Это было как в музее – все за стеклом. Сногсшибательный выбор импортных табаков, а разновидностей сигарет – больше, чем когда-либо представлялось моему изумленному взору.
Никогда во мне не пробуждалась поэтическая жилка, но здесь, в окружении этих чудес, меня едва не разобрало на стихи.
Спички и сигары, трубки, сигареты всяких марок,
Пепельницы, табакерки, сотни разных мундштуков;
За стеклом в шкафах высоких – табакерки, табакерки,
И кисеты с образцами самых редких табаков.
Я бродил по залу, испытывая удивление, смешанное с умопомрачением и удовольствием, но без тени удовлетворения. Здесь были вещи, явно не предназначенные для продажи. Редчайшие, коллекционные предметы. Кисеты, к примеру. Или вот: наверняка, калабаш, который курил чародей Кроули. А вот уже ставшая легендарной табакерка господина Слингсби, сделанная в форме пистолета – конкретнее, пистолета системы «дерринджер», того, из которого Бут застрелил Линкольна. А это уж не Линкольна ли трубка, из кукурузного початка? А это, конечно же, не выкуренная наполовину «корона» Черчилля?
– Она и есть, черт побери, – сказал знакомый голос.
Я обернулся и увидел его. Он стоял передо мной, большой, как жизнь, больше, чем жизнь. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня, и мы увидели друг друга.
Он увидел бывшего заключенного, одетого в платье с плеча пугала. Руки бывшего заключенного покрывали грубые татуировки, как и прочие части тела, которых, впрочем, было не видно. Голова бывшего заключенного была обрита, щеки покрыты шрамами и двухдневной щетиной. Бывший заключенный был худ, жилист и мускулист. Бывший заключенный выглядел гораздо старше своих лет, но что-то в нем выдавало человека, выжившего в страшных передрягах.
Я увидел делового человека. Преуспевающего бизнесмена. Одетого в наряд преуспевающего бизнесмена. Дорогущий льняной костюм от Поля Смита, который сминался именно там, где нужно. Золотые часы «Пиаже» на браслете, туго охватывающем загорелое левое запястье. Башмаки от Гоббса, стрижка от Мишеля. Снова двухдневная щетина, однако – писк высокой моды. Преуспевающий бизнесмен начинал полнеть, но выглядел намного моложе своих лет.
А как насчет «выжил в страшных передрягах»?
Было и это. Кажется.
– Эдвин, – сказал Т.С. Давстон.
– Ублюдок, – отозвался я.
Т.С. Давстон ухмыльнулся, и я увидел блеск золотых зуба.
– Быстро ты разделался с начальником охраны, – сказал он.
– И тебя ждет то же самое. Настал час расплаты.
– Прошу прощения? – Т.С. Давстон отступил на шаг.
– Расплаты за те долгих семнадцать лет, которые я отсидел вместо тебя.
– Я старался тебя вытащить.
– Должно быть, я просто не заметил, когда ты взрывал стены.
– Грубо, – сказал Т.С. Давстон. – Я не мог тебя вытащить силовым способом. Тебе бы пришлось потом всю жизнь оставаться в бегах. Но я постарался облегчить тебе жизнь в тюрьме, разве нет? Всегда посылал тебе кучу денег. И курева.
– Ты посылал… что?
– Пятьсот сигарет в неделю.
– Не получил ни разу.
– Должен был получать. Я их посылал вместе с вырезками из газет, а их-то ты получал. Я знаю – я видел архив. Отличная работа. Здорово подобрано.
– Погоди-ка минуту, – я занес кулак, и увидел, как он вздрогнул. – Ты посылал мне сигареты? Вместе с вырезками?
– Конечно, посылал! Ты хочешь сказать, что не получал их?
– Ни разу. – Я покачал головой.
– Значит, ты ни разу не получал и корзину с едой на Рождество?
– Нет.
– Мда, – сказал Т.С. Давстон. – Но ты наверняка получал лососину, которую я посылал каждый месяц.
– Не было лососины.
– Не было лососины. – На этот раз головой покачал Т.С. Давстон. – Кстати, а почему ты в таком виде? Дальше ты мне скажешь, что ты не получил смену одежды и часы, которые мой шофер отвез в тюрьму, когда забирал архив. И вообще – где ты был, когда он приехал за тобой? Тебе что, не передали, когда именно он должен приехать?
Я снова медленно покачал головой.
– Гады, гады, гады, – закричал я. – Гады, гады, гады!
На лице Т.С. Давстона появилось выражение «ах ты, лох-бедняжка».
– Придется написать очень суровое письмо начальнику тюрьмы, – сказал он.
