Пусть это будет клочок бумаги, такой, как этот», – вот что содержалось в послании.
На следующий день мушкетер внимательно пронаблюдал, как невысокий человечек, очевидно очень любивший голубей, щедрой рукой рассыпает крошки, стоя на самом краю башни.
Самые смелые птицы опускались на парапет и склевывали хлеб чуть ли не из рук. А одна даже садилась человечку на плечо и дожидалась, покуда тот не поднесет ей накрошенный хлеб на раскрытой ладони. Этот голубь был крупнее остальных и выделялся своим белым оперением.
Прошло еще несколько дней. Работы на крыше Бертодьеры близились к концу. В один из летних солнечных дней невысокий человечек появился на башне без своего белого любимца. В полдень он достал из своего холщового мешка ломоть хлеба и задумчиво принялся крошить его на ладони. Шли минуты ожидания, бастильские голуби уже закружились над головой пришельца, но он, не замечая их, стоял у парапета, вглядываясь в небо. Время тянулось и, как всегда в таких случаях, казалось, что минуты стали длиннее, а затем и вовсе ход времени остановил течение свое, и даже удары сердца замедлили ритм… Но выученная птица не заставила себя ждать слишком долго. Взмыв в небо с колокольни монастыря, она набрала высоту и полетела туда, где привыкла за последние две недели получать корм, – в Бастилию.
Человечек одобрительно кивнул, завидев голубя. Он покормил его, а под крыло прикрепил записку. На бумажке ничего не было написано; птица должна была привыкнуть к тому, что всякий раз, улетая из Бастилии, она уносит под крылом маленькую бумажную трубочку.
Так продолжалось в течение еще нескольких дней. Д'Артаньян внимательно наблюдал за появлением голубя в полдень и теперь отличил бы его среди тысячи других. Мушкетер понимал, что птица хорошо выдрессирована и приручена, но все же не мог побороть сомнений. Пойдет ли голубь к нему, когда его хозяин уйдет.
Наконец работы были завершены. И на следующий день заключенных Бертодьеры выпустили в урочный час на башенную крышу, носившую следы недавнего ремонта.
Д'Артаньян ступил на нее с тревогой и надеждой в душе и с хлебными крошками в кармане. В том же кармане лежало свернутое в тугую трубочку послание к друзьям.
Чтобы случайно не вызвать подозрения стражей, мушкетер взял за обыкновение кормить голубей еще во время прогулок по двору. Впрочем, кормил птиц не он один. Еще несколько заключенных Бастилии пытались таким образом скрасить однообразие тюремных будней и найти хоть какое-то развлечение, бросая крошки птицам. Стоя на крыше башни, д'Артаньян не подозревал о том, что трое друзей наблюдают за ним в подзорную трубу, волнуясь не меньше, чем он сам.
Монах-минорит выпустил белого голубя в небо. Тот набрал высоту и, по обыкновению, описал несколько кругов над монастырем.
– Лети! Ну, лети же, птица! – торопил ее Портос.
Голубь описал еще один круг, плавно изменил направление полета и, ровно взмахивая крыльями, направился в сторону Бастилии. Часы только что пробили полдень.
– Арамис, пустите меня посмотреть! – нетерпеливо просил Портос.
– Терпение, друг мой. Я только хочу удостовериться, что все идет по плану.
– Да ведь и я хочу того же! Я вам скажу!
Портос так горячился, что друзьям не оставалось ничего иного, как уступить ему место у окуляра. Дальнейшие события они узнавали со слов великана.
– Вот он! Вот, я вижу его!
– Голубя?!
– Какого еще голубя! Д'Артаньяна! Он стоит и смотрит в нашу сторону. Черт возьми! Д'Артаньян, мы здесь!
И Портос, не удержавшись, замахал рукой.
– Полно, Портос, успокойтесь. Вы же знаете, что даже зорким глазам нашего гасконца нас не разглядеть. Все, что мы видим, мы видим благодаря чудесному изобретению мессира Галилея, – сказал Атос.
– Голубь уже прилетел? – снова спросил Арамис.
– Голубь! Скажите лучше – добрая дюжина голубей!
Да, что я говорю – полсотни! Или сотня! Они так и кружат над башней.
– Ах, Портос! Вы иногда напоминаете мне большое дитя, – с досадой заметил Арамис. – Белый почтовый голубь! Вы же сами прекрасно знаете, о чем я говорю…
– Разумеется, знаю, но там десяток белых… И ни одна из этих глупых птиц не идет к д'Артаньяну. Они норовят ухватить крошки на лету или подбирают то, что упало поодаль.
