– Ад и пламя! – воскликнул его сообщник, выхватывая клинок и отступая на полусогнутых ногах.– Именно туда я и посылаю тебя, дружище. Ты и вправду совершил единственную, но смертельную ошибку в жизни, когда не сумел попасть мне в спину той стрелой.Фолкон ринулся с кинжалом на перепуганного противника, навалился на него всем немалым весом. Убийца успел лишь подумать о том, какой глупец этот де Берг, если бросается на человека, держащего наготове нож, но тут перед его глазами все померкло.Фолкон связал оба тела вместе кожаными ремешками от их же поножей и поднял страшный груз на парапет. Один толчок – и трупы свалились в озеро с громким плеском, так что вода забрызгала людей, стоявших на подвесном мосту.– Что это, черт возьми? – удивился один из них.– Неужели кто-то из наших упал со стены?Фолкон, выхватив меч, поднялся на стену.– Оба! – с издевкой бросил он.– Это он! – хором воскликнули убийцы и помчались обратно в замок, спеша взобраться по каменной лесенке, которая должна была привести их к жертве.– Что он сделал с женщиной? – прокричал кто-то.Мужчины схватились за рукоятки мечей, но не вынимали их из ножен, пока до парапета оставалось довольно высоко. Но к тому времени, как они добрались до верха, было уже поздно – первый из поднявшихся, не успев обнажить оружие, свалился, пронзенный беспощадным острием меча де Берга. Прошло всего несколько секунд, но Фолкон успел ранить второго в правую руку, и убийца отступил, на мгновение растерявшись. Секрет непобедимости Фолкона как раз и заключался в том, что он никогда не колебался в бою. Он молниеносно ринулся вперед, так что противник едва успел отбить удар своим мечом. Раздался неприятный лязгающий металлический звук. Фолкон чуть отстранился и вновь замахнулся, вложив в удар всю силу. Враг, потеряв равновесие, упал, и Фолкон в этот же момент всадил меч ему в живот, чуть пониже панциря, прикрывающего грудь. Потом повернулся к последнему, но тот успел скрыться. Де Берг с мрачной решимостью собрался преследовать последнего оставшегося в живых негодяя и начал спускаться по каменным ступенькам.– Он успел сбежать из замка, – сообщил выступивший из темноты валлиец.Де Берг выхватил у него лук, взял стрелу из колчана и побежал вверх, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Оказавшись на валу, он тщательно прицелился. Руки не дрожали, югляд был спокоен. Стрела пропела в воздухе, неся смерть так же безошибочно, как орел настигает добычу. Вопль умирающего потревожил стайку голубей, примостившихся на ночлег. Пара сов-сипух немедленно воспользовалась этим, чтобы поужинать самыми жирными птицами. Потом все стихло и замерло, пока где-то в отдалении одинокий волк не завыл на луну.Фолкон долго стоял на стене, безразличный к ледяному ветру. Наконец он спустился вниз и, войдя в кухню, постучал в дверь крошечной комнатки.– Джезмин, – хрипло прошептал он.– Фолкон, ты не ранен? – встревоженно спросила она, пытаясь отодвинуть засов.– Не надо, не открывай. Все в порядке; ложись лучше спать.– Он не мог коснуться ее сегодня ночью, сейчас, когда на его руках кровь пятерых. Фолкон почти рухнул на пол, прислонился головой к дверному косяку и, на какое-то мгновение увидев себя глазами Джезмин, с отчетливой ясностью понял причину ее отвращения к нему. Какие темные, извращенные желания заставили его выбрать ее, столь хрупкую, нежную и невинную? Джезмин была подобна цветку и совсем не подходила в жены мрачному бродяге, добывавшему средства к существованию мечом и кинжалом, которому ничего не стоит уничтожить человека. Сила Господня, что толкнуло его окунуть перстень-печатку в ее девственную кровь, да еще и поставить клеймо по всей простыне! Джезмин, должно быть, вообразила, что вышла замуж за безумца, кому еще придет в голову проделать такую мерзость?! Ну что ж, зато она теперь принадлежит ему, на горе или радость.– Pauvre petite Бедная малышка (фр.
