Должен признаться, я был в ярости.
Ну сами посудите: это, значит, моявечеринка, они тут нажираются за мойсчет, и наливаются моейдармовой выпивкой, и ловят кайф с моейтравки. Минимум, чего я был вправе ожидать от этих расфуфыренных великосветских шлюх: предложения отсосать у меня.
И что вы думаете – предложили?
Как же!
Я решил притвориться ирландцем. Как правило, дамочки без ума от ирландцев. У ирландцев, видите ли, такой особый шарм, или такая особенно цветистая манера выражаться, или такое привлекательное от них исходит ощущение опасности. Или еще что-то такое от них исходит. Я думаю, все-таки цветистая манера.
По крайней мере, решил я, стоит попробовать.
– И как в такую пору не сказать «С добрым утречком!»? – обратился я к Потру-и-станет-больше [Сами догадайтесь.].
Непонятно почему, но это не произвело на нее большого впечатления.
Ее приятелю, однако, это явно не понравилось.
– Отвали, придурок криворожий. – Таков был его ответ.
Я наклонился к нему. Я сразу его узнал. Это было одно из литературных светил, Сам-толст-и-волосат [Эрнест Хемингуэй?].
– Иди, куда шел, – продолжал он, картинно растягивая слова. – Или нарвешься сам знаешь на что.
Я уставился ему прямо в глаза, а потом ударил его головой. Прямо в лицо. День, понимаете, выдался длинный. И трудный.
Сам– толст осел на пол, как груда тряпья, а я широко улыбнулся, повернувшись к Потру-и-станет-больше.
– Обморок, – объяснил я. – Пива перепил. Вы же его знаете.
И я, бочком-бочком, двинулся дальше.
И вдруг, знаете, точно гром среди ясного неба меня вдруг пронзила мысль. Я вдруг остановился и подумал: Что я здесь делаю? Нет, понимаете, чтоя здесь делаю? (А не что я здесьделаю?)
И я подумал: Черт побери, я знаю, что я здесь делаю.
Бочком– бочком, потихоньку, я втираюсь!
Втираюсь. В высшее общество. Я не делал этого много лет. И вот – снова занимался этим. Я потихоньку, бочком-бочком, втирался в общество всех этих богатеев. Всех этих действительнознаменитых богачей. Я им чужой. Чужой на этом празднике.
Мелкая сошка, вот я кто. Всегда был, и остаюсь мелкой сошкой. И даже все то богатство, которое мне оставил Т.С. Давстон, не могло изменить того, что гнездилось у меня в душе. Я был просто мелкой сошкой. Точно так же, как в свое время Т.С. Давстон был мелкой сошкой. Точно так же, как мелкой сошкой был Отрок из показанной нам пиесы. Точно такой же сошкой.
Точно такой же.
И вот тогда меня словно ударило. До меня наконец дошло со всей ясностью, что означало представление профессора Мерлина [Вы-то, конечно, уже догадались. Так вы, наверное, закончили среднюю школу, в отличие от некоторых.].
Это была жизнь Т.С. Давстона. Вся. Рождение, жизнь и смерть. Как «ом». Брахма, Вишну и Шива. А что было в конце представления? Дворец разрушился, Князь Зла пал. А чем завершил все это действо профессор?
Большим А-АПЧХИ!
А что там сказал Данбери Коллинз?
Собрать все Тайное правительство в одном зале, и отправить всех вместе в царствие небесное.
Не с помощью динамита ли?
Большое А-АПЧХИ!
– О черт, – начал я. – О черт! О черт! О черт!
– В яблочко, – отозвался кто-то. Судя по голосу, ирландец. Передо мной стоял ирландец в женском платье. На губах у него была зеленая помада, а под мышкой – духовая трубка.
– Именно так, О’Черт и есть, – сказал он. – Убийца-трансвестит, нанятый Тайным правительством. Чем я себя выдал? Надо было бороду сбрить, или что?
– Забудь, – сказал я. – Ты что, не понимаешь, что сейчас случится?
– Ну, – начал О’Черт, – чего же долго рассуждать, скорее всего, ты попробуешь меня схватить. На что, думается мне, я отвечу тем, что тебе до двери будет добраться труднее, чем головастику не превратиться в лягушку. Потому что мой напарник, О’Бормот – вон он там сидит – разом снесет тебе голову из своего замечательного «узи».
– Да нет же, – отвечал я, схватив его за плечи, обтянутые платьем в блестках, и тряся что было сил. – Мы сейчас все умрем!
– Что до меня, так думается мне, ты умрешь раньше.
– Прочь с дороги. Прочь с дороги. – Я сбил О’Черта с ног и заорал во весь голос.
