От обиды он схватил свой кубок и швырнул в стену комнаты. Тут же за ним последовал и другой, затем серебряный пояс, боевой шлем, стеатитовый подсвечник и даже глиняный кувшин, полный вина. Но ему все было мало.— Мне следовало бы сразу догадаться, — скрежетал он зубами. — Клянусь святым крестом, следовало бы догадаться. Все признаки были налицо. Ее ублюдок сын. Отвращение к моим прикосновениям. Ее скрытность.— Милорд, может, тебе лучше поговорить с леди Идит, прежде чем судить ее так сурово, — нерешительно отважился Вилфрид.Эйрик пронзительно взглянул на друга.— Нет, и ты, и мой брат советовали мне твердой рукой ограничить ее дерзость. Ха! Дерзость слишком мягкое для нее слово. Она оказалась коварной предательницей. Мне следовало бы слушаться своего чутья и не доверять ни одной женщине.— Но разве не имеет смысла…— Смысл! Единственный смысл в этой постыдной истории — это вонь, проклятая, безбожная вонь от мерзкой, бессовестной бабы. — Он запустил растопыренные пальцы в волосы и потянул за них, мотая головой. — Святой Иуда! Сколько раз должен человек обжигаться, прежде чем научится не доверять пламени?— Но я не понимаю. Зачем ей потребовалось выходить за тебя замуж, если она действительно не боялась лорда Грейвли?— Стивен всегда хотел сокрушить меня. Он явно использует ее в своем коварном заговоре. А кто знает, что надеялась получить Идит? — Он пожал плечами. — Наверное воображает, что этот слуга дьявола ее любит.— Она как-то не вписывается в эту картину, — неуверенно заявил Вилфрид.— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже считал, что она вышла из возраста, когда женщина может рожать. К тому же Стивен обычно выбирает более красивых дев для забав.— Нет, тут ты можешь ошибаться. С должным уважением я ездил с ней по землям замка в твое отсутствие. Она была у меня как заноза в заднице со всеми ее требованиями. И меня все время гложет подозрение, что она, вероятно, не такая, за какую мы первоначально ее приняли.Эйрик ждал, когда Вилфрид объяснит свои слова, но его сенешаль сильно покраснел и пробормотал:— Но не мое это дело — говорить такие вещи без доказательств. И ты сочтешь меня болваном, если я скажу, что она не столь уж непривлекательна.— Ха! Больше похоже, что твое зрение тоже начинает слабеть. Как у меня. Или Бритта превратила твой мужской корень в мякину.Вилфрид виновато опустил голову.Эйрик подобрал кубок и стал искать кувшин с вином, а потом вспомнил, что швырнул им об стену. Его губы скривились от отвращения при виде разгрома, который он учинил, и рассудок слегка охладил его ярость.— Пришли мне еще вина, — велел он Вилфриду. — И поставь стража, чтобы не спускал глаз с Джона и Ларисы день и ночь. Пусть даже в уборную не ходят одни.— Слушаюсь, — отозвался Вилфрид и кивнул, направляясь к двери, затем обернулся. — Мне послать людей сегодня ночью на поиски леди Идит?Эйрик метнул в него холодный взгляд:— Нет, мы начнем поиски завтра. И тогда, клянусь перед ликом Господа, она дорого заплатит мне за обман.Несмотря на страшную усталость, Эйрик не спал всю ночь. Он пил отменное вино франков кубок за кубком, но не мог достичь благословенного опьянения. Мозг его непрерывно работал, взвешивая факты, ища ответа, делая выводы. И постоянно возвращался к двум доказанным фактам: Идит по меньшей мере жестоко дурачила его, а то и, вполне вероятно, участвовала в заговоре с целью убийства.К тому времени, когда рассветные лучи проникли в узкие, стрельчатые окна его спальни, Эйрик превратился в сгусток ярости, удерживаемой за холодным, каменным фасадом. Он спустился в большой зал и направился в сторону кухни, где уже вовсю хлопотали слуги.Несмотря на гнев, он повсюду видел следы рук Идит. В замке пахло свежестью после многочисленных уборок, все деревянные поверхности сверкали чистотой. Он заметил в большом зале две новые трубы — уже много лет он и сам собирался их поставить, но кочевая жизнь заставляла его все время откладывать свои планы.Хрусткие стебли тростника источали сладкие травяные запахи, когда он давил их ногами, шагая по залу. На кухне Берта работала перед очагом в чистой рубахе, спрятав волосы под белый плат и опрятный чепец.— Господин, — чинно поклонилась она, — не желаешь ли плошку каши либо хлеба с сыром на завтрак?