А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он потребовал себе списки заключенных и весьма тщательно ознакомился с ними. А ознакомившись, пришел к выводу, что его постояльцы, за редким исключением, составляют вполне достойное общество и требуют к себе такого же достойного отношения. Поздравив себя с этим выводом, г-н дю Трамбле тотчас же написал прошение о выделении дополнительных сумм из казначейства на содержание бастильских узников.
Покончив с этим полезным делом, новый комендант, вызвал караульного офицера и приступил к обходу.
Первого узника пришлось долго будить. В камере царил полумрак, было сыро и тоскливо, и г-н дю Трамбле испытал мимолетное чувство жалости к узнику, который, как следовало из бумаг, провел здесь уже без малого семь лет. Впрочем, это несвойственное натуре г-на дю Трамбле смутное ощущение быстро покинуло его.
– Есть ли у вас жалобы? – спросил он заключенного, назвав ему свое имя и объяснив, что он новый комендант тюрьмы.
– Да, – был ответ.
– На что же вы жалуетесь?
– Меня постоянно будят! Стоит мне только заснуть покрепче и увидеть во сне что-нибудь приятное – тут же тюремщик принимается грохотать ключами, дверьми… всем чем можно. И все это под тем предлогом, что он принес мне обед! Теперь вот изобрели какой-то обход и разбудили меня на том самом месте, где мне приснилось, что я только было собрался свернуть шею вашему предшественнику.
– Зато теперь на ваше содержание будут отпускать по десять ливров, любезный, то есть значительно больше, чем до сих пор, – сказал несколько выбитый из колеи г-н дю Трамбле и, выходя из камеры, пообещал лично приказать тюремщикам производить как можно меньше шума.
– Что ж, тогда, может быть, мне удастся досмотреть мой сон, – проворчал узник. – Только теперь вместо того, прежнего, я сверну шею вам, раз уж вас прислали на его место.
– Чтоб ты увидел во сне черта! – в сердцах пожелал дю Трамбле, выйдя из мрачной камеры в не менее мрачный и сырой коридор. Тюремщик за его спиной весело ухмыльнулся, так как услышал пожелание нового коменданта.
Следующая камера пустовала.
– О, я думал в Бастилии трудности с помещениями! – удивился г-н дю Трамбле.
Ему объяснили, что камера пустует недавно, так как ее постоялец упокоился на тюремном кладбище.
– А-а, это дело другое, – милостиво согласился новый комендант. – Однако это бесхозяйственность – позволять пустовать камерам. Ведь каждый новый заключенный – это по меньшей мере дополнительные пять ливров в день. Я непременно напишу главному судье.
К середине дня дю Трамбле почувствовал усталость.
– Какое это, однако, утомительное дело – обходить тюрьму, – проговорил он, утирая лицо тончайшим платочком. – Кто у нас следующий?
Следующим был д'Артаньян.
– Добрый день, сударь. Я – новый комендант тюрьмы, – уже привычно представился г-н дю Трамбле. – Ба! Да это же господин д'Артаньян!
– А, вот наконец и вы, господин дю Трамбле, – флегматически отвечал мушкетер. – Вы что-то запоздали. Я дожидаюсь вас уже третий месяц.
– Что вы такое говорите?! Я вчера вступил в должность.
– А, это меняет дело. Очевидно, ваш предшественник предвидел, что его все равно лишат должности, и не проявлял излишнего служебного рвения.
– Зато я, как видите, здесь. Итак, есть ли у вас претензии к условиям вашего содержания в Бастилии? Вы можете предъявить их.
– Есть ли у меня претензии?! Я не ослышался: вы спросили, есть ли у меня претензии?! Записывайте! Записывайте, так вы не сможете запомнить! Во-первых, дрова сырые, в камере холодно, как в погребе, а по стенам течет вода. Во-вторых, болван тюремщик не позволяет читать после отбоя.
В-третьих, кормить стали хуже. В-четвертых, какого черта меня перевели в другую камеру?
И д'Артаньян принялся перечислять свои претензии, загибая пальцы.
– Э-э, стойте, стойте, господин д'Артаньян! Остановитесь… Этак у вас недостанет пальцев на обеих руках! – воскликнул дю Трамбле, ошеломленный этим потоком, гасконского красноречия. – Так дело не пойдет. Вы должны выбрать самое главное.
– Главное?
– Ну конечно.
– В таком случае я спрошу: почему я тут оказался ?!
– Вам до сих пор не предъявлено никакого обвинения?
– Конечно, нет! Однако с той самой поры, как я вас увидел, одна моя догадка…
– Что же?
