Если он обнаружит ее, вы можете быть уверены в том, что я прочту ее, получив от него из рук в руки. Но он сможет пробыть в этих местах только две недели. Прощайте, д'Артаньян ! Прощайте, Атос!
Прощайте, Портос, засвидетельствуйте мое уважение госпоже дю Валлон!
И Арамис исчез в темноте. Вскоре из-за деревьев неподалеку послышалось позвякивание шпор о стремена, приглушенный голос произнес какую-то фразу, и вот уже только быстро удаляющийся топот копыт свидетельствовал о том, что Арамис явился им не во сне, а наяву.
Трое друзей безмолвно возвратились в лагерь. Дорогой Никто не проронил ни слова.
И снова потянулись дни. На шестой день г-н де Тревиль вызвал лейтенанта д'Артаньяна и прочитал ему вслух приказ короля, в котором полку мушкетеров предлагалось выступить в Париж в связи с окончанием военных действий.
О лейтенанте д'Артаньяне в королевском приказе не говорилось ни слова.
Несмотря на свое мужество и силу воли, д'Артаньян побледнел.
Господин де Тревиль отложил в сторону бумагу с королевским гербом.
– А теперь, молодой человек, позвольте-ка мне прочесть вам несколько строк из неофициального письма его величества к капитану своих мушкетеров, – хитро улыбнувшись, произнес он.
С этими словами капитан мушкетеров извлек из кармана королевское послание и прочитал следующее:
– …что же касается Вашего представления к награде господина лейтенанта мушкетеров, то, в силу открывшихся новых обстоятельств, последнее невозможно. Однако прошу передать господину лейтенанту мою благодарность за поведение в деле при Кастельнодари и сообщить ему, что я ценю его преданность. Рассчитываю, что господин лейтенант мушкетеров и впредь будет неотлучно находиться со своими подчиненными, воинская доблесть коих удваивается, когда во главе их стоят подобные офицеры.
– Это означает…
– Это означает, что пока с наградой придется повременить. Только и всего! – сказал г-н де Тревиль. – И все же, примите мои поздравления, молодой человек. Прибыв в Париж, вы начали очень неплохо. Но мало хорошо начать, гораздо важнее и труднее так же хорошо продолжить! Кажется, вам это удалось!
* * *
В тот же вечер в дупло третьего дерева, считая от основания холма, была опущена записка, в которой значилось:
«Все завершилось благополучно. До встречи. Друзья».
Утром Портос лично опустил руку в дупло и долго пытался нашарить там бумагу. Но тщетно. Чья-то рука вынула послание.
– Что ж, отлично! – обрадовался Атос. – Наш аббат будет знать, что не напрасно наведывался в Париж, подбив и нас составить ему компанию!
– Я – самый счастливый и самый несчастный человек на свете! – вскричал д'Артаньян.
– Почему? – спросил Портос. Атос же промолчал.
– Потому что у меня есть такие друзья! И потому что я снова расстаюсь с ними!
– Открою вам секрет, д'Артаньян. Я – тоже, – промолвил Атос. – Мы расстаемся друг с другом.
– Как, вы не проводите меня до замка дю Валлон?! – вскричал Портос. – Госпожа дю Валлон будет очень рада познакомиться с вами!
– Нет, я должен ехать в Блуа, – покачал головой Атос.
– Я отсутствовал несколько дольше, чем предполагалось, – заметил Портос. – Встреча с моей супругой прошла бы значительно спокойнее, будь вы со мной, дорогой граф, – добавил он с сожалением.
На следующий день мушкетеры короля, а вернее, мушкетеры де Тревиля выступили в поход. Они возвращались в Париж с победой. Во главе их на сером английском жеребце гордо скакал их командир, гасконский дворянин шевалье де Тревиль. Рядом с ним, опережая остальных офицеров, но держась на полкорпуса позади своего капитана, гарцевал на гнедой лошади лейтенант мушкетеров, гасконский дворянин шевалье д'Артаньян.
Эпилог
Бежар был казнен за умысел отравить Ришелье.
В марте того же 1632 года начался процесс над маршалом Марийаком, обвиненным не в государственной измене, а… в хищении казны. Ему отрубили голову на Гревской площади.
– Хоть бы причину моей казни подыскали порядочную! – говорил маршал, всходя на эшафот. – А то обвинили в преступлении, за которое и лакея-то не стоило бы наказывать телесно.
Генрих Монморанси был казнен в том же году в Тулузе.
Это случилось ровно через тысячу двести семьдесят два дня после полученного им пророчества. Он был последним из списка в красной книжечке кардинала.
Отец и дочь Перье нашли пристанище в монастыре Пор-Руаяль и стали полноправными членами общины.
