– Со временем они сгниют.
– И вызовут заразу?
– Заразу для кого? Когда мой отец запрет ворота навсегда, ни одного живого существа не останется внутри Аскула. Если кто-нибудь из женщин и детей проскользнет назад, когда мы уйдем, они не попадут внутрь. С Аскулом покончено. Никто не будет тут больше жить, – заявил Помпей.
– Я теперь понимаю, почему твоего отца называют Мясником, – заявил Цицерон, не заботясь о том, что его слова могут быть обидными.
Помпей же воспринял их как комплимент: у него были странные зоны в сознании, где его личные убеждения нельзя было поколебать, не то что изменить.
– Неплохое имечко, не так ли? – спросил он грубовато, боясь, что сила его любви к отцу уже переходит в слабость. Он прибавил шагу. – Прошу тебя, Марк Туллий, пошли быстрее. Я не хотел бы, чтобы другие cunni начали без меня, потому что именно я расстарался, чтобы нам дали женщин в первую очередь.
Цицерон ускорил шаг, но вскоре начал задыхаться.
– Гней Помпей, я должен кое-что сказать тебе.
– Да? – спросил Помпей, мысленно находясь уже в другом месте.
– Я подал рапорт о переводе в Капую, где мой талант будет более полезен при окончании этой войны. Я написал Квинту Лутацию и получил ответ. Он пишет, что был бы очень рад воспользоваться моими услугами. Или же Луций Корнелий Сулла…
Помпей остановился, с удивлением уставившись на Цицерона.
– Для чего ты хочешь это сделать? – спросил он.
– Штаб Гнея Помпея Страбона состоит из солдафонов, Гней Помпей. А я не солдафон, – карие глаза смотрели мягко и очень серьезно в лицо его озадаченного наставника, который не знал, смеяться ему или сердиться. – Пожалуйста, отпусти меня! Я навсегда останусь тебе благодарен и никогда не забуду, как много ты сделал для меня. Ты же не глупый парень, Гней Помпей, и видишь, что штаб твоего отца – неподходящее место для меня.
Грозовые тучи рассеялись. Голубые глаза Помпея глядели весело:
– Поступай, как знаешь, Марк Туллий! – сказал он и вздохнул: – Ты знаешь, я буду по тебе скучать.
Глава 3
Сулла прибыл в Рим в начале декабря, не имея понятия, когда будут проходить выборы. После смерти Азеллиона в Риме не было городского претора, и люди говорили, что единственный консул прибудет, когда ему заблагорассудится, и ни минутой раньше. В обычных обстоятельствах это привело бы Суллу в отчаяние. Но в данном случае ни у кого не вызывало сомнений, кто будет новым старшим консулом. Сулла неожиданно стал поистине знаменит. Люди, которых он не знал, здоровались с ним, как братья, женщины улыбались и бросали искоса завлекающие взгляды, толпа приветствовала его. И он был избран авгуром in absentia взамен умершего Азеллиона. В Риме все твердо верили, что это он, Луций Корнелий Сулла, выиграл войну против италиков. Не Марий, не Гней Помпей Страбон. Сулла! Сулла! Сулла!
Сенат никак не мог решиться формально назначить его главнокомандующим на южном театре войны после смерти консула Катона; все, что он сделал, он сделал в качестве легата умершего человека. Однако Сулла вскоре может быть избран новым старшим консулом, и тогда сенат должен будет дать ему любое командование, какое он запросит. Замешательство среди некоторых сенатских лидеров, таких, как Луций Марций Филипп, вызванное тем, что они просмотрели этого легата, позабавило Суллу, когда он встретился с ними. Они явно считали его легкой фигурой, неспособной творить чудеса. Но теперь он стал всенародным героем.
Одним из первых визитов, которые Сулла сделал в Риме, был визит к Гаю Марию; он застал его настолько поправившимся, что изумился такому прогрессу. Вместе со стариком был одиннадцатилетний Гай Юлий Цезарь Младший, теперь ставший ростом почти что с Суллу, но явно еще не возмужавший. Столь же поразительным и умным, и во многих отношениях уже не мальчиком он показал себя и во время последующих визитов Суллы к Аврелии. Он присматривал за Марием уже в течение года и острым ухом дикого звереныша вслушивался в каждое слово хозяина, слыша все, не забывая ничего.
