— Я должен потрогать тебя, — хрипло прошептал он.— Нет.— Да.Она ударила по его любопытным пальцам, но Эйрик лишь тихо рассмеялся, не обращая внимания на ее протесты, усилившиеся, когда его руки запорхали, словно крылышки бабочек, вверх по ее телу. Они проследили изгиб ее бедер и женственно узкую талию, прошлись по животу, оказались под грудями, где он почувствовал бешеное биение ее сердца. На какой-то момент пальцы его задержались под твердыми холмиками. Когда он накрыл маленькие груди ладонями, проверяя их тяжесть и форму, Идит еще больше застыла и, казалось, задержала дыхание. Все еще поддерживая груди снизу ладонями, он пощекотал оба соска загрубевшими подушечками больших пальцев, отчего они мгновенно напряглись.Хотя ее груди не были особенно большими, соски оказались крупными и твердыми, как камешки. Ему это понравилось.Она простонала, туго сжав в кулаках простыни, и попыталась его отпихнуть.— Ох, ты негодяй. Убирайся со своими извращениями и оставь меня в покое.Эйрику хотелось знать о ней все. Кончики пальцев заменили ему глаза, обследовали ее плоский живот, подмышки, крутой изгиб спины, длинные ресницы — да, ее глаза были все еще крепко сжаты, — колени, узкую спину. К тому времени, как он нежно подул ей в ухо и провел языком по деликатным завиткам, голова ее моталась из стороны в сторону, а тело застыло от напряжения.Эйрик обнаружил, что ему нравится кожа жены на вкус, даже соль ее испарины. Он лизнул гладкую кожу на шее, которая слабо пахла пчелиным воском, ее собственным женским запахом, а также страхом.Вообще-то Эйрик слишком увлекся этим постельным состязанием и не остановился на той стадии, на которой намеревался первоначально. Если он немедленно не уймется, то уже через минуту не сможет этого сделать.И все же ему хотелось сделать еще одну вещь — нет, нужно было сделать. Наклонившись, он зажал ее левый сосок губами и лизнул его языком, а затем осторожно поцеловал. Это было все, что он мог еще выдержать.И он уже почти сдался, когда она вздохнула и безотчетно подалась к нему, желая продолжения. Кровь шумела в его ушах, он чувствовал, что теряет над собой власть от ее невольного ответа.— О-о! — прошептала она.— О?— У меня не было со Стивеном ничего подобного.«Стивен!» Упоминание о злейшем враге внезапно протрезвило Эйрика. Стоит ли ему заниматься любовью с Идит, рискуя заронить семя в ее лоно, когда существует вероятность, хотя бы и ничтожная, что этот ее маскарад как-то связан со Стивеном из Грейвли? Нет, решил он, принуждая себя не обращать внимания на бурление крови и пульсирующее орудие между бедрами, что до боли жаждало удовлетворения, которое могло ему дать только ее тело. И он решительно перекатился на свою сторону кровати.— Что… что такое? — спросила Идит.Эйрик громко зевнул и постарался изобразить отсутствие интереса, солгав:— Кажется, я сегодня не слишком готов для любви. Вероятно, в другой раз. — Повернувшись к ней спиной, он сделал вид, что засыпает.Ха, озадачил он свою язву жену, она просто онемела. Вероятно, решила, что его оттолкнул ее возраст и некрасивая внешность. Убедившись, он подумал о том, не облегчить ли ему боль от мощной эрекции собственноручно, но отказался от этой мысли. И так в этот день он слишком часто шокировал Идит.Идит лежала на спине, надолго замороженная, в том же положении, изумленная отказом Эйрика. Ох, это просто немыслимое оскорбление. Наконец, когда она уступила податливым домогательствам мужчины, он счел ее… ущербной.Эйрик громко захрапел. Ее губы недовольно скривились, она повернулась и поглядела на голую спину супруга. Ублюдок! Как можно впадать в такой здоровый сон сразу же, как ни в чем не бывало? Ей страшно захотелось дать пинка в его голый зад.Вот только знать бы, хочет ли она его пробуждения. Идит не могла не ощущать, что старательно поддерживаемое самообладание заметно в ней ослабевает, и последствия этого сильно ее тревожили. От нее не укрылось, насколько отзывчивым оказалось ее тело, она хотела осмыслить это открытие и то странное удовольствие, которое зажигали в ней прикосновения Эйрика всего несколько минут назад. Покосившись на него, чтобы удостовериться, что он не увидит, Идит провела кончиками пальцев по бедрам, по плоскому животу и все еще напряженным соскам. Но не обнаружила ничего близкого к тому восхитительному экстазу, который вызывали у нее пальцы Эйрика.