А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Когда ты можешь слышать биение своего сердца. И сразу становится страшно, и тебе начинает казаться, что сердце может… остановиться. Как часы, которые забыли завести. – Он замолчал и впервые повернулся к ней. Она тоже сейчас впервые за долгие годы видела его так близко. Он казался изможденным, и черты его лица, которые были раньше такими несочетающимися, сейчас, казалось, привыкли друг к другу и сплелись вместе и уже не были такими угловатыми.
Это все благодаря Лорел, подумала Энни. Возможно, первые годы их жизни Джо не был безумно влюблен в нее… но Лорел дала ему что-то такое, чего она, возможно, не смогла бы дать Дом, семью, уютный уголок, где можно было отдохнуть от напряжения и суматохи после работы. Так почему сейчас все это рушилось?
– Ты говорил с Лорел? Я старалась дозвониться до нее, но телефон все время занят. Я думаю, она сняла трубку.
Он глубоко вздохнул:
– Со мной она тоже не станет говорить. Мне звонил только Адам. – Он приложил ладонь ко лбу, пригладил волосы и опустил ее. – Ты не представляешь, что испытывает человек, когда говорит своему ребенку, что не знает, когда возвратится домой.
Энни вдруг показалось, что ноги у нее подкашиваются. Она опустилась на жесткий кожаный диван, сердце ее билось глухими медленными ударами.
– Джо, то есть вы с Лорел не думаете о…?
– Разводе? – Он смотрел на нее удивленными глазами, а губы были плотно сжаты. – Боже, ну конечно нет. Лорел просто хочет побыть некоторое время одна. Она хочет подумать о том, что между нами происходит. – Губы его растянулись в горькой улыбке. – На самом деле она говорит «ты меня предал, сволочь».
И, возможно, она в этом виновата Хотя внешне она освободилась от Джо, но ее сердце не могло сделать этого, оно старалось сохранить его, защитить эту любовь, как свечу, которая могла погаснуть. Она использовала это чувство, чтобы держать Эммета на расстоянии… а возможно, и для того, чтобы наказать Лорел за то, что отняла у нее Джо.
Но, по правде говоря, она делала это не нарочно.
– Лорел просто обижена. Она справится с этим, – сказала Энни, произнеся эти слова так быстро, возможно, для того, чтобы услышать их самой и поверить в них.
– Нет… все гораздо сложнее. – Джо сел на диван рядом с ней, положив руки на колени и опустив голову. Она увидела у него на шее пушок такой же, как у Адама. Она с трудом подавила желание протянуть руку и погладить его.
– Она сейчас совсем другая. Я женился, когда она была ребенком. Сейчас ребенок вырос. Она любит меня, но она больше не нуждается во мне, во всяком случае так, как раньше. Все нормально… но, видишь ли, дело в том… что… она нужна мне, – он с трудом произнес последние слова.
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь написать ей письмо. – Он показал рукой на блокнот, в котором было что-то написано, и на несколько скомканных листов бумаги, валяющихся на журнальном столике.
– Что ты собираешься написать?
– Что я люблю ее.
– Она должно быть, знает об этом.
– Она знает. По крайней мере, я надеюсь на это.
– Тогда в чем дело? Зачем все это?
– Она знает также и то, что она не единственная. Она знает, что я чувствую к тебе.
Энни услышала шум наверху. За окном на подоконнике курлыкал голубь, и она подумала, что, наверное, скоро рассвет. Она промерзла до костей.
– Но мы ничего плохого не сделали, – попыталась оправдаться она как наивная школьница.
Джо вдохнул сквозь сомкнутые зубы, и это было похоже на свист.
– Иногда я думаю, что мы все сделали неверно.
Ей хотелось закрыть уши и заставить его замолчать. И в то же время она почувствовала как сердце ее забилось быстрее, а по телу разлилась приятная теплота.
– Нет, – крикнула она. – Все не так. Я хотела… я действительно хотела чтобы вы с Лорел были счастливы.
Она говорила, тщательно подбирая слова как внимательный покупатель, который рассматривает, нет ли на вещи пятен, спущенных петель, оторванных пуговиц или распоротых швов. Она немного успокоилась. Да она сказала правду. Конечно, она хотела, чтобы ее сестра была счастлива она хотела чтобы ее брак был прочным.
– И я тоже. – Джо закрыл глаза и надавил большими пальцами на веки. – И я тоже.
– Скажи ей об этом. Скажи…
Джо посмотрел на нее, у него невыносимо болели глаза. Боже, как может он все это вынести? А она, как сможет она?