Сулла узнал от Мария о том, насколько близок к гибели был молодой Марий, все еще сражавшийся вместе с Цинной и Корнутом против марсов, спокойный и более ответственный, чем сын Суллы. Сулла также узнал о смертельной опасности, которой подвергся юный Цезарь, в то время, как тот на протяжении всего рассказа сидел, улыбаясь и глядя в пространство. Присутствие Луция Декумия в части этого эпизода встревожило и удивило Суллу. Это не было похоже на Гая Мария! Что происходит с миром, если Гай Марий опустился до того, чтобы нанимать профессионального убийцу? Столь явной, очевидной случайностью была смерть Публия Клавдия Пульхра, что Сулла понял: это не несчастный случай. Только как это все было проделано? Возможно ли на самом деле, что этот ребенок рисковал своей жизнью, чтобы столкнуть Публия Клавдия Пульхра с утеса? Нет! Даже сам Сулла не обладал такой уверенностью, если речь шла об убийстве.
Обратив свой беспокойный взор на мальчика, в то время, как Марий продолжал болтать (ясно было, что он сам верит в то, что вмешательство Луция Декумия не понадобилось), Сулла сосредоточился, намереваясь нагнать страх на юного Цезаря. Но мальчик, ощутив эти невидимые лучи, смотрел вверх и через Суллу, и в глазах его не было и следа страха. Не было ни малейшей тревоги. Не было уже и улыбки. Юный Цезарь смотрел на Суллу с трезвым и проницательным интересом. «Он знает, кто я такой! – подумал Сулла. – Но и про тебя, юный Цезарь, я тоже знаю, кто ты такой! И спаси великий бог Рим от нас обоих!»
Благородный человек, Гай Марий не испытал ничего, кроме радости, услышав о победе Суллы. Даже награждение Травяным венком, единственной военной наградой, которая ускользнула от Мария, он приветствовал без зависти или обиды.
– Что ты теперь скажешь о полководцах обучаемой «разновидности»? – спросил Сулла вызывающе.
– Я скажу, Луций Корнелий, что я был неправ. О, не по поводу обучаемых полководцев! Нет, я был неправ, говоря, что у тебя нет врожденной военной жилки. Она у тебя есть, есть. Послать Гая Коскония морем в Апулию – это было вдохновение, и твоя операция по взятию в клещи была проведена так, как не смог бы ни один – даже прекрасно обученный – человек, если он не прирожденный полководец до мозга костей.
Это был ответ, который должен был бы сделать Луция Корнелия Суллу абсолютно счастливым и полностью отомщенным. Но не сделал. Потому что Сулла понимал: Марий по-прежнему считает себя лучшим полководцем и убежден, что подчинил бы Южную Италию быстрее, чем он. «Что я должен сделать, чтобы убедить этого старого упрямого осла, что он имеет дело с равным себе?» – кричал про себя Сулла, внешне не выдавая своих чувств. Он ощущал, как шевелятся его волосы, и смотрел на юного Цезаря, читая в его глазах понимание своего невысказанного вопроса.
– О чем ты думаешь, юный Цезарь? – спросил Сулла.
– Я восхищен, Луций Корнелий.
– Простоватый ответ.
– Зато искренний.
– Пойдем, молодой человек, я провожу тебя домой.
Сначала они шли молча, Сулла в своей совершенно белой кандидатской тоге, мальчик в своей детской тоге с пурпурной каймой с амулетом – bulla – на ремешке, надетом на шею для предохранения от зла. Сначала Сулла думал, что все кивки и улыбки встречных предназначены ему, столь знаменитым он сделался, пока вдруг не осознал, что многие из этих приветствий относятся на самом деле к мальчику.
– Откуда здесь все знают тебя, юный Цезарь?
– Это лишь отражение славы, Луций Корнелий. Я же повсюду хожу с Гаем Марием, ты знаешь. Здесь, вблизи форума, я просто мальчик Гая Мария. Но как только мы войдем в Субуру, там меня знают самого.
– Твой отец дома?
– Нет, он все еще под Аскулом вместе с Публием Сульпицием и Гаем Бебием, – ответил мальчик.
– Теперь он скоро будет дома. Эта армия уже отправилась.
– Да, я думаю, скоро.
– С радостью ждешь встречи с отцом?
– Конечно, – просто ответил юный Цезарь.
– Ты помнишь своего двоюродного брата, моего сына? Лицо мальчика осветилось; теперь энтузиазм был неподдельным:
– Как я могу забыть его? Он был такой милый! Когда он умер, я написал о нем стихотворение.
– Что ты сказал? Ты можешь прочитать его мне? Молодой Цезарь покачал головой:
– Мне было нехорошо в те дни, и я не стану читать стихи, если ты не возражаешь. Когда-нибудь я напишу о нем получше, и тогда сделаю копию для тебя.
Глупо было бередить старую рану, Сулла находил это неудобным в беседе с одиннадцатилетним мальчиком! Он замолчал, сдерживая слезы.