Почему же все кажется таким другим, таким болезненно чудесным, когда ласка исходит от ненавистных пальцев Эйрика? А что было бы, если б он продолжил свою коварную игру языком и губами с ее соском? При мысли об этом груди ее набухли и заболели. А если бы он поцеловал ее в губы, да еще с помощью языка, как сделал в этой же комнате тогда, и одновременно дотрагивался бы до тела такими же нежными прикосновениями… кто знает, сумеет ли она скрыть свою готовность ответить тем же.Смятение не покидало ее несколько часов, пока она наконец не впала в беспокойный сон.
Эйрик уже встал и ушел, когда Идит проснулась па следующее утро. «Слава Богу!» Она вспомнила, что он намеревался со свитой съездить в дальние владения, чтобы проверить донесения о незнакомцах на конях, вытоптавших новое поле пшеницы. Идит содрогнулась, понимая, что за этой последней неприятностью, обрушившейся на Равеншир, стоит, несомненно, Стивен.Демонический граф из Грейвли играл с ними — играл в зловещую игру, чтобы довести их нервы до предела, когда наступит срок для решительного удара. Каким он будет, догадаться она не могла, но дала себе клятву, что защитит своего сына Джона.Идит также исполнилась решимости раскрыться перед Эйриком, как бы он ни сбивал ее с толку. Она должна признаться в своем жалком маскараде, пока дело не зашло слишком далеко. Тем более что он так настойчиво подчеркнул в их вчерашнем разговоре значение честности. О Господи!Поздним утром она сидела за кухонным столом, помогая Берте и Бритте лущить ранний горох. Ей хотелось поскорей освободить и очистить большой стол для дюжины медовых сот, которые она достала из ульев. А потом разложить их для продажи на рынке в маленькие глиняные горшочки, сделанные по ее заказу. На столе уже лежала ткань для очистки, и стоял котелок с горячей водой.— Я слышала, наш лорд Ворон дразнил тебя вчера за ужином, — заметила Бритта, чтобы завязать разговор. — Мужчины бывают иногда такими грубыми!Идит положила в рот несколько сладких горошин и захрустела ими, вопросительно подняв брови.— Ну, про то, какого цвета у тебя соски и вообще.Идит поперхнулась, и горошина попала не в то горло. Она кашляла и кашляла, пока Берта не принесла ей чашку воды.— Откуда ты про это слышала? — спросила наконец Идит у бесхитростной и прямодушной девицы. Невероятно, неужели их интимный разговор обсуждается теперь по всему замку? Хотя чего можно ждать от слуг?— Да Вилфрид… я хочу сказать, мистер Вилфрид… иногда рассказывает мне о том о сем.«Могу поклясться, что так оно и есть. Негодяй!»— Не смущайтесь, миледи. Все мужчины таковы, особенно когда пьяные или когда сильно… хм… сильно похотливые. — Она мило вспыхнула при последних словах.«О Господи Боже! Как это я согласилась на такой разговор?»— Да, сиськи их всегда интересуют, — глубокомысленно подтвердила Берта. — Мужчины любят, когда они большие да еще когда трясутся.— Трясутся? — одновременно спросили Идит и Бритта, удивленно повернувшись к ней.Берта развернула плечи и с гордостью выставила вперед массивную грудь. Затем подложила толстые руки под два вымени, приподняла повыше и комично потрясла ими:— Глядите. Мои трясутся. Вот почему у мужиков вываливаются языки, когда я прохожу мимо них.Рот у Идит удивленно раскрылся при мысли о том, что кто-то из мужчин может заинтересоваться гигантскими прелестями Берты, однако, если подумать, непристойная повариха и вправду не скучала в постели в одиночестве. Глаза у Бритты расширились от вспыхнувшего интереса, а затем они обе направили взгляд на собственную грудь. Увы, если сочные груди Бритты могли трястись, когда она шла, преувеличенно покачивая телом, то маленькие груди Идит не способны ни на малейшую тряску, пусть бы даже она передвигалась прыжками.