона. Этого Локи убил лично. И ушел.
Газеты взорвались сенсационным эксклюзивом, смакуя на все лады подробности евгенического проекта и хором ругая официальные круги. Рудольфа Эфроимсона сравнивали с Виктором Франкенштейном, а Локи отождествляли с чудовищем-жертвой, жалели даже. Позже, когда Локи развернул пурпурные знамена и принялся методично истреблять научников, инженеров, студентов и профессоров, тональность статей переменилась, но то было после…
Локи отшлюзовался с целым разрядом исполнителей и вывел их на лунную поверхность. Секьюрити будто и не заметили никого – психократ «отвел» глаза стражам порядка.
База стояла на внешнем скате Архимеда, и видать было далеко. Роскошный пейзаж! Залитый Солнцем зубчатый хребет кратера резко вырисовывался на черном небосклоне позади пологих куполов «Луны-Главной», а впереди стлалась волнистая равнина, усеянная обломками и плитами базальта. Угольные тени и ослепительные грани скал мельтешили в хаотическом смешении. В небесах, на бархатном фоне тьмы, круглилась Земля, похожая на шар, выточенный из бело-синего мрамора.
Вниз по скату петляла дорога, скорее даже тракт – наезженная полоса реголита, очищенная как от крупных глыб, так и от каменного крошева. По ней пылил трактор на восьми шарах-колесах, с герметичной кабиной и с десятком прицепов, груженных ископаемым льдом.
Локи указал в сторону танков-транспортеров, неровным строем стоявших на металлопластовом квадрате паркинга, и коротко скомандовал:
– Грузимся!
Десентиментализованные исполнители молча полезли по машинам. Со стороны никто бы, наверное, не заметил чего-либо странного – просто большая группа людей в скафандрах занимала места в танках. Мало ли, может, это добровольцы из проекта «Луна-2» в поход собрались! Или космодромная команда на смену едет…
Танки тронулись и покатились под уклон, глухо рокоча гусеницами. Горизонт приблизился, но ненамного. А потом из-за этой воображаемой линии показались сетчатые тарелки антенн – вторичные признаки космодрома.
Танки обогнули нагромождение порфировых скал и выехали на поле, где бликовал в свете Земли одинокий продовольственный танкер, раскорячивший лапы опор. Локи проигнорировал этот корабль – тихоходный и незащищенный, танкер не годился для нападений.
– Налево! – не мысленно, а голосом скомандовал Локи.
Подвывая моторами, танки свернули к маленькому военному космодрому, где глыбились два десантных бота класса «Водан» – полусферические купола с кольцевым выступом основания. Носовая и кормовая ПМП, три пакетных лазера-гигаваттника, двадцать комплектов бронескафандров плюс противолучевая защита из двух слоев мезовещества. Совсем другое дело!
– Выходим!
Молчаливые и бесстрастные, больше похожие на биороботов-андроидов, чем на живых людей, исполнители покинули танки.
– Четные номера берут «Водан-1»! Нечетные – «Водан-2»! Исполнители разделились и пошагали к ботам. Локи неторопливо топал позади подпрыгивавших фигур в черных автоном-комплектах. Он старался идти так, чтобы боты оставались на равном от него удалении – так было легче держать в повиновении вахтенных офицеров. На вахту заступили по двое молоденьких выпускников ВШК в черной с серебром форме космопехоты. Попав в биополе психократа, офицерики не оказали сопротивления.
– Вахтенных уничтожить!
Исполнители послушно вынесли четырех космопехов наружу. Минуты две молодые организмы еще держались, а затем кровь вскипела и брызнула изо всех пор. Но недолго кипела бурая жижица – замерзла леденеющими струйками-палочками.
– Все на борт! Приготовиться к старту!
Исполнители, поднявшиеся на борт последними, заблокировали люки, а ровно через четыре минуты – норматив ВКС! – в лунную пыль ударили прозрачные струи водорода из планетарников. Купола ботов поднялись на столбах горячего муара, блеснули в вышине, попав под лучи Солнца, и пропали, затерялись средь звездного свечения.