– А виден ли поблизости тюремщик?
– Да, вон он стоит…
– Проклятие! Он может помешать…
– У меня такое ощущение, что я мог бы снять его мушкетной пулей… – проговорил Портос. – Так близко… – Он на мгновение оторвался от окуляра. – А теперь – ничего не видно. Потрясающе! Теперь я знаю, что и от ученых есть толк!
Великан снова прильнул к трубе.
– Тюремщик машет рукой и что-то говорит д'Артаньяну. По-моему, он чем-то недоволен.
– Вот досада. Какого дьявола ему надо?!
Само собой, вопрос Арамиса остался без ответа. Между тем на крыше Бертодьеры происходил следующий диалог.
– Не пойму, какое удовольствие вы видите в том, чтобы кормить стаю этих птиц, – досадливо проворчал тюремщик, обращаясь к д'Артаньяну.
– Как? Вы не понимаете?
– Нет!
– Их вольный полет напоминает мне о свободе.
– Ну и смотрели бы на них себе на здоровье. Зачем же сыпать им крошки?
– Я кормлю их, а следовательно, делаю доброе дело, не даю погибнуть с голоду.
– Если бы они только клевали корм, это было бы еще полбеды, но…
– Что такое?
– Они еще и гадят сверху. Вот опять! Проклятые птицы!
– Чего же вы хотите? Над вашей головой кружит полсотни голубей, тут, сами понимаете, надо быть готовым ко всему! – невинно глядя на тюремщика, ответствовал д'Артаньян.
– О, дьявол!
– Опять на вас попало?
Тюремщик злобно взглянул на мушкетера, продолжавшего как ни в чем не бывало бросать хлебные крошки голубям, махнул рукой и отошел к другому краю. Немного погодя он и вовсе ушел с крыши. Заключенные остались одни. Вскоре один из них, дряхлый старик, устал и спустился вниз, а двое других были поглощены беседой и не представляли для д'Артаньяна никакой помехи. Мушкетер уже несколько минут видел знакомого белого голубя, но только теперь он получил возможность обратить все свое внимание на птицу.
Голубь описывал круг за кругом над башней. Видимо, он был озадачен. Человека, постоянного предлагавшего ему корм с теплой ладони, на крыше не было. Голубь был голоден, он уже привык получать тут корм в это время… Но вместо знакомого человека на крыше стоял другой. И на ладони у него тоже был хлеб. Голубь описал еще один круг и, складывая крылья, опустился на парапет.
– Спустился! – вскричал Портос.
– Кто?!
– Голубь спустился и сел рядом!
– А стражник?
– Спустился тоже… Д'Артаньян предлагает ему хлеб на вытянутой руке…
– Что вы такое говорите, Портос! Д'Артаньян предлагает хлеб стражнику?!
– Да нет же! При чем тут стражник? Его уже давно нет на крыше, голуби загадили ему всю шляпу.
– Ну что же вы?
Наступила томительная пауза.
– Ура! Клюет! – торжествующе проревел Портос.
И трое друзей огласили колокольню возгласами ликования.
Пока птица склевывала хлебные крошки с его ладони, мушкетер осторожно нащупал у нее под крылом коротенькое послание и заменил его своим. Голубь встрепенулся, пару раз взмахнул крыльями, повел круглым глазом, но, очевидно, решил, что человек играет по правилам, как и другой, давно знакомый, и успокоился. К тому же оставалось еще много хлебных крошек.
Так у друзей появился почтальон.
Глава пятьдесят восьмая
Горизонт светлеет
Известия из армии оставляли желать лучшего. Маршал де Ла Форс заверял короля в том, что мятежные силы будут разбиты и рассеяны со дня на день.
Но дни складывались в недели, недели шли, а решительной победы не было.
Судя же по донесениям г-на де Тревиля, ее и не могло быть. Адресуясь прямо к его величеству, капитан мушкете"" ров с солдатской прямотой извещал монарха об отсутствии должного порядка в войсках и сетовал на нехватку достаточного количества опытных и дельных офицеров. При этом, оставаясь искушенным придворным, г-н де Тревиль не называл имен, но умалчивал о них так красноречиво, что королю не составляло большого труда догадаться, кого тот имеет в виду.
Хотя имя д'Артаньяна и не было названо впрямую, но Людовик XIII ясно понял, что капитану его мушкетеров очень не хватает лейтенанта.
Король задумался. Потом взял перо и написал несколько строк. Затем Людовик XIII задумался снова, и на этот раз раздумья короля затянулись.
– Ла Шене! – воскликнул он, наконец придя к решению. – Господина Дезэссара ко мне.