С одной стороны, рассудок Идит говорил ей, что Берта просто невежественная старая карга, которая ничего не понимает ни в жизни, ни в мужчинах, но другая часть рассудка робко нашептывала, что, может, как раз поэтому Эйрик не завершил вчера их брак. Видно, нашел ее недостаточно женственной.Она взглянула на Бритту, которая все еще изучала свою грудь. Затем их глаза встретились со внезапным пониманием, и они захихикали, как маленькие дети.«Трясущиеся груди! Что будет дальше?» ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Идит направила всех слуг в замке помогать в заготовке меда. Сбор с весенних цветов всегда давал самый обильный и качественный мед, однако добывать его было тяжело и хлопотно.Наслаждаясь этой работой, которую она любила больше всех остальных обязанностей хозяйки замка, Идит заставляла каждого, кто входил на кухню, мыть руки крепким мылом и надевать чистую рубаху. Она также проверила чистоту всех медовых сот и удалила вес частицы грязи или насекомых с педантичной тщательностью.Некоторые соты она разрезала на части и положила в специальные глиняные горшочки для тех покупателей, которые предпочитали мед в сотах. Но в основном Идит сохраняла восковые соты для собственных нужд и продавала чистый мед.Идит сама выполняла работу, требующую особой сноровки. Критическим взглядом она прежде всего оценивала цвет меда и соответствующим образом сортировала.— Какая разница? Мед как мед, — посетовала Берта, желавшая, чтобы все помощники как можно скорей убрались из ее владений. Теперь, когда Идит насильно ввела везде правила чистоты, Берта особенно гордилась своей сверкающей кухней.— Разница тут большая, Берта. Видишь тот ярко-желтый мед? Он одуванчиковый. Беловато-желтый дает клевер. Цветы фруктовых деревьев, к примеру, вишневых, дают мед светлый, золотисто-желтый. Я подпишу горшочки, чтобы люди знали, какой мед у меня покупают.— Сдается мне, что некоторые люди слишком привередливы, — пробурчала Берта.Идит только улыбнулась, срезая верх сот острым, подогретым на огне ножом. Эта операция должна выполняться быстро и точно, чтобы избежать потерь драгоценного меда и не устраивать липких луж на рабочей площади.Она тут же вручала соты Бритте, которая помещала их в куски редины, висевшие над огромными глиняными мисками поблизости от жара очага, чтобы сладкий нектар просачивался и стекал в них, оставляя только восковые соты. Потом Берта заваривала кипятком вытекшие соты в массивном горшке. И тогда их опять вывешивали у огня в чистой ткани над другой миской. Этот вторичный мед был более низкого качества и никогда не отправлялся на продажу на рынок в Йорк, однако годился для кухонных нужд.Идит помещала срезанный верх и куски сот в теплую воду, чтобы они как следует очистились и их можно было высушивать. После этого соты будут храниться до осени, когда она приступит к изготовлению своих восковых свечей.Наконец ткань разрезали на полосы и отдали Джону, Ларисе и Годрику, чтобы те высасывали их, как особое лакомство, а затем прогнали ребятню во двор. Дети, которых всегда сопровождала по крайней мере пара стражей, все утро проторчали на кухне, томясь желанием помочь, но чаще всего вызывали недовольство.— Можно мы поиграем с Принцем в саду? — спросил Джон уже у порога.— Нет, мой сладкий. Твой отец хочет, чтобы вы все оставались сегодня внутри замка, — сказала Идит, вытирая липкие пальцы влажной тряпкой. Она старалась называть Эйрика отцом Джона с самого свадебного пира, и малыш удивил ее, приняв с такой готовностью нового отца.Джон поглядел на нее такими же голубыми и красивыми глазами, как у Эйрика, и заныл:— Но нас отовсюду прогоняют. Все говорят, что мы мешаем, что слишком шумим. Отец обещал показать нам после возвращения, как надо плеваться с крепостных стен, но тогда может быть уже темно.Идит недовольно закудахтала после таких слов Джона, затем посоветовала:— Послушай, милый, почему ты не попросишь дядю Вилфрида научить вас той игре на доске? Кажется, у норманнов она называется «хнефатафль».Озабоченная мордашка Джона просветлела, и он криком возвестил Ларису и Годрика, хоть они и находились всего лишь в нескольких шагах от него, про новые планы. И все трое с писком вылетели на улицу.