Аврелия, как всегда, занималась делами за своим столом, но сразу же вышла, как только Евтихий сказал ей, кто привел ее сына домой. Когда они расположились в комнате для приема гостей, юный Цезарь остался вместе с ними, внимательно приглядываясь к матери. «Что ему еще втемяшилось? – подумал Сулла, раздраженный тем, что присутствие мальчика не позволяло ему спросить Аврелию о важных для него вещах. К счастью, она заметила его недовольство и скоро отослала сына, который покинул их с неохотой.
– Что с ним? – спросил Сулла.
– Я подозреваю, Гай Марий сказал что-нибудь такое, чтобы вызвать у Гая Юлия ошибочную мысль по поводу моей дружбы с тобой, Луций Корнелий, – спокойно сказала Аврелия.
– О, боги! – старый негодяй! Как он смел! Прекрасная Аврелия весело рассмеялась:
– Время, когда меня могли беспокоить такие вещи, прошло, – ответила она. – Я знаю наверняка, что когда мой дядя Публий Рутилий написал Гаю Марию из Малой Азии и сообщил, что его племянница развелась со своим мужем после рождения рыжеволосого сына, Юлия и Гай Марий пришли к заключению, что эта племянница я, а ребенок от тебя.
Теперь уже рассмеялся Сулла:
– Неужели они так мало тебя знают? Твои укрепления труднее преодолеть, чем стены Нолы.
– Это верно. И ты сам имел случай убедиться.
– Я мужчина, такой же, как всякий другой.
– Не скажи. Тебе бы следовало привязать пучок сена к этому рогу.
Подслушивая из своего укромного места над фальшивым подвесным потолком кабинета, юный Цезарь испытал огромное облегчение – его мать, несмотря ни на что была добродетельной женщиной. Но затем эта мысль была изгнана из его сознания другой, с которой труднее было справиться – почему она никогда не показывала ему этой стороны своей жизни? Она сидела там, смеясь – отдыхая – увлекшись определенным видом поддразнивания, которое он, будучи достаточно взрослым, мог определить, как житейские разговоры взрослых людей. И ей нравился этот отталкивающий человек! Она говорила ему такие вещи, которые свидетельствовали о старой и прочной дружбе. Возможно она и не была любовницей Суллы, но между ними существовала тесная связь, которой не было между нею и ее мужем, его отцом. Раздраженно смахивая слезы, юный Цезарь лежал, вытянувшись, в своем укрытии и заставлял свой разум быть беспристрастным, чего ему удавалось достигать, если он очень сильно старался. «Забудь, что это твоя мать, Гай Юлий Цезарь Младший! Забудь о том отвращении, которое у тебя вызывает ее друг Сулла! Слушай их и учись.»
– Ты очень скоро будешь консулом, – сказала Аврелия.
– В пятьдесят два года. Позже, чем Гай Марий.
– И уже стал дедушкой! Ты видел дитя?
– О, прошу тебя, Аврелия! Рано или поздно я, наверное, пойду в дом Квинта Помпея, взяв Элию под руку, буду на обеде и пощекочу ребенка под подбородком. Но почему меня должно интересовать рождение дочери у моей дочери, тогда как я жду момента, когда смогу наконец взглянуть на мальчишку?
– Маленькая Помпея совершенная красавица.
– Тогда она может вызвать такие же ужасные бедствия, как Елена Троянская!
– Не говори так. Я всегда считала, что бедная Елена прожила в высшей степени несчастную жизнь. Движимое имущество. Игрушка для постели, – решительно заявила Аврелия.
– Женщины и есть движимое имущество, – улыбнулся Сулла.
– Я – нет! У меня есть своя собственность и свои дела. Сулла сменил тон:
– Осада Аскула окончена. На днях Гай Юлий прибудет домой. И что тогда будут значить эти храбрые речи?
– Не надо, Луций Корнелий! Хотя я его очень люблю, я с ужасом жду момента, когда он войдет в дверь. Он отыщет упущения во всем, начиная с детей и кончая моей ролью хозяйки, и я буду отчаянно пытаться угодить ему до тех пор, пока он не отдаст какое-нибудь распоряжение, которое я не смогу поддержать!
– И тогда, моя бедная Аврелия, ты скажешь ему, что он неправ, и начнутся неприятности, – мягко проговорил Сулла.
– А ты женился бы на мне? – свирепо спросила она.
– Только если бы ты была последней женщиной, оставшейся в живых, Аврелия.
– Однако Гай Юлий женился на мне.
– Ну, этого я никак не пойму.