Глава 9

Планетолет помаленьку готовился к развороту, и добровольцы «вышли на субботник» – надо было помочь экипажу «Боры» закрепить все, что невесомость при выключенном двигателе поднимет в воздух, а вновь наступившая гравитация грохнет об пол. Антону и Виджаю достался вакуум-отсек. Это было близко от жилых отсеков. Антон прошел половину кольцевого коридора и откатил тяжелую дверь. Вакуум-отсек был большой серой комнатой, где вдоль стен темнели стеклянные шторы боксов с пустолазными скафандрами. Надо было эти шторы поднять, перевести крепления каждого скафандра в аварийное положение и закрыть боксы.
Закрепляя первый вакуум-скафандр, Гупта сказал:
– Слышь, Антон, ты не мог бы завтра… ну, скажем, до одиннадцати… нет, лучше до двенадцати… э-э… погулять где-нибудь? Я встречаюсь с девушкой и… ну, ты ж понимаешь…
– Ладно… – пожал плечами Антон. – А Яэль?
– А с девчонками я уже договорился! Яэль меня поняла, а у Гуниллы у самой свидание.
– Так ты не с ней встречаешься? – удивился Антон. Он ощупью нашел стеклянную штору бокса и поднял ее. В боксе вспыхнул сильный голубоватый свет, заблестел огромный с раскинутыми рукавами скафандр. – Я думал…
– Петух тоже думал, – несколько раздраженно сказал Гупта, – да в суп попал. Я почему-то считал Гуниллу глупенькой очаровашкой, но это она так притворялась. На самом-то деле она умница, и еще какая…
Виджай запихал в бокс вакуум-скафандр и опустил штору.
– Так что ничего у меня с ней не вышло…
– Понятно… – протянул Антон. Неудача Гупты почему-то порадовала его. Он уложил скафандр и взялся за штору. – А с кем же тогда у тебя свидание? Или это секрет?
– Да какой там секрет… С Леной.
– Это с какой Леной? – силился вспомнить Антон. – С Румянцевой?
– С Ленусиком! Хочет стать врачом-профилактиком. Я ей и говорю – ты сначала на мне потренируйся!
– Ага… – изрек Антон и закрыл наконец штору. – И что она в тебе нашла?..
Виджай самодовольно ухмыльнулся.
– Тут, понимаешь… – закрутил он пальцами, – дело тонкое. Духовная эманация, понимаешь… Психодинамический резонанс!
– Да иди ты со своим резонансом! Тоже мне, нашелся резонатор! Ладно, я тогда в библиотеке позанимаюсь, мне и так готовиться надо.
К себе Антон даже не стал заходить – все равно девчонок на месте нет, а сиднем сидеть его не тянуло. Тем более что все уже привыкли собираться или в кают-компании, или в БО у Жилина. Сперва Антон заглянул в кают-компанию. Кроме Габы и Гирина, там никого не было. Командир корабля со штурманом сидели у самовара и дули чай с кексами.
– Заходи, стажер! – сделал Габа широкий жест. – Чаю хочешь? Еще и кексы остались!
– Он их еще не все съел, – объяснил раскрасневшийся Гирин.
– Да кто б еще говорил… – обиженно протянул Габа. – Садись, стажер!
– Спасибо, – сказал стажер и присоединился к теплой компании.
– «Чай не пил – какая сила? – прогудел Гирин, подливая в огромную чашку. – Чай попил – совсем ослаб…» Тебе как – покрепче, послабже?
– Да я сам… – слабо запротестовал Антон, но Гирин отклонил протест.
– Ты мне лучше скажи, Антон, – строго заговорил командир, – и чего это твоя Гунилла такая вредная стала?
– Моя? – растерялся Антон.
– Ну ее ж к тебе подселили? Вот! Ее и… Лилит эту. В смысле, Яэль. Да один черт! Обе они одинаковые, что Яэль, что Лилит…
– Да что ты к нему привязался? – сказал Габа, отдуваясь. – Он-то тут при чем?
