Собравшись с силами, он осторожно наступил на нее ногой. Камень не осыпался. Суйюн рискнул нажать посильнее. «Хорошо, — подумал монах, — выдержит». Юноша потянул на себя веревку, сделав таким образом небольшой запас, и шагнул в пустоту. Его левая нога заскребла по гладкому камню, отчаянно ища точку опоры. Только сейчас Суйюн понял, что пути назад нет и вернуться на выступ он не сможет!
«Я в руках Ботахары», — подумал монах, оторвал правую ступню от безопасной поверхности карниза и повис на одной руке, пытаясь перебросить ногу через рельефную выпуклость. «Дальше должен быть выступ», — сказал он себе, подняв правую руку к узенькой кромке, за которую держался левой. Места хватало только для двух пальцев, но этого было достаточно. Суйюн мысленно направил в ладони поток энергии ши и перенес тяжесть тела на два скрюченных пальца. Плавно, через сторону, он опустил левую руку к бедру, а затем вытянул ее вбок. Да! Пальцы зашли в вертикальную трещину в граните на целую фалангу. Суйюн смещался влево, пока не нашарил под ногой ровную поверхность, а затем одним быстрым движением передвинулся туда. Воспитанник ордена ботаистов сделал это без всякого усилия; его дыхание по-прежнему оставалось ровным.
— Хвала моим наставникам, — прошептал он и принялся на ощупь обследовать скалу.
Суйюн провел пальцами вдоль трещины и обнаружил, что вверху она образует щель в скальной породе. Монах просунул конец веревки в это естественное углубление и начал запихивать в него провисающую часть веревки, после чего два раза коротко дернул за нее, подавая сигнал Комаваре. Ему было не объяснить князю, каким образом перебраться через огромную ступню изваяния, но при таком положении веревки он наверняка сможет удержать своего спутника, даже если тот оступится и упадет.
Глядя на подрагивающую веревку, монах пытался определить передвижения Комавары. Веревка чуть ослабла, и Суйюн натянул ее, обернув излишек вокруг пояса. Когда провис следующий отрезок веревки, снова натянул. «Сейчас он подойдет к концу карниза», — подумал Суйюн. Веревка замерла. Монах удерживал легкий натяг, читая путь Комавары, как будто их соединяла не веревка', а живой нерв. «Он не знает, как идти дальше», — сообразил Суйюн и немного подождал в надежде, что Комавара догадается протянуть руку или оттолкнуться; увы, веревка оставалась неподвижной. Дальнейшее промедление приведет к тому, что князь устанет, дрогнет и лишится самообладания.
Прошло еще несколько мгновений, и Суйюн решил, что больше ждать нельзя. Медленно, прилагая значительное усилие, он начал тянуть веревку. Комавару потащит вверх и влево, думал монах. Поймет ли он, в чем дело?
Ветер не прекращал своих пронзительных завываний, взметал клубы пыли с выступа и трепал одежды монаха, будто плохо поставленный парус. Веревка оставалась в прежнем положении — Комавара не двигался с места. Внезапно Суйюн почувствовал резкий рывок, за ним второй. Монах ответил на сигнал тем же. Он напрягся и ощутил, как веревка впивается в его мышцы под тяжестью возросшего веса. Последовал еще один рывок, и до Суйюна дошло, что князь не нашел трещины в скале, а для продвижения использовал веревку, просто хватаясь за нее то одной, то другой рукой. Инициат покрепче обернул вокруг пояса жесткие волокна веревки и стал ждать. Через секунду Комавара мягко перепрыгнул на каменный карниз. Его хриплое дыхание было слышно даже сквозь вой ветра.
Страх, понял Суйюн. Инициат успел почувствовать в воздухе этот острый запах, прежде чем он растворился в ночной тьме.
— Вы можете передвигаться, князь? — спросил монах.
Комавара попытался взять себя в руки.
— Да… Не волнуйтесь. Мы должны идти дальше. — Комавара встал на колени и принялся сворачивать веревку. Немного погодя Суйюн потянул князя за рукав и повел его за собой.
Поверхность выступа на протяжении нескольких шагов не менялась. Потом они обнаружили, что некоторые камни у края карниза шатаются; силы природы — солнце, лед и ветер — отсекли их от скальной глыбы. Суйюн качнул первый камень и решил, что он выдержит. Остальные были почти такими же прочными; вниз ссыпалось лишь несколько обломков, и еще пара камней была готова отколоться. Оба скалолаза осторожно перебрались через разбитый участок, сознавая, что даже свист ветра не заглушит звука падающих камней.