Рота г-на Дезэссара, вернее половина ее, была оставлена в столице для несения караульной службы в Лувре. Другая же половина гвардейцев принимала участие в военном походе против армии мятежников. В силу упомянутого обстоятельства командира роты отыскали в самое короткое время.
– Ваше величество изволили звать меня? – почтительно осведомился г-н Дезэссар, войдя в приемную короля.
– Правильно, господин Дезэссар.
– Приказывайте, ваше величество!
– Скажите мне, господин Дезэссар, знаете ли вы господина д'Артаньяна?
– Да, ваше величество. И с самой лучшей стороны.
Король улыбнулся:
– В вас говорит чувство корпоративной солидарности, господин Дезэссар. Впрочем, мне по душе ваша прямота.
Вам ведь, наверное, известно, что в настоящее время господин д'Артаньян находится в Бастилии?
– Увы, ваше величество. Это мне действительно известно.
– Но все можно уладить. Кстати, господин Дезэссар, напомните мне, пожалуйста, как и когда вы познакомились с д'Артаньяном?
– Он служил у меня в роте, пока ваше величество не изволили перевести его в мушкетеры после дела у бастиона Сен-Жерве.
Король Франции Людовик XIII любил рассказы о битвах и походах. Поэтому он произнес:
– Я что-то не припоминаю… Не могли бы вы рассказать, в чем там было дело, господин Дезэссар?
– Сочту за честь, ваше величество.
– Итак, слушаю вас.
Дезэссар был солдатом, но никак не глупцом. Напротив, этот достойный дворянин был умен почти так же, как и де Тревиль. Он понял, что король принял решение, но хочет услышать слово от него, гвардейского офицера.
– Ваше величество! – воскликнул он.
– Я слушаю вас, господин Дезэссар.
– Позвольте мне обратиться к вам с просьбой?! Я никогда бы не посмел позволить себе… но ведь монарх – высший судья, и только он может восстановить справедливость!
– Говорите же, я вас внимательно слушаю, – милостиво ответил Людовик XIII. – Я знаю вас как храброго и верного воинскому долгу офицера и уверен, что вы не попросите меня о чем-либо недостойном.
– Ваше величество, шевалье д'Артаньян находится в Бастилии по явному недоразумению. Его место около своего короля или на поле боя, но никак не в тюремной камере!
Король внимательно посмотрел на стоящего перед ним офицера.
– Хорошо, – произнес Людовик XIII. – Я подумаю и завтра… нет, послезавтра объявлю свое решение.
Господин Дезэссар низко поклонился королю и собирался испросить разрешения удалиться, но в этот момент король остановил его знаком.
– Хотя… Мне пришла в голову одна мысль, – проговорил король. – Я хочу повидать шевалье д'Артаньяна и задать ему несколько вопросов… Если его ответы удовлетворят меня, то, конечно же, он снова сможет надеть мундир лейтенанта. А пока… Господин Дезэссар, вот вам предписание господину коменданту Бастилии. Вы отвезете его дю Трамбле и предупредите его о том, что я лично повелеваю ему хранить все в строжайшем секрете. Пусть д'Артаньяна постригут, побреют, вообще приведут в порядок и позаботятся о его внешнем виде. Я не хочу, чтобы этот достойный дворянин предстал перед своим королем в жалком обличье бастильского камерника. И завтра, нет, послезавтра вы доставите д'Артаньяна ко мне. Но не в Лувр! Не в Лувр.
В Сен-Жермен. Вы все поняли, господин Дезэссар?
– Да, ваше величество. Все будет исполнено!
– Я не ошибся в вас. Теперь вы свободны. До… послезавтра.
«Кардиналу незачем знать, – подумал король, отпустив г-на Дезэссара. – К тому же можно совместить полезное с приятным».
И он кликнул Ла Шене, чтобы объявить о том, что будет послезавтра охотиться в Сен-Жермене.
Глава пятьдесят девятая
Как важно владеть искусством компромисса
– Какого дьявола?! – вскричал д'Артаньян. – Мне нравится моя борода. Я слышал, что господин Бассомпьер, этот достойный всяческого уважения человек, пообещал не брить бороды, покуда не выйдет из вашей мерзкой тюрьмы, и я собираюсь последовать его примеру.
Но его все равно постригли.
– Любезный дю Трамбле, я был бы вам очень обязан, если бы вы объяснили мне, что значит вся эта суета вокруг моей персоны? – спросил мушкетер, Комендант, который с ужасом видел, что его худшие опасения относительно перемены ролей начинают понемногу оправдываться, казался подавленным.
