Элемент красоты и изящества вообще играет не последнюю роль в "урядстве"
всего охотничьего чина царя Алексея.
То же чувство красоты заставляло царя Алексея увлекаться внешним
благочестием церковного служения и строго следить за ним, иногда даже
нарушая его внутреннюю чинность для внешней красоты. В записках Павла
Алеппского можно видеть много примеров тому, как царь распоряжался в
церкви, наводя порядок и красоту в такие минуты, когда, по нашим понятиям,
ему надлежало бы хранить молчание и благоговение. Не только церковные
церемонии, но и парады придворные и военные необыкновенно занимали царя
Алексея Михайловича с точки зрения "чина" и "урядства"; то есть внешнего
порядка, красоты и великолепия. Он, например, с чрезвычайным усердием
устраивал смотры своим войскам перед первым Литовским походом, обставляя их
торжественным и красивым церемониалом. Большой эстетический вкус царя
сказывался в выборе любимых мест: кто знает положение Савина-Сторожевского
монастыря в Звенигороде, излюбленного царем Алексеем Михайловичем, тот
согласится, что это - одно из красивейших мест всей Московской губернии;
кто был в селе Коломенском, тот помнит, конечно, прекрасные виды с высокого
берега Москвы-реки в Коломенском. Мирная красота этих мест - обычный тип
великорусского пейзажа - так соответствует характеру "гораздо тихого" царя.
Соединение глубокой религиозности и аскетизма с охотничьими
наслаждениями и светлым взглядом на жизнь не было противоречием в натуре и
философии Алексея Михайловича. В нем религия и молитва не исключали
удовольствий и потех. Он сознательно позволял себе свои охотничьи и
комедийные развлечения, не считал их преступными, не каялся после них. У
него и на удовольствия был свой особый взгляд. "И зело потеха сия полевая
утешает сердца печальные", - пишет он в наставлении сокольникам: - будити
охочи, забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою..., да не одолеют вас
кручины и печали всякия".
Таким образом в сознании Алексея Михайловича охотничья - потеха есть
противодействие печали, и подобный взгляд на удовольствие не случайно
соскользнул с его пера: по мнению царя, жизнь не есть печаль, и от печали
нужно лечиться, нужно гнать ее - так и Бог велел. Он просит Одоевского не
плакать о смерти сына: "Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, и
прослезиться надобно - да в меру, чтоб Бога наипаче не прогневать". Но если
жизнь - не тяжелое, мрачное испытание, то она для царя Алексея и не
сплошное наслаждение. Цель жизни - спасение души, и достигается эта цель
хорошею благочестивою жизнью; а хорошая жизнь, по мнению царя, должна
проходить в строгом порядке: в ней все должно иметь свое место и время;
царь, говоря о потехе, напоминает своим сокольникам: правды же и суда
милостивыя любве и ратнаго строя николиже позабывайте: делу время и потехе
час".
Таким образом страстно любимая царем Алексеем забава для него,
все-таки, только забава и не должна мешать делу. Он убежден, что во все,
что бы ни делал человек, нужно вносить порядок, "чин". "Хотя и мала вещь, а
будет по чину честна, мерна, стройна, благочинна, - никтоже зазрит, никтоже
похулит, всякий похвалит, всякий прославит и удивится, что и малой вещи
честь и чин и образец положен по мере". Чин и благоустройство для Алексея
Михайловича - залог успеха во всем: "без чина же всякая вещь не утвердится
и не крепится; безстройство же теряет дело и возставляет безделье , -
говорит он.
Поэтому царь Алексей Михайлович очень заботился о порядке во всяком
большом и малом деле. Он только тогда бывал счастлив, когда на душе у него
было светло и ясно, и кругом все было светло и спокойно, все на месте, все
почину. Об этом-то внутреннем равновесии и внешнем порядке более всего
заботился царь Алексей, мешая дело с потехой и соединяя подвиги строгого
аскетизма с чистыми и мирными наслаждениями. Такая непрерывно владевшая
царем Алексеем забота позволяет сравнить его (хотя аналогия здесь может
быть лишь очень отдаленная) с первыми эпикурейцами, искавшими своей
"атараксии", безмятежного душевного равновесия, в разумном и сдержанном
наслаждении".