Они снова подошли к месту, где камень выдавался над гладкой стеной утеса, хотя и не так значительно, как в первый раз. Бедро Возлюбленной Ботахары, подумал Суйюн, и образ сплетенных тел словно в насмешку встал перед его глазами. Монах ощупал скалу и нашарил несколько продольных трещин, которые поднимались вверх по рельефу.
На волнах темного озера мерцали и покачивались огоньки лодок Сёнто. Отсюда они казались такими далекими, такими крошечными. «Сёнто — великий генерал, — подумал Суйюн, — и все возможное для прорыва сделано. Надо надеяться, что не подведут и остальные. Успех плана зависел от стольких обстоятельств, от стольких разных людей…»
Добравшись до нужной точки, инициат отогнал все мысли. Руками он исследовал трещины так высоко, как только мог достать. Внутри они были на удивление гладкими — старыми и истертыми, но более просторными, чем ожидал Суйюн. Он просунул руку в одно из углублений и обнаружил, что оно довольно длинное, а в ширину — с целый кулак.
Ну что ж, подумал Суйюн, посмотрим, стоили чего-нибудь долгие часы дискуссий с князем Комаварой или нет. Он перевязал веревку на уровне груди и удостоверился, что Комавара развязал второй конец. На короткий миг Суйюн замер перед самым ответственным этапом и обратился к своему «я», желая убедиться в том, что обрел «спокойствие воли», как называли это его наставники.
Монах начал взбираться по отвесной круче, цепляясь замотанными в тряпки ногами и руками, преодолевая дюйм за дюймом. Длина веревки равнялась росту двадцати пяти мужчин — Суйюн не решился взять больше, опасаясь запутать ее. Вторую половину веревки такой же длины нес Комавара. Если проем, в который они должны влезть, находится выше, чем они думали, то им не удастся добросить конец веревки до лодки. Суйюн гнал прочь сомнения и, упорно карабкаясь вверх, старался сосредоточиться на изломах камня перед глазами и точном расчете каждого движения.
Ветер зло налетал на монаха — и отступал, так и не сумев оторвать его от скалы. Суйюн содрал кожу на костяшках пальцев, от постоянного трения о камень его лодыжки сочились сукровицей. Монаху чудилось, что он поднимается в иные сферы. Хотя он и не относил себя к суеверным людям, но все же не мог избавиться от ощущения, что давно поверженные Братья витают над ним, не в силах покинуть мир живых.
Вот он, вот он, наш враг, грозно рекут они. Он поднимается по бедру Возлюбленной Ботахары, будто не знает, что это страшное богохульство! Пусть же сгинет он в вечной тьме!
Утес стал чуть более пологим, и, преодолев холодное каменное бедро статуи, Суйюн остановился, чтобы передохнуть. Ему пригодилось все, чему его так долго обучали в монастыре. Энергия ши текла по рукам и ногам, и, несмотря на коварные порывы ветра, монаху удавалось сохранить идеальное равновесие.
Он достиг точки, в которой тела Любовников соединялись. Никакая выучка не могла подготовить его к тому, чтобы увидеть подобное зрелище так близко.
— Ересь, — прошептал Суйюн.
Казалось, сам камень кричал о святотатстве, и все же Суйюн отчаянно льнул к нему.
Только сейчас он осознал, что стоит на месте, и эта оплошность привела его в ужас. Мысленно он начал молиться Ботахаре, чтобы восстановить концентрацию воли. «От моего успеха зависит жизнь моего господина, — твердил себе монах, — всех его слуг и членов семьи. Княжна Нисима…» — Губы инициата сами произнесли это имя. «Я недостоин трудов своих наставников», — укорил он себя.
Юноша вновь принялся читать молитвы и полез вверх по направлению к трещине, которая проходила над бедром Просветленного Владыки. Он мысленно прикинул, какую часть веревки использовал. По его расчетам, у Комавары все еще оставалась половина веревки. Трещина внезапно стала шире и глубже, так что Суйюн смог полностью просунуть в нее руку. По мере продвижения наверх трещина продолжала расширяться, и скоро уже в излом поместилось плечо. Ветер дул в расщелину, словно в воронку, — его ледяная длань толкала Суйюна вниз, вынуждая инициата преодолевать сопротивление. Наконец после долгой борьбы пальцы монаха нащупали верх бедра статуи, и он понял, что эта поверхность имеет небольшой бортик. Он подтянулся повыше, сражаясь со скалой, которая хватала его за одежду и цепляла веревку.