– Как это – при чем? – удивился Гирин и сказал убежденно: – Очень даже при чем! Пусть повлияет на Гуниллу! Она… – Гирин быстро обернулся на люк в рубку и приблизил лицо к заинтригованному Антону. – Мой Митрич в эту фрекен влюбился! Втрескался, как мальчик! Назначает ей свидание, а она ему: «Не приходи! Мне нравится другой!»
– Да перестань ты, – сказал Габа снисходительно, – девки, они и есть девки, у них всегда одно на уме… Молодые, красивые, в голове вакуум… Да они просто не замечают никого, мы для них прозрачны, а «взор окунут в даль прекрасну»! Дурные они еще.
– Нет, какой был возраст! – погрустнел Гирин, возводя очи горе. – Только и разговору было – у кого с кем роман. И когда только учиться успевали?..
Нетерпеливо запиликал интерком.
– Макс! – сипло воззвал Громыко. – Смени меня на контроле отражателя! Перекушу хоть… А то поворот скоро.
– Пошлите! – подхватился Габа.
– Не «пошлите», а «пойдемте», – басом отозвался Гирин, тоже покидая кресло. – Когда ж ты язык выучишь, нерусь?
– А сам-то! – презрительно фыркнул Габа и с проворством шмыгнул в люк.
– Я уберу, – вставил Антон.
– Ага, – кивнул Гирин обрадованно, – тогда я побежал!
Командир пролез в рубку, а стажер открыл крышку в середине стола и спровадил остатки кекса и грязную посуду в мусоропровод.
«Пойдем поищем остальных» – сказал Антон сам себе.
Ноги сами принесли его к просторной каюте Жилина. Как всегда, она была полна народу. Добровольцев набилось, как селедок в банке. Кто-то бубнил:
– Смысл жизни – в самой жизни. Живем – и ладно. А то смысл, не смысл…
– Жить – хорошо!
– Процесс ради процесса! Чтоб ты еще сказал!
– Правильно!
– А тебе лишь бы поспорить, Пракеш! Вот натура!
– Так ведь важен не сам процесс, а его результат! Какой у жизни результат может быть?
– Как какой? Новая жизнь!
– Правильно!
– Глеб Петрович, а как по-вашему, в чем смысл жития?
– Плодиться и размножаться, – последовал ответ.
– Ну-у, это как-то примитивно… Слишком уж естественно!
– А с чего ты взял, что природа делает нам скидку на разум? Ей все равно – червь ты или человек, лишь бы вид сохранялся.
– Ну, не знаю… Тогда зачем разум? Для этого и инстинкта довольно…
– Это на биологически активной планете, Володя. Мы таких знаем с десяток, да и то – предположительно, а всего известных нам планет наберется… тыщ десять, где-то так. Их-то кому заселять? Кому-то на ракетах… Согласись!
– Правильно!
– Прямо как мы! А что? Луну и ту, на что уж мертвый мир, а заселили же! Теперь вот Марс…
– Потом Венеру!
Антон втиснулся в толпу и пролез поближе.
– Привет, Антон! – сказал сухощавый Сугорин.
– Привет, – ответил Родин, и ему стало неловко. Он постоянно встречался с Сугориным – то в кают-компании, то просто в коридоре, здоровался с ним, а как того зовут – не знал. Спросить же стеснялся – что тот о нем подумает?
– Превратить Марс во вторую Землю… – продолжал Сугорин, – Разве плохо?
– А что хорошего? – неожиданно для себя высказался Антон и прикусил язык. Но все уже обернулись к нему. Вышедшая из второй комнаты Марина остановилась и сложила руки под грудью.
– Это что-то новенькое! – развеселилась она.
– Да нет, – заторопился Антон, боясь, что не успеет объяснить, – генерация атмосферы, колонизация – это все хорошо, так и надо! Но зачем на Марсе яблоням цвести? Ума не приложу! Зачем завозить туда зверюг с Земли? Это ж копия получится – и куда хуже оригинала! Ты вот говоришь – Вторая Земля. А по-моему, должен быть второй Марс!