Потехи Тишайшего царя, которыми он тешится в минуты отдыха от
государственных занятий ничем не напоминают грубых дикарских забав
"просветившегося" в Европе его сына Петра. В одном из оставшихся после него
писем, Алексей Михайлович пишет Матюшкину:
"...тем утешаюся, что стольников безпрестани купаю ежеутр в пруде...
за то: кто не поспеет к моему смотру, так того и купаю!"
"Очевидно, - замечает С. Платонов, - эта утеха не была жестокою, так
как стольники на нее видимо напрашивались сами. Государь после купанья в
отличье звал их к своему столу: "у меня купальщики те ядят вдоволь" -
продолжает царь Алексей, - "а ныне говорят: мы де нароком не поспеем, так
де и нас выкупают да и за стол посадят. Многие нароком не поспевают". Так
тешился "гораздо тихий" царь, как бы преобразуя этим невинным купаньем
стольников жестокие издевательства его сына Петра над вольными и невольными
собутыльниками. Само собою приходит на ум и сравнение известной книги
глаголемой "Урядник сокольничья пути" царя Алексея с не менее известными
церемониалами "всешутейшего собора" Петра Великого. Насколько "потеха" отца
благороднее "шутовства" сына и насколько острый цинизм последнего ниже
целомудренной шутки Алексея Михайловича! Свой шутливый охотничий обряд,
"чин" производства рядового сокольника в начальные, царь Алексей обставил
нехитрыми символическими действиями и тарабарскими формулами, которые по
наивности и простоте не много стоят, но в основе которых лежит молодой и
здоровый охотничий энтузиазм и трогательная любовь к красоте птичьей
природы. Тогда как у царя Петра служение Бахусу и Ивашке Хмельницкому
приобретало характер культа, в "Уряднике" царя Алексея "пьянство"
сокольника было показано в числе вин, за которые "безо всякие пощады быть
сослану на Лену". Разработав свой "потешный" чин производства в сокольники
и отдав в нем дань своему веселью, царь Алексей своеручно написал на нем
характерную оговорку: "правды же и суда и милостивые любве ратного строя
николиже позабывайте: делу время и потехе час!"
Уменье соединять дело и потеху заметно у царя Алексея и в том
отношении, что он охотно вводил шутку в деловую сферу. В его переписке не
раз встречаем юмор там, где его не ждем. Так, сообщая в 1655 г. своему
любимцу "верному и избранному" стрелецкому голове А. С. Матвееву разного
рода деловые вести, Алексей Михайлович между прочим пишет: "посланник
приходил от шведского Карла короля, думный человек, а имя ему Уддеудла.
Таков смышлен: и купить его, то дорого дать что полтина, хотя думный
человек; мы, великий государь, в десять лет впервые видим такого глупца
посланника!" Насмешливо отозвавшись вообще о ходах шведской дипломатии,
царь продолжает: "Тако нам, великому государю, то честь, что (король)
прислал обвестить посланника, а и думного человека.. Хотя и глуп, да что же
делать? така нам честь!" В 1666 году в очень серьезном письме сестрам из
Кокенгаузена царь сообщал им подробности счастливого взятия этого крепкого
города и не удержался от шутливо-образного выражения: "а крепок безмерно:
ров глубокой - меньшей брат нашему Кремлевскому рву; а крепостью - сын
Смоленскому граду; ей, чрез меру крепок!" Частная, не деловая переписка
Алексея Михайловича изобилует такого рода шутками и замечаниями. В них нет
особого остроумия и меткости, но много веселого благодушия и наклонности
посмеяться.
VI
Алексей Михайлович, хотя и получил от своих современников прозвище
Тишайшего, был однако, весьма вспыльчив. Вспылив на кого-нибудь он давал
волю языку, награждая провинившегося нелестными эпитетами.
Но гнев у Алексея Михайловича очень быстро проходил и он снова
становился весел, приветлив и ласков с членами семьи, придворным людом и
боярами.