– Суровое письмо? – Я снова покачал головой – нет, скорее яростно потряс ей. – Почему бы не послать ему вместо этого подарочный набор свечек в коробочке?
– Набор свечек? – Т.С. Давстон подмигнул мне. – Я думаю, это можно устроить.
Он повел меня наверх, в свою квартиру. Не буду утомлять читателя описанием ее. Давайте просто скажем, что она была офигительно шикарная, и покончим с этим.
– Пить будешь? – спросил Т.С. Давстон.
– Да, – ответил я.
– Курить? – спросил Т.С. Давстон.
– Ничего не имею против.
– Канапе? – спросил Т.С. Давстон.
– Это что за фигня?
– То, что осталось от вечеринки, которую я вчера устроил по случаю твоего возвращения. Жаль, что тебя не было, я позвал пару красоток – такие красотки! – с отличными длинными ногами. И роскошными каравеллами.
– Каравеллами? Что за «каравеллы»?
– Задницы, конечно. Брентфордский рифмованный сленг, пятое поколение. Каравелла рифмуется со «съела». Съела блины, они черны. Черен, как грек – лимонелла и хек. Хек и лимонелла – каравелла. Достаточно просто, если привыкнуть.
– Ты с Норманом часто видишься? – спросил я.
– Не особенно. Он все время находит, чем себя занять. С головой ушел в изобретательство, вот как. В прошлом году изобрел машину на основе единой теории поля Эйнштейна. И телепортировал Великую пирамиду Хеопса на футбольное поле в Брентфорде.
– Очень интересно.
Т.С. Давстон протянул мне бокал, сигарету и канапе. – Скажи мне вот что, – начал он. – Если ты думаешь, что я тебя подставил, почему ты продолжал работать над Архивом Давстона?
Я пожал плечами. – Может быть, хобби?
– Тогда скажи мне еще вот что. Есть вероятность, что ты собираешься в ванную в ближайшее время? Ты просто смердишь.
Я сходил в ванную. Я побрился и надел один из костюмов Т.С. Давстона. Мне пришлось потуже затянуть ремень. Но Т.С. Давстон сказал, что смотрится это модно. Его туфли тоже мне подошли, и к тому времени, когда я наконец приоделся, вид у меня был самый что ни на есть решительный.
Когда я выплыл из ванной, моим глазам предстала одна из самых красивых женщин, которые когда-нибудь это делали.
Она была высокая, стройная, гибкая. Кожа гладкая и загорелая, ноги длинные и великолепные. Она была одета в «деловой костюм», которые были так популярны в восьмидесятых. Короткая черная юбка и пиджак с плечами, как у космонавта Дена Дэа из комиксов, популярных в пятидесятых. Она не теряла равновесия, стоя на шпильках высотой в ладонь, а рот ее был настолько широк, что туда легко можно было засунуть кулак целиком. Даже если бы на руке была боксерская перчатка.
– Привет, – сказала она. Когда она открыла рот, я увидел больше жемчуга, чем в лодке надсмотрщика за ныряльщиками, достающими жемчужниц со дна океана.
– И вам привет, – сказал я и услышал как эхо гуляет по ее глотке.
– Вы друг мистера Давстона?
– Самый лучший из всех.
– Вы, случайно, не Эдвин?
– Он любит звать меня именно так.
– Ну-ну, – она осмотрела меня сверху донизу. Потом снизу доверху. Потом она остановила взгляд посередине.
– У тебя встал, – заметила она.
Я болезненно ухмыльнулся.
– Ни в коей мере не намереваясь обидеть вас, – проговорил я, – не могу ли я предположить, что вы проститутка?
Она улыбнулась и покачала головой, обдав меня феромонным дождем.
– Нет, – сказала она, – но я бесстыдно аморальна. Мало есть такого, чего я не сделаю для мужчины в костюме от Поля Смита.
Я издал какие-то сдавленные звуки.
– Ага, – сказал Т.С. Давстон, решительно входя в комнату. – Я вижу, ты уже познакомился с Джеки.
– Гххммф. Ммммф, – сказал я.
– Джеки мой личный секретарь. НЗ.
Я кивнул головой, давая понять, что знаю, о чем идет речь.
– Ты не знаешь, что такое «НЗ», а?
Я покачал головой, давая понять, что не знаю.
– Нахальная задница, – сказал Т.С. Давстон. – Давайте выпьем, покурим и познакомимся поближе.
Я ухмыльнулся еще чуть-чуть пошире.
– Я только заскочу в ванную, трусы сменю, – сказал я.
Очень вежливо.
Я очень неплохо сошелся с Джеки. Она показала мне кое-что из того, что она умела делать с канапе, а я показал ей однн трюк, которому меня научили в тюрьме.