Суйюн всмотрелся в темноту, силясь разглядеть, куда уходит выступ. Серый контур карниза вроде бы резко уходил вверх по диагонали, но потом растворялся в бархате ночи, и монах уже ничего не видел. Он порылся в памяти, чтобы вспомнить очертания рельефа. Спина Ботахары? Суйюн пересек статую в самом узком месте, поэтому такой вариант не исключался. Окно, в которое они собирались влезть, находилось почти прямо над ним, однако наличие выступа давало неожиданное удобство.
Уперевшись ногами в уступ, Суйюн протиснулся обратно в расщелину и начал сматывать веревку. Когда она натянулась, он дважды слегка дернул и приготовился к тому моменту, когда Комавара начнет подъем. Ветер так и не стих, а продолжал выть и биться о скалы, как обезумевший дракон.
Комавара был уже всего в нескольких футах от монаха, когда тот услышал звук его приближения. Казалось, прошла целая вечность, пока князь добрался до выступа; Суйюн не однажды почувствовал тяжесть его веса на веревке. Комавара с трудом перелез через ноги инициата и, подтянувшись, взобрался на каменный карниз. Молодой князь тяжело дышал, его мускулы дрожали от напряжения.
— Где мы? — наконец спросил он.
— Вы сидите верхом на спине Безликого Любовника, — шепнул Суйюн.
— Но что представляет собой этот выступ?
— Изгиб Его спины. Когда-то давно с помощью этого карниза статую перед праздниками украшали тканью.
— Значит, он ведет к окну?
— Вряд ли, ваша светлость. Древние монахи были слишком осторожны. Чтобы попасть на карниз, они использовали лестницы или веревки. Проем должен быть под нами и немного левее. Не знаю, какой способ быстрее и легче: лезть дальше вверх или перейти по карнизу и спуститься к окну, которое придется искать в темноте.
Комавара задумался.
— По-моему, брат, тот проем, что слева, ближе к воде, и, следовательно, подъем для солдат Сёнто будет удобнее.
Суйюн осознал, что разобраться, какой путь легче, в кромешной тьме невозможно. Он склонялся к тому, чтобы идти по карнизу: все-таки выступ был довольно прочным и лежал у них под ногами. Кроме того, лучше уж двигаться по нему, чем снова карабкаться вверх в полной темноте.
— Думаю, нам стоит обследовать выступ, князь Комавара. Я согласен с вами: место довольно низкое, и веревки, несомненно, достанут до воды.
С этими словами монах встал по другую сторону от своего спутника и двинулся вдоль карниза. Сначала он передвигался на четвереньках, потом выступ сузился, и монах пополз на животе. Ширина каменной полоски продолжала уменьшаться, и Суйюну пришлось свесить над краем руку и ногу. Он полз с закрытыми глазами, чтобы в них не попадала мельчайшая каменная пыль, клубы которой взвихрял ветер. Дважды ему приходилось преодолевать участки, где камень треснул и отвалился, но это лишь немного замедлило продвижение юного ботаиста и стало проверкой его ловкости.
Выступ внезапно закончился маленькой площадкой, подтверждая теорию Суйюна о том, что для доступа к отверстию монахи применяли веревки либо лестницы. Окровавленными пальцами монах нащупал трещину, которая шла вдоль нижней поверхности выступа, но ничего похожего на опору или зубец, вокруг которого можно было бы завязать узел.
«Князю придется спускаться самостоятельно, — подумал Суйюн. — Я не смогу спасти его, если он упадет, иначе сам соскользну с карниза». Он развязал узел веревки на груди, натянул ее и подал Комаваре условный сигнал — два коротких рывка и еще один после паузы. Через секунду веревка ослабла. Суйюн аккуратно свернул излишек и уложил веревку так, чтобы не запутаться в ней в случае падения Комавары. Дважды провисание веревки прекращалось — Комавара переползал участки с разбитым камнем, и каждый раз Суйюн еле сдерживался, чтобы не обвязать веревку вокруг пояса, но затем движение возобновлялось.