, –прошептал он в темноту.Но к утру они опять проклинали друг друга. Выйдя из тесной клетушки, Джезмин обнаружила мужа за столом – тот с волчьим аппетитом набросился на огромный кусок холодной баранины. Кроме этого, на блюде лежал и горячий свежеиспеченный хлеб, с которого капал мед.– Как ты посмел засунуть меня в этот хлев на всю ночь?! Там так тесно, что я повернуться не могла! Едва не задохнулась от муки, которая там хранится, рот и нос забило, и самое ужасное – тюфяк, по-моему, кишит блохами!Фолкон ошеломленно глядел на жену.– Да ты, кажется, в самом деле ждешь от меня извинений!– Сомневаюсь, что де Берг способен перед кем-то извиняться... такого в жизни не бывало!– Найдите своему рту лучшее применение, леди, и наполните его лучше горячей едой.Предостерегающие нотки в голосе ясно говорили, что произойдет, если Джезмин немедленно не послушается. Фолкон поспешно вышел из кухни, чтобы присмотреть за лошадьми, а кухарка принесла Джезмин дымящуюся чашу с жидкой овсяной кашей, приправленной сливками и медом, с восхищением взирая на неземное создание, закутанное в мех горностая. Никогда еще она не видела столь красивой, грациозной дамы. Она казалась ненастоящей, словно принцесса из волшебной сказки. Женщина застенчиво протянула Джезмин сверток с едой, боясь оскорбить знатную леди столь грубым подношением. Но та была тронута до глубины души.– О, как ты добра! С моей стороны было некрасиво жаловаться на постель, которую ты так благородно отдала, но я сказала это только чтобы досадить де Бергу.Кухарка с трудом верила ушам – неужели такая высокородная дама снизошла до извинений перед ней! Наконец опомнившись, она решила предупредить Джезмин:– Не сердите его, леди. Прошлой ночью он убил тех пятерых, которые хотели схватить вас.Первой мыслью Джезмин было: «Почему люди вечно рассказывают о нем такие невероятные сказки, словно о живой легенде?!» Но она мудро придержала язык – как показала жизнь, обычно эти сказки содержали гораздо больше правды, чем лжи.Когда они покидали Аск, Фолкон заставил жену сесть боком позади него, и Джезмин затрясло от злости: опять он обращается с ней как с ребенком!По мере того как они поднимались все выше, ветер начал завывать с такой силой, что казалось, вот-вот сдует их с седла. Джезмин с суеверным страхом подумала, уж не духи ли Блек Маунтинз подвергают их жестокому испытанию, проводя через царство льда и снега, которое дано покорить лишь немногим? Широкие плечи де Берга загораживали ее от ледяного ветра и поземки. Джезмин прильнула к нему, держась из последних сил, пока копыта жеребца скользили по промерзшей земле.Подъем занял весь день, но когда они перебрались через самые высокие вершины и спустились в защищенную от ветра лощину, Фолкон развел огонь, разбил около него походный шатер, а потом нарубил лапника, чтобы сделать навес для лошадей.Джезмин распаковала еду, свечи, скатку мехов для постели и занесла все это в шатер, оставив Фолкона на холоде. Он стряхнул снег с плеч и тоже вошел. Зеленые глаза смягчились, когда Фолкон заметил, что она зажгла свечи и согрела ужин у костра.– Думаю, великий дух Блек Маунтинз разрешил нам пройти. Может, завтра нам не так трудно придется, – заметил он.Джезмин рассмеялась, довольная, что мысли их совпали. Фолкон снял плащ, дублет и расстелил их просушиться.– Это первая улыбка, которой ты одарила меня со дня нашей свадьбы, – сказал он, садясь на меховую подстилку, чтобы поесть.