«Наш двор» не рассказывал читателям об этих страхах, это не представлялось важным.Внимание заострялось на интонациях и оттенках.В племени жителей частных домов сквозил дух единения, крепкое МЫ, хотя они наверняка ничего не знали друг о друге. Но форма жизни и страх изменений объединяли их. Они говорили о жизни за границами их территории с опаской, настороженно, по меньшей мере. В статьях упоминалось о новых городских планах застройки, словно о тайных заговорах им на погибель.Мужик, дававший интервью, содрогался от мысли, что по соседству с их районом возведут муниципальные дома. Между строк читалось: «Что же будет с нами?» Кто-то осуждал недавно спланированные велодорожки, которые решительно изменили маршрут вечернего выгула их золотистого лабрадора.Пульс слегка участился.Отложив на некоторое время журнал в сторонку, я задумался, а какой журнал выпустили бы бойцы домашнего фронта, если б вдруг объединились. На прилавках появляются десятки изданий по вопросам жилья, благоустройства дома, оформления интерьера, приготовления пищи, так что у нового издания, освещающего домашние дела в прежнем стиле, нет шансов. Новый журнал призван рассматривать домашнюю жизнь с совершенно новой позиции, показать всему миру незримых мужчин, которые в полумертвом состоянии бродят между гостиной и спальней, укачивая температурящего ребенка, которые без устали продолжают поиски идеального соотношения яичного белка и молотого перца, которые безропотно выслушивают проблемы и душевные переживания своих любимых и которые в конце концов валятся на диван с температурой под сорок, потому что неделями не заботятся о своем здоровье.Журнал может также проводить жесткую военную пропаганду и выступать против избалованного средствами массовой информации скопища мужиков, которые скитаются по лесам, взбираются на горы, спускаются по речным порогам, проторяют тропы по снежной целине и продают этот мужской образ жизни спонсорам. Те, в свою очередь, налепляют наклейки на задницы этих бородачей, ничего не знающих о реальных испытаниях, чтобы они смогли рассказывать о своих увлекательных приключениях в горах по телику.Пульс стал, как у зайца.Однако следовало не думать о создании собственного журнала, а заняться делом.«Наш двор» рассказывал в статье на четырех страницах, чем различаются люди, живущие в собственном доме и в городской многоэтажке. Автор, психолог Лаури Мякинен, стоял под яблоней, у ног его терся спаниель. По мнению Мякинена, окружение существенно влияет на духовное состояние человека. Он полностью поддерживал образ жизни в частном доме и от всей души рекомендовал его – особенно тем, у кого наблюдаются предпосылки к переутомлению в осенне-зимний период и вообще к грусти. Мякинен писал, что как реалист он понимает, что не у всех есть достаточно средств на приобретение собственного жилья. При этом подчеркивал, что даже кратковременное посещение дома и двора знакомых может помочь в преодолении трудностей. Деревья – наши друзья. Мякинен ссылался на австралийское исследование, согласно которому, живущие в окружении деревьев люди способны на более прочные отношения, нежели те, кто всю свою жизнь проводит в городе среди бетона и стали.Сам Мякинен только десять лет назад переехал в собственный дом и не перестает сожалеть о столь позднем решении. Если б он только знал, какой внутренний покой обретет благодаря яблоневым деревьям и двору, он бы сделал выбор гораздо раньше.Следующий разворот представлял фотографию всей семьи: Мякинен, его жена Мари и мальчишки-близнецы Сами и Мике. У каждого в руках грабли, а подпись вещала, что все они любят осеннюю уборку листьев. Смена времен года и способность природы к обновлению и повторению учат нас понимать бренность сущего, утверждал Мякинен. Он сказал, что проникся ясностью осени и зарождающейся силой весны только у себя во дворе, где он, устраняя следы прежнего владельца, сковырнул весь асфальт, чтобы дать дорогу мощи матушки-земли. Мякинен также поведал, что после сауны часто валяется голышом на траве в восторженном состоянии, как Илмари Пимия из группы «Носители огня». «Носители огня» (Tulenkantajat) – в 1920-х гг. существовавшая в Финляндии группа творческой интеллигенции, пропагандировавшая сближение с общеевропейской культурой; Илмари Пимия, поэт, член группы.
