Ч Бедняжка Мэгги! Ч сказал он вдруг.
Ч Почему это?
Ч Да вот сегодня наши сорвиголовы расправлялись с ее куклой, а она тольк
о стоит и плачет, будто весь мир рушится. Ч Он поглядел на куклу, волосы сн
ова были на месте. Ч Агнес! И откуда она такое имя выкопала?
Ч Наверно, слышала, как я говорила про Агнес Фотис-кью-Смит.
Ч Я ей тогда отдал куклу, а она заглянула в куклину голову и чуть не помер
ла со страху. Глаз куклиных испугалась, уж не знаю почему.
Ч Ей всегда чудится то, чего на самом деле нет.
Ч Жаль, не хватает денег, надо бы малышам подольше учиться в школе. Они у н
ас такие смышленые.
Ч Ох, Фрэнк! Знаешь, если бы да кабы… Ч устало сказала мать. Провела рукой
по глазам, одолевая дрожь, и воткнула иглу в клубок серой шерсти. Ч Не мог
у больше. Совсем вымоталась, уже и не вижу толком.
Ч Иди спать, мам. Я погашу лампы.
Ч Мне еще надо подбросить дров в печь.
Ч Я подброшу.
Он встал из-за стола, осторожно уложил изящную фарфоровую куклу на посуд
ный шкаф, за противень, подальше от греха. Впрочем, не стоило беспокоиться
, что мальчишки опять на нее покусятся Ч расправы Фрэнка они боялись бол
ьше, чем отцовской кары, потому что крылась в нем какая-то злость. Она нико
гда не проявлялась при матери и сестре, но всем братьям случалось испыта
ть ее на себе.
Фиа смотрела на сына, и сердце ее сжималось: есть во Фрэнке что-то неистов
ое, отчаянное, что-то в нем предвещает беду. Хоть бы он и Пэдди лучше ладили
друг с другом! Но вечно между ними споры и раздоры. Быть может, Фрэнк уж чер
есчур о ней заботится, может быть, уж слишком к ней привязан. Если так, она с
ама виновата. Но ведь это значит, что он добрый, любящее сердце. Он только х
очет, чтобы ей жилось хоть немного легче. И опять она с тоской подумала: ск
орей бы подросла Мэгги, сняла бы с плеч Фрэнка эту заботу.
Фиа взяла со стола маленькую лампу, тотчас опять поставила и пошла через
кухню к Фрэнку Ч он сидел на корточках перед очагом, укладывал дрова на з
автра, орудовал заслонкой. На белой коже выше локтей вздувались вены, в ру
ки прекрасной формы, в длинные пальцы въелась уже навеки несмываемая гря
зь. Мать несмело протянула руку, осторожно, едва касаясь, отвела со лба сын
а и пригладила прямые черные волосы; трудно было бы ждать от нее ласки неж
нее.
Ч Спокойной ночи, Фрэнк, спасибо тебе.
Выйдя из кухни, Фиа неслышно пошла по дому, и от ее лампы по стенам кружили
и метались тени.
Первая спальня отведена была Фрэнку с Бобом; мать бесшумно отворила двер
ь, подняла повыше лампу, свет упал на широкую кровать в углу. Боб лежал на с
пине, с открытым ртом, и весь вздрагивал, подергивался, как спящая собака;
Фиа подошла, повернула его на правый бок, покуда им еще не окончательно за
владел дурной сон, и постояла минуту-другую, глядя на него. Вылитый отец!
В соседней комнате Хьюги и Джек будто в один узел связались, не разберешь,
кто где. Несносные мальчишки!
Озорники ужасные, но ничуть не злые. Напрасно она пыталась отодвинуть их
друг от дружки, хоть как-то расправить одеяло и простыню Ч две курчавые р
ыжие головы упрямо прижимались одна к другой. Фиа тихонько вздохнула и с
далась. Непостижимо, как они умудряются вскакивать по утрам свеженькими
после такого сна, но им это, видно, только на пользу.
Комнатка, где спали Мэгги и Стюарт, была унылая, безрадостная, совсем не дл
я таких малышей: стены выкрашены тусклой коричневой краской, на полу кор
ичневый линолеум, на стенах ни одной картинки. В точности как в других спа
льнях.
Стюарт перевернулся в кровати так, что только обтянутая ночной рубашкой
попка торчала наружу, там, где должна бы лежать голова; весь, по обыкновени
ю, скорчился, лоб прижат к коленкам, непонятно, как он только не задохнется
. Фиа тихонько просунула руку, тронула простыню и нахмурилась. Опять мокр
о! Что ж, с этим придется подождать до утра, а тогда, конечно, и подушка тоже
будет мокрая. Он всегда так, перевернется и потом опять обмочится. Что ж, н
а пятерых мальчишек только один такой Ч еще не страшно.