– Господь видит, у меня было мало поводов, чтобы веселиться. Мы бежим от врагов, которые не задумываясь убьют нас, если снег и холод не сделают этого раньше. Сидим здесь, в Богом забытой глуши, а над головами воет метель, которая вот-вот погубит наших коней!Фолкон лениво потянулся, улыбаясь жене.– А я не хотел бы оказаться ни в одном месте на земле, кроме как здесь, с тобой, – прошептал он, лаская ее глазами.– Откуда у тебя эта непристойная манера так оглядывать меня?– вспыхнула Джезмин.Фолкон снова улыбнулся:– Уверен, что каждого новобрачного в мире можно обвинить в этом преступлении. Пойдем ужинать. Удовольствие от еды удвоится, если я разделю ее с тобой.Но Джезмин напряженно сидела, вытянувшись как струна, не желая ни нежных взглядов, ни ласковых слов.– А я предпочла бы находиться где угодно, лишь бы подальше от тебя, – почти грубо бросила она.Но Фолкона ее слова только позабавили. Он поднял голову от блюда и медленно растянул губы в ухмылке.– Сегодня тебе не удастся меня разозлить. Это попросту невозможно.Шутливо-поддразнивающий взгляд ясно говорил, что из ее намерения затеять ссору ничего не получится. Джезмин поняла, что попала в ловушку. Выхода нет. Она знала, что муж снова собирается сделать с ней это. Фолкон притянул ее к себе. Он унаследовал бесшабашную, горячую кровь де Бергов, воспламеняющую в нем буйную страсть, и не стыдился этого. Его рука потянулась, чтобы снять шерстяные чулки, погладила стройные шелковистые ноги, надолго задержалась на мягких бедрах. Джезмин задрожала, как пойманная птичка, но Фолкон, поспешно сняв с нее одежду, опустил на пушистые меха. Она была настолько исполнена ужаса перед тем, что неминуемо должно было произойти, что глаза наполнились слезами, милосердно скрывшими его наготу и возбужденно-твердое, пульсирующее мужское естество. Потом Фолкон оказался на ней, и Джезмин кожей ощутила чудовищную длину его копья.Он проводил ее в мир, не простиравшийся дальше длиныим его рук и мощи мускулистого тела. Он начал целовать Джезмин, ласкать теплыми, властными поцелуями, но зная, что сейчас произойдет, она не испытывала наслаждения от любовной игры – только страх. Чем теснее становились его объятия, тем больше Джезмин уходила в себя, удалялась дальше и дальше, а пропасть между супругами становилась все шире, пока молодая женщина не сумела отделить дух от тела. Душа взлетела высоко, под потолок шатра, проникла через шелк и воспарила над шатром, над деревьями, над облаками, унеслась к звездам. Тело же лежало, словно скованное льдом, инертное, неподвижное. Полнейшее равнодушие жены наполняло Фолкона отчаянием. Его горячие руки и губы, страстные ласки не могли высечь в ней искру желания. Вместо того чтобы встретить его пламя пламенем, Джезмин была холодна, как снег, покрывший вершины гор. Несмотря на это, он чувствовал, что миг наслаждения близок, – горячая струя семени ударила в тесные бархатистые ножны его разящего клинка, но хотя тело, так скованно лежавшее под ним, было восхитительным, Фолкон не смог пробудить его, и поэтому большего разочарования ему еще не доводилось испытывать.Поняв, что на сегодня все терзания остались позади, Джезмин позволила душе вернуться в тело и, отвернувшись от мужа, мгновенно заснула. Фолкон с такой силой желал ее, что ощущал больше боли, чем наслаждения. И сон опять принудил его молить о забвении, прежде чем позволил погрузиться во мрак забытья. Глава 29 Многолетняя солдатская выучка помогла Фолкону проснуться до рассвета. Как он жаждал разбудить Джезмин поцелуем, сжать в объятиях, понежиться в теплых мехах, встретить тяготы наступающего дня с вкусом ее губ на губах... но он не желал видеть, как она, сжавшись, вновь отпрянет от него.Джезмин чуть пошевелилась, подняла голову и потянулась за своей одеждой. Фолкон поспешно отвернулся, чтобы она не успела заметить безнадежную тоску в его глазах.