– Никогда больше не показывай этого женщинам, – сказал Т.С. Давстон, когда мы привели Джеки в чувство.
Джеки прокатила меня по всему Лондону. Т.С. Давстон дал ей какую-то штуку, которую назвал «кредитной карточкой», и с помощью этого волшебного кусочка пластика она мне купила много всяких вещей. Костюмы, рубашки, галстуки, трусы, ботинки. И еще она купила мне ежедневник фирмы «Файлофакс».
Я беспомощно уставился на него.
– Это же записная книжка, – скаэал я.
– А также дневник. Это персональный органайзер.
– Ну и?
– Это модно. Его носят с собой повсюду и всегда выкладывают на стол за обедом.
Я покачал головой.
– Это же записная книжка. Только пижоны таскают с собой записные книжки.
– Сзади есть кармашки для кредитных карточек. И абсолютно бесполезная карта мира.
– Да, но…
– Мы живем в восьмидесятые годы, – сказала Джеки. – А в восьмидесятые живут только два типа людей: те, у кого есть органайзеры, и те, у кого их нет. Поверь мне, намного лучше быть тем, у кого что-то есть, чем тем, у кого чего-то нет.
– Да ты только посмотри, какого размера эта дерьмотень.
– Я уверена, что ты найдешь, где его носить.
– А где ты держишь свой?
Джеки показала.
– А, ну да, – сказал я. – Конечно. Дурацкий вопрос. Прошу прощения.
И еще я получил часы. Часы в восьмидесятые – это вам не просто так. И не какая-нибудь электронная ерунда. Настоящие часы, с двумя стрелками, римскими цифрами и шестеренками внутри. Они все еще у меня, те часы, которые тогда купила мне Джеки. И они все еще показывают верное время. И уж они не взорвались в полночь перед первым рассветом двухтысячного года. Забавно, но я понятия не имею, что стало с моим органайзером.
– Тебе понадобится машина, – сказала Джеки. – Какую хочешь?
– «Моррис Майнор».
– Что-что?
– Вот такую. – Я показал на автомобиль на другой стороне улицы.
– «Порше».
– Угу, такую же малышку.
Такую же и получил.
Т.С. Давстон поселил меня в маленькой квартирке рядом с Портобелло Роуд.
– Этот район становится все лучше и лучше, – сказал он мне.
Я посмотрел на грязный линолеум и разбитые окна.
– Лучше, похоже, некуда. Можно сносить, – заметил я. – Мне здесь не нравится."
– Долго ты здесь не задержишься. Только пока не сделаешь ремонт.
– Что?
– После ремонта мы продадим квартиру вдвое дороже.
– А что потом?
– Переселю тебя в квартиру побольше в другом районе, жилье в котором дорожает. Сделаешь ремонт там, и мы опять продадим ее по двойной цене.
– Это точно законно?
– Запомни мои слова, друг мой, – сказал Т.С. Давстон. – В этой стране в данный момент происходит экономический подъем. Он не продлится вечно, и многих затянет в канализацию, когда вытащат затычку. А пока нам, и нам подобным, – он поднял свой органайзер так, словно это был рыцарский меч, – надо ухватить то, что ухватить можно. В конце концов, мы живем в восьмидесятые годы."
– А завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его приход.
– Именно. Я не очень интересуюсь собственностью. Покупка-продажа домов меня лично не волнует. Я хочу оставить след в мире, и я сделаю это в выбранном мной виде деятельности.
– Табак, – сказал я.
– Любимая травка Бога.
– У меня нет желания переживать очередной Брентсток вместе с тобой.
– А, Брентсток, – сказал Т.С. Давстон. – Славное было времечко, дружище.
– Хрена с два славное. Ну, было и славное – иногда. А ты знаешь, что случилось со мной, когда я накурился твоего снадобья?
– Ты стал говорить с деревьями.
– Больше того. Я увидел будущее.
– Все будущее?
– Не все. Хотя… это было, как будто я увидел его все одновременно – но как будто вспышками. Сейчас у меня словно «дежа вю». Причем все время, и иногда я знаю, что случится что-нибудь плохое. Но ничего не могу сделать. Просто кошмар. Вот что ты со мной сделал.
Т.С. Давстон отошел к крошечному окошку и уставился на двор сквозь разбитое стекло. Затем, повернувшись ко мне, он сказал:
– Прости меня за то, что случилось с тобой на Брентстоке. Мне очень жаль. Я сделал страшную ошибку. Я работал по записям дядюшки Джона Перу Джонса – мне казалось, что то, что я сделал с генным кодом табака, только поможет ему расти в британской климатической зоне. У меня и мысли не было, что сигареты окажут такое воздействие. С тех пор я узнал об этом наркотике намного больше, и, когда придет время, я все тебе о нем расскажу. А сейчас я могу только попросить тебя принять мои извинения за все, что тебе пришлось претерпеть по моей вине, и еще не говорить никому об этих вещах. Никому нельзя доверять. Ты не знаешь, кто есть кто.
