– Тогда, я полагаю, мы соберемся вместе с Титом Помпонием, Гаем Оппием и другими банкирами и устроим аннулирование всех сенаторских долгов – неофициально, разумеется.
– Мы не сможем этого сделать! – взвыл Сцевола. – Сенаторские кредиторы будут настаивать на получении своих денег, а у сенаторов их вообще нет! Ни один сенатор не занимал денег у таких респектабельных кредиторов, как Помпоний и Оппий – они слишком известны! Цензоры должны были бы знать об этом!
– Тогда я арестую Гая Мария за измену и возьму деньги из его поместий, – теперь уже Сулла выглядел угрожающе.
– О, Луций Корнелий, ты не сможешь сделать этого! – простонал Сцевола. – Этот суверенный народ просто вышвырнет нас прочь!
– Ну тогда я открою свою военную казну и заплачу все долги сената из нее, – скрипнул зубами Сулла.
– И этого ты не сможешь сделать, Луций Корнелий!
– Я чертовски утомился, рассказывая о том, чего я не могу. Вы позволите, чтобы меня разбил Сульпиций и банда легковерных глупцов, которые думают, что он аннулирует их долги? Но я не позволю этого! Пелион на вершине Оссы, Квинт Муций! И я сделаю все, что бы я ни должен был сделать!
– Фонд, – подсказал Катул Цезарь, – фонд, организованный теми из нас, у кого нет долгов, чтобы спасти тех, у кого они есть и кто стоит перед угрозой изгнания из сената.
– Чтобы собрать его, нам необходимо заглянуть в будущее, – грустно сказал Сцевола. – Это потребует, по меньшей мере, месяца. У меня нет долгов, Квинт Лутаций, насколько я знаю, и у тебя их тоже нет. Нет их и у Луция Корнелия. Но наличных денег у меня также нет! Вообще ничего! А у тебя? Ты сможешь наскрести больше тысячи сестерциев, не продавая имущество?
– Смогу, но еле-еле, – признался Катул Цезарь.
– А я не смогу, – сказал Сулла.
– Думаю, нам удалось бы организовать такой фонд, – продолжал Сцевола, – но это потребует от нас продажи имущества. А в таком случае мы опоздаем, и те сенаторы, которые имеют долги, будут уже изгнаны. Тем не менее, как только они выберутся из долгов, цензоры смогут восстановить их в сенате.
– Неужели ты думаешь, что Сульпиций позволит сделать это? – спросил Сулла.
– Ох, я надеюсь, что мне когда-нибудь представится возможность встретить Сульпиция темной ночкой! – свирепо вздохнул Катул Цезарь. – Как он осмелился поступить так именно тогда, когда у нас нет даже фонда для ведения войны, которую мы обязаны выиграть!
– Это потому, что Публий Сульпиций умен и умеет предавать, – пояснил Сулла, – и я подозреваю, что Гай Марий поддерживает его во всем.
– Тогда они и заплатят, – заявил Катул Цезарь.
– Будь спокоен, Квинт Лутаций, и уж они-то смогут тебе заплатить, – зловеще молвил Сулла, – они все еще боятся нас. И не зря.
Между одним собранием, на котором закон только обсуждался, и другим, на котором его следовало проголосовать, должно было пройти семнадцать дней. Публий Сульпиций Руф продолжал проводить свои заседания, дни летели и близилось время ратификации закона.
За день до голосования первой пары законов Сульпиция, молодой Квинт Помпей Руф и его друзья, тоже сыновья сенаторов и всадников, приняли решение помешать Сульпицию единственным доступным для них способом – силой. Не предупредив своих отцов или магистратов, молодой Помпей Руф с товарищами собрали свыше тысячи человек самого различного возраста – от семнадцати до тридцати лет. Все они имели собственные доспехи и вооружение, поскольку еще недавно сражались против италиков. И в тот момент, когда Сульпиций руководил собранием, прилагая последние усилия для составления законопроекта первой пары своих законов, тысяча тяжеловооруженных молодых людей – представителей первого класса – ворвалась на римский форум и немедленно атаковали слушателей Сульпиция.
Это вторжение застало Суллу врасплох, и через мгновение – и он и Квинт Помпей Руф, наблюдавшие за Сульпицием с вершины сенатской лестницы, оказались окружены другими старшими сенаторами; еще через мгновение вся нижняя часть форума превратилась в поле битвы. Сулла видел юного Помпея Руфа, производящего опустошение своим мечом, а позади он слышал его отца, что-то кричащего в гневе; повернувшись, Сулла вынужден был с силой схватить Квинта Помпея Руфа за руки, чтобы тот не мог двигаться.