Ветер почти улегся, и огромные хлопья снега медленно ложились на землю, окутывая мир белым покрывалом. Джезмин опять отказалась ехать с Фолко-ном в одном седле, а следовала за мужем медленно, осторожно, то наверх, то под гору, рассекая горные ручьи, пробираясь через лесную чащу. Когда густой снег отсекал Фолкона от Джезмин, она впадала в панику. К полудню она уже не чувствовала ног. Зубы начали стучать, и, несмотря на всю решимость и твердые намерения, Джезмин не могла унять озноба. Наконец пришлось смирить гордость.– Фолкон, – окликнула она.Муж остановился, подождал, пока Джезмин подъедет поближе.– Тебе что-то угодно? – вежливо спросил он.– Я-я з-замерзла, – прохныкала она.– Что же тебе угодно? – повторил Фолкон. Джезмин закусила губу. Он не собирается идти ей навстречу.– Я-я б-бы хотела ехать с тобой в одном седле.– Фолкон уставился на нее, как бы колеблясь.– Пожалуйста, – добавила Джезмин поспешно, боясь, что муж может отказать.Фолкон привязал поводья ее кобылки к сбруе последней вьючной лошади и посадил Джезмин в седло перед собой. Она сунула ледяные руки между ног, чтобы хоть немного согреться, и через некоторое время почувствовала спиной восхитительное тепло, исходившее от тела Фолтона. Он решил быть как можно более безразличным и отрешенным. Если ей угодно держаться на расстоянии, так тому и быть. Но беда в том, что Джезмиг не держалась на расстоянии, а сидела у него на коленях, и что всего хуже, каждый раз, когда лошадь перемещала свой вес с передних ног на задние, чуть откидывалась на него, а ее ягодицы терлись о кончик его мужской снасти, вызывая безумное желание. Прядь серебристо-золотых волос то и дело ложилась на его щеку, и Фолкон дрожал от мучительно-изошренного наслаждения, которое будила в нем Джезмин. В мозгу вихрем проносились чувственные видения, и Фолкон застонал. Он где-то слышал, что пустынные арабы специально тренировали лошадей для того, что называлось coit a cheval», – мужчина сажал женщину на коня, лицом к себе, и занимался с ней любовью, причем лошадь ни на миг не останавливалась, раскачиваясь на ходу. Как гласила легенда, испытанное при этом блаженство женщина помнила всю жизнь.Фолкон снова застонал, на этот раз так громко, что Джезмин повернулась и всмотрелась в его лицо.– Замерз? – встревоженяо спросила она.– Замерз? – ошеломленно пробормотал Фолкон. Кости Христовы, его кровь так раскалилась, что он, кажется, вот-вот взорвется, как вулкан.– А тебе холодно, Джезмин? – в свою очередь осведомился он.– Только ногам, но я, в общем, их больше не чувствую.– Почему не сказала раньше?! – вскинулся он.– Мы сейчас же разобьем лагерь. Я немедленно разожгу костер.– Нет... нет... если мы будем ехать всю ночь, может, к утру доберемся, – просила Джезмин.Фолкон расслышал панические нотки в ее голосе при мысли еще об одной ночевке в шатре и поклялся держать свою похоть в узде. Что за удовольствие любить женщину, которая вовсе этого не желает?Как только разгорелся огонь, Фолкон стянул с Джезмин сапоги и начал растирать маленькие ножки. Его сильные руки скоро согрели ее, онемение прошло, и Джезмин зевнула. Ей почему-то понравились его ласки. Собственно говоря, она призналась себе, что ей нравится и человек, ставший ее мужем. Джезмин научилась уважать его смелость и мужество, не говоря уже практичности и здравом смысле. Кроме того, де Берг был невероятно красив. Ах, если бы только он не делал с ней этого, жизнь была бы почти счастливой, твердила себе Джезмин.Фолкон снова смастерил что-то вроде навеса для лошадей, и Джезмин наблюдала, как он, без всяких видимых усилий, отсекает ножом огромные ветви елей. Работа была закончена еще до наступления темноты.