– Суета… суета! – ответил он со страдальческой миной на лице. – Вы правы, любезный господин д'Артаньян. Вся наша жизнь – суета. Сегодня мы есть, но кто знает, где мы будем завтра?
– Полагаю, что завтра и вы, и я будем там же, где вчера и сегодня.
– Да, разумеется, вы правы… Но, – тут подавленный дю Трамбле перешел на сдавленный шепот, – но послезавтра вы будете в Сен-Жермене! Но – тс-с! Это секрет!
– В Сен-Жермене?! – вскричал мушкетер, сердце которого радостно забилось, ибо он почувствовал, что дю Трамбле вовсе не склонен шутить. – Что, наконец-то обо мне соизволили вспомнить?!
– Поистине так, господин д'Артаньян. Но, повторяю вам, это государственная тайна, и мне лично сообщил ее господин Дезэссар…
– Но вы тут же сообщили ее мне…
– Черт возьми, разве вы не видите, что я всегда был расположен к вам?
– Но, если тайну знают трое, значит, ее знает целый свет!
– Вы не правы. Значит, ее знают четверо.
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду того, кто приказал господину Дезэссару доставить вас в Сен-Жермен, а мне – распорядиться о том, чтобы вас привели в приличный вид и отпустили с ним в вышеозначенное место.
– Понимаю, – задумчиво протянул мушкетер. – Значит, у вас пока нет королевского приказа о моем освобождении?
– Нет.
– Значит, радоваться несколько преждевременно?
– Вы хотите всего сразу! Положительно, господин д'Артаньян, вам трудно угодить. Господин Дезэссар нахлестывает свою лошадь, скачет в Бастилию, чтобы передать мне волю… того, кто имеет право ее объявлять. Вас тут же принимаются стричь, брить, завивать.
– Да, но что, если после беседы в Сен-Жермене меня снова доставят в ваше милое заведение?
В ответ дю Трамбле выразительно поднял глаза к потолку.
– Вот чертовщина!
Оставшись один, д'Артаньян принялся размышлять. Он довольно быстро пришел к выводу, что следует использовать все возможности для того, чтобы избежать возвращения из Сен-Жермена в тюремной карете. "Еще есть время, – решил мушкетер и принялся царапать письмо Атосу, Портосу и Арамису на клочке бумаги.
В тот же день белый голубь, получив причитающуюся порцию корма, улетел в монастырь миноритов с посланием, содержащим важные новости.
Остаток дня мушкетер провел в надеждах и сомнениях.
Последние преобладали. Бастильский воздух обладал свойством превращать людей в пессимистов.
* * *
– Отлично, – произнес Атос, как только друзья прочитали записку д'Артаньяна. – Кажется, нам наконец-то повезло.
– Что мы предпримем? – спросил Арамис своим мелодичным голосом. – Нападем на карету?
– Разумеется, черт побери! – воскликнул Портос. – Что же еще?!
– Как мы узнаем карету? – спросил Арамис. – Д'Артаньян ведь и сам не знает, кто и когда повезет его из Бастилии в Сен-Жермен.
– Придется следить за всеми выезжающими из ворот каретами. Устроим засаду.
– Черт возьми! Но не станем же мы нападать на все кареты, с тем чтобы удостовериться, что д'Артаньяна внутри нет, и дожидаться следующей!
– Постойте, не горячитесь, господа. Из Бастилии за целый день может не выехать ни одна карета. Это не Королевская площадь, и мы, вероятно, выследим ту самую карету, которая нас интересует. К тому же д'Артаньяна, конечно, повезут под конвоем из гвардейцев кардинала или полицейских чинов.
– Возможно. Но если его повезут в Сен-Жермен, то это будет означать, что его хочет видеть король.
– Или королева.
– Думаю, вы ошибаетесь, Портос. К тому же ничто не мешает его высокопреосвященству именно завтра находиться в Сен-Жермене, как и во всяком другом месте.
Портос пожал плечами:
– Значит, и нет смысла гадать. Предлагаю напасть на карету, освободить д'Артаньяна и… упрятать его в каком-нибудь надежном месте.
– Самое надежное место – Лотарингия. Например, монастырь лазаристов в Нанси, – заявил Арамис.
– А я предлагаю замок Валлон, – перебил его Портос. – Он выдержит любую осаду!
– Вы все говорите сущий вздор, друзья, – хладнокровно заметил Атос. – Наш друг – лейтенант королевских мушкетеров, а вы говорите о нем так, словно он мятежник или дезертир. Поверьте, д'Артаньян никогда не пойдет на то, чтобы скрываться в монастыре или замке, сколь бы ни были надежны их стены, в то время как его солдаты воюют с врагами короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
На следующий день мушкетер внимательно пронаблюдал, как невысокий человечек, очевидно очень любивший голубей, щедрой рукой рассыпает крошки, стоя на самом краю башни.