"Алексей Михайлович, - пишет С. Платонов, - и в своем гневе не
постоянен и отходчив, легко и искренно переходя от брани к ласке. Даже
тогда, когда раздражение государя достигало высшего, предела, оно скоро
сменялось раскаянием и желанием мира и покоя. В одном заседании боярской
думы, вспыхнув от бестактной выходки своего тестя боярина И. Д.
Милославского, царь изругал его, побил и пинками вытолкал из комнаты. Гнев
царя принял такой крутой оборот, конечно потому, что Милославского по его
свойствам и вообще нельзя было уважать. Однако добрые отношения между
тестем и зятем от того не испортились: оба они легко забыли происшедшее.
Серьезнее был случай со старым придворным человеком родственником царя по
матери Родионом Матвеевичем Стрешневым, о котором Алексей Михайлович был
высокого мнения. Старик отказался, по старости, от того, чтобы вместе с
царем "отворить" себе кровь. Алексей Михайлович вспылил, потому что отказ
представился высокоумием и гордостью, - и ударил Стрешнева. А потом он не
знал, как задобрить и утешить почитаемого им человека, просил мира и слал
ему богатые подарки.
Но не только тем, что царь легко прощал и мирился доказывается его
душевная доброта. Общий голос современников называет его очень добрым
человеком. Царь любил благотворить. В его дворце в особых палатах на полном
царском иждивении жили так называемые "верховые (то есть дворцовые)
богомольцы , "верховые нищие" и "юродивые". "Богомольцы были древние
старики, почитаемые за старость и житейский опыт, за благочестие и
мудрость. Царь в зимние вечера слушал из рассказы про старое время о том,
что было "за тридцать и за сорок лет и больши". Он покоил их старость
также, как чтил безумие, Христа ради юродивых, делавшее их неумытными и
бесстрашными обличителями и пророками в глазах всего общества того времени.
Один из таких юродивых, именно Василий Босой или "Уродивый", играл большую
роль при царе Алексее, как его советник и наставник. О "брате нашем
Василии" не раз встречаются почтительные упоминания в царской переписке.
Опекая подобный люд при жизни, царь устраивал "богомольцам" и "нищим"
торжественные похороны после их кончины и в их память учреждал "кормы" и
раздавал милостыню по церквам .и тюрьмам. Такая же милостыня шла от царя и
по большим праздникам; иногда он сам обходил тюрьмы, раздавая подаяние
"несчастным". В особенности пред "великим" или "светлым" днем Св. Пасхи, на
"страшной" неделе, посещал царь тюрьмы и богадельни, оделял милостыней и
нередко освобождал тюремных "сидельцев", выкупал неоплатных должников,
помогал неимущим и больным. В обычные дни той эпохи рутинные формы "подачи"
и "корма" нищим Алексей Михайлович сумел внести сознательную стихию любви к
добру и людям".
Отец Петра I, по словам С. Платонова "ревниво оберегал чистоту
религии и, без сомнения, был одним из православнейших москвичей; только его
ум и начитанность позволяли ему гораздо шире понимать православие, чем
понимало большинство его современников. Его религиозное сознание шло
несомненно дальше обряда: он был философ-моралист; и его философское
мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с
высоты религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй
души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, суровых
и безжизненных, а звучала мягким, прочувствованным, любящим словом,
сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям.
Склонность к размышлению, вместе с добродушием и мягкостью природы,
выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость
чувства, поэтому и его мораль высказывалась иногда поразительно хорошо,
тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь
утешать".
"...Не одна нищета и физические страдания трогали царя Алексея
Михайловича. Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклик и
сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплым и деликатным дружеским
утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту. В этом
отношении замечательны его знаменитые письма к двум огорченным отцами князю
Никите Ивановичу Одоевскому и Афанасию Лаврентьевичу Ордин-Нащокину об их
сыновьях. У кн. Одоевского умер внезапно его "первенец" взрослый сын князь
Михаил в то время, когда его отец был в Казани. Царь Алексей сам особым
письмом известил отца о горькой потере. Он начал письмо похвалами
почившему, причем выразил эти похвалы косвенно - в виде рассказа о том, как
чинно и хорошо обходились князь Михаил и его младший брат князь Федор с
ним, государем, когда государь был у них в селе Вешнякове. Затем царь
описал легкую и благочестивую кончину князя Михаила: после причастия он
"как есть уснул; отнюдь рыдания не было, ни терзания".