— Нет, — ответил он, открыв от изумления рот при виде сверкавшей чистотой кухни. С потолочных балок пучками свисали длинные стебли ароматных трав и сушеных цветов. С каменного пола были выметены стебли тростника, а сам пол отмывала песком и мыльной водой рабыня, стоя на коленях.Годрик, сирота, которого он видел накануне с Джоном и Ларисой, шелушил фасоль перед огнем. Он робко поклонился.Внутрь влетела Бритта с ворохом постельного белья, весело распевая непристойную песенку. Увидев хозяина, она остановилась и вспыхнула от смущения при его внимательном взгляде, а потом стремглав понеслась в сторону прачечной.Пробормотав какие-то распоряжения, Эйрик ретировался в зал и вышел на стену крепости: стена близилась к завершению под руководством Иеремии, каменщика, которого Идит привезла как часть своего приданого. Как далеко может простираться коварство Идит? — подумалось ему. Иеремия может класть в раствор слишком много песка, чтобы стена раскрошилась при первом же приступе. Ему нужно будет все как следует проверить.Только он собрался направиться в конюшню, чтобы распорядиться о погоне за сбежавшей женой, как часовой, стоявший на стене, зазвонил в большой башенный колокол, извещая о появлении на горизонте визитеров. К Эйрику присоединился Вилфрид. Вдвоем они смотрели с нараставшим ужасом, как леди Идит, со свойственным ей бесстыдством восседая на белоснежной лошади, ехала по дороге, поднимавшейся к стенам замка. За ней следовал караван телег, до краев наполненных всевозможной утварью — дюжинами огромных конических корзин, деревянными ящиками, сотнями чугунов и глиняных горшков.В довершение кошмара и она, и возницы были укутаны с ног до головы той самой прозрачной тканью, которую она так любила. Глаза у Эйрика зловеще сузились. Святой Себастьян! Может ему задушить ее одной из таких полос, разрубить тело на куски, чтобы оно поместилось в одну из этих корзин, да и послать в дар любовнику в Грейвли?Он усмехнулся при этой мысли.Идит была удивлена и, как ни странно, обрадована, когда, направляя телеги во внутренний двор замка, увидела своего супруга на ступенях вместе с Вилфридом и другими рыцарями из свиты. Она не ожидала его прибытия раньше следующего дня, но хорошо, что он появился. Поможет ей разгрузить телеги и поставить ульи на задах сада.Но потом она заметила, как он широко, с каким-то вызовом, расставил ноги. На нем были облегающие штаны, прикрытые черной шерстяной рубахой. Видимо, он только что проснулся, потому что кожаные завязки на груди открывали восхитительную полоску загорелой кожи и курчавых волос. Однако ее внимание тут же переключилось на его кулаки, которые все время сжимались и разжимались.О Господи. Она ведь знала: ему не понравится, что она уехала из Равеншира вопреки его воле, но неужели он рассердился до такой уж степени?Оруженосец шагнул вперед и помог ей слезть с лошади. Шесть телег остановились позади нее, возницы ждали ее сигнала к выгрузке.Эйрик не сошел ни на пядь со своего места наверху ступенек, ведущих в зал. Вероятно, он ожидал, что она сама поднимется к нему, чтобы поздороваться. Она скорчила гримасу, однако решила, что ей придется это сделать, раз уж она ослушалась его приказа.Поднявшись до половины каменной лестницы, она заметила застывшую в его голубых глазах ярость и невольно остановилась. Взгляд его презрительно блуждал по ее фигуре, укутанной прозрачной сеткой для пчел. Святая Мария! Неужели он думал, что она сможет перевезти пчел, не защитив себя от их укусов?Когда она подошла ближе, он схватил ее за локоть и, притянув к себе, прорычал:— Миледи, сука, где ты шлялась, черт побери?Идит отшатнулась от него и попыталась вырваться из его хватки, но безуспешно.— Я была в Соколином Гнезде, — пробормотала она, смущенная его неистовой злобой.— А кто был там с тобой? Твой любовник?— Мой — кто?! — взвилась она. — Ты с ума сошел? Да любовник мне нужен меньше всего на свете! Ни ты, проклятый зверь, ни какой другой мужчина.— Да, твой любовник так и назвал меня — Зверь из Равеншира — в письме к тебе, как мне помнится. Это прозвище, которое вы вместе придумали для меня?Тревога огнем обожгла Идит. О чем это он говорит? Какой любовник? Какое письмо?