Вилфриду, конечно, потом найдется что сказать про подарок, который она сделала ему. Однако все на кухне вздохнули с облегчением, когда наступила блаженная тишина.— Господи, я никогда в жизни еще не слышала столько писка и визга, — с улыбкой заявила Берта.— Этот Годрик до появления Джона и Ларисы никогда не говорил больше пары слов, — сказала Бритта и с сожалением покачала головой. — А теперь все время болтает.Идит молчала, зная, что обе женщины, несмотря на жалобы, дорожили теплом, которое принесли в запущенный замок маленькие дети. Хоть над ее головой и нависала угроза Стивена, она тоже испытывала облегчение, находясь под защитой Эйрика и наслаждаясь удобствами семейной жизни.К концу дня, когда они убрались в кухне, Идит с гордостью поглядела на длинный ряд глиняных горшочков — двадцать штук с сотами и пятьдесят с чистым медом, и на каждом стояло обозначение сорта.— Что это еще за жуткая вонь?Идит подняла глаза и увидела, что дверной проем кухни заполнила массивная фигура Эйрика. Он провел пальцами по слишком длинным волосам. Одежда была грязной. Еще она могла поклясться, что слышит даже через комнату, как урчит от голода его желудок.Ее супруг отправился еще рано утром в свои дальние северные владения, чтобы расследовать новые безобразия. Она с тревогой ждала, что же он обнаружил, но его хмурый вид говорил о смертельной усталости. Лучше пока не приставать с расспросами.Не теряя времени, она отдала распоряжение нескольким служанкам, чтобы те накрывали столы в большом зале. После чего повернулась к громко чихающему супругу.— Это мой мед, — как бы оправдываясь, сказала она, стараясь успокоить заколотившееся сердце. Ведь видела его впервые после прошедшей ночи, когда он так интимно касался ее тела. Она надвинула на лоб обруч, надеясь скрыть смущенный румянец, который, несомненно, разогрел ей лицо. — Ты не любишь мед?— Я люблю мед, но избыток сладкого может довести до умопомрачения. Вся крепость им провоняла. Даже внешний двор. Мухи повсюду. Готов поклясться, что они прилетели из Йорка.У Идит все внутри сжалось от его насмешливых слов.— В Соколином Гнезде у меня был отдельный сарай для меда, далеко от замка. А мухи в любом случае улетят через день-другой.— О, смею сказать, что все случится быстрей, — лениво протянул он. — Мухи, видишь ли, привлекли ворон из всех графств Нортумбрии. Во дворе теперь столько птичьего помета, что даже не видно земли. — Он выразительно поглядел на свои башмаки в белых пятнах, которые пачкали только что выскобленный кухонный пол, и коварно улыбнулся. — Может, ты пошлешь туда прислугу с метлами? Безмозглые птицы еще не слышали про твои строгие требования к чистоте.Идит поежилась от его насмешливых слов. Шутит? Или действительно ему не нравятся ее порядки?Тем временем Эйрик подошел к столу, возле которого стояла Идит. Берта и Бритта тем временем перетаскивали горшочки в кладовку. Заглянув через ее плечо, он фамильярно положил руку ей на ягодицу, да там и оставил.Идит едва не взвилась до потолка.— Убери руку, развратный ублюдок, — прошипела она.— Ох, извини, жена, — ответил Эйрик, и его голубые глаза моргнули с невинным видом. — Я думал, что держусь за угол стола.Она недоверчиво уставилась на него.— Я не говорил этого прежде, но у меня сложности со зрением, плохо, знаешь ли, вижу предметы на близком расстоянии. — И он сощурился на нее, подчеркивая свой изъян.Идит подозрительно покосилась на него, не зная, верить ли тому, что он схватил ее за зад случайно. Впрочем, когда она взглянула на Берту, убиравшую последние горшки, тучная повариха закатила глаза и прошептала:— Что я говорила по мужскую похоть? Сначала трясущиеся сиськи, затем задница.Идит подавила смешок. «Святые мощи! Этот человек заставит меня спятить».Однако Идит вскоре забыла про оскорбление, нанесенное Эйриком ее персоне, когда увидела, что он делает с медом. Сначала засунул длинный палец в горшок с лучшим клеверным медом и облизал палец. И уже собирался проделать то же самое с другим горшком, когда она ударила его по руке:— Ты с ума сошел, мужлан? Эти горшочки предназначены для моих покупателей в Йорке. Кто станет их покупать после того, как ты сунул туда грязные пальцы?