Самые смелые птицы опускались на парапет и склевывали хлеб чуть ли не из рук. А одна даже садилась человечку на плечо и дожидалась, покуда тот не поднесет ей накрошенный хлеб на раскрытой ладони. Этот голубь был крупнее остальных и выделялся своим белым оперением.
Прошло еще несколько дней. Работы на крыше Бертодьеры близились к концу. В один из летних солнечных дней невысокий человечек появился на башне без своего белого любимца. В полдень он достал из своего холщового мешка ломоть хлеба и задумчиво принялся крошить его на ладони. Шли минуты ожидания, бастильские голуби уже закружились над головой пришельца, но он, не замечая их, стоял у парапета, вглядываясь в небо. Время тянулось и, как всегда в таких случаях, казалось, что минуты стали длиннее, а затем и вовсе ход времени остановил течение свое, и даже удары сердца замедлили ритм… Но выученная птица не заставила себя ждать слишком долго. Взмыв в небо с колокольни монастыря, она набрала высоту и полетела туда, где привыкла за последние две недели получать корм, – в Бастилию.
Человечек одобрительно кивнул, завидев голубя. Он покормил его, а под крыло прикрепил записку. На бумажке ничего не было написано; птица должна была привыкнуть к тому, что всякий раз, улетая из Бастилии, она уносит под крылом маленькую бумажную трубочку.
Так продолжалось в течение еще нескольких дней. Д'Артаньян внимательно наблюдал за появлением голубя в полдень и теперь отличил бы его среди тысячи других. Мушкетер понимал, что птица хорошо выдрессирована и приручена, но все же не мог побороть сомнений. Пойдет ли голубь к нему, когда его хозяин уйдет.
Наконец работы были завершены. И на следующий день заключенных Бертодьеры выпустили в урочный час на башенную крышу, носившую следы недавнего ремонта.
Д'Артаньян ступил на нее с тревогой и надеждой в душе и с хлебными крошками в кармане. В том же кармане лежало свернутое в тугую трубочку послание к друзьям.
Чтобы случайно не вызвать подозрения стражей, мушкетер взял за обыкновение кормить голубей еще во время прогулок по двору. Впрочем, кормил птиц не он один. Еще несколько заключенных Бастилии пытались таким образом скрасить однообразие тюремных будней и найти хоть какое-то развлечение, бросая крошки птицам. Стоя на крыше башни, д'Артаньян не подозревал о том, что трое друзей наблюдают за ним в подзорную трубу, волнуясь не меньше, чем он сам.
Монах-минорит выпустил белого голубя в небо. Тот набрал высоту и, по обыкновению, описал несколько кругов над монастырем.
– Лети! Ну, лети же, птица! – торопил ее Портос.
Голубь описал еще один круг, плавно изменил направление полета и, ровно взмахивая крыльями, направился в сторону Бастилии. Часы только что пробили полдень.
– Арамис, пустите меня посмотреть! – нетерпеливо просил Портос.
– Терпение, друг мой. Я только хочу удостовериться, что все идет по плану.
– Да ведь и я хочу того же! Я вам скажу!
Портос так горячился, что друзьям не оставалось ничего иного, как уступить ему место у окуляра. Дальнейшие события они узнавали со слов великана.
– Вот он! Вот, я вижу его!
– Голубя?!
– Какого еще голубя! Д'Артаньяна! Он стоит и смотрит в нашу сторону. Черт возьми! Д'Артаньян, мы здесь!
И Портос, не удержавшись, замахал рукой.
– Полно, Портос, успокойтесь. Вы же знаете, что даже зорким глазам нашего гасконца нас не разглядеть. Все, что мы видим, мы видим благодаря чудесному изобретению мессира Галилея, – сказал Атос.
– Голубь уже прилетел? – снова спросил Арамис.
– Голубь! Скажите лучше – добрая дюжина голубей!
Да, что я говорю – полсотни! Или сотня! Они так и кружат над башней.
– Ах, Портос! Вы иногда напоминаете мне большое дитя, – с досадой заметил Арамис. – Белый почтовый голубь! Вы же сами прекрасно знаете, о чем я говорю…
– Разумеется, знаю, но там десяток белых… И ни одна из этих глупых птиц не идет к д'Артаньяну. Они норовят ухватить крошки на лету или подбирают то, что упало поодаль.
– А виден ли поблизости тюремщик?