– Кто есть кто?
– За мной следят, – сказал Т.С. Давстон. – Они везде. Они следят за каждым моим шагом, и докладывают обо всем. Они знают, что я знаю о них, и от этого они только опаснее.
– Неужели снова тайная полиция?
– Именно, – абсолютно серьезно ответил Т.С. Давстон. – Дядюшка Джон Перу Джонс точно знал, о чем он говорит. Ты же сам попробовал его снадобье. Ты знаешь, что это правда.
– Да, но не насчет тайной полиции! Я помню – ты говорил, что их агенты наверняка есть на Брентстоке. Но я думал, ты хотел меня просто серьезно настроить.
– Они там были, и сейчас они есть. Когда-нибудь, когда я сочту это безопасным, я покажу тебе свою лабораторию. Увидишь, как я продвигаюсь к Великой Цели.
– Великой Цели? Великой Цели дядюшки Джона Перу Джонса?
– Именно к ней. Но об этом позже. Не хочу, чтобы ты сейчас об этом говорил.
– Не хочешь?
– Не хочу. Тебе пора браться за ремонт. Все, что нужно – на кухне. И чертежи: какие стены снести, и как подключить посудомоечную машину. Постарайся закончить все на этой недели, потому что у меня наклевывается покупатель.
– Наклевывается кто?
Но Т.С. Давстон больше ничего не сказал.
Он повернулся на каблуках сшитых у лучшего модельера туфель, и скрылся из виду – словно Элвис.
Прежде чем выйти, правда, он задержался у двери, улыбнулся и помахал мне рукой.
И тогда я увидел.
Увидел в его глазах то самое выражение.
То самое, которое было в глазах дядюшки Джона Перу.
И той обезьяны, из фильма про собачий мир.
Думаю, именно тогда я в самый первый раз понял, насколько безумен – абсолютно безумен – был Т.С. Давстон.
Но это не могло разрушить нашу дружбу. В конце концов, мне повезло. Я был рядом с деньгами – костюме от Поля Смита, часы от Пиаже, автомобиль «Порше» и даже (!) персональный органайзер.
И все это начиналось на «п».
Мог бы заметить…
16
Клуб одиноких сердец восходящего солнца.
Битлз энд Энималз
Для человека, который не слишком заботится о недвижимой собственности, Т.С. Давстон точно покупал ее слишком много. За первые полгода на свободе я переезжал восемь раз. И каждый раз – во все лучшее и лучшее жилье во все лучшем районе. В 1984-м, к Рождеству, я уже жил в Брентфорде.
Да, в Брентфорде!
В округе Баттс.
А в каком именно доме я жил? Да ни в каком другом, как в том, который когда-то принадлежал дядюшке Джону Перу Джонсу. Это могло бы стать осуществлением детской мечты – если бы я хоть раз в жизни мечтал о чем-нибудь подобном. Все, о чем я мечтал в детстве, было значительно скромнее. И уж ни разу я не представлял себе, как я живу в округе Баттс.
Оранжерею построили заново, но не сохранили исходный стиль. Местные специалисты по мелкому ремонту, Дейв Лохмач и Джунгли Джон, воздвигли позади дома чудовищное фурункулообразное сооружение с двойными стеклами, и первое, что мне надлежало сделать – снести его.
Когда я въехал на новое место жительства, я все-таки устроил что-то вроде вечеринки. Без всякого размаха, все очень изысканно. Я надеялся затащить в кровать Джеки, но она не далась. Она сказала, что, хотя мало в природе того, чего она не сделала бы для мужчины в костюме от Поля Смита, но ни под каким видом не будет трахаться со штукатуром и маляром.
Я принял это, не упав духом, и наметил себе на будущее, что…
… в общем, когда-нибудь.
Норман несколько подпортил мне вечеринку. Он притащил с собой несколько бутылок самогона из брюссельской капусты, к каждой из которых приложился, не слишком себя ограничивая. В приступе алкогольного дружелюбия он назвал меня своим лучшайшим другом, и заявил, что это – лучшая вечеринка в его жизни.
Если не считать той, которая была давным-давно, в шестьдесят третьем, когда кто-то взорвал собаку хозяина динамитом.
Мы очень смеялись.
Я действительно собирался построить эту оранжерею заново. Мне удалось найти копии ее чертежей в Мемориальной библиотеке, а на сталелитейном заводе по соседству мне пообещали взяться за изготовление колонн и литых украшений.