Когда Комавара добрался до площадки, они даже не решились заговорить — так сильно довлели над ними сомнения, где же находится тот самый искомый проем. Наконец князь склонился к уху Суйюна и произнес:
— Может, окно прямо под нами, брат?
Несмотря на мрак, монах чувствовал, что князь трет глаза, пытаясь избавиться от едкой пыли.
— Не знаю, — прошептал инициат. — Оно где-то рядом, примерно на три человеческих роста ниже, но левее.
Комавара перегнулся через край и пошарил по камню рукой, потом влез обратно и зашептал на ухо Суйюну:
— Скала гладкая, за нее не зацепиться. Что будем делать?
Суйюн снова ощупал трещину вдоль стены.
— Ваш меч, князь Комавара. Сделаем из него якорь. — Он взял руку молодого воина и показал ему расщелину.
— Нет, мы должны придумать другой способ! Меч принадлежал еще моему отцу! Я не могу им пожертвовать.
Суйюн положил ладонь на предплечье князя.
— У нас больше ничего нет.
Ветер бесновался вокруг утеса, заставляя скалолазов на узком карнизе прижиматься к стене. Комавара принялся медленно отстегивать от пояса свое оружие. Через несколько мгновений он снял меч и ножны и молча передал их монаху. Острием меча Суйюн потыкал в расщелину, пока не нашел самое глубокое место, после чего вогнал в него вложенный в ножны меч на длину ладони. Затем аккуратно затянул веревку вокруг меча и затолкал узел как можно дальше.
— Лучше первым пойду я, ваша светлость. В борьбе без оружия у меня есть преимущество. — Не дожидаясь ответа, Суйюн обвязался веревкой и скользнул через край утеса.
На вертикальной поверхности скалы ветер задувал еще сильнее. Суйюн уперся ногами в камень и откинулся назад, но яростный порыв швырнул его сначала в одну сторону, потом в другую. Не спеша пропуская веревку между обмотанными в тряпки ладонями, Суйюн постепенно спускался, помогая себе ногами.
Проем уже близко… В густом мраке ничего не было видно. И вдруг ветер донес запах соли, пота и масла. Монах покрутил головой, пытаясь определить источник… Есть! Да, запах исходил именно оттуда. Монах передвинулся еще левее, но его нога соскользнула, и он остановился. По мере того как он смещался в сторону относительно точки, в которой была закреплена веревка, его, словно маятник, тянуло обратно к центру. Он осилил еще два шага, однако дальше двигаться не мог. Во тьме ему померещилась какая-то полоска. Что это — отблеск света?
Неожиданно он услышал чей-то голос — если не ветер сыграл с ним шутку. Надо спуститься пониже, решил монах, и веревка заскользила в его ладонях. Вот опять! Он уже почти различал слова. Суйюн продолжал сползать по веревке, стараясь упираться ногами в гранит и забирать влево.
— Сегодня на равнине что-то неспокойно. — Голос прозвучал совсем рядом!
— Это из-за князя Сёнто. Надеюсь, он поможет нашему господину очистить землю от угонщиков скота.
— Ха! Той зимой, когда Сёнто и Хадзивара станут союзниками, зацветут сады.
— Что ж, до сегодняшнего дня и осень была необычно теплой. Может, это знамение. Ладно, извини, меня ждут дела.
Суйюн почти слышал, как собеседники раскланялись в темноте. Он понял, что должен спуститься еще немного, но сначала ему необходимо вернуться к центральной оси маятника. Если подбираться к проему так, как сейчас, его нога может соскользнуть с гладкой стены, и это обязательно насторожит охранников. Существовал лишь один верный путь к окну. Суйюн переместился вправо, оттолкнувшись как можно сильнее, и принялся ждать помощи Бога Ветра. Монах начал мысленно читать молитвы и напрягся, словно перед кулачным боем. «Что хорошо для рода Сёнто, хорошо и для моего ордена», — сказал он себе. Им владело какое-то предчувствие — нет, не страх, но опасение, что его ждет серьезная схватка. «Пусть только мне не придется убивать», — молился он. Члены братства ботаистов и прежде участвовали в битвах, убеждал себя инициат, и хотя они сражались за будущее последователей Ботахары, разницы здесь никакой нет. Князь Сёнто поддерживает ботаистскую религию вопреки воле императора и за это заслуживает безоговорочной преданности членов ордена.
Суйюн не мог предполагать, где именно стоит стражник и стоит ли он у окна вообще. Судя по погоде, солдат должен был отойти в глубь помещения, насколько позволяли его обязанности.