– Иногда я думаю, – начал он медленно, пристально глядя на нее, – если бы мы хоть раз переспали, тогда бы я не чувствовал себя таким обманутым.
Казалось, что тишина поглотила их. Было слышно только курлыканье голубя за окном и равномерный треск остывающего радиатора.
– Ты хочешь переспать со мной сейчас? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она поняла, что говорит. Она выпрямилась, затаив дыхание от испуга, сердце ее судорожно билось.
Но тут же она вдруг совершенно успокоилась, как будто самое страшное осталось позади. Она всю жизнь тяготилась этой тяжелой ношей и вот наконец скинула с себя. Разве не за этим она пришла сюда? Чтобы удовлетворить желание, которое она испытывала так давно, что оно стало частью ее жизни, ее плоти? Когда она была с Джо, в каждом ее слове, в каждой ее мысли было желание. Она всегда сдерживала себя, следила за каждым словом, каждым прикосновением, каждым вежливым поцелуем. Она всегда была осторожна, чтобы все выглядело по-родственному.
Джо пристально смотрел на нее, и его взгляд был как нежное объятие. В этом свете его глаза казались скорее коричневыми, чем зелеными. Какой красивый цвет. Кто сказал, что коричневый – скучный цвет? Глаза Джо были цвета земли, цвета вселенной, цвета шоколада. Даже сеточка морщин в углах глаз казалась ей прекрасной и вызывала в ней желание.
Вдруг он вскочил так резко, что она испугалась, и, не дотронувшись до нее, даже не взглянув на нее, вышел из комнаты.
Энни, как будто под гипнозом, последовала за ним.
Спальня Джо была меньше, чем ей казалось раньше. В ней было только одно высоко расположенное окно, выходящее в крошечный дворик, в котором одна-единственная лампочка освещала желто-восковым светом вечнозеленые растения и остатки сухой травы. В комнате было темно, в свете горевшей во дворе лампочки все казалось страшно окаменелым, как в черно-белом фильме. В фильме без начала и конца… в котором было только то, что происходило в настоящий момент.
Джо ничего не говорил, пока она раздевалась, его темные глаза ничего не выражали. Затем он снял свой свитер и стоял перед ней только в брюках, а на его длинный торс падала тень от ясеня.
Она вдруг представила себе Лорел, но тут же отбросила от себя ее образ. Лорел никогда об этом не узнает.
Она смотрела, как он раздевался.
Энни всю трясло, но не потому, что было холодно, а оттого, что рядом с ней был Джо, его красивое худое обнаженное тело, лицо его, казалось, было соединением света и тени.
Они стояли совершенно голые, но не дотрагивались друг до друга, и тем не менее Энни казалось, что она находится в поле действия электрического тока, а воздух вокруг нее заряжен статическим электричеством и оно сверкает вокруг ее кожи и на кончиках ее волос. Ей казалось, что она краем глаза видит далекие звезды. Внутри у нее все дрожало. Она ощущала страх и слабость и, казалось, в любой момент может упасть.
Если она не уйдет от него сейчас… очень быстро… ее понесет, и она никогда не сможет остановиться.
Но даже если бы сейчас на нее надвигался с грохотом поезд, Энни не смогла бы сдвинуться.
Джо коснулся ее волос кончиками пальцев. Он нежно ласкал ее веки, нос, губы, уши. Эти ласковые движения успокаивали и в то же время возбуждали. Ей казалось, что он изучает ее, старается запомнить. У них было столько общего, но главное им было неизвестно.
Его горячие ладони скользнули по ее плечам, рукам. Затем он дотронулся до ее груди и, нагнувшись, поцеловал сначала одну грудь, потом другую. У нее закружилась голова, и мелкие голубые звезды появились перед глазами.
– Джо… Любимый…
Он вздрогнул и издал звук, похожий то ли на вздох, то ли на стон. Он прижал ее к себе, и она почувствовала возбуждение и тепло, исходящие от его тела. Наконец он поцеловал ее, но это был не просто поцелуй… а гораздо большее. Может, в этот момент он вошел в нее. Она никогда не думала, что может испытывать такое блаженство. Все ее тело наполнилось теплом, и она ощущала себя так, как будто вся горела. Боже, как могла она от этого отказываться так долго?
Она гладила его тело, и оно казалось ей прекрасным. У него не было ничего лишнего. Все было соразмерно. Длинные руки и ноги, сильные мускулы, упругие голени, похожие на булавы. А в том месте, где она сейчас трогала… оно было узкое и гладкое… с мокрой, вязкой головкой на конце.