– Да, вон он стоит…
– Проклятие! Он может помешать…
– У меня такое ощущение, что я мог бы снять его мушкетной пулей… – проговорил Портос. – Так близко… – Он на мгновение оторвался от окуляра. – А теперь – ничего не видно. Потрясающе! Теперь я знаю, что и от ученых есть толк!
Великан снова прильнул к трубе.
– Тюремщик машет рукой и что-то говорит д'Артаньяну. По-моему, он чем-то недоволен.
– Вот досада. Какого дьявола ему надо?!
Само собой, вопрос Арамиса остался без ответа. Между тем на крыше Бертодьеры происходил следующий диалог.
– Не пойму, какое удовольствие вы видите в том, чтобы кормить стаю этих птиц, – досадливо проворчал тюремщик, обращаясь к д'Артаньяну.
– Как? Вы не понимаете?
– Нет!
– Их вольный полет напоминает мне о свободе.
– Ну и смотрели бы на них себе на здоровье. Зачем же сыпать им крошки?
– Я кормлю их, а следовательно, делаю доброе дело, не даю погибнуть с голоду.
– Если бы они только клевали корм, это было бы еще полбеды, но…
– Что такое?
– Они еще и гадят сверху. Вот опять! Проклятые птицы!
– Чего же вы хотите? Над вашей головой кружит полсотни голубей, тут, сами понимаете, надо быть готовым ко всему! – невинно глядя на тюремщика, ответствовал д'Артаньян.
– О, дьявол!
– Опять на вас попало?
Тюремщик злобно взглянул на мушкетера, продолжавшего как ни в чем не бывало бросать хлебные крошки голубям, махнул рукой и отошел к другому краю. Немного погодя он и вовсе ушел с крыши. Заключенные остались одни. Вскоре один из них, дряхлый старик, устал и спустился вниз, а двое других были поглощены беседой и не представляли для д'Артаньяна никакой помехи. Мушкетер уже несколько минут видел знакомого белого голубя, но только теперь он получил возможность обратить все свое внимание на птицу.
Голубь описывал круг за кругом над башней. Видимо, он был озадачен. Человека, постоянного предлагавшего ему корм с теплой ладони, на крыше не было. Голубь был голоден, он уже привык получать тут корм в это время… Но вместо знакомого человека на крыше стоял другой. И на ладони у него тоже был хлеб. Голубь описал еще один круг и, складывая крылья, опустился на парапет.
– Спустился! – вскричал Портос.
– Кто?!
– Голубь спустился и сел рядом!
– А стражник?
– Спустился тоже… Д'Артаньян предлагает ему хлеб на вытянутой руке…
– Что вы такое говорите, Портос! Д'Артаньян предлагает хлеб стражнику?!
– Да нет же! При чем тут стражник? Его уже давно нет на крыше, голуби загадили ему всю шляпу.
– Ну что же вы?
Наступила томительная пауза.
– Ура! Клюет! – торжествующе проревел Портос.
И трое друзей огласили колокольню возгласами ликования.
Пока птица склевывала хлебные крошки с его ладони, мушкетер осторожно нащупал у нее под крылом коротенькое послание и заменил его своим. Голубь встрепенулся, пару раз взмахнул крыльями, повел круглым глазом, но, очевидно, решил, что человек играет по правилам, как и другой, давно знакомый, и успокоился. К тому же оставалось еще много хлебных крошек.
Так у друзей появился почтальон.
Глава пятьдесят восьмая
Горизонт светлеет
Известия из армии оставляли желать лучшего. Маршал де Ла Форс заверял короля в том, что мятежные силы будут разбиты и рассеяны со дня на день.
Но дни складывались в недели, недели шли, а решительной победы не было.
Судя же по донесениям г-на де Тревиля, ее и не могло быть. Адресуясь прямо к его величеству, капитан мушкете"" ров с солдатской прямотой извещал монарха об отсутствии должного порядка в войсках и сетовал на нехватку достаточного количества опытных и дельных офицеров. При этом, оставаясь искушенным придворным, г-н де Тревиль не называл имен, но умалчивал о них так красноречиво, что королю не составляло большого труда догадаться, кого тот имеет в виду.
Хотя имя д'Артаньяна и не было названо впрямую, но Людовик XIII ясно понял, что капитану его мушкетеров очень не хватает лейтенанта.
Король задумался. Потом взял перо и написал несколько строк. Затем Людовик XIII задумался снова, и на этот раз раздумья короля затянулись.
– Ла Шене! – воскликнул он, наконец придя к решению. – Господина Дезэссара ко мне.