– Неплохо бы поесть чего-нибудь горячего, – решил он.– Пойду посмотрю, нет ли поблизости какой-нибудь дичи. Оставайся у костра, пока я не вернусь. Если испугаешься, крикни, я буду держаться поблизости.– Испугаюсь? – фыркнула она, как только муж исчез .среди деревьев.– Чего здесь, спрашивается, бояться?Джезмин надела сапоги и пошла на звук журчащей воды, к ближайшему ручью. На берегу она неожиданно увидела маленький мохнатый комочек, похожий на котенка.– Ах, какой ты миленький, какой хороший, – проворковала Джезмин и подняла малыша, пытаясь определить, кто это – горный лев, рысь или снежный барс.– Фолкон, Фолкон, иди сюда, – позвала она.Фолкон появился почти мгновенно, уже с кинжалом наготове, и, увидев, что творится, явно встревожился.– Джезмин, немедленно брось его и уходи оттуда! – При мысли о том, какой опасности подвергла себя Джезмин, его охватило бешенство.– Я же велел тебе оставаться у костра. Не для того я отдаю приказы, чтобы им не подчинялись!А в этот момент мать детеныша притаилась на ветке дерева, готовясь к прыжку, и как только Фолкон подошел ближе, трехсотфунтовая убийца рванулась вперед, расставив передние лапы, из которых грозно торчали десять черных, смертельно опасных крючков. Острые белые клыки впились в плечо де Берга. Враги покатились по земле; Фолкон отчаянно пытался уберечь от хищника горло. В мгновение ока огромная кошка оказалась на спине, а человек вонзил в ее брюхо клинок по самую рукоять и рванул его вверх, к глотке. Иного выбора, кроме как прикончить зверя, не оставалось.Джезмин, с побелевшими губами, в ужасе взирала на побоище.– Неужели тебе обязательно нужно убивать все живое? – вскрикнула она.– Черт побери, женщина, именно ты стала причиной ее гибели! – В глубине души Джезмин признала правдивость его слов. Фолкон вырвал котенка из ее рук и приказал:– Немедленно иди к костру!– Что ты хочешь сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
, –прошептал он в темноту.Но к утру они опять проклинали друг друга. Выйдя из тесной клетушки, Джезмин обнаружила мужа за столом – тот с волчьим аппетитом набросился на огромный кусок холодной баранины. Кроме этого, на блюде лежал и горячий свежеиспеченный хлеб, с которого капал мед.– Как ты посмел засунуть меня в этот хлев на всю ночь?! Там так тесно, что я повернуться не могла! Едва не задохнулась от муки, которая там хранится, рот и нос забило, и самое ужасное – тюфяк, по-моему, кишит блохами!Фолкон ошеломленно глядел на жену.– Да ты, кажется, в самом деле ждешь от меня извинений!– Сомневаюсь, что де Берг способен перед кем-то извиняться... такого в жизни не бывало!– Найдите своему рту лучшее применение, леди, и наполните его лучше горячей едой.Предостерегающие нотки в голосе ясно говорили, что произойдет, если Джезмин немедленно не послушается. Фолкон поспешно вышел из кухни, чтобы присмотреть за лошадьми, а кухарка принесла Джезмин дымящуюся чашу с жидкой овсяной кашей, приправленной сливками и медом, с восхищением взирая на неземное создание, закутанное в мех горностая. Никогда еще она не видела столь красивой, грациозной дамы. Она казалась ненастоящей, словно принцесса из волшебной сказки. Женщина застенчиво протянула Джезмин сверток с едой, боясь оскорбить знатную леди столь грубым подношением. Но та была тронута до глубины души.– О, как ты добра! С моей стороны было некрасиво жаловаться на постель, которую ты так благородно отдала, но я сказала это только чтобы досадить де Бергу.Кухарка с трудом верила ушам – неужели такая высокородная дама снизошла до извинений перед ней! Наконец опомнившись, она решила предупредить Джезмин:– Не сердите его, леди. Прошлой ночью он убил тех пятерых, которые хотели схватить вас.