— Эйрик, давай пойдем внутрь и поговорим. Тут какое-то недоразумение, которое я наверняка…— Нет, единственное недоразумение тут — это ты сама. Я предупреждал тебя перед свадьбой, что не потерплю от своей жены никакого обмана.Вилфрид шагнул вперед и положил Эйрику на плечо ладонь:— Милорд, не стоит продолжать этот разговор на глазах у слуг и свиты.Эйрик оглянулся вокруг и потряс головой, словно стряхивая с себя дурман. Не отпуская ее руку, он потащил ее в зал.— Подожди, — сказала Идит, упираясь. — Сначала надо разгрузить телеги.— Зачем? — подозрительно спросил Эйрик. — Или там дары от Стивена, которые ты хочешь спрятать от меня? Или, может, особый яд, который собираешься добавить мне в медовую брагу?— Стивен? — переспросила Идит, с изумлением понимая, что ее обвиняют в сговоре с графом Грейвли. Пока она пребывала в растерянности, Эйрик успел сбежать по ступенькам и стал выбрасывать на землю плетеные конические ульи. Грязно ругаясь, он расшвыривал кладь в поисках чего-то, что бы доказало ее вину.Он уже собрался было взломать один из ящиков, когда Идит пронзительно завизжала: «Нет!» Но его взгляд с презрением прошил ее насквозь, и Идит поняла, что своим протестом подливает лишь масла в огонь.Да и было уже слишком поздно.С громким стоном бросилась она вперед, когда он открыл первый ящик и сотни злых пчел вырвались наружу, закружились вокруг его лица и шеи, забрались под свободную рубаху, облепили тугие штаны.— Ох, Боже мой! Стой тихо, Эйрик! Ради всех святых, я не смогу помочь тебе, если ты будешь так прыгать!Эйрик громко и яростно ругался на нескольких языках, используя такие слова, от которых ее лицо стало ярко-пунцовым, и при этом совершал немыслимые телодвижения, пытаясь сбросить с себя жалящих насекомых. Но пчел было слишком много, а его дикая пляска лишь еще больше злила их.Она позвала на помощь Эдгара и Ослака, двух возниц, которые были защищены сеткой и кожаными перчатками. Выбрав несколько ценных пчеломаток, которые легко различались по цвету и величине, она положила их в распечатанный улей. Затем два ее помощника взялись за дымящиеся факелы и, отпугнув оставшихся пчел от Эйрика, загнали их на место.Когда все пчелы были водворены в ящик — кроме тех, что лежали мертвые на земле, Идит оглянулась на Эйрика. Слезы катились из его глаз от дыма, а лицо и руки и, конечно же, вся кожа под туникой и штанами были покрыты крошечными белыми пятнами.Идит давала торопливые указания людям, которые приехали с ней, куда поставить ульи с пчелами, велев Гирте, которая как раз вышла наружу, чтобы поглядеть, что за шум, показать им дорогу. Берте же она приказала прислать в комнату Эйрика лохань с горячей водой, несколько кусков соли и горсть сырых луковиц.— Эйрик, поторопись! Я должна удалить жала как можно скорей, пока укусы не вздулись и не стали нарывать.Эйрик какое-то время молча глядел на нее. Затем сказал со смертельной серьезностью:— Идит, я тебя убью. ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Поцелуй меня, дорогая, авк.— Поцелуй меня в зад.— Покажи мне зад… авк… зад.— А ты не хочешь, чтобы я выдрал у тебя все перья и заткнул ими твою проклятую глотку?— Покажи мне свои ноги. Авк.— Заткнись, поганец.— Поцелуй меня, дорогая. Поцелуй меня, дорогая. Поцелуй меня, дорогая.Застонав от злости, Эйрик набросил шерстяную тряпку на клетку, бормоча что-то очень непристойное. Пронзительный голос сразу же умолк.Идит изумленно стояла в дверях спальни. Она и сама не могла бы ответить, чем поражена больше: то ли тем, как супруг самым вульгарным образом спорит с безмозглой птицей, то ли тем, что он стоит посреди комнаты к ней спиной… совершенно голый. Последнее перевесило.Говоря по правде, при виде этого катастрофически красивого мужчины, ее супруга, у нее перехватило дыхание.Ее глаза ощупывали позолоченную солнцем бронзу его кожи от широких плеч, рельефных мышц спины до клиновидной талии и восхитительно узких бедер. Она облизала внезапно пересохшие губы. Даже сильные бедра и стройные лодыжки покрыты загаром, отметила она. Вероятно, он носил только повязку на бедрах, когда упражнялся со своими людьми на ристалище или плыл на ладье. Кожа на твердых ягодицах была единственной частью тела, которая осталась светлой.