– Норман! – заорал я. – Беда, бегом сюда!
– Иду! – отозвался Норман. – Иду!!!
Поблизости ворочался сбитый с ног, но не сдавшийся О’Черт. Он свалился в самые сливки общества. А это может оказаться очень некстати, если ты вообще-то мужского пола, но по какой-то непонятной причине влез в женское платье.
– Приве-е-е-е-ет, – затянули сливки общества.
– Ручки убрали! – вопил О’Черт. – Убрали быстро ручки с моей задницы!
– Норман! Сюда!
– Иду! Иду!!! – Норман бочком пробирался сквозь толпу.
Бочком. Пробирался. Именно так.
– Нашел ее? – крикнул Норман издали. – Извините, я на вас не наступил? – осведомился он, со всей силы опуская свой нелепый ботинок на высоченной платформе на ладонь какого-то бедолаги.
– Норман, скорее!
За Норманном устремилась вся женская летка-енка. А за ней двигалась толпа разъяренных и весьма решительно настроенных мужчин.
Я еще раз сделал серию вдохов через нос и выдохов через рот и подхватил Нормана, который едва не свалился, наступив на О’Черта.
– Норман, – выдохнул я. – Все сходится. У меня получилось!
– Должен заметить, что состояние твоей прямой кишки волнует меня еще меньше, чем твой мочевой пузырь.
Я ударил Нормана. Кулаком, по носу. Не хотелось признаваться, но что мне было делать? Сгоряча, будем считать.
– Ууууууууууууууууу! – загудели последователи Нормана, женского пола. – А ну отстань от нашего красавчика.
– Не встревать, – шикнул я на них, и ухватил Нормана за лацканы. Просто чтобы он не упал навзничь.
– Время? – выдавил я сквозь зубы. – Сколько времени?
Норман держался за нос. – Ты меня ударил. Всю нюхалку расквасил.
– Говори, сколько времени. Быстро, а то…
– Ладно. Ладно! – Норман полез за часами. Вокруг нас толпились женщины. Те, кому не было видно, залезали на сиденья, и все они возбуждались все сильнее и сильнее. А их приятели, любовники, мужья – кто там еще – тянули их назад, и уговаривали отойти в сторону.
– Без пяти двенадцать, – сказал Норман, – утирая разбитое обонялище рукавом. – И все это безобразие только чтобы узнать, который час? Стой! А разве мы не должны сейчас уже начинать петь «Забыть ли старую любовь»?
– Норман! – Я встряхнул его изо всех сил. – Я все понял. Не будет ничего про «старую любовь». Я знаю, что будет.
– Ты всегда так говоришь, когда выпьешь лишнего.
– Норман, тупая башка, послушай меня!
– А ну оставь Нормана в покое! – вдруг заявила одна из женщин, отвешивая мне солидную плюху сумочкой.
– Не волнуйся, дорогуша, – сказал ей Норман. – Я могу с ним справиться, он просто чуть-чуть разнервничался. – И тут Норман в самый-самый первый раз заметил, насколько много женщин собралось вокруг нас. – О, приве-ет, дамы, – сказал Норман.
– Да слушай же, – замахал я руками. – Послушай, что я тебе скажу. Представление профессора, ну? Это же все про Т.С. Давстона.
– Ну, положим, я догадался, – сказал Норман. – Я же все-таки закончил среднюю школу.
– Ну да, именно. А в самом конце, где этот малец взрывает все вокруг? И профессор – со своим Большим А-апчхи! Неужели до тебя не доходит, что я хочу сказать?
Норман задумчиво кивнул.
– Нет, – сказал он.
– Все здесь, – сказал я. – Все здесь, – и мне пришлось повысить голос, потому что вокруг нас уже начали толкаться и лезть друг на друга. – Все здесь, все они здесь. Это они. Все они. Тайное правительство. Правители и создатели, все шишки человечества, как сказал бы профессор. Т.С. Давстон пригласил их всех сюда, и они все приехали, пусть даже он и умер. Потому что они знали, что этот бал будет потрясающим. Так он и будет потрясающим! Потрясение будет еще то – Большое А-апчхи!
– Ты что конкретно хочешь сказать?
Я пнул О’Черта, который пытался укусить меня за лодыжку.
– Я хочу сказать, Норман, что замок сейчас взлетит на воздух. Профессор предупредил нас. Он никогда не чихает, когда нюхает табак. Он предупредил нас, тебя и меня, чтобы мы смогли убраться вовремя. Не понял? Т.С. Давстон собирается отомстить, даже с того света. Держу пари, замок начинен динамитом. И держу пари, на что хочешь держу пари – таймер установлен на полночь. Да ну же, Норман, ты знал Т.С. Давстона так же хорошо, как и я. Разве он сделал бы по-другому?