Первой мыслью Джезмин было: «Почему люди вечно рассказывают о нем такие невероятные сказки, словно о живой легенде?!» Но она мудро придержала язык – как показала жизнь, обычно эти сказки содержали гораздо больше правды, чем лжи.Когда они покидали Аск, Фолкон заставил жену сесть боком позади него, и Джезмин затрясло от злости: опять он обращается с ней как с ребенком!По мере того как они поднимались все выше, ветер начал завывать с такой силой, что казалось, вот-вот сдует их с седла. Джезмин с суеверным страхом подумала, уж не духи ли Блек Маунтинз подвергают их жестокому испытанию, проводя через царство льда и снега, которое дано покорить лишь немногим? Широкие плечи де Берга загораживали ее от ледяного ветра и поземки. Джезмин прильнула к нему, держась из последних сил, пока копыта жеребца скользили по промерзшей земле.Подъем занял весь день, но когда они перебрались через самые высокие вершины и спустились в защищенную от ветра лощину, Фолкон развел огонь, разбил около него походный шатер, а потом нарубил лапника, чтобы сделать навес для лошадей.Джезмин распаковала еду, свечи, скатку мехов для постели и занесла все это в шатер, оставив Фолкона на холоде. Он стряхнул снег с плеч и тоже вошел. Зеленые глаза смягчились, когда Фолкон заметил, что она зажгла свечи и согрела ужин у костра.– Думаю, великий дух Блек Маунтинз разрешил нам пройти. Может, завтра нам не так трудно придется, – заметил он.Джезмин рассмеялась, довольная, что мысли их совпали. Фолкон снял плащ, дублет и расстелил их просушиться.– Это первая улыбка, которой ты одарила меня со дня нашей свадьбы, – сказал он, садясь на меховую подстилку, чтобы поесть.– Господь видит, у меня было мало поводов, чтобы веселиться. Мы бежим от врагов, которые не задумываясь убьют нас, если снег и холод не сделают этого раньше. Сидим здесь, в Богом забытой глуши, а над головами воет метель, которая вот-вот погубит наших коней!Фолкон лениво потянулся, улыбаясь жене.– А я не хотел бы оказаться ни в одном месте на земле, кроме как здесь, с тобой, – прошептал он, лаская ее глазами.– Откуда у тебя эта непристойная манера так оглядывать меня?– вспыхнула Джезмин.Фолкон снова улыбнулся:– Уверен, что каждого новобрачного в мире можно обвинить в этом преступлении. Пойдем ужинать. Удовольствие от еды удвоится, если я разделю ее с тобой.Но Джезмин напряженно сидела, вытянувшись как струна, не желая ни нежных взглядов, ни ласковых слов.– А я предпочла бы находиться где угодно, лишь бы подальше от тебя, – почти грубо бросила она.Но Фолкона ее слова только позабавили. Он поднял голову от блюда и медленно растянул губы в ухмылке.– Сегодня тебе не удастся меня разозлить. Это попросту невозможно.Шутливо-поддразнивающий взгляд ясно говорил, что из ее намерения затеять ссору ничего не получится. Джезмин поняла, что попала в ловушку. Выхода нет. Она знала, что муж снова собирается сделать с ней это. Фолкон притянул ее к себе. Он унаследовал бесшабашную, горячую кровь де Бергов, воспламеняющую в нем буйную страсть, и не стыдился этого. Его рука потянулась, чтобы снять шерстяные чулки, погладила стройные шелковистые ноги, надолго задержалась на мягких бедрах. Джезмин задрожала, как пойманная птичка, но Фолкон, поспешно сняв с нее одежду, опустил на пушистые меха. Она была настолько исполнена ужаса перед тем, что неминуемо должно было произойти, что глаза наполнились слезами, милосердно скрывшими его наготу и возбужденно-твердое, пульсирующее мужское естество. Потом Фолкон оказался на ней, и Джезмин кожей ощутила чудовищную длину его копья.