– …превратилась в уверенность.
– В чем же вы теперь уверились?
– Вы хотите знать?
– Еще бы! Коменданту положено знать все о своих подопечных.
– Так вот теперь я понял, что я здесь по той же самой причине, что и вы.
– Как так?!
– Очень просто. Вы мчались к его высокопреосвященству с какими-то важными известиями. Я арестовал вас. Мы встретили его. Он приказал арестовать меня, чтобы я не мешал вам сообщить эти известия ему. И только. Конечно, меня бы пора уже выпустить отсюда, так как вы имели вполне достаточно времени, чтобы сообщить все, что собирались.
Но, очевидно, меня держат тут в воспитательных целях.
Кстати, вы ведь наверняка близки с кардиналом?
– Его высокопреосвященство делает мне честь и дарит меня своим расположением, – проговорил дю Трамбле несколько обиженным тоном, так как ему только что намекнули, что он получил свое место благодаря поспешному доносу.
– Он случайно не обмолвился при вас, сколько меня тут собираются держать?
– Уверяю вас, я даже не знал, что вы здесь, пока не увидел своими глазами!
– Но вы ведь видели списки заключенных, когда принимали дела?!
– Но там нет вашего имени. У вас нет тюремного номера – значит, вы не сидите.
– Черт побери! Но я-то сижу!!
– Еще бы, это я вижу.
– В таком случае могу я попросить вас навести справки о моем деле.
– Я, конечно, доложу…
– Сделайте одолжение. – С этими словами д'Артаньян уселся на кровать и гостеприимно пригласил г-на дю Трамбле сесть рядом.
– К сожалении не могу предложить вам ничего лучшего. Мой стул пришел в полную негодность, после того как я запустил им в тюремщика.
– Отчего же вы это сделали? Такие вещи строго запрещены.
– Он не хотел отвечать на мои вопросы.
– О чем же вы спрашивали его?
– Какого черта меня лишили общества господина Ла Порта, камердинера ее величества.
– Вы что, сидели в одной камере?! Но ведь это строжайше запре…
– С вами положительно невозможно разговаривать. Вы напоминаете ходячий устав. Я не сидел в одной камере с господином Ла Портом, хотя был бы бесконечно рад такому приятному обществу. Но я по крайней мере виделся с ним во время прогулок!
– Что же вам мешает выходить на прогулки?
– Я хожу на прогулки. Иначе здесь совсем сгниешь!
– В таком случае господину Ла Порту запретили выходить на прогулку?
– Насколько я знаю – нет, хотя ваши болваны-тюремщики на все способны. Вы только посмотрите, какие у них рожи!
Дю Трамбле в очередной раз вынул кружевной платок и вытер испарину со лба.
– Я ничего не понимаю! – воскликнул он. – Вы ходите на прогулки. Господин Ла Порт тоже ходит на прогулки. Вы оба ходите на прогулки. Там вы обычно встречались…
– Раньше, – мягко заметил д'Артаньян, участливо глядя на г-на коменданта.
– Черт побери! Кто вам мешает делать это теперь?!
– Не «кто», а «что»…
– Сто чертей! Что мешает вам это делать теперь?!!
– Архитектура.
– Архитектура? II Тысяча чертей!! Вы сказали – «архитектура»?!
– Да, я употребил это слово, хотя, быть может, надо было сказать «фортификация».
– Если вы думаете, что я стал понимать о чем вы толкуете, то вынужден вас разочаровать, господин д'Артаньян.
– Я вам толкую о том, что до Мартынова дня нас с господином Ла Портом содержали в одной башне, только меня на третьем этаже, а его на четвертом. И само собой разумеется, что, когда нас выводили на прогулку, мы могли видеться и прогуливались наверху, беседуя и обозревая Париж с высоты птичьего полета. Зрелище в высшей степени занимательное, должен сказать.
– Вот видите, – не преминул вставить дю Трамбле. – Следует во всем находить положительную сторону. Не попади вы сюда, вам никогда бы не представилась такая блестящая возможность.
Д'Артаньян воззрился на него в немом восторге.
– Примите мои поздравления, господин дю Трамбле, – сказал он, насмотревшись на нового коменданта. – Из вас получится отменный тюремщик. Думаю, вы в Бастилии надолго.
Дю Трамбле не понял, как ему следует отнестись к сентенции мушкетера. Поэтому он учтиво поклонился в ответ.
– Однако мы отклонились от существа дела, господин д'Артаньян.
– Совершенно верно.
– Итак?
– Мы самым приятным образом прогуливались с господином Ла Портом и беседовали о том о сем. Ругали тюремную стражу. Вдвоем это оказывается гораздо приятнее делать, чем в одиночку.