Светлые тоны описания здесь взяты были, разумеется, нарочно, чтобы
смягчить первую печаль отца. А потом следовали слова утешения, пространные,
порою прямо нежные слова. В основе их положена та мысль,. что светлая
кончина человека без страданий, "в добродетель и в покаянии добре", есть
милость Господня, которой следует радоваться даже и в минуты естественного
горя. "Радуйся и веселися, что Бог совсем свершил, изволил взять с милостию
своею; и ты принимай с радостию сию печаль, а не в кручину себе и не в
оскорбление". "Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, - прослезиться
надобно, да в меру, чтоб Бога наипаче не прогневать!" Не довольствуясь
словесным утешением Алексей Михайлович пришел на помощь Одоевским и самым
делом: принял на себя и похороны: "на все погребальные я послал (пишет он),
сколько Бог изволил, потому что впрямь узнал и проведал про вас, что опричь
Бога на небеси, а на земли опричь меня, никого у вас нет". В конце
утешительного послания царь своеручно приписал последние ласковые слова:
"Князь Никита Иванович! не оскорбляйся, токмо уповай на Бога и на нас будь
надежен"!
Комментируя это письмо царя, С. Платонов заключает: "В этом письме
ясно виден человек чрезвычайно деликатный, умеющий любить и понимать
нравственный мир других, умеющий и говорить, и думать и чувствовать очень
тонко".
"...То же чувство деликатности, основанной на нравственной
вдумчивости, сказывается в любопытнейшем выговоре царя воеводе князю Юрию
Алексеевичу Долгорукому. Долгорукий в 1658 году удачно действовал против
Литвы и взял в плен гетмана Гонсевского. Но его успех был следствием его
личной инициативы: он действовал по соображению с обстановкой, без спроса и
ведома царского. Мало того, он почему-то не известил царя вовремя о своих
действиях и, главным образом, об отступлении от Вильны, которое в Москве не
одобрили. Выходило так, что за одно надлежало Долгорукого хвалить, а за
другое порицать. Царь Алексей находил нужным официально выказать
недовольство поведением Долгорукого, а неофициально послал ему письмо с
мягким и милостивым выговором. "Позволяем тебя без вести (то есть без
реляции Долгорукого) и жаловать обещаемся", писал государь, но тут
добавлял, что эта похвала частная и негласная; "и хотим с милостивым словом
послать и с иною нашею государевою милостию, да нельзя послать: отписки от
тебя нет, неведомо против чего писать тебе!" Объяснив что Долгорукий сам
себе устроил "безчестье", царь обращается к интимным упрекам: "Ты за мою,
просто молвить, милостивую любовь ни одной строки не писывал ни о чем!
Писал к друзьям своим, а те - ей, ей! - про тебя же переговаривают да
смеются, как ты торопишься, как и иное делаешь"..."Чаю, что князь Никита
Иванович (Одоевский) тебя подбил; и его было слушать напрасно: ведаешь сам,
какой он промышленник! послушаешь, как про него поют на Москве". Но
одновременно с горькими укоризнами царь говорит Долгорукому и ласковые
слова: "Тебе бы о сей грамоте не печалиться любя тебя пишу, а не кручинясь;
а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему!" ...
"Жаль конечно тебя: впрямь Бог хотел тобою всякое дело в совершение не во
многие дни привести... да сам ты от себя потерял!" В заключение царь жалует
Долгорукого тем, что велит оставить свой выговор втайне: "а прочтя сию нашу
грамоту и запечатав, прислать ее к нам с тем же, кто к тебе с нею приедет".
Очень продумано, деликатно и тактично это желание царя Алексея добрым
интимным внушением смягчить и объяснить официальное взыскание с человека,
хотя и заслуженного, но формально провинившегося. Во всех посланиях царя
Алексея Михайловича, подобных приведенному, где царю приходилось обсуждать,
а иногда и осуждать проступки разных лиц, бросается в глаза одна любопытная
черта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167