Чувствуя, что ветер поднимается, Суйюн собрался с духом. Когда ветер задул в полную силу, монах побежал по каменной стене, превратившись в живой маятник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
«Я в руках Ботахары», — подумал монах, оторвал правую ступню от безопасной поверхности карниза и повис на одной руке, пытаясь перебросить ногу через рельефную выпуклость. «Дальше должен быть выступ», — сказал он себе, подняв правую руку к узенькой кромке, за которую держался левой. Места хватало только для двух пальцев, но этого было достаточно. Суйюн мысленно направил в ладони поток энергии ши и перенес тяжесть тела на два скрюченных пальца. Плавно, через сторону, он опустил левую руку к бедру, а затем вытянул ее вбок. Да! Пальцы зашли в вертикальную трещину в граните на целую фалангу. Суйюн смещался влево, пока не нашарил под ногой ровную поверхность, а затем одним быстрым движением передвинулся туда. Воспитанник ордена ботаистов сделал это без всякого усилия; его дыхание по-прежнему оставалось ровным.
— Хвала моим наставникам, — прошептал он и принялся на ощупь обследовать скалу.
Суйюн провел пальцами вдоль трещины и обнаружил, что вверху она образует щель в скальной породе. Монах просунул конец веревки в это естественное углубление и начал запихивать в него провисающую часть веревки, после чего два раза коротко дернул за нее, подавая сигнал Комаваре. Ему было не объяснить князю, каким образом перебраться через огромную ступню изваяния, но при таком положении веревки он наверняка сможет удержать своего спутника, даже если тот оступится и упадет.
Глядя на подрагивающую веревку, монах пытался определить передвижения Комавары. Веревка чуть ослабла, и Суйюн натянул ее, обернув излишек вокруг пояса. Когда провис следующий отрезок веревки, снова натянул. «Сейчас он подойдет к концу карниза», — подумал Суйюн. Веревка замерла. Монах удерживал легкий натяг, читая путь Комавары, как будто их соединяла не веревка', а живой нерв. «Он не знает, как идти дальше», — сообразил Суйюн и немного подождал в надежде, что Комавара догадается протянуть руку или оттолкнуться; увы, веревка оставалась неподвижной. Дальнейшее промедление приведет к тому, что князь устанет, дрогнет и лишится самообладания.
Прошло еще несколько мгновений, и Суйюн решил, что больше ждать нельзя. Медленно, прилагая значительное усилие, он начал тянуть веревку. Комавару потащит вверх и влево, думал монах. Поймет ли он, в чем дело?
Ветер не прекращал своих пронзительных завываний, взметал клубы пыли с выступа и трепал одежды монаха, будто плохо поставленный парус. Веревка оставалась в прежнем положении — Комавара не двигался с места. Внезапно Суйюн почувствовал резкий рывок, за ним второй. Монах ответил на сигнал тем же. Он напрягся и ощутил, как веревка впивается в его мышцы под тяжестью возросшего веса. Последовал еще один рывок, и до Суйюна дошло, что князь не нашел трещины в скале, а для продвижения использовал веревку, просто хватаясь за нее то одной, то другой рукой. Инициат покрепче обернул вокруг пояса жесткие волокна веревки и стал ждать. Через секунду Комавара мягко перепрыгнул на каменный карниз. Его хриплое дыхание было слышно даже сквозь вой ветра.
Страх, понял Суйюн. Инициат успел почувствовать в воздухе этот острый запах, прежде чем он растворился в ночной тьме.
— Вы можете передвигаться, князь? — спросил монах.
Комавара попытался взять себя в руки.
— Да… Не волнуйтесь. Мы должны идти дальше. — Комавара встал на колени и принялся сворачивать веревку. Немного погодя Суйюн потянул князя за рукав и повел его за собой.
Поверхность выступа на протяжении нескольких шагов не менялась. Потом они обнаружили, что некоторые камни у края карниза шатаются; силы природы — солнце, лед и ветер — отсекли их от скальной глыбы. Суйюн качнул первый камень и решил, что он выдержит. Остальные были почти такими же прочными; вниз ссыпалось лишь несколько обломков, и еще пара камней была готова отколоться. Оба скалолаза осторожно перебрались через разбитый участок, сознавая, что даже свист ветра не заглушит звука падающих камней.