Эйрик только усмехнулся, делая вид, что не слышит ее, и залез в следующий горшок. Небрежно роняя капли на чистый стол, он поднес палец к ее рту:— Вот, попробуй, миледи. Всегда полезно пробовать свой товар. К тому же тебя не мешает подсластить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Эйрик уже встал и ушел, когда Идит проснулась па следующее утро. «Слава Богу!» Она вспомнила, что он намеревался со свитой съездить в дальние владения, чтобы проверить донесения о незнакомцах на конях, вытоптавших новое поле пшеницы. Идит содрогнулась, понимая, что за этой последней неприятностью, обрушившейся на Равеншир, стоит, несомненно, Стивен.Демонический граф из Грейвли играл с ними — играл в зловещую игру, чтобы довести их нервы до предела, когда наступит срок для решительного удара. Каким он будет, догадаться она не могла, но дала себе клятву, что защитит своего сына Джона.Идит также исполнилась решимости раскрыться перед Эйриком, как бы он ни сбивал ее с толку. Она должна признаться в своем жалком маскараде, пока дело не зашло слишком далеко. Тем более что он так настойчиво подчеркнул в их вчерашнем разговоре значение честности. О Господи!Поздним утром она сидела за кухонным столом, помогая Берте и Бритте лущить ранний горох. Ей хотелось поскорей освободить и очистить большой стол для дюжины медовых сот, которые она достала из ульев. А потом разложить их для продажи на рынке в маленькие глиняные горшочки, сделанные по ее заказу. На столе уже лежала ткань для очистки, и стоял котелок с горячей водой.— Я слышала, наш лорд Ворон дразнил тебя вчера за ужином, — заметила Бритта, чтобы завязать разговор. — Мужчины бывают иногда такими грубыми!Идит положила в рот несколько сладких горошин и захрустела ими, вопросительно подняв брови.— Ну, про то, какого цвета у тебя соски и вообще.Идит поперхнулась, и горошина попала не в то горло. Она кашляла и кашляла, пока Берта не принесла ей чашку воды.— Откуда ты про это слышала? — спросила наконец Идит у бесхитростной и прямодушной девицы. Невероятно, неужели их интимный разговор обсуждается теперь по всему замку? Хотя чего можно ждать от слуг?— Да Вилфрид… я хочу сказать, мистер Вилфрид… иногда рассказывает мне о том о сем.«Могу поклясться, что так оно и есть. Негодяй!»— Не смущайтесь, миледи. Все мужчины таковы, особенно когда пьяные или когда сильно… хм… сильно похотливые. — Она мило вспыхнула при последних словах.«О Господи Боже! Как это я согласилась на такой разговор?»— Да, сиськи их всегда интересуют, — глубокомысленно подтвердила Берта. — Мужчины любят, когда они большие да еще когда трясутся.— Трясутся? — одновременно спросили Идит и Бритта, удивленно повернувшись к ней.Берта развернула плечи и с гордостью выставила вперед массивную грудь. Затем подложила толстые руки под два вымени, приподняла повыше и комично потрясла ими:— Глядите. Мои трясутся. Вот почему у мужиков вываливаются языки, когда я прохожу мимо них.Рот у Идит удивленно раскрылся при мысли о том, что кто-то из мужчин может заинтересоваться гигантскими прелестями Берты, однако, если подумать, непристойная повариха и вправду не скучала в постели в одиночестве. Глаза у Бритты расширились от вспыхнувшего интереса, а затем они обе направили взгляд на собственную грудь. Увы, если сочные груди Бритты могли трястись, когда она шла, преувеличенно покачивая телом, то маленькие груди Идит не способны ни на малейшую тряску, пусть бы даже она передвигалась прыжками.С одной стороны, рассудок Идит говорил ей, что Берта просто невежественная старая карга, которая ничего не понимает ни в жизни, ни в мужчинах, но другая часть рассудка робко нашептывала, что, может, как раз поэтому Эйрик не завершил вчера их брак. Видно, нашел ее недостаточно женственной.Она взглянула на Бритту, которая все еще изучала свою грудь. Затем их глаза встретились со внезапным пониманием, и они захихикали, как маленькие дети.«Трясущиеся груди! Что будет дальше?» ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Идит направила всех слуг в замке помогать в заготовке меда. Сбор с весенних цветов всегда давал самый обильный и качественный мед, однако добывать его было тяжело и хлопотно.Наслаждаясь этой работой, которую она любила больше всех остальных обязанностей хозяйки замка, Идит заставляла каждого, кто входил на кухню, мыть руки крепким мылом и надевать чистую рубаху. Она также проверила чистоту всех медовых сот и удалила вес частицы грязи или насекомых с педантичной тщательностью.Некоторые соты она разрезала на части и положила в специальные глиняные горшочки для тех покупателей, которые предпочитали мед в сотах. Но в основном Идит сохраняла восковые соты для собственных нужд и продавала чистый мед.Идит сама выполняла работу, требующую особой сноровки. Критическим взглядом она прежде всего оценивала цвет меда и соответствующим образом сортировала.— Какая разница? Мед как мед, — посетовала Берта, желавшая, чтобы все помощники как можно скорей убрались из ее владений. Теперь, когда Идит насильно ввела везде правила чистоты, Берта особенно гордилась своей сверкающей кухней.— Разница тут большая, Берта. Видишь тот ярко-желтый мед? Он одуванчиковый. Беловато-желтый дает клевер. Цветы фруктовых деревьев, к примеру, вишневых, дают мед светлый, золотисто-желтый. Я подпишу горшочки, чтобы люди знали, какой мед у меня покупают.— Сдается мне, что некоторые люди слишком привередливы, — пробурчала Берта.Идит только улыбнулась, срезая верх сот острым, подогретым на огне ножом. Эта операция должна выполняться быстро и точно, чтобы избежать потерь драгоценного меда и не устраивать липких луж на рабочей площади.Она тут же вручала соты Бритте, которая помещала их в куски редины, висевшие над огромными глиняными мисками поблизости от жара очага, чтобы сладкий нектар просачивался и стекал в них, оставляя только восковые соты. Потом Берта заваривала кипятком вытекшие соты в массивном горшке. И тогда их опять вывешивали у огня в чистой ткани над другой миской. Этот вторичный мед был более низкого качества и никогда не отправлялся на продажу на рынок в Йорк, однако годился для кухонных нужд.Идит помещала срезанный верх и куски сот в теплую воду, чтобы они как следует очистились и их можно было высушивать. После этого соты будут храниться до осени, когда она приступит к изготовлению своих восковых свечей.Наконец ткань разрезали на полосы и отдали Джону, Ларисе и Годрику, чтобы те высасывали их, как особое лакомство, а затем прогнали ребятню во двор. Дети, которых всегда сопровождала по крайней мере пара стражей, все утро проторчали на кухне, томясь желанием помочь, но чаще всего вызывали недовольство.— Можно мы поиграем с Принцем в саду? — спросил Джон уже у порога.— Нет, мой сладкий. Твой отец хочет, чтобы вы все оставались сегодня внутри замка, — сказала Идит, вытирая липкие пальцы влажной тряпкой. Она старалась называть Эйрика отцом Джона с самого свадебного пира, и малыш удивил ее, приняв с такой готовностью нового отца.Джон поглядел на нее такими же голубыми и красивыми глазами, как у Эйрика, и заныл:— Но нас отовсюду прогоняют. Все говорят, что мы мешаем, что слишком шумим. Отец обещал показать нам после возвращения, как надо плеваться с крепостных стен, но тогда может быть уже темно.Идит недовольно закудахтала после таких слов Джона, затем посоветовала:— Послушай, милый, почему ты не попросишь дядю Вилфрида научить вас той игре на доске? Кажется, у норманнов она называется «хнефатафль».Озабоченная мордашка Джона просветлела, и он криком возвестил Ларису и Годрика, хоть они и находились всего лишь в нескольких шагах от него, про новые планы. И все трое с писком вылетели на улицу.Вилфриду, конечно, потом найдется что сказать про подарок, который она сделала ему. Однако все на кухне вздохнули с облегчением, когда наступила блаженная тишина.— Господи, я никогда в жизни еще не слышала столько писка и визга, — с улыбкой заявила Берта.— Этот Годрик до появления Джона и Ларисы никогда не говорил больше пары слов, — сказала Бритта и с сожалением покачала головой. — А теперь все время болтает.