Я не нашел в источниках, которыми располагал, ни этого Пимия, ни его группу, но, по-видимому, Пимия был какой-нибудь известный плотник или архитектор, который таким образом праздновал окончание строительства дома.Вырезав с последний страницы журнала бланк заказа, я заполнил его и сунул в кроссовку, чтобы вечером кинуть в почтовый ящик. Перелистав телефонную книгу, нашел адрес Лаури Мякинена. Вальдшнепов переулок, дом четыре. Это километрах в пяти от моей квартиры, по ту сторону Центрального парка.Я вытащил из духовки почти черные булочки, выложил на тарелку две штуки и налил в стакан молока. Запивая обжигающие булки холодным молоком, я рассматривал фотографию Мякинена. Он глядел на меня преданным собачьим взглядом. Я прикинул, какой он породы. Для финской лайки он слишком инертный, для золотистого Лабрадора – слишком выразительный, для бульдога – слишком гладкомордый. Не столь уж я поднаторел в собаках, чтобы выбрать породу. Вспомнилось, как Хелена, окрыленная мечтами о доме, говорила мне о собаке и привлекала мое внимание фотографиями каких-то щенков.Дом, семья, трава, сауна, крыльцо, почтовый ящик, собака.Глядя на сердобольную рожу Мякинена, я составил список слов, объединенных главным.Дом, дети, газонокосилка, шланг, печка-гриль, собака.Дом, жена, керамические гномики во дворе, счет за воду, поленница, собака.Дом, воспоминания, винтовая лестница, ночной тариф на электричество, собака.Прихлебывая молоко, я кусал булку и мычал. Подумалось, что примерно таким я и буду в старости. Бормочущий под нос старикан, люстра на потолке, собранная из осколков памяти и разрозненных мыслей, или ржавые качели во дворе, которые не тревожили многие годы и которые взвизгивают, когда на них садятся.Я вышел перекурить на балкон. Верхние соседи с треском захлопнули балконную дверь. Они Я хлопнул дверью со всей силой, как только мог. Если стекло разобьется, это обойдется нам в четыреста марок. Мы уже обсудили вопрос с Лееной. Случись что, отправлю счет мерзавцу этажом ниже. Не захочешь, а ругнешься. Этот тип не понимает, чего добивается своим курением.Леена заварила чай, и мы вместе отредактировали текст на желтом листке-наклейке. Леена надеялась, что мы сдержимся в выражении эмоций и не снизойдем до низкого стиля.«Бог создал весну, дабы мы наслаждались ее запахом и – с отступлением зимней темноты – могли впитывать силу ее света, но некоторым это недоступно. Они только чадят своими отравленными головешками на балконах, добиваясь того, чтобы лето не пришло в полном объеме к тем, кто этого заслуживает. Может быть, настало время задуматься над собственными деяниями?»Я попросил, чтобы Леена прочитала вслух. Вслушался в оттенки и логические ударения. Да, за каждым словом – я. Вообще-то я хотел добавить после слова «деяниями» тире и «злодеяниями», но по желанию Леены воздержался.Надев банные шлепанцы, я спустился по лестнице к доске объявлений в подъезде. Старался ступать как можно тише, но шлепки подметок гулко разносились по парадной. Я открыл защелку и приклеил желтый листок посередине, рядом с Правилами по обеспечению порядка. Отошел на пару шагов назад, склонил голову налево… Неплохо, сразу бросается в глаза.Поднялся к себе в квартиру. Леена поставила рядом с чаем мой любимый йогурт – натуральная черника с небольшим количеством меда. Обычно мы наслаждаемся этим деликатесом после успешной близости, но также и в те моменты, когда ощущаем себя единой семьей и встаем на защиту справедливости. Мне грело душу то, что Леена приняла решение стоять со мной плечом к плечу в борьбе против террориста-курильщика с нижнего этажа. Я заметил перемену в Леене примерно полгода назад, когда она вышла с балкона со слезами на глазах. Она расчесывала волосы, и вдруг ноздрей ее коснулся ужасный чад пепельницы этого типа, живущего этажом ниже. Тогда она встала в одну шеренгу со мной.