Рота г-на Дезэссара, вернее половина ее, была оставлена в столице для несения караульной службы в Лувре. Другая же половина гвардейцев принимала участие в военном походе против армии мятежников. В силу упомянутого обстоятельства командира роты отыскали в самое короткое время.
– Ваше величество изволили звать меня? – почтительно осведомился г-н Дезэссар, войдя в приемную короля.
– Правильно, господин Дезэссар.
– Приказывайте, ваше величество!
– Скажите мне, господин Дезэссар, знаете ли вы господина д'Артаньяна?
– Да, ваше величество. И с самой лучшей стороны.
Король улыбнулся:
– В вас говорит чувство корпоративной солидарности, господин Дезэссар. Впрочем, мне по душе ваша прямота.
Вам ведь, наверное, известно, что в настоящее время господин д'Артаньян находится в Бастилии?
– Увы, ваше величество. Это мне действительно известно.
– Но все можно уладить. Кстати, господин Дезэссар, напомните мне, пожалуйста, как и когда вы познакомились с д'Артаньяном?
– Он служил у меня в роте, пока ваше величество не изволили перевести его в мушкетеры после дела у бастиона Сен-Жерве.
Король Франции Людовик XIII любил рассказы о битвах и походах. Поэтому он произнес:
– Я что-то не припоминаю… Не могли бы вы рассказать, в чем там было дело, господин Дезэссар?
– Сочту за честь, ваше величество.
– Итак, слушаю вас.
Дезэссар был солдатом, но никак не глупцом. Напротив, этот достойный дворянин был умен почти так же, как и де Тревиль. Он понял, что король принял решение, но хочет услышать слово от него, гвардейского офицера.
– Ваше величество! – воскликнул он.
– Я слушаю вас, господин Дезэссар.
– Позвольте мне обратиться к вам с просьбой?! Я никогда бы не посмел позволить себе… но ведь монарх – высший судья, и только он может восстановить справедливость!
– Говорите же, я вас внимательно слушаю, – милостиво ответил Людовик XIII. – Я знаю вас как храброго и верного воинскому долгу офицера и уверен, что вы не попросите меня о чем-либо недостойном.
– Ваше величество, шевалье д'Артаньян находится в Бастилии по явному недоразумению. Его место около своего короля или на поле боя, но никак не в тюремной камере!
Король внимательно посмотрел на стоящего перед ним офицера.
– Хорошо, – произнес Людовик XIII. – Я подумаю и завтра… нет, послезавтра объявлю свое решение.
Господин Дезэссар низко поклонился королю и собирался испросить разрешения удалиться, но в этот момент король остановил его знаком.
– Хотя… Мне пришла в голову одна мысль, – проговорил король. – Я хочу повидать шевалье д'Артаньяна и задать ему несколько вопросов… Если его ответы удовлетворят меня, то, конечно же, он снова сможет надеть мундир лейтенанта. А пока… Господин Дезэссар, вот вам предписание господину коменданту Бастилии. Вы отвезете его дю Трамбле и предупредите его о том, что я лично повелеваю ему хранить все в строжайшем секрете. Пусть д'Артаньяна постригут, побреют, вообще приведут в порядок и позаботятся о его внешнем виде. Я не хочу, чтобы этот достойный дворянин предстал перед своим королем в жалком обличье бастильского камерника. И завтра, нет, послезавтра вы доставите д'Артаньяна ко мне. Но не в Лувр! Не в Лувр.
В Сен-Жермен. Вы все поняли, господин Дезэссар?
– Да, ваше величество. Все будет исполнено!
– Я не ошибся в вас. Теперь вы свободны. До… послезавтра.
«Кардиналу незачем знать, – подумал король, отпустив г-на Дезэссара. – К тому же можно совместить полезное с приятным».
И он кликнул Ла Шене, чтобы объявить о том, что будет послезавтра охотиться в Сен-Жермене.
Глава пятьдесят девятая
Как важно владеть искусством компромисса
– Какого дьявола?! – вскричал д'Артаньян. – Мне нравится моя борода. Я слышал, что господин Бассомпьер, этот достойный всяческого уважения человек, пообещал не брить бороды, покуда не выйдет из вашей мерзкой тюрьмы, и я собираюсь последовать его примеру.
Но его все равно постригли.
– Любезный дю Трамбле, я был бы вам очень обязан, если бы вы объяснили мне, что значит вся эта суета вокруг моей персоны? – спросил мушкетер, Комендант, который с ужасом видел, что его худшие опасения относительно перемены ролей начинают понемногу оправдываться, казался подавленным.