– В твоей логике должна быть ошибка, – сказал Норман. – Но будь я проклят, если я могу ее найти.
Я посмотрел на Нормана.
Норман посмотрел на меня.
– Пожар!– завопил Норман. – Все на улицу! Все на улицу!
– Ты что делаешь? – Я попытался зажать ему рот.
– Ты че, не понял? Оставь его в покое! – сказала какая-то другая женщина, отвешивая мне еще однуоплеуху сумочкой.
– Отойдите, не вмешивайтесь, – и я оттолкнул ее.
– Как вы смеете толкать мою супругу, сэр? – и какой-то сноб попытался съездить мне по уху. Я было увернулся, но в ногу мне вцепился О’Черт, и я свалился навзничь, потащив за собой Нормана. Мы грохнулись в сливки общества, которые, в свою очередь, пытались подняться, а их тут же сбивали с ног поклонницы Нормана и мужчины противоположной ориентации.
– Отвяжись! – кричал Норман. – Нужно всех предупредить!
– Зачем? – я открыл рот от изумления. – Зачем? Они – это и есть Тайное правительство. Они – наши враги. Это они расправились с Т.С. Давстоном!
– Да, – согласился Норман. – Тут ты прав. – Он увернулся от ботинка, двигающегося в нашу сторону. – Черт с ними, – сказал он. – Черт с ними.
Так вот, здесь следует отметить, что Норман и я в этот момент были под галереей в дальнем конце главного зала. А нам хотелось бы быть в прямо противоположном конце. В том, в котором были огромные входные двери. Еще следует отметить, что все это пихание и толкание и всякого рода недостойное поведение было сосредоточено преимущественно вокруг нас. Большая часть гостей в этом участия не принимало. Они начиналипроявлять некоторую заинтересованность, но, по большей части, только глазели на происходящее. А их было чертовски много, и все они старались подойти поближе, и если Норман и я собирались убраться восвояси, нам предстояло протиснуться сквозь эту толпу.
– Пошли, – я поднял Нормана на ноги. – Беззаботно и небрежно продвигаемся к двери.
Мы выбрались из толпы настолько беззаботно и небрежно, насколько нам это удалось. Возможно, в других обстоятельствах нам это удалось бы намного беззаботнее и небрежнее, но время действительноподжимало.
– Лично мне кажется, что «беззаботно и небрежно» стоит отменить, – сказал Норман. – Лично мне кажется, что «со всех ног» будет намного уместнее.
– Лично мне кажется, что ты прав.
И мы рванули со всех ног.
Рванули?
Как же!
Все, на что мы были способны – передвигаться скачками, пытаясь не приземлиться в лицо кому-нибудь на полу. Это очень напоминало самый нелепый из всех олимпийских видов спорта: тройной прыжок.
Я надеялся, что нам удастся смыться втихую, но поклонницы Нормана не разделяли моего мнения. Они бросились в погоню.
– Отключи свой гребаный костюм, – заорал я.
Норман снова полез в карман. Что, как оказалось, не так уж просто, если одновременно ты совершаешь один тройной прыжок за другим.
Тому, что произошло дальше, была присуща некая элегантность, которая присуща, скажем, замедленной съемке. Пульт управления выскользнул из руки Нормана. И взмыл в воздух. И спланировал на пол. И ударился об пол, и огромный ботинок Нормана на толстенной платформе опустился на него. Во все стороны полетели искры, как от бенгальского огня. На самом деле они летели от Норманова костюма. Костюм затрясся, распух, сдулся снова. И засветился.
Раздался режущий ухо вой, заставивший всех гостей повернуться в нашу сторону.
А тому, что произошло дальше, уже не была присуща элегантность.
Дальше начался полный бардак.
25
Завтра принадлежит тем, кто может его предвидеть.
Т.С. Давстон
Позвольте мне обрисовать сложившуюся ситуацию.
Представьте себе… попытайтесь представить себе мгновение как раз перед тем, как начался всеобщий бардак.
Представьте – если хотите – огромный зал.
Представьте себе все эти дутые украшения. Стены, грубо размалеванные по трафарету. Гнусное псоводраконье создание, болтающееся на люстре. Представьте себе оркестр марьячи на галерее под потолком. Это те же самые музыканты, которые когда-то играли на Брентстоке. Разумеется, у некоторых из них уже появилась лысина, но зато еще ни у одного не появилась одышка. Взгляните на их инструменты: трубы и флюгель-горны, корнет-а-пистоны, эвфониумы, и, конечно же, офиклеиды.