Они снова подошли к месту, где камень выдавался над гладкой стеной утеса, хотя и не так значительно, как в первый раз. Бедро Возлюбленной Ботахары, подумал Суйюн, и образ сплетенных тел словно в насмешку встал перед его глазами. Монах ощупал скалу и нашарил несколько продольных трещин, которые поднимались вверх по рельефу.
На волнах темного озера мерцали и покачивались огоньки лодок Сёнто. Отсюда они казались такими далекими, такими крошечными. «Сёнто — великий генерал, — подумал Суйюн, — и все возможное для прорыва сделано. Надо надеяться, что не подведут и остальные. Успех плана зависел от стольких обстоятельств, от стольких разных людей…»
Добравшись до нужной точки, инициат отогнал все мысли. Руками он исследовал трещины так высоко, как только мог достать. Внутри они были на удивление гладкими — старыми и истертыми, но более просторными, чем ожидал Суйюн. Он просунул руку в одно из углублений и обнаружил, что оно довольно длинное, а в ширину — с целый кулак.
Ну что ж, подумал Суйюн, посмотрим, стоили чего-нибудь долгие часы дискуссий с князем Комаварой или нет. Он перевязал веревку на уровне груди и удостоверился, что Комавара развязал второй конец. На короткий миг Суйюн замер перед самым ответственным этапом и обратился к своему «я», желая убедиться в том, что обрел «спокойствие воли», как называли это его наставники.
Монах начал взбираться по отвесной круче, цепляясь замотанными в тряпки ногами и руками, преодолевая дюйм за дюймом. Длина веревки равнялась росту двадцати пяти мужчин — Суйюн не решился взять больше, опасаясь запутать ее. Вторую половину веревки такой же длины нес Комавара. Если проем, в который они должны влезть, находится выше, чем они думали, то им не удастся добросить конец веревки до лодки. Суйюн гнал прочь сомнения и, упорно карабкаясь вверх, старался сосредоточиться на изломах камня перед глазами и точном расчете каждого движения.
Ветер зло налетал на монаха — и отступал, так и не сумев оторвать его от скалы. Суйюн содрал кожу на костяшках пальцев, от постоянного трения о камень его лодыжки сочились сукровицей. Монаху чудилось, что он поднимается в иные сферы. Хотя он и не относил себя к суеверным людям, но все же не мог избавиться от ощущения, что давно поверженные Братья витают над ним, не в силах покинуть мир живых.
Вот он, вот он, наш враг, грозно рекут они. Он поднимается по бедру Возлюбленной Ботахары, будто не знает, что это страшное богохульство! Пусть же сгинет он в вечной тьме!
Утес стал чуть более пологим, и, преодолев холодное каменное бедро статуи, Суйюн остановился, чтобы передохнуть. Ему пригодилось все, чему его так долго обучали в монастыре. Энергия ши текла по рукам и ногам, и, несмотря на коварные порывы ветра, монаху удавалось сохранить идеальное равновесие.
Он достиг точки, в которой тела Любовников соединялись. Никакая выучка не могла подготовить его к тому, чтобы увидеть подобное зрелище так близко.
— Ересь, — прошептал Суйюн.
Казалось, сам камень кричал о святотатстве, и все же Суйюн отчаянно льнул к нему.
Только сейчас он осознал, что стоит на месте, и эта оплошность привела его в ужас. Мысленно он начал молиться Ботахаре, чтобы восстановить концентрацию воли. «От моего успеха зависит жизнь моего господина, — твердил себе монах, — всех его слуг и членов семьи. Княжна Нисима…» — Губы инициата сами произнесли это имя. «Я недостоин трудов своих наставников», — укорил он себя.
Юноша вновь принялся читать молитвы и полез вверх по направлению к трещине, которая проходила над бедром Просветленного Владыки. Он мысленно прикинул, какую часть веревки использовал. По его расчетам, у Комавары все еще оставалась половина веревки. Трещина внезапно стала шире и глубже, так что Суйюн смог полностью просунуть в нее руку. По мере продвижения наверх трещина продолжала расширяться, и скоро уже в излом поместилось плечо. Ветер дул в расщелину, словно в воронку, — его ледяная длань толкала Суйюна вниз, вынуждая инициата преодолевать сопротивление. Наконец после долгой борьбы пальцы монаха нащупали верх бедра статуи, и он понял, что эта поверхность имеет небольшой бортик. Он подтянулся повыше, сражаясь со скалой, которая хватала его за одежду и цепляла веревку.