– Продолжайте, господин д'Артаньян!
– И вот – в один прекрасный, вернее, злосчастный день меня будят, вытряхивают из моей старой камеры, с которой я уже успел сродниться, словно улитку из ее раковины, и ведут сюда. В совершенно другую башню, которая отстоит от прежней, кажется, на добрых четверть мили! Так что теперь я лишен общества милейшего Ла Порта и предоставлен самому себе!
– А, так вот в чем дело! Вас перевели из Базиньеры в Бертодьеру!
– Не могу похвастаться тем, что знаю, как называются все казематы в вашем заведении, но вижу, суть проблемы вы ухватили.
– Я не готов ответить на ваш вопрос, так как об этом следует спрашивать моего предшественника. Но обещаю вам во всем разобраться. Думаю, старший тюремщик или помощник начальника гарнизона в курсе дела. Кстати, в какой камере вы находились до того?
– Разрази меня гром, если я ориентируюсь в этих каменных колодцах и тому подобных застенках, милейший господин дю Трамбле!
– Ну хорошо. Попробуем по-другому. Вы говорите, что вас содержали в одной башне с господином Ла Портом, не так ли?
– Совершенно верно.
– А так как он и сейчас находится в Базиньере, то стало быть вас перевели оттуда.
– В логике вам не откажешь. Если только вашему предшественнику не пришло в голову переместить господина Ла Порта в… словом, в эту башню откуда-либо еще.
– Черт побери!
– Совершенно с вами согласен.
– Мне это не приходило в голову!
– А мне, как видите, пришло.
Кружевной платочек был снова извлечен из кармана г-на коменданта Бастилии. Невооруженным глазом было видно, что он давно уже утратил свою первоначальную белизну и свежесть.
– Что-то душно сегодня, – заметил г-н дю Трамбле, отирая пот со лба.
– А я все время мерзну в этом погребе, – отвечал д'Артаньян.
– Итак, – решил г-н дю Трамбле, которому показалось, что он нашел соломоново решение. – Мы поступим следующим образом. Я буду считать, что господина Ла Порта никуда не переводили, то есть он находится там, куда попал сразу же после заключения в Бастилию. Переговорив с ним, как я сейчас беседую с вами, я смогу убедиться в правильности моего предположения.
– Или в его ошибочности, – вставил неумолимый гасконец.
– Или в его ошибочности, – автоматически повторил дю Трамбле. – Только не перебивайте меня! Если окажется, что господин Ла Порт не менял своей камеры ни одного раза, то…
– То и мое первое жилье находилось в башне, которую вы зовете Базиньерой, – рассудительно заключил д'Артаньян.
– Вот именно! – облегченно воскликнул дю Трамбле. – И теперь остается только выяснить, на каком этаже вас содержали.
– Ну, это легко, – с невинным видом сказал д'Артаньян. – Я уже говорил вам.
– Господин д'Артаньян, скажите снова!
– Неужто у вас такая короткая память, любезный господин дю Трамбле?! А, впрочем, понимаю – у вас такое большое хозяйство, всего не упомнишь. Так вот, моя камера находилась на третьем этаже.
– Уф-ф! Ну вот мы и добрались до конца. Значит, вас перевели из третьей Базиньеры в пятую Бертодьеру…
– Да, под самую крышу, и теперь у меня постоянно отсыревает потолок.
Тут д'Артаньян прервал сам себя на полуслове, поскольку увидел, что г-н дю Трамбле вдруг замер и вытаращил глаза.
– Что это с вами'?!
– Ох!
– Да что такое, черт побери! Эй, парень, ну-ка подай стакан воды своему начальнику!
Последнее предназначалось тюремному стражу, в сопровождении которого г-н дю Трамбле появился в камере д'Артаньяна.
– Ах!
– Что за напасть! Послушайте, господин дю Трамбле!
Нельзя принимать все так близко к сердцу!
Постепенно к дю Трамбле вернулся дар речи. Он снова опустился на кровать, где по-прежнему с невозмутимым видом сидел д'Артаньян.
– Да ведь это камера Бассомпьера! – смог проговорить он наконец.
Теперь пришла очередь д'Артаньяна. Он в немом изумлении воззрился на коменданта.
– Как Бассомпьера?!
– Именно.
– Бассомпьер – в Бастилии?!
– С понедельника.
– Ну, в таком случае мне жаловаться не на что. Скоро сюда отправят принцев, брата его величества, потом… Уж не знаю, что будет потом, но, думаю, Бастилию станут называть Лувром, а Лувр – Бастилией.