Мэгги свернулась клубочком, большой палец во рту, волосы, все в лоскутных
бантиках, разметались. Единственная дочка. Фиа мельком поглядела на нее
и повернулась к двери; в Мэгги нет ничего таинственного, она всего лишь де
вочка. Известно заранее, какая ее ждет участь, не стоит ни завидовать, ни ж
алеть. Мальчики Ч другое дело, каждый Ч чудо, мужчина, в силу некоей алхи
мии возникший из ее женского естества. Нелегко это, когда некому помочь т
ебе по дому, но мальчики того стоят. В своем кругу Падрика Клири уважают бо
льше всего из-за сыновей. Есть у человека сыновья Ч значит, он воистину н
астоящий человек и настоящий мужчина.
Она тихо затворила дверь своей спальни и поставила лампу на комод. Прово
рные пальцы легко пробежали сверху вниз по десяткам крохотных пуговок, о
т высокого ворота до самых бедер, стянули рукав, другой. Высвободив руки, о
на старательно прижала лиф платья к груди и, вся изгибаясь, изворачиваяс
ь, облачилась в длинную, до пят, фланелевую ночную рубашку. Только тогда, б
лагопристойно укрытая, она окончательно сбросила платье, панталоны и не
туго зашнурованный корсет. Рассыпались по плечам скрученные днем в туго
й узел золотистые волосы, шпильки улеглись в раковину пауа на комоде. Но и
этим прекрасным, густым, блестящим, прямым, как лучи, волосам не дано было
свободы Ч Фиа закинула руки за голову и принялась проворно заплетать ко
су. Потом, бессознательно затаив дыхание, обернулась к постели; но Пэдди у
же спал, и у нее вырвался вздох облегчения. Не то чтобы ей бывало неприятно
, когда Пэдди в настроении, Ч как любовник он и робок, и нежен, и внимателен
. Но пока Мэгги не стала постарше года на три, было бы слишком тяжело завес
ти еще малышей.

Глава 2

По воскресеньям семейство Клири отправлялось в церковь, только Мэгги до
лжна была сидеть дома с кем-нибудь из старших мальчиков, и она с нетерпени
ем ждала того дня, когда подрастет и ее тоже станут брать в церковь. Падрик
Клири полагал, что маленьким детям нечего делать в чужом доме, пусть даже
и в доме божием. Поступит Мэгги в школу, научится сидеть тихо Ч тогда можн
о будет ее и в церковь пустить. Но не раньше. И вот каждое воскресное утро о
на стояла у калитки, под кустом утесни-ка, и горестно смотрела, как все сем
ейство усаживается в дряхлую колымагу, а тот из братьев, кому поручено пр
исматривать за нею, Мэгги, прикидывается, будто ему одно удовольствие пр
опустить мессу. Из всех Клири только Фрэнк и вправду наслаждался, когда м
ог побыть подальше от остальных.
Религия занимала в жизни Пэдди совсем особое место. К его женитьбе катол
ическая церковь отнеслась не слишком одобрительно, потому что Фиа была п
ротестанткой; ради Пэдди она оставила свою веру, но не перешла в мужнину. Т
рудно сказать почему, быть может, дело в том, что сама она была из Армстрон
гов, старинного рода первопоселенцев, издавна неукоснительно исповедо
вавших англиканскую веру, Пэдди же только-только приехал из Ирландии, да
притом не из английской ее части, и за душой ни гроша. Армстронги жили в Но
вой Зеландии задолго до прибытия первых официальных «колонистов» и пот
ому принадлежали к местной аристократии. С их точки зрения замужество Фи
оны было не что иное, как постыдный «mesalliance»
Неравный брак, здесь брак ниже ее достоинст
ва (фр.).
.
Основателем новозеландского клана был Родерик Армстронг, и основал он е
го прелюбопытным образом.
Все началось событием, которое отозвалось в Англии восемнадцатого века
множеством непредвиденных последствий: американской войной за независ
имость. До 1776 года британские корабли ежегодно переправляли в Виргинию и
Северную и Южную Каролину свыше тысячи мелких преступников, запроданны
х по контракту на долгосрочные работы, что, по сути, было ничуть не лучше р
абства. Британское правосудие тех времен было сурово и непреклонно: убий
цы, поджигатели, загадочные преступники, туманно именуемые «виновные в л
ожном цыганстве», и воры, укравшие на сумму свыше шиллинга, карались смер
тью на виселице. Виновного в преступлениях помельче ждала пожизненная с
сылка в Америку.