Суйюн всмотрелся в темноту, силясь разглядеть, куда уходит выступ. Серый контур карниза вроде бы резко уходил вверх по диагонали, но потом растворялся в бархате ночи, и монах уже ничего не видел. Он порылся в памяти, чтобы вспомнить очертания рельефа. Спина Ботахары? Суйюн пересек статую в самом узком месте, поэтому такой вариант не исключался. Окно, в которое они собирались влезть, находилось почти прямо над ним, однако наличие выступа давало неожиданное удобство.
Уперевшись ногами в уступ, Суйюн протиснулся обратно в расщелину и начал сматывать веревку. Когда она натянулась, он дважды слегка дернул и приготовился к тому моменту, когда Комавара начнет подъем. Ветер так и не стих, а продолжал выть и биться о скалы, как обезумевший дракон.
Комавара был уже всего в нескольких футах от монаха, когда тот услышал звук его приближения. Казалось, прошла целая вечность, пока князь добрался до выступа; Суйюн не однажды почувствовал тяжесть его веса на веревке. Комавара с трудом перелез через ноги инициата и, подтянувшись, взобрался на каменный карниз. Молодой князь тяжело дышал, его мускулы дрожали от напряжения.
— Где мы? — наконец спросил он.
— Вы сидите верхом на спине Безликого Любовника, — шепнул Суйюн.
— Но что представляет собой этот выступ?
— Изгиб Его спины. Когда-то давно с помощью этого карниза статую перед праздниками украшали тканью.
— Значит, он ведет к окну?
— Вряд ли, ваша светлость. Древние монахи были слишком осторожны. Чтобы попасть на карниз, они использовали лестницы или веревки. Проем должен быть под нами и немного левее. Не знаю, какой способ быстрее и легче: лезть дальше вверх или перейти по карнизу и спуститься к окну, которое придется искать в темноте.
Комавара задумался.
— По-моему, брат, тот проем, что слева, ближе к воде, и, следовательно, подъем для солдат Сёнто будет удобнее.
Суйюн осознал, что разобраться, какой путь легче, в кромешной тьме невозможно. Он склонялся к тому, чтобы идти по карнизу: все-таки выступ был довольно прочным и лежал у них под ногами. Кроме того, лучше уж двигаться по нему, чем снова карабкаться вверх в полной темноте.
— Думаю, нам стоит обследовать выступ, князь Комавара. Я согласен с вами: место довольно низкое, и веревки, несомненно, достанут до воды.
С этими словами монах встал по другую сторону от своего спутника и двинулся вдоль карниза. Сначала он передвигался на четвереньках, потом выступ сузился, и монах пополз на животе. Ширина каменной полоски продолжала уменьшаться, и Суйюну пришлось свесить над краем руку и ногу. Он полз с закрытыми глазами, чтобы в них не попадала мельчайшая каменная пыль, клубы которой взвихрял ветер. Дважды ему приходилось преодолевать участки, где камень треснул и отвалился, но это лишь немного замедлило продвижение юного ботаиста и стало проверкой его ловкости.
Выступ внезапно закончился маленькой площадкой, подтверждая теорию Суйюна о том, что для доступа к отверстию монахи применяли веревки либо лестницы. Окровавленными пальцами монах нащупал трещину, которая шла вдоль нижней поверхности выступа, но ничего похожего на опору или зубец, вокруг которого можно было бы завязать узел.
«Князю придется спускаться самостоятельно, — подумал Суйюн. — Я не смогу спасти его, если он упадет, иначе сам соскользну с карниза». Он развязал узел веревки на груди, натянул ее и подал Комаваре условный сигнал — два коротких рывка и еще один после паузы. Через секунду веревка ослабла. Суйюн аккуратно свернул излишек и уложил веревку так, чтобы не запутаться в ней в случае падения Комавары. Дважды провисание веревки прекращалось — Комавара переползал участки с разбитым камнем, и каждый раз Суйюн еле сдерживался, чтобы не обвязать веревку вокруг пояса, но затем движение возобновлялось.
Когда Комавара добрался до площадки, они даже не решились заговорить — так сильно довлели над ними сомнения, где же находится тот самый искомый проем. Наконец князь склонился к уху Суйюна и произнес:
— Может, окно прямо под нами, брат?
Несмотря на мрак, монах чувствовал, что князь трет глаза, пытаясь избавиться от едкой пыли.