Вся комната вдруг пошатнулась и закружилась. В следующий момент она лежала на кровати, а Джо стоял над ней на коленях. Он целовал ее грудь, затем пупок и ниже. Энни вскрикнула. Он нежным поцелуем заглушил ее крик. Она ладонями сжимала его виски и ощущала биение его пульса.
Она начала беззвучно плакать, и слезы покатились из уголков ее глаз. Она хотела его… о, она так хотела его… Она чувствовала приближение самого блаженного момента. Она слышала, как участилось его дыхание.
Наконец-то…
– Я в тебе, – пробормотал он. – Ты чувствуешь это? Ты чувствуешь меня? О, как замечательно, Энни, твое имя. Боже, я обожаю твое имя. Энни, Энни, Энни. О Боже, я кончаю…
– Да, – вскрикнула она.
Это было испепеляющее ощущение, ослепляющее, сладостное, такого блаженства она никогда раньше не ощущала.
Потом они оба лежали рядом, изможденные и счастливые.
Энни понимала, что то, что произошло, изменило ее жизнь, всю ее. Кольцо вокруг нее замкнулось. И хотя жизнь без Джо всегда казалась ей ужасной, сейчас она почему-то ощущала успокоение.
Мир вокруг ожил. Снизу стали доноситься приглушенные голоса, раздался звук спускаемой воды в туалете наверху. На улице слышалось жалобное мяуканье кошки и шум выбрасываемого мусора. Где-то вдали раздалась сирена.
Наступило утро.
Она повернулась к Джо. Одна его нога переплелась с ее ногой, а рукой он обнимал ее за талию.
– Я люблю тебя. – Она произнесла эти слова с такой легкостью, как будто это была строчка из стихотворения, которую она репетировала сотни раз.
Джо убрал прядь волос с ее щеки – она подстриглась всего неделю назад. Волосы ее были короче, чем обычно, и они сейчас стояли на голове блестящим темно-коричневым гребнем. Она вдруг пожалела, что они не успели отрасти длиннее.
Но он не смотрел на ее волосы, его мягкие, коричневые глаза были устремлены на ее лицо.
– Спасибо тебе, – пробормотал он. – За то, за то, что это ты.
– Все произошло легче, чем должно было быть.
– Не говори так, – поднес он палец к ее губам. – Я не испытываю чувства вины. Возможно, я должен… я не знаю. Но, кажется, стараясь быть честными и справедливыми, мы принесли больше вреда, чем пользы.
– Джо… ты думаешь, мы должны. – Она попыталась сесть, но он нежно прижал ее к кровати:
– Энни, мы сейчас здесь, вдвоем… в этой постели. Я не знаю, что произойдет завтра, или послезавтра, или в следующем году. Но сейчас я знаю только одно – я люблю тебя.
Образ Лорел на мгновение возник у нее в голове и тут же исчез. Завтра она будет думать об этом и о своей вине, но не сейчас. Разве не может хоть это мгновение принадлежать ей?
– Еще, Джо, – прошептала она, крепко прижимаясь к нему. – Я хочу еще.
И даже когда он опять был в ней, она почувствовала, что этот момент пролетел очень быстро, хотя она и старалась задержать его, как будто она пила из чашки с дыркой внизу и изо всех сил старалась утолить жажду, пока вся вода не выльется.
34
Ворвавшись в расположенную рядом с залом гостиную, Долли мгновенно начала задыхаться от табачного дыма. Комната с низким потолком была забита до отказа – здесь были мужчины в смокингах, женщины в шелестящих шелковых и жестких переливающихся парчовых платьях. Все стояли группами и время от времени поднимали бокалы с шампанским или брали закуски с серебряных подносов, которые разносили официанты в бордовых пиджаках. Обитые малиновой тканью кресла все были заняты, а горшки с пальмами и журнальные столики со стоящими на них лампами с розовыми абажурами были отодвинуты к стене, чтобы было больше свободного места.
Камерный оркестр, расположившийся в углу под золочеными канделябрами, едва слышно играл какую-то мелодию. Услышав эту музыку, она вспомнила о мелодиях, издаваемых музыкальным ящиком. Глядя на красивые зеркальные двери, на золоченую лепнину на стенах и потолке, она начала вспоминать прошлые ярмарки, когда от с Анри с нетерпением ждали окончания церемонии, чтобы пойти к ней и сжать друг друга в объятиях.