Он проводил ее в мир, не простиравшийся дальше длиныим его рук и мощи мускулистого тела. Он начал целовать Джезмин, ласкать теплыми, властными поцелуями, но зная, что сейчас произойдет, она не испытывала наслаждения от любовной игры – только страх. Чем теснее становились его объятия, тем больше Джезмин уходила в себя, удалялась дальше и дальше, а пропасть между супругами становилась все шире, пока молодая женщина не сумела отделить дух от тела. Душа взлетела высоко, под потолок шатра, проникла через шелк и воспарила над шатром, над деревьями, над облаками, унеслась к звездам. Тело же лежало, словно скованное льдом, инертное, неподвижное. Полнейшее равнодушие жены наполняло Фолкона отчаянием. Его горячие руки и губы, страстные ласки не могли высечь в ней искру желания. Вместо того чтобы встретить его пламя пламенем, Джезмин была холодна, как снег, покрывший вершины гор. Несмотря на это, он чувствовал, что миг наслаждения близок, – горячая струя семени ударила в тесные бархатистые ножны его разящего клинка, но хотя тело, так скованно лежавшее под ним, было восхитительным, Фолкон не смог пробудить его, и поэтому большего разочарования ему еще не доводилось испытывать.Поняв, что на сегодня все терзания остались позади, Джезмин позволила душе вернуться в тело и, отвернувшись от мужа, мгновенно заснула. Фолкон с такой силой желал ее, что ощущал больше боли, чем наслаждения. И сон опять принудил его молить о забвении, прежде чем позволил погрузиться во мрак забытья. Глава 29 Многолетняя солдатская выучка помогла Фолкону проснуться до рассвета. Как он жаждал разбудить Джезмин поцелуем, сжать в объятиях, понежиться в теплых мехах, встретить тяготы наступающего дня с вкусом ее губ на губах... но он не желал видеть, как она, сжавшись, вновь отпрянет от него.Джезмин чуть пошевелилась, подняла голову и потянулась за своей одеждой. Фолкон поспешно отвернулся, чтобы она не успела заметить безнадежную тоску в его глазах.Ветер почти улегся, и огромные хлопья снега медленно ложились на землю, окутывая мир белым покрывалом. Джезмин опять отказалась ехать с Фолко-ном в одном седле, а следовала за мужем медленно, осторожно, то наверх, то под гору, рассекая горные ручьи, пробираясь через лесную чащу. Когда густой снег отсекал Фолкона от Джезмин, она впадала в панику. К полудню она уже не чувствовала ног. Зубы начали стучать, и, несмотря на всю решимость и твердые намерения, Джезмин не могла унять озноба. Наконец пришлось смирить гордость.– Фолкон, – окликнула она.Муж остановился, подождал, пока Джезмин подъедет поближе.– Тебе что-то угодно? – вежливо спросил он.– Я-я з-замерзла, – прохныкала она.– Что же тебе угодно? – повторил Фолкон. Джезмин закусила губу. Он не собирается идти ей навстречу.– Я-я б-бы хотела ехать с тобой в одном седле.– Фолкон уставился на нее, как бы колеблясь.– Пожалуйста, – добавила Джезмин поспешно, боясь, что муж может отказать.Фолкон привязал поводья ее кобылки к сбруе последней вьючной лошади и посадил Джезмин в седло перед собой. Она сунула ледяные руки между ног, чтобы хоть немного согреться, и через некоторое время почувствовала спиной восхитительное тепло, исходившее от тела Фолтона. Он решил быть как можно более безразличным и отрешенным. Если ей угодно держаться на расстоянии, так тому и быть. Но беда в том, что Джезмиг не держалась на расстоянии, а сидела у него на коленях, и что всего хуже, каждый раз, когда лошадь перемещала свой вес с передних ног на задние, чуть откидывалась на него, а ее ягодицы терлись о кончик его мужской снасти, вызывая безумное желание. Прядь серебристо-золотых волос то и дело ложилась на его щеку, и Фолкон дрожал от мучительно-изошренного наслаждения, которое будила в нем Джезмин. В мозгу вихрем проносились чувственные видения, и Фолкон застонал. Он где-то слышал, что пустынные арабы специально тренировали лошадей для того, что называлось coit a cheval», – мужчина сажал женщину на коня, лицом к себе, и занимался с ней любовью, причем лошадь ни на миг не останавливалась, раскачиваясь на ходу. Как гласила легенда, испытанное при этом блаженство женщина помнила всю жизнь.