Получив сообщение о бегстве д'Артаньяна из Сен-Жермена на обратном пути в Бастилию, о котором г-н дю Трамбле поначалу не решился сообщить кардиналу, его высокопреосвященство долго молчал. Так и не проронив ни слова по этому поводу, кардинал простился с королем и возвратился к себе во дворец. Там же он долго сидел за письменным столом, не замечая тревожных переглядываний писцов за своей спиной. «Положительно необходимо, чтобы гасконец перешел ко мне на службу, – думал кардинал. – И те трое – тоже».
Восстановив душевное равновесие, Ришелье снова отправился к королю. Подробности их беседы навеки утрачены для потомков: она происходила с глазу на глаз.
Возвратившись в Париж, д'Артаньян отыскал Планше, бледного, но уже самостоятельно передвигавшегося, опираясь на палку. Жемблу, при виде столь плачевного состояния сержанта пикинеров Пьемонтского полка, проникся к нему участием, и свары между ними прекратились. Таким образом, д'Артаньян, вернувшись, получил двух верных слуг и мир в доме. Хотя на первых порах ему и пришлось ухаживать за Планше, несмотря на смущение и протесты последнего.
Справки, наведенные мушкетером о Камилле, не принесли результатов. Д'Артаньян не был вхож в великосветские салоны Парижа.
Зато он регулярно получал письма от Атоса и Портоса.
Из них следовало, что Портос благополучно перенес первую встречу с бывшей г-жой Кокнар. А в скором времени в замок дю Валлон пришла бумага, разрешающая г-ну и г-же дю Валлон не соблюдать постных дней по причине их слабого здоровья. Бумага была подписана нунцием Его Святейшества Папы Урбана VIII. Отсюда следовало, писал Портос, что дела Арамиса обстоят неплохо.
Атос же в своей манере коротко и точно сообщал о размеренной жизни в Блуа и о ремонте замка. С тревогой и печалью д'Артаньян все чаще убеждался, что рука графа дрожала. Атос, уединившись в обветшавшем родовом гнезде, снова стал крепко пить.
Между тем политический небосклон опять заволакивали тучи. В Европе продолжалась Тридцатилетняя война, и Франция собиралась открыто вступить в нее на стороне Швеции. Это означало, что скоро заговорят пушки, а лейтенанту д'Артаньяну снова предстоит повести своих солдат на врага.
Но об этом речь пойдет в третьей книге…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Прощайте, Портос, засвидетельствуйте мое уважение госпоже дю Валлон!
И Арамис исчез в темноте. Вскоре из-за деревьев неподалеку послышалось позвякивание шпор о стремена, приглушенный голос произнес какую-то фразу, и вот уже только быстро удаляющийся топот копыт свидетельствовал о том, что Арамис явился им не во сне, а наяву.
Трое друзей безмолвно возвратились в лагерь. Дорогой Никто не проронил ни слова.
И снова потянулись дни. На шестой день г-н де Тревиль вызвал лейтенанта д'Артаньяна и прочитал ему вслух приказ короля, в котором полку мушкетеров предлагалось выступить в Париж в связи с окончанием военных действий.
О лейтенанте д'Артаньяне в королевском приказе не говорилось ни слова.
Несмотря на свое мужество и силу воли, д'Артаньян побледнел.
Господин де Тревиль отложил в сторону бумагу с королевским гербом.
– А теперь, молодой человек, позвольте-ка мне прочесть вам несколько строк из неофициального письма его величества к капитану своих мушкетеров, – хитро улыбнувшись, произнес он.
С этими словами капитан мушкетеров извлек из кармана королевское послание и прочитал следующее:
– …что же касается Вашего представления к награде господина лейтенанта мушкетеров, то, в силу открывшихся новых обстоятельств, последнее невозможно. Однако прошу передать господину лейтенанту мою благодарность за поведение в деле при Кастельнодари и сообщить ему, что я ценю его преданность. Рассчитываю, что господин лейтенант мушкетеров и впредь будет неотлучно находиться со своими подчиненными, воинская доблесть коих удваивается, когда во главе их стоят подобные офицеры.
– Это означает…
– Это означает, что пока с наградой придется повременить. Только и всего! – сказал г-н де Тревиль. – И все же, примите мои поздравления, молодой человек. Прибыв в Париж, вы начали очень неплохо. Но мало хорошо начать, гораздо важнее и труднее так же хорошо продолжить! Кажется, вам это удалось!
* * *
В тот же вечер в дупло третьего дерева, считая от основания холма, была опущена записка, в которой значилось:
«Все завершилось благополучно. До встречи. Друзья».