И когда в январе следующего года Т.С. Давстон сказал мне, что пришло время переезжать снова, я сказал «нет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Никогда во мне не пробуждалась поэтическая жилка, но здесь, в окружении этих чудес, меня едва не разобрало на стихи.
Спички и сигары, трубки, сигареты всяких марок,
Пепельницы, табакерки, сотни разных мундштуков;
За стеклом в шкафах высоких – табакерки, табакерки,
И кисеты с образцами самых редких табаков.
Я бродил по залу, испытывая удивление, смешанное с умопомрачением и удовольствием, но без тени удовлетворения. Здесь были вещи, явно не предназначенные для продажи. Редчайшие, коллекционные предметы. Кисеты, к примеру. Или вот: наверняка, калабаш, который курил чародей Кроули. А вот уже ставшая легендарной табакерка господина Слингсби, сделанная в форме пистолета – конкретнее, пистолета системы «дерринджер», того, из которого Бут застрелил Линкольна. А это уж не Линкольна ли трубка, из кукурузного початка? А это, конечно же, не выкуренная наполовину «корона» Черчилля?
– Она и есть, черт побери, – сказал знакомый голос.
Я обернулся и увидел его. Он стоял передо мной, большой, как жизнь, больше, чем жизнь. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня, и мы увидели друг друга.
Он увидел бывшего заключенного, одетого в платье с плеча пугала. Руки бывшего заключенного покрывали грубые татуировки, как и прочие части тела, которых, впрочем, было не видно. Голова бывшего заключенного была обрита, щеки покрыты шрамами и двухдневной щетиной. Бывший заключенный был худ, жилист и мускулист. Бывший заключенный выглядел гораздо старше своих лет, но что-то в нем выдавало человека, выжившего в страшных передрягах.
Я увидел делового человека. Преуспевающего бизнесмена. Одетого в наряд преуспевающего бизнесмена. Дорогущий льняной костюм от Поля Смита, который сминался именно там, где нужно. Золотые часы «Пиаже» на браслете, туго охватывающем загорелое левое запястье. Башмаки от Гоббса, стрижка от Мишеля. Снова двухдневная щетина, однако – писк высокой моды. Преуспевающий бизнесмен начинал полнеть, но выглядел намного моложе своих лет.
А как насчет «выжил в страшных передрягах»?
Было и это. Кажется.
– Эдвин, – сказал Т.С. Давстон.
– Ублюдок, – отозвался я.
Т.С. Давстон ухмыльнулся, и я увидел блеск золотых зуба.
– Быстро ты разделался с начальником охраны, – сказал он.
– И тебя ждет то же самое. Настал час расплаты.
– Прошу прощения? – Т.С. Давстон отступил на шаг.
– Расплаты за те долгих семнадцать лет, которые я отсидел вместо тебя.
– Я старался тебя вытащить.
– Должно быть, я просто не заметил, когда ты взрывал стены.
– Грубо, – сказал Т.С. Давстон. – Я не мог тебя вытащить силовым способом. Тебе бы пришлось потом всю жизнь оставаться в бегах. Но я постарался облегчить тебе жизнь в тюрьме, разве нет? Всегда посылал тебе кучу денег. И курева.
– Ты посылал… что?
– Пятьсот сигарет в неделю.
– Не получил ни разу.
– Должен был получать. Я их посылал вместе с вырезками из газет, а их-то ты получал. Я знаю – я видел архив. Отличная работа. Здорово подобрано.
– Погоди-ка минуту, – я занес кулак, и увидел, как он вздрогнул. – Ты посылал мне сигареты? Вместе с вырезками?
– Конечно, посылал! Ты хочешь сказать, что не получал их?
– Ни разу. – Я покачал головой.
– Значит, ты ни разу не получал и корзину с едой на Рождество?
– Нет.
– Мда, – сказал Т.С. Давстон. – Но ты наверняка получал лососину, которую я посылал каждый месяц.
– Не было лососины.
– Не было лососины. – На этот раз головой покачал Т.С. Давстон. – Кстати, а почему ты в таком виде? Дальше ты мне скажешь, что ты не получил смену одежды и часы, которые мой шофер отвез в тюрьму, когда забирал архив. И вообще – где ты был, когда он приехал за тобой? Тебе что, не передали, когда именно он должен приехать?
Я снова медленно покачал головой.
– Гады, гады, гады, – закричал я. – Гады, гады, гады!
На лице Т.С. Давстона появилось выражение «ах ты, лох-бедняжка».
– Придется написать очень суровое письмо начальнику тюрьмы, – сказал он.
– Суровое письмо? – Я снова покачал головой – нет, скорее яростно потряс ей. – Почему бы не послать ему вместо этого подарочный набор свечек в коробочке?