Теперь представьте всех, кто толпится под галереей. Всех их, красивых, богатых и знаменитых. Их, владеющих всем и правящим всеми. Их, составляющих Тайное правительство. Смотрите, как хорошо они одеты. Все в праздничном убранстве. Некоторые стоят, но большая часть все еще валяется по всему полу, вяло подзывая официантов и бритоголовых гномов.
И представьте себе – если сможете – Нормана. Сейчас он в самом центре огромного зала. И он все еще в шляпе. Нет, уже нет! Он сорвал шляпу с головы. Он хлопает ей по груди и ниже, похоже, пытаясь сбить огонь. Вокруг него – яркий ореол, по всему телу. Плечи дымятся. И он мигает. То есть мигает его костюм. Как стробоскоп. И жутко завывает: тоненько, противно, так, что зубы скрежещут и лопаются барабанные перепонки.
И все смотрят на Нормана. И начинают, зажав уши и воя в унисон, подниматься с пола.
И вот здесь начинается всеобщий бардак.
– Аааааааа! – вопил Норман и хлопал себя шляпой. – Я приближаюсь к критической массе!
Вообще говоря, настоящая драка начинается потихоньку и только потом, разрастаясь, достигает кульминации. Ну вроде как военные действия. Сначала мелкие стычки, а потом уже собственно битва. Обычно противники используют любую возможность выяснить силы неприятеля прежде, чем очертя голову ринуться друг на друга. Все так делают. Нельзя же просто перемешать и тех, и других, свалить всех в одну комнату и дать свисток, правда ведь?
Это будет просто бардак.
Правда?
Правда. Но здесь, в этом в зале, лицом к лицу стояли непримиримые противники, причем все вперемешку. Вы спросите: кто они? Мужчины и женщины, отвечу я.
Когда костюм Нормана достиг критической массы, высвободилась такая энергия, что остаться нейтральным было попросту невозможно. Заряд получили все. Женщины получили заряд любви, мужчины – заряд абсолютной ненависти. Норман уже вовсе не был Норманом. Для женщин он стал наподобие Бога. Для мужчин – Дьяволом во плоти.
Дальше: женщина всегда знает, что у мужчин на уме, и будет драться изо всех сил, чтобы спасти любимого. И теперь, когда мужчины, как один, встали на бой с воплощением зла, женщины, как одна, встали на защиту того, кого был их единственной любовью.
И если вам приходилось видеть, как две сотни женщин бросаются на две сотни мужчин и начинается общее, беспощадное, несусветное, кромешное побоище без всяких правил, то вы поймете, что я имею в виду, когда называю его жестоким.
Кто-то с размаху засадил мне по голове окровавленной сумочкой.
Женский пол восстал против мужского – и наоборот. Именно о таком восстании всех женщин сразу, без сомнения, мечтала Эммелина Панкхерст (18 581 928), ставшая легендой предводительница английских суфражисток, которая в 1903 году основала воинствующий Женский Социально-Политический Союз.
Это была война.
Кстати, о войне: какой в ней смысл? Я вам скажу: ровно никакого. Война – это ад.
Женщины колотили мужчин, а мужчины молотили женщин. Норман сорвал с себя пиджак и подбросил его кверху. Вслед пиджаку из рук официантов полетели подносы, истосковавшиеся по любви гномы принялись кусать официантов за щиколотки, а я рванулся прямиком к двери, что твой Тарзан.
И при этом был не одинок. Меня догнал Норман. Он бежал на четвереньках, запутавшись в спустившихся до лодыжек штанах.
В руке у него была связка тех самых ключей.
– На улицу! – крикнул он. – Быстро, я запру дверь!
Мы пулей выскочили на улицу и захлопнули за собой дверь под самым носом летящего по пятам бардака. Норман повернул ключ в замке.
– Вроде отбились, – сказал он.
– Время! Сколько времени?
– Проклятье, – пробормотал Норман, сбросил башмаки на платформе и подтянул дымящиеся штаны. – У меня часы в пиджаке. Вряд ли у нас осталось много времени. Не больше пары минут.
– Тогда бегом к воротам. Давай, кто быстрее?
Я уже встал в позицию для низкий старта, когда Норман сказал:
– Погоди-ка.
– Чего? – спросил я. – Что случилось?
Норман вглядывался в темноту.
– Что-то там не то, – сказал он. – Ясно чую.
Я прищурился.
– Да ну тебя. Нашел время бояться темноты.
– Слишком тихо. Слишком спокойно.
– Где? За дверью?
Из– за стены замка Давстон доносился гул побоища. Звенели стекла, ломалась мебель. Иногда слышались глухие удары, когда кто-нибудь со всего размаху влетал в невидимый столб. Хотя на самом деле их не было слышно во всем этом гвалте.
– Смотри! – и Норман показал куда-то в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28