Фолкон снова застонал, на этот раз так громко, что Джезмин повернулась и всмотрелась в его лицо.– Замерз? – встревоженяо спросила она.– Замерз? – ошеломленно пробормотал Фолкон. Кости Христовы, его кровь так раскалилась, что он, кажется, вот-вот взорвется, как вулкан.– А тебе холодно, Джезмин? – в свою очередь осведомился он.– Только ногам, но я, в общем, их больше не чувствую.– Почему не сказала раньше?! – вскинулся он.– Мы сейчас же разобьем лагерь. Я немедленно разожгу костер.– Нет... нет... если мы будем ехать всю ночь, может, к утру доберемся, – просила Джезмин.Фолкон расслышал панические нотки в ее голосе при мысли еще об одной ночевке в шатре и поклялся держать свою похоть в узде. Что за удовольствие любить женщину, которая вовсе этого не желает?Как только разгорелся огонь, Фолкон стянул с Джезмин сапоги и начал растирать маленькие ножки. Его сильные руки скоро согрели ее, онемение прошло, и Джезмин зевнула. Ей почему-то понравились его ласки. Собственно говоря, она призналась себе, что ей нравится и человек, ставший ее мужем. Джезмин научилась уважать его смелость и мужество, не говоря уже практичности и здравом смысле. Кроме того, де Берг был невероятно красив. Ах, если бы только он не делал с ней этого, жизнь была бы почти счастливой, твердила себе Джезмин.Фолкон снова смастерил что-то вроде навеса для лошадей, и Джезмин наблюдала, как он, без всяких видимых усилий, отсекает ножом огромные ветви елей. Работа была закончена еще до наступления темноты.– Неплохо бы поесть чего-нибудь горячего, – решил он.– Пойду посмотрю, нет ли поблизости какой-нибудь дичи. Оставайся у костра, пока я не вернусь. Если испугаешься, крикни, я буду держаться поблизости.– Испугаюсь? – фыркнула она, как только муж исчез .среди деревьев.– Чего здесь, спрашивается, бояться?Джезмин надела сапоги и пошла на звук журчащей воды, к ближайшему ручью. На берегу она неожиданно увидела маленький мохнатый комочек, похожий на котенка.– Ах, какой ты миленький, какой хороший, – проворковала Джезмин и подняла малыша, пытаясь определить, кто это – горный лев, рысь или снежный барс.– Фолкон, Фолкон, иди сюда, – позвала она.Фолкон появился почти мгновенно, уже с кинжалом наготове, и, увидев, что творится, явно встревожился.– Джезмин, немедленно брось его и уходи оттуда! – При мысли о том, какой опасности подвергла себя Джезмин, его охватило бешенство.– Я же велел тебе оставаться у костра. Не для того я отдаю приказы, чтобы им не подчинялись!А в этот момент мать детеныша притаилась на ветке дерева, готовясь к прыжку, и как только Фолкон подошел ближе, трехсотфунтовая убийца рванулась вперед, расставив передние лапы, из которых грозно торчали десять черных, смертельно опасных крючков. Острые белые клыки впились в плечо де Берга. Враги покатились по земле; Фолкон отчаянно пытался уберечь от хищника горло. В мгновение ока огромная кошка оказалась на спине, а человек вонзил в ее брюхо клинок по самую рукоять и рванул его вверх, к глотке. Иного выбора, кроме как прикончить зверя, не оставалось.Джезмин, с побелевшими губами, в ужасе взирала на побоище.– Неужели тебе обязательно нужно убивать все живое? – вскрикнула она.– Черт побери, женщина, именно ты стала причиной ее гибели! – В глубине души Джезмин признала правдивость его слов. Фолкон вырвал котенка из ее рук и приказал:– Немедленно иди к костру!– Что ты хочешь сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50