– Набор свечек? – Т.С. Давстон подмигнул мне. – Я думаю, это можно устроить.
Он повел меня наверх, в свою квартиру. Не буду утомлять читателя описанием ее. Давайте просто скажем, что она была офигительно шикарная, и покончим с этим.
– Пить будешь? – спросил Т.С. Давстон.
– Да, – ответил я.
– Курить? – спросил Т.С. Давстон.
– Ничего не имею против.
– Канапе? – спросил Т.С. Давстон.
– Это что за фигня?
– То, что осталось от вечеринки, которую я вчера устроил по случаю твоего возвращения. Жаль, что тебя не было, я позвал пару красоток – такие красотки! – с отличными длинными ногами. И роскошными каравеллами.
– Каравеллами? Что за «каравеллы»?
– Задницы, конечно. Брентфордский рифмованный сленг, пятое поколение. Каравелла рифмуется со «съела». Съела блины, они черны. Черен, как грек – лимонелла и хек. Хек и лимонелла – каравелла. Достаточно просто, если привыкнуть.
– Ты с Норманом часто видишься? – спросил я.
– Не особенно. Он все время находит, чем себя занять. С головой ушел в изобретательство, вот как. В прошлом году изобрел машину на основе единой теории поля Эйнштейна. И телепортировал Великую пирамиду Хеопса на футбольное поле в Брентфорде.
– Очень интересно.
Т.С. Давстон протянул мне бокал, сигарету и канапе. – Скажи мне вот что, – начал он. – Если ты думаешь, что я тебя подставил, почему ты продолжал работать над Архивом Давстона?
Я пожал плечами. – Может быть, хобби?
– Тогда скажи мне еще вот что. Есть вероятность, что ты собираешься в ванную в ближайшее время? Ты просто смердишь.
Я сходил в ванную. Я побрился и надел один из костюмов Т.С. Давстона. Мне пришлось потуже затянуть ремень. Но Т.С. Давстон сказал, что смотрится это модно. Его туфли тоже мне подошли, и к тому времени, когда я наконец приоделся, вид у меня был самый что ни на есть решительный.
Когда я выплыл из ванной, моим глазам предстала одна из самых красивых женщин, которые когда-нибудь это делали.
Она была высокая, стройная, гибкая. Кожа гладкая и загорелая, ноги длинные и великолепные. Она была одета в «деловой костюм», которые были так популярны в восьмидесятых. Короткая черная юбка и пиджак с плечами, как у космонавта Дена Дэа из комиксов, популярных в пятидесятых. Она не теряла равновесия, стоя на шпильках высотой в ладонь, а рот ее был настолько широк, что туда легко можно было засунуть кулак целиком. Даже если бы на руке была боксерская перчатка.
– Привет, – сказала она. Когда она открыла рот, я увидел больше жемчуга, чем в лодке надсмотрщика за ныряльщиками, достающими жемчужниц со дна океана.
– И вам привет, – сказал я и услышал как эхо гуляет по ее глотке.
– Вы друг мистера Давстона?
– Самый лучший из всех.
– Вы, случайно, не Эдвин?
– Он любит звать меня именно так.
– Ну-ну, – она осмотрела меня сверху донизу. Потом снизу доверху. Потом она остановила взгляд посередине.
– У тебя встал, – заметила она.
Я болезненно ухмыльнулся.
– Ни в коей мере не намереваясь обидеть вас, – проговорил я, – не могу ли я предположить, что вы проститутка?
Она улыбнулась и покачала головой, обдав меня феромонным дождем.
– Нет, – сказала она, – но я бесстыдно аморальна. Мало есть такого, чего я не сделаю для мужчины в костюме от Поля Смита.
Я издал какие-то сдавленные звуки.
– Ага, – сказал Т.С. Давстон, решительно входя в комнату. – Я вижу, ты уже познакомился с Джеки.
– Гххммф. Ммммф, – сказал я.
– Джеки мой личный секретарь. НЗ.
Я кивнул головой, давая понять, что знаю, о чем идет речь.
– Ты не знаешь, что такое «НЗ», а?
Я покачал головой, давая понять, что не знаю.
– Нахальная задница, – сказал Т.С. Давстон. – Давайте выпьем, покурим и познакомимся поближе.
Я ухмыльнулся еще чуть-чуть пошире.
– Я только заскочу в ванную, трусы сменю, – сказал я.
Очень вежливо.
Я очень неплохо сошелся с Джеки. Она показала мне кое-что из того, что она умела делать с канапе, а я показал ей однн трюк, которому меня научили в тюрьме.
– Никогда больше не показывай этого женщинам, – сказал Т.С. Давстон, когда мы привели Джеки в чувство.