Идит молчала, зная, что обе женщины, несмотря на жалобы, дорожили теплом, которое принесли в запущенный замок маленькие дети. Хоть над ее головой и нависала угроза Стивена, она тоже испытывала облегчение, находясь под защитой Эйрика и наслаждаясь удобствами семейной жизни.К концу дня, когда они убрались в кухне, Идит с гордостью поглядела на длинный ряд глиняных горшочков — двадцать штук с сотами и пятьдесят с чистым медом, и на каждом стояло обозначение сорта.— Что это еще за жуткая вонь?Идит подняла глаза и увидела, что дверной проем кухни заполнила массивная фигура Эйрика. Он провел пальцами по слишком длинным волосам. Одежда была грязной. Еще она могла поклясться, что слышит даже через комнату, как урчит от голода его желудок.Ее супруг отправился еще рано утром в свои дальние северные владения, чтобы расследовать новые безобразия. Она с тревогой ждала, что же он обнаружил, но его хмурый вид говорил о смертельной усталости. Лучше пока не приставать с расспросами.Не теряя времени, она отдала распоряжение нескольким служанкам, чтобы те накрывали столы в большом зале. После чего повернулась к громко чихающему супругу.— Это мой мед, — как бы оправдываясь, сказала она, стараясь успокоить заколотившееся сердце. Ведь видела его впервые после прошедшей ночи, когда он так интимно касался ее тела. Она надвинула на лоб обруч, надеясь скрыть смущенный румянец, который, несомненно, разогрел ей лицо. — Ты не любишь мед?— Я люблю мед, но избыток сладкого может довести до умопомрачения. Вся крепость им провоняла. Даже внешний двор. Мухи повсюду. Готов поклясться, что они прилетели из Йорка.У Идит все внутри сжалось от его насмешливых слов.— В Соколином Гнезде у меня был отдельный сарай для меда, далеко от замка. А мухи в любом случае улетят через день-другой.— О, смею сказать, что все случится быстрей, — лениво протянул он. — Мухи, видишь ли, привлекли ворон из всех графств Нортумбрии. Во дворе теперь столько птичьего помета, что даже не видно земли. — Он выразительно поглядел на свои башмаки в белых пятнах, которые пачкали только что выскобленный кухонный пол, и коварно улыбнулся. — Может, ты пошлешь туда прислугу с метлами? Безмозглые птицы еще не слышали про твои строгие требования к чистоте.Идит поежилась от его насмешливых слов. Шутит? Или действительно ему не нравятся ее порядки?Тем временем Эйрик подошел к столу, возле которого стояла Идит. Берта и Бритта тем временем перетаскивали горшочки в кладовку. Заглянув через ее плечо, он фамильярно положил руку ей на ягодицу, да там и оставил.Идит едва не взвилась до потолка.— Убери руку, развратный ублюдок, — прошипела она.— Ох, извини, жена, — ответил Эйрик, и его голубые глаза моргнули с невинным видом. — Я думал, что держусь за угол стола.Она недоверчиво уставилась на него.— Я не говорил этого прежде, но у меня сложности со зрением, плохо, знаешь ли, вижу предметы на близком расстоянии. — И он сощурился на нее, подчеркивая свой изъян.Идит подозрительно покосилась на него, не зная, верить ли тому, что он схватил ее за зад случайно. Впрочем, когда она взглянула на Берту, убиравшую последние горшки, тучная повариха закатила глаза и прошептала:— Что я говорила по мужскую похоть? Сначала трясущиеся сиськи, затем задница.Идит подавила смешок. «Святые мощи! Этот человек заставит меня спятить».Однако Идит вскоре забыла про оскорбление, нанесенное Эйриком ее персоне, когда увидела, что он делает с медом. Сначала засунул длинный палец в горшок с лучшим клеверным медом и облизал палец. И уже собирался проделать то же самое с другим горшком, когда она ударила его по руке:— Ты с ума сошел, мужлан? Эти горшочки предназначены для моих покупателей в Йорке. Кто станет их покупать после того, как ты сунул туда грязные пальцы?Эйрик только усмехнулся, делая вид, что не слышит ее, и залез в следующий горшок. Небрежно роняя капли на чистый стол, он поднес палец к ее рту:— Вот, попробуй, миледи. Всегда полезно пробовать свой товар. К тому же тебя не мешает подсластить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41