Но с 1776 года доступ в Америку был закрыт, и перед Англией встала нелегкая за
дача: число осужденных день ото дня множится, а девать их некуда. Все узили
ща переполнены, «излишки» набиты битком в плавучие тюрьмы, гниющие на як
орях в устьях рек. Надо было что-то предпринять Ч ну и предприняли. С вели
кой неохотой, ибо пришлось потратить на это несколько тысяч фунтов, капи
тану Артуру Филипу велено было отплыть к Великой Южной Земле. Шел 1787 год. На
одиннадцати судах капитана Филипа отправились в путь свыше тысячи осуж
денных, да еще матросы, офицеры и отряд морской пехоты. То отнюдь не было о
веянное славой странствие в поисках свободы. В конце января 1788 года, через
восемь месяцев после отплытия из Англии, флот прибыл в залив Ботани-Бей. Е
го Сумасшедшее Величество Георг Третий основал новую свалку для своих к
аторжников Ч колонию Новый Южный Уэльс.
В 1801 году, когда ему только-только минуло двадцать, Родерик Армстронг был п
риговорен к пожизненной ссылке. Последующие поколения Армстронгов уве
ряли, будто он был из сомерсетских дворян, начисто разоренных американск
ой революцией, и ни в каком преступлении не повинен, однако никто никогда
всерьез не пытался проверить родословную знаменитого предка. Они лишь г
релись в отраженных лучах его славы и кое-что присочиняли от себя.
Каковы бы ни были его происхождение и положение в Англии, молодой Родери
к Армстронг был сущий дьявол. За восемь месяцев невыразимо тяжкого плава
ния к Новому Южному Уэльсу он обнаружил крайнее упрямство и несговорчив
ость и нипочем не поддавался смерти, что еще возвысило его в глазах кораб
ельного начальства. Прибыв в 1803 году в Сидней, он повел себя и того несносне
й, и его отправили на остров Норфолк, в тюрьму для неисправимых. С ним нево
зможно было сладить. Его морили голодом; бросили в карцер Ч тесный камен
ный мешок, где ни стать, ни сесть, ни лечь; стегали бичами так, что вся спина
превращалась в кровавое месиво; приковали цепями к скале в море Ч пуска
й захлебывается. А он смеялся в лицо палачам Ч жалкий скелет, обтянутый п
розрачной кожей и еле прикрытый грязным тряпьем, во рту у него не уцелело
ни одного зуба, тело сплошь в рубцах и шрамах, но весь он был Ч вызов, ненав
исть, и, казалось, ничем это пламя не угасить. Каждый свой день он начинал с
того, что приказывал себе не умирать Ч и кончал торжествующим смехом от
того, что все еще жив.
В 1810 году его с партией кандальников отправили на Ван-Дименову Землю проб
ивать дорогу в твердом, как железо, песчанике в пустыне за Хобартом. Улучи
в минуту, Родерик своей киркой пробил дыру в груди начальника конвоя; он и
еще десять каторжников разделались с пятью остальными конвоирами, медл
енно, по ломтику срезая у них мясо с костей Ч все пятеро изошли криком и у
мерли в страшных мучениях. Ведь и ссыльные, и их стражи были уже не люди, а с
ущее зверье, дикари, в чьих чувствах не осталось ничего человеческого. Ро
дерик Армстронг просто не мог удариться в бега, оставив своих мучителей
на свободе или предав скорой смерти, так же как не мог он примириться с уча
стью каторжника.
Поддерживая силы ромом, хлебом и вяленым мясом, что нашлось у убитых солд
ат, одиннадцать беглецов под ледяным дождем одолели долгие мили лесной ч
ащи и вышли к гавани китобоев Ч Хобарту; здесь они украли баркас и без пар
усов, без воды и пищи решили пересечь Тасманово море. Когда баркас вынесл
о на дикий западный берег Южного острова Новой Зеландии, на борту остава
лись в живых только Родерик Армстронг и еще двое. Он никогда не рассказыв
ал об этом невообразимом плаванье, но люди перешептывались, будто эти тр
ое потому и выжили, что убили и съели своих более слабых спутников.
Было все это ровно через девять лет после высылки Родерика Армстронга из
Англии. Он был еще молод, но выглядел на все шестьдесят. К 1840 году, когда в Но
вой Зеландии появились первые поселенцы, чей приезд был официально разр
ешен, Армстронг уже отхватил отличные земли в округе Кентербери на Южном
острове, взял себе «жену» из племени маори и стал отцом тринадцати краса
вцев отпрысков, наполовину полинезийцев. А к 1860 году Армстронги уже прина
длежали к новозеландской аристократии, сыновей отправляли в Англию в са
мые привилегированные учебные заведения и хитроумием и стяжательством
пренаглядно подтвердили, что они и впрямь потомки личности незаурядной
и опасной. Внук Родерика Джеймс в 1880 году стал отцом Фионы Ч единственной
дочери среди его пятнадцати детей.