– Суета… суета! – ответил он со страдальческой миной на лице. – Вы правы, любезный господин д'Артаньян. Вся наша жизнь – суета. Сегодня мы есть, но кто знает, где мы будем завтра?
– Полагаю, что завтра и вы, и я будем там же, где вчера и сегодня.
– Да, разумеется, вы правы… Но, – тут подавленный дю Трамбле перешел на сдавленный шепот, – но послезавтра вы будете в Сен-Жермене! Но – тс-с! Это секрет!
– В Сен-Жермене?! – вскричал мушкетер, сердце которого радостно забилось, ибо он почувствовал, что дю Трамбле вовсе не склонен шутить. – Что, наконец-то обо мне соизволили вспомнить?!
– Поистине так, господин д'Артаньян. Но, повторяю вам, это государственная тайна, и мне лично сообщил ее господин Дезэссар…
– Но вы тут же сообщили ее мне…
– Черт возьми, разве вы не видите, что я всегда был расположен к вам?
– Но, если тайну знают трое, значит, ее знает целый свет!
– Вы не правы. Значит, ее знают четверо.
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду того, кто приказал господину Дезэссару доставить вас в Сен-Жермен, а мне – распорядиться о том, чтобы вас привели в приличный вид и отпустили с ним в вышеозначенное место.
– Понимаю, – задумчиво протянул мушкетер. – Значит, у вас пока нет королевского приказа о моем освобождении?
– Нет.
– Значит, радоваться несколько преждевременно?
– Вы хотите всего сразу! Положительно, господин д'Артаньян, вам трудно угодить. Господин Дезэссар нахлестывает свою лошадь, скачет в Бастилию, чтобы передать мне волю… того, кто имеет право ее объявлять. Вас тут же принимаются стричь, брить, завивать.
– Да, но что, если после беседы в Сен-Жермене меня снова доставят в ваше милое заведение?
В ответ дю Трамбле выразительно поднял глаза к потолку.
– Вот чертовщина!
Оставшись один, д'Артаньян принялся размышлять. Он довольно быстро пришел к выводу, что следует использовать все возможности для того, чтобы избежать возвращения из Сен-Жермена в тюремной карете. "Еще есть время, – решил мушкетер и принялся царапать письмо Атосу, Портосу и Арамису на клочке бумаги.
В тот же день белый голубь, получив причитающуюся порцию корма, улетел в монастырь миноритов с посланием, содержащим важные новости.
Остаток дня мушкетер провел в надеждах и сомнениях.
Последние преобладали. Бастильский воздух обладал свойством превращать людей в пессимистов.
* * *
– Отлично, – произнес Атос, как только друзья прочитали записку д'Артаньяна. – Кажется, нам наконец-то повезло.
– Что мы предпримем? – спросил Арамис своим мелодичным голосом. – Нападем на карету?
– Разумеется, черт побери! – воскликнул Портос. – Что же еще?!
– Как мы узнаем карету? – спросил Арамис. – Д'Артаньян ведь и сам не знает, кто и когда повезет его из Бастилии в Сен-Жермен.
– Придется следить за всеми выезжающими из ворот каретами. Устроим засаду.
– Черт возьми! Но не станем же мы нападать на все кареты, с тем чтобы удостовериться, что д'Артаньяна внутри нет, и дожидаться следующей!
– Постойте, не горячитесь, господа. Из Бастилии за целый день может не выехать ни одна карета. Это не Королевская площадь, и мы, вероятно, выследим ту самую карету, которая нас интересует. К тому же д'Артаньяна, конечно, повезут под конвоем из гвардейцев кардинала или полицейских чинов.
– Возможно. Но если его повезут в Сен-Жермен, то это будет означать, что его хочет видеть король.
– Или королева.
– Думаю, вы ошибаетесь, Портос. К тому же ничто не мешает его высокопреосвященству именно завтра находиться в Сен-Жермене, как и во всяком другом месте.
Портос пожал плечами:
– Значит, и нет смысла гадать. Предлагаю напасть на карету, освободить д'Артаньяна и… упрятать его в каком-нибудь надежном месте.
– Самое надежное место – Лотарингия. Например, монастырь лазаристов в Нанси, – заявил Арамис.
– А я предлагаю замок Валлон, – перебил его Портос. – Он выдержит любую осаду!
– Вы все говорите сущий вздор, друзья, – хладнокровно заметил Атос. – Наш друг – лейтенант королевских мушкетеров, а вы говорите о нем так, словно он мятежник или дезертир. Поверьте, д'Артаньян никогда не пойдет на то, чтобы скрываться в монастыре или замке, сколь бы ни были надежны их стены, в то время как его солдаты воюют с врагами короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49