Ну, не совсем так, быстро поправила себя Идит, когда Эйрик повернулся. Он прятал еще одну часть тела. И, — о Матерь Божья, часть эта была очень привлекательной.Идит приложила руки к запылавшим щекам и заставила глаза подняться выше, где встретила понимающую, неприветливую улыбку Эйрика. Ледяной взгляд охладил ее до костей и резко вернул к первоочередной задаче — пчелиным укусам.— Убирайся, Идит, — произнес Эйрик намеренно спокойным голосом. — Я разберусь с тобой и твоим предательством потом. А сейчас оставь меня с моей болью.— Эйрик, мне страшно жаль того, что произошло во дворе. Но тут моей вины нет. Пчелы кусают, когда чувствуют угрозу, и…— Угрозу? Лучше поберегись ты, жена, и оставь меня в покое, пока я не показал тебе настоящую угрозу.— Почему ты так злишься на меня? Ведь ты сам потревожил пчел. Но ведь мужчины всегда так поступают, верно? Всегда винят женщин за свои промахи.— Твоя самая большая ошибка, миледи, думать, что можешь морочить мне голову безо всяких для себя последствий. — С раздувающимися ноздрями Эйрик стал грозно надвигаться на нее.Опешив от его неукротимой ярости, она отступила на несколько шагов назад и стала протестовать:— Ты нарочно не желаешь меня понять. Будь разумным. Иначе я… Ох, Матерь Божья…Речь Идит прервалась, когда она увидела дюжину белых укусов, уже начинавших краснеть, на его лице, шее, груди, спине, животе, ногах — повсюду на теле. И что хуже всего, Эйрик яростно расцарапывал кожу ногтями во всех местах, куда мог дотянуться.— Нет, перестань чесаться! — приказала она, резко хватая его за руки. — Глупый, разве ты не знаешь, что нельзя тереть пчелиный укус? Сначала надо удалить жала.Не обращая внимания на ее слова, Эйрик подошел к окну, чтобы лучше видеть, оглянулся через плечо и стал расчесывать укусы на спине.И снова она отвела его руки и вытащила маленький нож с рукояткой из слоновой кости из висевших на ее поясе ножен.— Ну-ка, дай я тебе помогу.Эйрик увидел в ее руке острое лезвие и насмешливо рассмеялся:— Ты опоздала со своей заботливостью, моя леди супруга. Я не настолько слабоумный, чтобы позволить тебе приблизиться к себе с оружием. — С молниеносной быстротой он выхватил нож из ее руки и положил его позади себя на стол.— Какая нелепость! Я просто хочу удалить жала кончиком ножа. Когда пчела кусает, она оставляет жало под кожей, а потом умирает, но…— Ха! Так я и думал! Ты больше озабочена своей драгоценной дрянью, чем моими укусами.— Ох, ты несправедлив ко мне. И пчелы вовсе не дрянь. Я просто хотела объяснить тебе, что жало надо удалять осторожно и как можно скорей, иначе яд проникнет в рану и вызовет опухоль и даже жар в теле.— И от этого ты станешь счастливой, разве нет? Ты сама и твой подлый любовник.Идит оцепенела, услышав в его голосе едва сдерживаемую ярость.— Любовник? Какой любовник? — Ее брови сдвинулись в растерянности. Но сейчас не время для гнева или объяснений. Не моргнув глазом она выдержала его злобный взгляд и спросила холодным тоном: — Так тебе нужна моя помощь или нет?Он смотрел на нее несколько долгих мгновений, потом перевел глаза на укусы, начинавшие уже вздуваться в тех местах, где он чесал кожу.— Только без ножа. Пользуйся своими ногтями, — заявил наконец он.Идит с сомнением посмотрела на свои короткие ногти, но подошла к нему, раздосадованно качая головой. Неужели он и впрямь думает, что она способна его убить? Она ведь была не настолько сердита на тот грубый поцелуй при их прощании. Но затем сочувствие к его явной боли превозмогло нараставшее раздражение.— Сядь, — велела она, показав на низкий табурет возле окна и, чтобы лучше видеть, сняла сетку для пчел. В это утро она не стала мазать лицо золой, как обычно, полагая, что Эйрик не вернется в Равеншир до утра. И сейчас надеялась, что Эйрику, с его слезящимися глазами, не до того, чтобы обращать внимание на ее внешность. В любом случае дело надо сделать.— Больно?— А конь может ссать?— Укороти язык! — зашипела на него Идит и пробормотала: — Тебе очень трудно сочувствовать из-за твоей вульгарности.— Прибереги свое сочувствие для того, кому оно не безразлично. К примеру, для своего любовника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41