– Оставь, Квинт Помпей, ты ничего не сможешь сделать, – отрывисто проговорил Сулла, – теперь тебе не удастся помочь ему.
К несчастью, толпа была столь велика, что простиралась далеко за места, занимаемые членами комиции. Не будучи опытным полководцем, молодой Помпей Руф ухитрился рассеять своих людей раньше, чем ему удалось собрать их клином. После чего он был вынужден пробиваться через самую середину толпы, в то время как охрана Сульпиция успела соединиться. Отчаянно сражаясь, молодой Помпей Руф проложил себе дорогу по краю мест, занимаемых комицией, и достиг трибуны. Намереваясь добраться до Сульпиция и пробираясь к возвышению трибуны, молодой Помпей Руф не заметил могучих гладиаторов, спешивших к тому на подмогу. Меч у него вырвали, а самого бросили с трибуны и забили до смерти.
Сулла услышал стон отца раньше, чем увидел, как несколько сенаторов уводят его прочь. Он понял, что стража, только что одержавшая победу над рядами молодой элиты, теперь бросится на ступени сената. Точно эльф, он проскользнул через толпу мечущихся в панике сенаторов, и спрыгнул с края подиума вниз, потеряв при этом свою тогу курульного магистрата. Ловким движением рук он сдернул хламиду с какого-то грека, увлеченного побоищем, обмотал ее вокруг своей, такой предательски заметной головы, а затем и сам притворился греком, пытающимся выбраться из свалки. Сулла нырнул в колоннаду базилики Порция, где проворные купцы пытались разобрать свои прилавки. Толпа рассеивалась, и сражение прекратилось, а Сулла тем временем поднялся на возвышение и прошел через Фонтинальские ворота.
Он точно знал, куда идет – он идет, чтобы увидеть того, кто и породил все это; он идет, чтобы увидеть Гая Мария, которому так хотелось получить военное командование и быть избранным консулом в седьмой раз.
Сулла отбросил хламиду прочь, оставшись в одной тунике, и постучал в дверь Гая Мария.
– Я хочу видеть хозяина, – заявил он слуге таким тоном, будто явился в полном блеске всех своих регалий.
Не желая отказывать человеку, которого он знал так хорошо, привратник оставил дверь открытой и пригласил Суллу в дом. Но к нему вышла Юлия, а не Гай Марий.
– Ох, Луций Корнелий, – это ужасно, – сказала она и повернулась к слуге, – принеси вина.
– Я хочу видеть Гая Мария, – проговорил Сулла сквозь зубы.
– Увы, Луций Корнелий, он спит.
– Тогда разбуди его, Юлия. И если ты не сделаешь этого, клянусь, что это сделаю я!
Она вновь повернулась к слуге:
– Пожалуйста, попроси Строфанта разбудить Гая Мария и передать ему, что пришел Луций Корнелий Сулла, чтобы увидеть его по очень срочному делу.
– Он совсем спятил? – поинтересовался Сулла, хватая сосуд с водой; он был слишком томим жаждой, чтобы дожидаться вина.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду! – обиженно воскликнула Юлия.
– Послушай, Юлия, – зарычал Сулла, – ведь ты жена Гая Мария, и никто не знает его лучше, чем ты. Он тщательно организовал ряд событий, которые, как он думал, принесут ему командование в войне против Митридата; он поощрял законотворческую карьеру человека, который вознамерился разрушить установленный порядок вещей; он превратил форум в руины и стал причиной смерти сына консула Помпея Руфа, не говоря уже о сотнях других!
– Я не могу его контролировать. – Юлия прикрыла глаза.
– Его разум помутился, – заявил Сулла.
– Нет, Луций Корнелий, он в своем уме!
– Тогда это не тот человек, которого я знал.
– Он хочет только одного – воевать с Митридатом!
– Ты в этом уверена?
– Я думаю, он мог бы остаться дома и доверить ведение этой войны тебе. – Юлия вновь прикрыла глаза.
Они услышали, как входит великий человек и замолчали.
– В чем дело? – спросил Марий, как только появился в дверях. – Что привело тебя сюда, Луций Корнелий?
– Битва на форуме, – отвечал Сулла.
– Это было неосмотрительно.
– Сульпиций и поступает неосмотрительно. Он не оставил сенату иного выхода, кроме как бороться за свое существование единственным способом – мечом. Молодой Квинт Помпей мертв.
– Это ужасно! Но я и не представлял себе, чтобы его сторона одержала победу. – Марий улыбнулся не слишком весело.