– О, прекрати, ты становишься дерзким! – остановила она его.
– Тогда переменим тему, – попросил Сулла и отклонился назад, опершись на обе руки. – Как поживает вдова Скавра?
Ее фиолетовые глаза блеснули:
– Ecastor! Все еще интересуешься?
– Определенно.
– Полагаю, что она находится под опекой относительно молодого человека – брата Ливия Друза, Мамерка Эмилия Лепида Ливиана.
– Я знаю его. Он помогает Квинту Лутацию в Капуе, но он сражался и в Геркулануме вместе с Титом Дидием и пошел в Луканию с Габиниями. Он из крепких парней, из тех, кого все считают солью земли, – Сулла сел, неожиданно став похожим на кота, завидевшего жертву. – Так вот откуда дует ветер? И что же, она собирается замуж за Лепида Ливиана?
– Я в этом сомневаюсь! – рассмеялась Аврелия. – Он женат на довольно противной женщине, которая держит его под контролем все время. Эта Клавдия – сестра Аппия Клавдия Пульхра. Ты знаешь, его жена заставила Луция Юлия вымыть храм Юноны Соспиты, не снимая тоги. Она умерла от родов двумя месяцами позже.
– Она двоюродная сестра моей Далматики – эта умершая Балеарика, как мне кажется, – сказал Сулла с усмешкой.
– Ей все тут двоюродные сестры, – заметила Аврелия. Сулла приободрился:
– Как ты думаешь, моя Далматика могла бы теперь мною заинтересоваться?
– Не имею понятия! – покачала головой Аврелия. – Говорю тебе это честно, Луций Корнелий. Я не поддерживаю связей с женщинами моего круга, кроме тех, которые входят непосредственно в нашу семью.
– Тогда, может быть, ты разовьешь свое знакомство с ней, когда вернется твой супруг. У тебя определенно будет тогда больше свободного времени, – лукаво сказал Сулла.
– Довольно, Луций Корнелий! Можешь отправляться домой.
Они вместе пошли к дверям. Как только их фигуры исчезли из поля зрения смотрового глазка юного Цезаря, он спустился с потолка и ушел.
– Ты будешь добиваться Далматики для меня? – спросил Сулла, когда хозяйка открыла ему дверь на улицу.
– Нет, не буду, – ответила Аврелия. – Если уж ты так в ней заинтересован, добивайся ее сам. Хотя могу сказать тебе, что развод с Элией сделает тебя весьма непопулярным человеком.
– Я и раньше был непопулярен. Vale.
Выборы по трибам проходили в отсутствие консула, поэтому сенат возложил обязанности наблюдателя на Метелла Пия Поросенка который был претором и прибыл в Рим вместе с Суллой. То, что трибуны плебса намеревались составить консервативную группу, было ясно по тому, что первым прошел не кто иной, как Публий Сульпиций Руф, а Публий Антистий сразу же за ним. Публий Сульпиций обеспечил себе освобождение от Помпея Страбона. Приобретя превосходную репутацию на поле боя в качестве командующего в действиях против пиценов, Сульпиций хотел теперь приобрести и политическую репутацию. В ораторских и судебных кругах он был известен, сделав еще в юности блестящую карьеру на форуме. Будучи одним из самых многообещающих ораторов среди молодежи, он как и покойный Красс Оратор, предпочитал малоазийский стиль речей. Он был столь же грациозно расчетлив в жестах, сколь изыскан в голосовых, стилистических и риторических приемах. Наиболее знаменитым его делом было обвинение Гая Норбануса в незаконном осуждении консула Цепиона, прославившегося в связи с золотом Толозы; то, что он это дело проиграл, в конце концов не повредило его репутации. Большой друг Марка Ливия Друза – хотя и не поддерживавший предоставление гражданства италикам, – после смерти Друза он сблизился с Квинтом Помпеем Руфом, напарником Суллы на предстоящих выборах консулов. То, что он теперь был председателем коллегии трибунов плебса, не сулило ничего хорошего любителям кривляния в демагогическом стиле.
И в самом деле похоже было, что ни один из десяти избранных не принадлежал к демагогам и что за выборами коллегии не последует поток противоречивых законов. Наиболее многообещающим было введение Квинта Цецилия Метелла Целера в должность плебейского эдила; он был очень богат и ходили слухи, что он собирается устроить чудесные игры для утомленного войной города.
Снова под председательством Поросенка центурии собрались на Марсовом поле, чтобы выслушать представляемых кандидатов в консулы и преторы. Когда Сулла и Квинт Помпей Руф совместно выдвинули свои кандидатуры, возгласы одобрения были оглушительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67