Утром Портос лично опустил руку в дупло и долго пытался нашарить там бумагу. Но тщетно. Чья-то рука вынула послание.
– Что ж, отлично! – обрадовался Атос. – Наш аббат будет знать, что не напрасно наведывался в Париж, подбив и нас составить ему компанию!
– Я – самый счастливый и самый несчастный человек на свете! – вскричал д'Артаньян.
– Почему? – спросил Портос. Атос же промолчал.
– Потому что у меня есть такие друзья! И потому что я снова расстаюсь с ними!
– Открою вам секрет, д'Артаньян. Я – тоже, – промолвил Атос. – Мы расстаемся друг с другом.
– Как, вы не проводите меня до замка дю Валлон?! – вскричал Портос. – Госпожа дю Валлон будет очень рада познакомиться с вами!
– Нет, я должен ехать в Блуа, – покачал головой Атос.
– Я отсутствовал несколько дольше, чем предполагалось, – заметил Портос. – Встреча с моей супругой прошла бы значительно спокойнее, будь вы со мной, дорогой граф, – добавил он с сожалением.
На следующий день мушкетеры короля, а вернее, мушкетеры де Тревиля выступили в поход. Они возвращались в Париж с победой. Во главе их на сером английском жеребце гордо скакал их командир, гасконский дворянин шевалье де Тревиль. Рядом с ним, опережая остальных офицеров, но держась на полкорпуса позади своего капитана, гарцевал на гнедой лошади лейтенант мушкетеров, гасконский дворянин шевалье д'Артаньян.
Эпилог
Бежар был казнен за умысел отравить Ришелье.
В марте того же 1632 года начался процесс над маршалом Марийаком, обвиненным не в государственной измене, а… в хищении казны. Ему отрубили голову на Гревской площади.
– Хоть бы причину моей казни подыскали порядочную! – говорил маршал, всходя на эшафот. – А то обвинили в преступлении, за которое и лакея-то не стоило бы наказывать телесно.
Генрих Монморанси был казнен в том же году в Тулузе.
Это случилось ровно через тысячу двести семьдесят два дня после полученного им пророчества. Он был последним из списка в красной книжечке кардинала.
Отец и дочь Перье нашли пристанище в монастыре Пор-Руаяль и стали полноправными членами общины.
Получив сообщение о бегстве д'Артаньяна из Сен-Жермена на обратном пути в Бастилию, о котором г-н дю Трамбле поначалу не решился сообщить кардиналу, его высокопреосвященство долго молчал. Так и не проронив ни слова по этому поводу, кардинал простился с королем и возвратился к себе во дворец. Там же он долго сидел за письменным столом, не замечая тревожных переглядываний писцов за своей спиной. «Положительно необходимо, чтобы гасконец перешел ко мне на службу, – думал кардинал. – И те трое – тоже».
Восстановив душевное равновесие, Ришелье снова отправился к королю. Подробности их беседы навеки утрачены для потомков: она происходила с глазу на глаз.
Возвратившись в Париж, д'Артаньян отыскал Планше, бледного, но уже самостоятельно передвигавшегося, опираясь на палку. Жемблу, при виде столь плачевного состояния сержанта пикинеров Пьемонтского полка, проникся к нему участием, и свары между ними прекратились. Таким образом, д'Артаньян, вернувшись, получил двух верных слуг и мир в доме. Хотя на первых порах ему и пришлось ухаживать за Планше, несмотря на смущение и протесты последнего.
Справки, наведенные мушкетером о Камилле, не принесли результатов. Д'Артаньян не был вхож в великосветские салоны Парижа.
Зато он регулярно получал письма от Атоса и Портоса.
Из них следовало, что Портос благополучно перенес первую встречу с бывшей г-жой Кокнар. А в скором времени в замок дю Валлон пришла бумага, разрешающая г-ну и г-же дю Валлон не соблюдать постных дней по причине их слабого здоровья. Бумага была подписана нунцием Его Святейшества Папы Урбана VIII. Отсюда следовало, писал Портос, что дела Арамиса обстоят неплохо.
Атос же в своей манере коротко и точно сообщал о размеренной жизни в Блуа и о ремонте замка. С тревогой и печалью д'Артаньян все чаще убеждался, что рука графа дрожала. Атос, уединившись в обветшавшем родовом гнезде, снова стал крепко пить.
Между тем политический небосклон опять заволакивали тучи. В Европе продолжалась Тридцатилетняя война, и Франция собиралась открыто вступить в нее на стороне Швеции. Это означало, что скоро заговорят пушки, а лейтенанту д'Артаньяну снова предстоит повести своих солдат на врага.
Но об этом речь пойдет в третьей книге…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49