– Ты прав, они действительно проиграли. Но это лишь означает, что в конце долгой и жестокой войны – и накануне еще одной, не менее долгой и жестокой – Рим стал слабее почти на сотню молодых отважных бойцов.
– Ты говоришь накануне еще одной, жестокой и долгой? – благодушно переспросил Марий. – Но это же чушь, Луций Корнелий! Я разгромил бы Митридата за один сезон.
– Гай Марий, – Сулла почувствовал себя усталым, – ну почему ты не можешь понять, что у Рима нет денег, Рим – банкрот! Мы не можем позволить себе держать на полях сражений двадцать легионов! Война против италиков повергла нас в безнадежные долги! Казна пуста! И даже великий Гай Марий не сможет разгромить такую мощную армию, как у Митридата за один сезон, если у него будет всего лишь пять легионов!
– Но я могу заплатить за несколько легионов сам, – заявил Марий.
– Как Помпей Страбон? – нахмурился Сулла. – Но когда ты оплачиваешь легионы сам, Гай Марий, они принадлежат тебе, а не Риму.
– Чепуха! Это означает всего лишь, что я предоставил свои средства в распоряжение Рима.
– Вот это действительно чепуха. Это означает всего лишь, что ты предоставил средства Рима в свое распоряжение, – резко возразил Сулла, – ведь ты поведешь свои легионы!
– Иди домой и успокойся, Луций Корнелий. Ты расстроен утратой своего командования.
– Я еще не утратил своего командования, – резко отозвался Сулла и взглянул на Юлию. – Ты знаешь свои обязанности, Юлия из рода Юлиев Цезарей. Так выполни их во имя Рима, а не Гая Мария.
Она проводила его к двери, сохраняя невозмутимое выражение лица.
– Пожалуйста, не говори ничего больше, Луций Корнелий. Я не могу огорчать своего мужа.
– Во имя Рима, Юлия, во имя Рима!
– Я жена Гая Мария, – проговорила она, открывая дверь, – и мой первый долг – это он.
«Ну, Луций Корнелий, ты зря старался, – говорил себе Сулла, пока спускался к лагерю Марция, – он такой же сумасшедший, как пифийский оракул в приступе священного бешенства, его никуда не допускают, ему ничего не позволяют, но его и не останавливают. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не сделаю этого.»
Выбрав длинный окружной путь, он направился не домой, а к младшему консулу. Его дочь теперь стала вдовой с новорожденным мальчиком и годовалой девочкой.
– Я просил моего младшего сына взять себе имя Квинт Пятый, – говорил младший консул, и слезы беспрепятственно катились по его лицу, – и, конечно, у нас есть сын моего дорогого Квинта, который продолжит линию консулов.
Корнелия Сулла не показывалась.
– Как моя дочь? – спросил Сулла.
– Ее сердце разбито, Луций Корнелий, но у нее есть дети, и это хоть какое-то утешение.
– Как это все ни печально, Квинт Помпей, – жестко сказал Сулла, – но я здесь не для того, чтобы рыдать. Что уж говорить о том, что в подобные моменты человеку не хочется ничем заниматься, что касалось бы окружающего мира – и я говорю это, чувствуя утрату собственного сына. Но, к сожалению, мир вокруг нас никуда не делся, и я вынужден просить тебя прийти ко мне завтра на рассвете. Мы должны созвать совещание.
Затем изнеможденный Сулла потащился вдоль края Палатина в свой собственный, элегантный новый дом, где обеспокоенная новая жена встретила его слезами радости, увидев, что он цел и невредим.
– Никогда не беспокойся обо мне, Далматика, – сказал он, – мое время не пришло. Я еще не выполнил того, что предначертано мне судьбой.
– Наш мир рушится! – вскричала она.
– Нет, пока я жив, – отвечал Сулла.
Он спал долго и без сновидений, как спят обычно люди намного моложе, чем он, и проснулся перед рассветом совершенно не представляя, что ему следовало бы делать. Это опустошенное состояние никогда не беспокоило его раньше. «Я всегда поступаю лучше тогда, когда действую под диктовку Фортуны», – подумал Сулла и устремился навстречу наступающему дню.
– Если этим утром примут закон Сульпиция о долгах, число членов сената сократится до сорока. Недостаточно для кворума, – уныло заметил Катул Цезарь.
– Но мы можем рассчитывать на цензоров, не так ли? – поинтересовался Сулла.
– Да, – отвечал верховный понтифик Сцевола, – ни Луций Юлий, ни Публий Лициний долгов не имеют.