– То, что Бассомпьер в Бастилии, это еще полбеды…
– А-а, и это для вас пустяки… Значит, тут, наверное, и королева-мать!
– Тс-с! Что вы такое говорите, господин д'Артаньян!
– Ну, раз засадили первого маршала Франции, то следовало бы не останавливаться на достигнутом.
– Вы сами не предполагаете насколько вы недалеки от истины. Ваше пророчество вполне может исполниться в ближайшем будущем. Но меня в настоящий момент занимает другое…
– Я сгораю от нетерпения!
Дю Трамбле вовремя прикусил язык. Читателю ясно, что нового коменданта чрезвычайно взволновало именно то обстоятельство, что из злополучной камеры на третьем этаже Базиньеры был совершен дерзкий, неслыханный в истории этой мрачной тюрьмы, побег. И побег этот состоялся буквально вслед за тем, как д'Артаньяна перевели в другую камеру, а на его место поселили дона Алонсо. Дю Трамбле понял, что д'Артаньяну не следует знать обо всех этих неприятных происшествиях.
Поэтому он сказал только следующее:
– Э, нет, любезный господин д'Артаньян. Мы и так затронули весьма скользкие темы. Когда-нибудь впоследствии я поделюсь с вами своими соображениями. Особенно охотно я поступлю так в том случае, если вы выйдете на свободу.
А сейчас прошу меня простить – меня призывает долг.
Затем дю Трамбле уверил д'Артаньяна, что ему будут присланы сухие дрова, а сумма, отпускаемая на его содержание, возрастет на пять ливров в сутки, и удалился в сопровождении тюремного стража, погромыхивающего связкой ключей, носимой на поясе.
Д'Артаньян же постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам коменданта и стража, после чего снова бросился на жалобно заскрипевшую под ним кровать и задумался. При этом он яростно крутил свой длинный ус, время от времени принимаясь кусать его и бормоча: «Значит, и Бассомпьер в Бастилии, вот так штука!»
Вышагивая по мрачным безлюдным коридорам Бастилии, дю Трамбле изрядно утомился. Он начинал убеждаться, что полученная им должность имеет множество отрицательных сторон, о которых ему не приходилось задумываться ранее.
Кроме того, его беспокоила предстоящая встреча с Бассомпьером. Дю Трамбле чувствовал, что ему недостанет сил посмотреть маршалу в глаза.
Между тем обход продолжался.
– Кто у нас содержится здесь? – вопросил г-н дю Трамбле.
– Номер восемьдесят пятый, некто Бонасье, галантерейщик, – отвечал сторож, открывая дверь камеры.
Уяснив себе, что перед ним человек незначительный и проку от него не более одного ливра в день, комендант состроил кислую гримасу и шагнул в камеру, не собираясь долго в ней задерживаться. Он увидел перед собой маленького приземистого человечка. Это и был галантерейщик Бонасье.
Его привели в Бастилию хорошая память и плохая голова.
После исчезновения своей жены он некоторое время вел себя тихо и смирно. Но однажды решил, что пришла пора похлопотать о приличествующем вознаграждении за свои услуги.
Он имел неосторожность напомнить о себе кардиналу; тот велел ответить ему, что он позаботится о том, чтобы отныне г-н Бонасье впредь ни в чем не нуждался. Слово его высокопреосвященства никогда не расходилось с делом (по крайней мере, в подобных случаях), поэтому в самом скором времени мэтр Бонасье получил стол и квартиру в Бастилии.
Все это время Бонасье стенал и охал, повторяя, что его жена крестница самого г-на Ла Порта – камердинера и доверенного лица ее величества. То же самое он сообщил, едва завидев переступившего порог коменданта.
Вместо ответа дю Трамбле взял почтенного галантерейщика под локоть и подвел к зарешеченному тюремному окну камеры, выходившему во внутренний двор тюрьмы.
– Поглядите-ка в окно, любезный, – вкрадчивым голосом пригласил дю Трамбле.
Бывший галантерейщик слегка оробел, а потому выполнил просьбу, не задавая лишних вопросов.
– Что вы там видите? – еще ласковее спросил комендант.
– Как что? Всегда одно и то же – тюремный двор.
– А видно ли вам вон ту башню?
– Да, конечно, господин комендант.
– А видно ли вам отсюда вон то окошко в стене башни на четвертом ярусе?
– Глаза мои уже не те, что прежде, но думаю, я вижу то самое окно, о котором вы говорите, сударь.
– Так вот, любезный, это окно как раз той самой камеры, в которой обитает бывший камердинер королевы господин Ла Порт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49