Джеки прокатила меня по всему Лондону. Т.С. Давстон дал ей какую-то штуку, которую назвал «кредитной карточкой», и с помощью этого волшебного кусочка пластика она мне купила много всяких вещей. Костюмы, рубашки, галстуки, трусы, ботинки. И еще она купила мне ежедневник фирмы «Файлофакс».
Я беспомощно уставился на него.
– Это же записная книжка, – скаэал я.
– А также дневник. Это персональный органайзер.
– Ну и?
– Это модно. Его носят с собой повсюду и всегда выкладывают на стол за обедом.
Я покачал головой.
– Это же записная книжка. Только пижоны таскают с собой записные книжки.
– Сзади есть кармашки для кредитных карточек. И абсолютно бесполезная карта мира.
– Да, но…
– Мы живем в восьмидесятые годы, – сказала Джеки. – А в восьмидесятые живут только два типа людей: те, у кого есть органайзеры, и те, у кого их нет. Поверь мне, намного лучше быть тем, у кого что-то есть, чем тем, у кого чего-то нет.
– Да ты только посмотри, какого размера эта дерьмотень.
– Я уверена, что ты найдешь, где его носить.
– А где ты держишь свой?
Джеки показала.
– А, ну да, – сказал я. – Конечно. Дурацкий вопрос. Прошу прощения.
И еще я получил часы. Часы в восьмидесятые – это вам не просто так. И не какая-нибудь электронная ерунда. Настоящие часы, с двумя стрелками, римскими цифрами и шестеренками внутри. Они все еще у меня, те часы, которые тогда купила мне Джеки. И они все еще показывают верное время. И уж они не взорвались в полночь перед первым рассветом двухтысячного года. Забавно, но я понятия не имею, что стало с моим органайзером.
– Тебе понадобится машина, – сказала Джеки. – Какую хочешь?
– «Моррис Майнор».
– Что-что?
– Вот такую. – Я показал на автомобиль на другой стороне улицы.
– «Порше».
– Угу, такую же малышку.
Такую же и получил.
Т.С. Давстон поселил меня в маленькой квартирке рядом с Портобелло Роуд.
– Этот район становится все лучше и лучше, – сказал он мне.
Я посмотрел на грязный линолеум и разбитые окна.
– Лучше, похоже, некуда. Можно сносить, – заметил я. – Мне здесь не нравится."
– Долго ты здесь не задержишься. Только пока не сделаешь ремонт.
– Что?
– После ремонта мы продадим квартиру вдвое дороже.
– А что потом?
– Переселю тебя в квартиру побольше в другом районе, жилье в котором дорожает. Сделаешь ремонт там, и мы опять продадим ее по двойной цене.
– Это точно законно?
– Запомни мои слова, друг мой, – сказал Т.С. Давстон. – В этой стране в данный момент происходит экономический подъем. Он не продлится вечно, и многих затянет в канализацию, когда вытащат затычку. А пока нам, и нам подобным, – он поднял свой органайзер так, словно это был рыцарский меч, – надо ухватить то, что ухватить можно. В конце концов, мы живем в восьмидесятые годы."
– А завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его приход.
– Именно. Я не очень интересуюсь собственностью. Покупка-продажа домов меня лично не волнует. Я хочу оставить след в мире, и я сделаю это в выбранном мной виде деятельности.
– Табак, – сказал я.
– Любимая травка Бога.
– У меня нет желания переживать очередной Брентсток вместе с тобой.
– А, Брентсток, – сказал Т.С. Давстон. – Славное было времечко, дружище.
– Хрена с два славное. Ну, было и славное – иногда. А ты знаешь, что случилось со мной, когда я накурился твоего снадобья?
– Ты стал говорить с деревьями.
– Больше того. Я увидел будущее.
– Все будущее?
– Не все. Хотя… это было, как будто я увидел его все одновременно – но как будто вспышками. Сейчас у меня словно «дежа вю». Причем все время, и иногда я знаю, что случится что-нибудь плохое. Но ничего не могу сделать. Просто кошмар. Вот что ты со мной сделал.
Т.С. Давстон отошел к крошечному окошку и уставился на двор сквозь разбитое стекло. Затем, повернувшись ко мне, он сказал:
– Прости меня за то, что случилось с тобой на Брентстоке. Мне очень жаль. Я сделал страшную ошибку. Я работал по записям дядюшки Джона Перу Джонса – мне казалось, что то, что я сделал с генным кодом табака, только поможет ему расти в британской климатической зоне. У меня и мысли не было, что сигареты окажут такое воздействие. С тех пор я узнал об этом наркотике намного больше, и, когда придет время, я все тебе о нем расскажу. А сейчас я могу только попросить тебя принять мои извинения за все, что тебе пришлось претерпеть по моей вине, и еще не говорить никому об этих вещах. Никому нельзя доверять. Ты не знаешь, кто есть кто.