Если Фионе и недоставало суровых протестантских обрядов, к которым она п
ривыкла в детстве, она ни разу ни словом об этом не обмолвилась. Она вполне
терпимо относилась к вере мужа, по воскресеньям ходила с ним слушать мес
су, следила за тем, чтобы дети росли католиками. Но сама в католическую вер
у так и не обратилась, а потому каких-то оттенков не хватало: не читались м
олитвы перед едой и перед сном, будни не были проникнуты благочестием.
Если не считать единственной поездки в Уэхайн полтора года назад, Мэгги
никогда еще не отходила от дома дальше коровника и кузницы в овражке. Утр
ом первого школьного дня она так разволновалась, что после завтрака ее с
тошнило Ч пришлось поскорей отнести ее в спальню, вымыть и переодеть. Пр
ощай, чудесная новенькая синяя матроска с широким белым воротником, приш
лось опять влезть в противное платье из коричневой фланели с таким тесны
м высоким воротом на пуговицах, что Мэгги всегда казалось: вот-вот он ее з
адушит.
Ч И ради бога, Мэгги, в другой раз, когда тебя затошнит, скажи сразу! Не сид
и и не жди, пока будет поздно и мне, ко всему, придется еще прибирать и чисти
ть за тобой. А теперь поторапливайся, если опоздаешь к звонку, сестра Агат
а уж, наверно, тебя побьет. Веди себя хорошо и слушайся братьев.
Когда Фиа наконец уложила в старую школьную сумку завтрак Мэгги Ч хлеб
с джемом и легонько вытолкала ее за дверь. Боб, Джек, Хьюги и Стюарт уже под
прыгивали у ворот от нетерпения!
Ч Пошли, Мэгги, опаздываем! Ч крикнул Боб, и они зашагали по дороге.
Мэгги, еле поспевая, бегом кинулась за братьями.
Было рано, начало восьмого, а утреннее солнце давно уже пригревало; тольк
о в самых тенистых местах на траве еще не высохла роса. На Уэхайн вела прос
елочная дорога, две глубокие колеи Ч полосы темно-красной глины Ч разд
еляла широкая лента ярко-зеленой травы. А по обе стороны в высокой траве ц
вели во множестве белые лилии, каллы и оранжевые настурции, и аккуратные
дощатые заборы предупреждали, что посторонним сюда доступа нет.
Боб всегда шел в школу, точно канатоходец, по верху заборов с правой сторо
ны и кожаную сумку с книгами при этом нес не через плечо, а на голове. Левые
заборы принадлежали Джеку, и младшим Клири досталась сама дорога. Из овр
ажка, где стояла кузница, они взобрались по высокому, крутому косогору, гд
е Робертсонова дорога соединялась с Уэхайнской, и приостановились пере
вести дух; пять ярко-рыжих голов вспыхнули на фоне голубого неба в пушист
ых белых облачках. Теперь Ч лучшая часть пути, под гору; они взялись за ру
ки и пустились вприпрыжку с вершины холма, она быстро скрылась позади, в з
арослях цветов… жаль, некогда прокрасться под забором мистера Чепмена и
скатиться до самого низа, будто пущенные с горы камни.
От дома Клири до Уэхайна было пять миль, и когда Мэгги увидела вдали телег
рафные столбы, у нее дрожали коленки и совсем сползли носки. Прислушивая
сь Ч не звонит ли уже школьный колокол. Боб нетерпеливо поглядывал на се
стренку Ч еле тащится, порой поддергивает штанишки и тяжко вздыхает. Ро
зовое лицо ее в рамке густых локонов как-то странно побледнело. Боб вздох
нул, сунул сумку с книгами Джеку и вытер ладони о штаны.
Ч Поди сюда, Мэгги, я тебя дотащу на закорках, Ч проворчал он и свирепо гл
янул на братьев Ч пусть не воображают, будто он разнюнился из-за девчонк
и.
Мэгги вскарабкалась ему на спину, подтянулась повыше, обхватила его нога
ми, блаженно прислонилась головой к костлявому братнину плечу. Теперь мо
жно с удобством поглядеть на Уэхайн.
Смотреть-то было не на что. Уэхайн, беспорядочно раскинувшийся по обе сто
роны дороги с полосой гудрона посередине, в сущности, был просто большой
деревней. Самым большим домом тут была гостиница Ч двухэтажная, с навес
ом от солнца Ч он тянулся над дорожкой, ведущей к крыльцу, и дальше, на сто
лбах, вдоль сточной канавы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12