Марина, поглядывая на Антона, пробралась к Жилину, прижалась к его спине и обняла за плечи. Крепкая мозолистая ладонь Глеба извечно мужским жестом прикрыла маленькую Маринину ладошку.
– А знаешь, Игорь, – сказал он Сугорину («Игорь! – обрадовался Антон. – Буду знать!»), – Антон в чем-то прав. Ты вот бывал на Луне? Я там работал и знаю, что луняне, как это ни странно, недолюбливают оранжереи и вообще земные растения. Тем более – всякую живность. И я их хорошо понимаю – для Луны флора противоестественна и считается чуть ли не извращением. А что до Марса… Этой планете надо дать шанс. Не насаживать яблони и елки, а расплодить свое – те же марсианские кактусы или марсианский саксаул. Сначала группками, рощицами, потом и лесочками.
– Еще древолисты есть! И марсианская колючка!
– Конечно, Марс – биологически пассивная планета, но, с другой-то стороны, он же почти не исследован, сплошная terra incognita и hiс sunt leones…
Польщенный Антон победоносно глянул на примолкшего Сугорина.
– Правильно! – постановили в толпе.
– Да! – сказал с живостью коварный Сугорин. – Все хотел спросить… Это правда, что вы как-то киберам стампиду устроили?
– Все-то ты знаешь… – усмехнулся Жилин. – Правда.
– А расскажете?
– Да поздно уже, разворот вот-вот начнется… И Макс еще просил киберштурманом заняться… Потом как-нибудь.
– Расскажите! – заныли в толпе. – Все равно еще не объявляли!
– Вот пристали… – проворчал Жилин и начал с неохотой: – Ну, что там рассказывать? Случилось это в 73-м. Я тогда еще в поручиках ходил. Как раз был в отпуске и решил не сидеть зря, а подработать – и отдохнуть заодно. И махнул в Африку, в район Нью-Серенгети – я и еще человек пятнадцать дипломников из Новосибирска, ну, из института экспериментальной кибернетики. В саванне как раз начинали строить микропогодные станции, чтобы больше не горела… Ох и радости было! Ну, вы представьте – студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.
И вот под самый конец отпуска – все уже сидели на чемоданах – ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! Ндегге мкубва – большие вертолеты (суахили).

» Я выскакиваю – с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…
– Сентябрьская война, – проронил Сугорин.
– Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись – зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся – лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…
Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли – гиен усыплять или там леопардов. А у этих – старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике! Короче, влипли мы. Берут нас интеры в заложники, и гонят, и прикладами поддают. Я сначала смыться хотел – скроюсь, думаю, а вечерком выпущу наших. А потом, смотрю, нас в ангар загоняют, где мои киберсистемы стояли – и строительные, и такие, уже демобилизованные все. Затолкали нас туда, заперли. Кто-то тихо ругается, кто-то бесится, девчонки ревут, а я запускаю киберов.
Задействовал одного, он мне в задней стене лаз прожег резаком – с той стороны, я помню, все заросло кустами медоносной акации – знаете, с такими шипами, назад загнутыми, ее еще называют «подожди немного». Как раз, помню, мы пролили дождь, и кусты за одну ночь покрылись пушком – нежным таким, фисташкового цвета.
Вылез я, смотрю, интеры по нашим тентам шарят – не пропадать же добру! Другие в павильоне клуба кучкуются, песни горланят, крепленый тембо Тембо – кокосовое вино.

хлещут для храбрости… А уже вечереет, пройдет минут 15– 20, и будет темно. Ну, я, пока свет есть, сижу в кустах с пультом, программирую мои системки. Интеры все уже в клубе, только часовых выставили, да и те к бутылке прикладываются. А тут и солнце село, и свет как кто выключил – сразу стало темно…
– Тропики, – объяснили в толпе.
– Ага… Ну, я часового снял, связал, выпустил своих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47