– Тогда мы должны действовать, исходя из предположения, что Публию Сульпицию еще не пришла в голову мысль, что цензоры могут набраться мужества и пополнить собой сенат, – продолжал Сулла. – Когда он поймет это, то предложит другой закон, не такой определенный. Тем временем мы попытаемся освободить наших изгнанных коллег от долгов.
– Я согласен, Луций Корнелий, – заявил Метелл Пий Поросенок, который приехал из Эзернии, когда услышал о том, что вытворяет в Риме Сульпиций, и уже успел переговорить с Катулом Цезарем и Сцеволой, как только те появились в доме Суллы. Он раздраженно потряс кулаками:
– Если бы эти глупцы одалживали только у людей своего круга, они могли бы рассчитывать на прощение своих долгов, по крайней мере, в настоящее время! Но мы попались в собственную ловушку. Сенатор, нуждающийся в деньгах, слишком мало бы заботился о том, чтобы вернуть свой долг другому сенатору. И потому он отправлялся к худшему из ростовщиков.
– Я все еще не понимаю, почему Сульпиций набросился на нас за это? – капризно спросил Антоний Оратор.
– Марк Антоний, мы можем никогда не узнать причину, – отвечал Сулла с большим спокойствием, – сейчас это даже неважно, почему. Намного важнее то, что он это сделал.
– Да, но как мы сможем избавить изгнанных сенаторов от долгов? – спросил Поросенок.
– С помощью фонда, как мы уже договаривались. Необходимо создать комитет по управлению этим фондом, а Квинт Лутаций мог бы стать его председателем. Не существует такого должника-сенатора, который бы имел наглость что-то утаить от него.
Мерула хихикнул, с виноватым видом прикрыв свой рот.
– Я извиняюсь за свое легкомыслие, – сказал он дрожащими от смеха губами, – но если бы мы были более благоразумными, то постарались бы избежать зрелища, как Луция Марция Филиппа стали бы вытаскивать из долгового болота. Мало того, что его долги больше всех остальных вместе взятых, но заплатив их, мы бы не увидели его в сенате. Я думаю, что если мы его пропустим, это не будет иметь иных последствий, кроме мира и спокойствия.
– Да, это замечательная мысль, – вежливо согласился Сулла.
– Ты беспокоишь меня, Луций Корнелий, своей политической беспечностью, – возмутился Катул Цезарь. – Не имеет значения, что мы думаем о Луций Марции – факт остается фактом – он представитель древней и знаменитой фамилии. Его пребывание в сенате должно быть сохранено.
– Ты прав, разумеется, – вздохнул Мерула.
– Тогда решено, – сказал Сулла слегка улыбаясь, – что же касается остального, то мы можем только ждать развития событий. Кроме того, я думаю, что настало время сократить период feriae. В соответствии с религиозными правилами законы Сульпиция уже более чем недействительны. И у меня зародилась мысль, что нам надлежит позволить Сульпицию и Гаю Марию думать, что они выиграли, а мы бессильны.
– Но мы действительно бессильны, – заметил Антоний Оратор.
– Я не убежден в этом, – отозвался Сулла. Он повернулся к младшему консулу, очень молчаливому и мрачному. – Очень сожалею, Квинт Помпей, но ты должен покинуть Рим. Полагаю, тебе следует взять все свое семейство и отправиться на морское побережье. И не делай секрета из того, что ты уезжаешь.
– А что должны делать остальные? – испуганно спросил Мерула.
– Вы вне опасности. Если бы Сульпиций хотел устранить сенат путем уничтожения его членов, он мог бы сделать это еще вчера. К счастью для нас, он предпочитает действовать более законными средствами. Кстати, в долгах ли наш городской претор? Впрочем, это не имеет значения. Куриальный магистрат не может быть выселен из его помещения, даже если сам претор выдворен из сената.
– Марк Юний совершенно не имеет долгов, – сообщил Мерула.
– Хорошо, с этим ясно. В таком случае он должен приступить к управлению Римом в отсутствие консулов.
– Обоих? Не говори мне, что ты тоже собираешься покинуть Рим, Луций Корнелий, – ошеломленно вскричал Катул Цезарь.
– У меня есть пять легионов пехоты и две тысячи всадников, находящихся в Капуе в ожидании своего командира, – отвечал Сулла. – После моего поспешного отъезда пойдут слухи. Я должен всех успокоить.
– Ты действительно политически беспечен! Луций Корнелий, в такой серьезной ситуации один из консулов должен оставаться в Риме!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67