Она ощутила боль в груди и дотронулась рукой до кожи над открытым вырезом своего изумрудно-зеленого атласного платья. У нее кружилась голова, и ее чуть-чуть пошатывало на высоких пятидюймовых каблуках, как будто она старалась удержаться на качающемся канате. И чтобы сохранить равновесие, она схватилась за висящий на груди большой сапфировый кулон.
Анри. Где он, черт возьми? Он сказал, что будет здесь. Но из-за страшного шума она с трудом услышала, что было записано на автоответчике. Она поняла, что он звонил из аэропорта «Шарль де Голль», его самолет вылетал через несколько минут… и он должен быть в Нью-Йорке на ярмарке. Услышав это, она почувствовала себя так, как будто упала в ледяную воду. Он еще сказал, что ему надо было поговорить с ней о чем-то очень важном.
Она смогла сдержать себя и позвонила только вечером в отель «Ридженси», где он обычно останавливался. «Да, – сказали ей, – месье Батист забронировал номер, но еще не приехал». Она попросила оставить ему записку, но он пока не позвонил. Неужели что-то случилось с самолетом? Черт возьми, что означало то короткое сообщение, которое он оставил?
Долли закрыла глаза. «Неужели я потеряла самообладание? Или, может быть, меня ждет какая-то перемена в жизни, и оттого я нервничаю. Но я не могу не думать о том, что Анри хочет поговорить не просто о делах. И если я не выкину эти мысли из головы до того, как он появится, то я наверняка совершу какую-нибудь глупость…»
На нее нахлынули воспоминания. Прошло четыре года с тех пор, как Анри приезжал в Нью-Йорк на ярмарку «Гурмана». Обычно он присылал Помпо с Морисом или Тьерри. Но почему же он решил приехать на этот раз сам?
Ей показалось, что сквозь шум она расслышала слово «похороны». Может быть, старый Жирод умер? И если так, то не означает ли это, что Анри наконец стал свободен?
Нет, вероятнее всего, у Анри какие-нибудь плохие новости. Что, если Франсина победила и вытеснила Долли из его сердца? Ну, нет, вряд ли Анри прилетел бы сюда только для того, чтобы сказать ей об этом? У Долли перехватило дыхание.
Ей необходимо видеть Анри. Она должна все выяснить.
Долли прошла мимо официанта, который тут же протянул ей поднос со стоявшими на нем бокалами для шампанского в виде тюльпанов. Встав на носки своих изумрудно-зеленых атласных туфель, она постаралась увидеть что-нибудь поверх голов. Но Анри не было. На глаза у нее навернулись слезы.
Около бара стояли и разговаривали как закадычные друзья владельцы двух самых крупных бельгийских шоколадных фирм, Крон и Нейгауз, хотя они и были соперниками и каждый мечтал о том, чтобы на экспозицию другого упала люстра В другом конце комнаты Долли разглядела высокого крепко сбитого человека с вьющимися седеющими волосами, Тедди Макклауда ее старого друга по «Пируджина». Она послала ему воздушный поцелуй, и он в ответ подмигнул ей. У стола за которым раздавали закуски, стоял человек и грыз креветки. Разве это не был Робер Линкс из фирмы «Ля мезон дю шоколя»? Она узнала и Мориса Бернашона, и сына Мориса Жан-Жака и Мари Биар из фирмы «Дебов и Гале».
Многие лица она узнавала но имен не помнила. Например, тот коренастый парень из фирмы «Чарльстон Чоклитс», продукцию которой, как говорили, больше всего любила Элизабет Тейлор. Или та светловолосая женщина из фирмы «Ли-Лак», или тот симпатичный человек с румянцем на лице из фирмы «Леонидес». И где, черт его побери, Анри?
Вдруг она подумала, что он мог быть в зале и проверять экспозицию «Жирода».
Долли пробиралась к зеркальным дверям, когда увидела, что кто-то машет ей рукой. Это был импозантный молодой человек, похожий на персонаж из оперы Вагнера с толстой сигаретой во рту, – она забыла его имя и только помнила, что он был как-то связан с фирмой «Тоблер-Сушар». Она помахала блондину в ответ, продолжая двигаться дальше.
В зале было тихо и почти не было народу, кроме работников отеля, занимающихся последними приготовлениями, и судей конкурса рассматривающих экспозиции и делающих какие-то пометки. Позднее, во время обеда судьи испробуют на вкус все съедобные образцы. Она знала что для оценки конфет и трюфелей очень большое значение имели вкус и запах, но качество шоколада было не менее важно, а может быть, даже и важнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69