— Не знаю, — прошептал инициат. — Оно где-то рядом, примерно на три человеческих роста ниже, но левее.
Комавара перегнулся через край и пошарил по камню рукой, потом влез обратно и зашептал на ухо Суйюну:
— Скала гладкая, за нее не зацепиться. Что будем делать?
Суйюн снова ощупал трещину вдоль стены.
— Ваш меч, князь Комавара. Сделаем из него якорь. — Он взял руку молодого воина и показал ему расщелину.
— Нет, мы должны придумать другой способ! Меч принадлежал еще моему отцу! Я не могу им пожертвовать.
Суйюн положил ладонь на предплечье князя.
— У нас больше ничего нет.
Ветер бесновался вокруг утеса, заставляя скалолазов на узком карнизе прижиматься к стене. Комавара принялся медленно отстегивать от пояса свое оружие. Через несколько мгновений он снял меч и ножны и молча передал их монаху. Острием меча Суйюн потыкал в расщелину, пока не нашел самое глубокое место, после чего вогнал в него вложенный в ножны меч на длину ладони. Затем аккуратно затянул веревку вокруг меча и затолкал узел как можно дальше.
— Лучше первым пойду я, ваша светлость. В борьбе без оружия у меня есть преимущество. — Не дожидаясь ответа, Суйюн обвязался веревкой и скользнул через край утеса.
На вертикальной поверхности скалы ветер задувал еще сильнее. Суйюн уперся ногами в камень и откинулся назад, но яростный порыв швырнул его сначала в одну сторону, потом в другую. Не спеша пропуская веревку между обмотанными в тряпки ладонями, Суйюн постепенно спускался, помогая себе ногами.
Проем уже близко… В густом мраке ничего не было видно. И вдруг ветер донес запах соли, пота и масла. Монах покрутил головой, пытаясь определить источник… Есть! Да, запах исходил именно оттуда. Монах передвинулся еще левее, но его нога соскользнула, и он остановился. По мере того как он смещался в сторону относительно точки, в которой была закреплена веревка, его, словно маятник, тянуло обратно к центру. Он осилил еще два шага, однако дальше двигаться не мог. Во тьме ему померещилась какая-то полоска. Что это — отблеск света?
Неожиданно он услышал чей-то голос — если не ветер сыграл с ним шутку. Надо спуститься пониже, решил монах, и веревка заскользила в его ладонях. Вот опять! Он уже почти различал слова. Суйюн продолжал сползать по веревке, стараясь упираться ногами в гранит и забирать влево.
— Сегодня на равнине что-то неспокойно. — Голос прозвучал совсем рядом!
— Это из-за князя Сёнто. Надеюсь, он поможет нашему господину очистить землю от угонщиков скота.
— Ха! Той зимой, когда Сёнто и Хадзивара станут союзниками, зацветут сады.
— Что ж, до сегодняшнего дня и осень была необычно теплой. Может, это знамение. Ладно, извини, меня ждут дела.
Суйюн почти слышал, как собеседники раскланялись в темноте. Он понял, что должен спуститься еще немного, но сначала ему необходимо вернуться к центральной оси маятника. Если подбираться к проему так, как сейчас, его нога может соскользнуть с гладкой стены, и это обязательно насторожит охранников. Существовал лишь один верный путь к окну. Суйюн переместился вправо, оттолкнувшись как можно сильнее, и принялся ждать помощи Бога Ветра. Монах начал мысленно читать молитвы и напрягся, словно перед кулачным боем. «Что хорошо для рода Сёнто, хорошо и для моего ордена», — сказал он себе. Им владело какое-то предчувствие — нет, не страх, но опасение, что его ждет серьезная схватка. «Пусть только мне не придется убивать», — молился он. Члены братства ботаистов и прежде участвовали в битвах, убеждал себя инициат, и хотя они сражались за будущее последователей Ботахары, разницы здесь никакой нет. Князь Сёнто поддерживает ботаистскую религию вопреки воле императора и за это заслуживает безоговорочной преданности членов ордена.
Суйюн не мог предполагать, где именно стоит стражник и стоит ли он у окна вообще. Судя по погоде, солдат должен был отойти в глубь помещения, насколько позволяли его обязанности.
Чувствуя, что ветер поднимается, Суйюн собрался с духом. Когда ветер задул в полную силу, монах побежал по каменной стене, превратившись в живой маятник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53