– Кто есть кто?
– За мной следят, – сказал Т.С. Давстон. – Они везде. Они следят за каждым моим шагом, и докладывают обо всем. Они знают, что я знаю о них, и от этого они только опаснее.
– Неужели снова тайная полиция?
– Именно, – абсолютно серьезно ответил Т.С. Давстон. – Дядюшка Джон Перу Джонс точно знал, о чем он говорит. Ты же сам попробовал его снадобье. Ты знаешь, что это правда.
– Да, но не насчет тайной полиции! Я помню – ты говорил, что их агенты наверняка есть на Брентстоке. Но я думал, ты хотел меня просто серьезно настроить.
– Они там были, и сейчас они есть. Когда-нибудь, когда я сочту это безопасным, я покажу тебе свою лабораторию. Увидишь, как я продвигаюсь к Великой Цели.
– Великой Цели? Великой Цели дядюшки Джона Перу Джонса?
– Именно к ней. Но об этом позже. Не хочу, чтобы ты сейчас об этом говорил.
– Не хочешь?
– Не хочу. Тебе пора браться за ремонт. Все, что нужно – на кухне. И чертежи: какие стены снести, и как подключить посудомоечную машину. Постарайся закончить все на этой недели, потому что у меня наклевывается покупатель.
– Наклевывается кто?
Но Т.С. Давстон больше ничего не сказал.
Он повернулся на каблуках сшитых у лучшего модельера туфель, и скрылся из виду – словно Элвис.
Прежде чем выйти, правда, он задержался у двери, улыбнулся и помахал мне рукой.
И тогда я увидел.
Увидел в его глазах то самое выражение.
То самое, которое было в глазах дядюшки Джона Перу.
И той обезьяны, из фильма про собачий мир.
Думаю, именно тогда я в самый первый раз понял, насколько безумен – абсолютно безумен – был Т.С. Давстон.
Но это не могло разрушить нашу дружбу. В конце концов, мне повезло. Я был рядом с деньгами – костюме от Поля Смита, часы от Пиаже, автомобиль «Порше» и даже (!) персональный органайзер.
И все это начиналось на «п».
Мог бы заметить…
16
Клуб одиноких сердец восходящего солнца.
Битлз энд Энималз
Для человека, который не слишком заботится о недвижимой собственности, Т.С. Давстон точно покупал ее слишком много. За первые полгода на свободе я переезжал восемь раз. И каждый раз – во все лучшее и лучшее жилье во все лучшем районе. В 1984-м, к Рождеству, я уже жил в Брентфорде.
Да, в Брентфорде!
В округе Баттс.
А в каком именно доме я жил? Да ни в каком другом, как в том, который когда-то принадлежал дядюшке Джону Перу Джонсу. Это могло бы стать осуществлением детской мечты – если бы я хоть раз в жизни мечтал о чем-нибудь подобном. Все, о чем я мечтал в детстве, было значительно скромнее. И уж ни разу я не представлял себе, как я живу в округе Баттс.
Оранжерею построили заново, но не сохранили исходный стиль. Местные специалисты по мелкому ремонту, Дейв Лохмач и Джунгли Джон, воздвигли позади дома чудовищное фурункулообразное сооружение с двойными стеклами, и первое, что мне надлежало сделать – снести его.
Когда я въехал на новое место жительства, я все-таки устроил что-то вроде вечеринки. Без всякого размаха, все очень изысканно. Я надеялся затащить в кровать Джеки, но она не далась. Она сказала, что, хотя мало в природе того, чего она не сделала бы для мужчины в костюме от Поля Смита, но ни под каким видом не будет трахаться со штукатуром и маляром.
Я принял это, не упав духом, и наметил себе на будущее, что…
… в общем, когда-нибудь.
Норман несколько подпортил мне вечеринку. Он притащил с собой несколько бутылок самогона из брюссельской капусты, к каждой из которых приложился, не слишком себя ограничивая. В приступе алкогольного дружелюбия он назвал меня своим лучшайшим другом, и заявил, что это – лучшая вечеринка в его жизни.
Если не считать той, которая была давным-давно, в шестьдесят третьем, когда кто-то взорвал собаку хозяина динамитом.
Мы очень смеялись.
Я действительно собирался построить эту оранжерею заново. Мне удалось найти копии ее чертежей в Мемориальной библиотеке, а на сталелитейном заводе по соседству мне пообещали взяться за изготовление колонн и литых украшений.
И когда в январе следующего года Т.С. Давстон сказал мне, что пришло время переезжать снова, я сказал «нет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28