Я обратил внимание, что Леена выбрала для йогурта зеленую чашку в цветочек, которую мне подарили коллеги по случаю десятилетия моей деятельности в качестве начальника отдела контроля за качеством. Внимательный жест со стороны Леены.Мы ели в тишине. Не было желания говорить о недавнем инциденте, мы сосредоточились на этом вечере. Юсси был на тренировке, Кати на аэробике – момент принадлежал нам.Я планировал соблазнить Леену сразу после спортивных новостей, хотя плохое настроение по причине террориста еще не до конца выветрилось из головы. Я вспомнил, что он вот-вот отправится на свою пробежку, наверняка увидит наше гражданское мнение на доске объявлений. Настроение поднялось, и я отметил, что первый летний загар очень идет Леене. Она обрадовалась и сказала, что ею волнует шуршание моей бородки. Я поднялся, обтер губы от йогурта и уже наклонился, чтобы поцеловать Леену в шею, как эхо сильного удара сотрясло нашу входную дверь. Подлец снизу именно в этот момент хлопнул своей дверью и прогромыхал вниз по лестнице, ничуть не думая о соседях. Настроение упало, и Леена скрылась в уголке с журналом по рукоделию.По мнению Леены, я слишком нервничаю из-за одного человека. Однако я ничего не могу поделать со своей реакцией. Мы прожили в доме двадцать лет, а этот засранец – первый настоящий нарушитель спокойствия. Я говорил об этом на заседании правления кондоминиума, но к проблеме никто всерьез не отнесся. Каллио сослался на закон о курении, в соответствии с которым на балконах запрещено только разводить открытый огонь. Пелконен предложил, чтобы я проветривал комнату, открывая другое окно. Смешно! Я напомнил, что правление может при желании принять исключительное решение, запрещающее курение на балконе. Каллио сказал, что в больших кондоминиумах это не так-то просто, поскольку даже один голос против разрушит наше стремление сохранить свежий воздух в квартирах.Больше всего меня раздражало, что засранец других правил не нарушал. Напрасно я надеялся поймать его на алкоголизме или ночных оргиях. Никогда и ни в чем я не мог его уличить. Положение становилось нестерпимым, и я решил, что если стратегия желтых листочков не принесет желаемого результата, придумаем что-то другое. Господь не для курения создавал человека. Матти Я отмечал все, что видел и слышал.Я расширял свой опыт, принюхиваясь и ощупывая. Заносил в блокнот без разбору все новые впечатления. Я действовал, как опьяненный весной орнитолог-любитель, сетчатка которого запечатлевает малейшее движение крыльев.Я рассортировал дома, разделив их на группы.Интересные, желаемые и возможные.Деревянные, кирпичные, блочные.Деревянные отдельно: старые, новые.Старые отдельно: построенные до войны, после войны.Новые отдельно: одноэтажные, двухэтажные, нетрадиционные, обычные.Жителей я разделил на аналогичные группы.Вечные строители, средний класс, зажиточные и внезапно разбогатевшие.Зеленые, демократы, консерваторы, либералы.Семейные, разведенные, бездетные, пенсионеры.Как-то я читал об индейских племенах: самым главным для них было чувствовать под ногами землю. Человек должен знать, как правильно дрожит земля. Я отковырял образцы травы с разных дворов, приклеил их на ватманский лист, который повесил на стену. Каждый раз, проходя мимо листа, я обнюхивал пучки травы в надежде получить хотя бы намек, трава какого двора подходит нашей семье. Все пучки пахли одинаково. Минимальная разница зависела от мочи собак разных пород.Ох уж эти индейцы!Один вождь, уважаемый антропологами дряхлый старикан, утверждал во вступлении к книге, что никто не может владеть землей. Уважаемый вождь, приехал бы ты рассказать эту банальность жителям северных стран. У себя в прерии тебе легко говорить, ведь никто и не думает строить там супермаркет. Добро пожаловать, вождь краснокожих, в Хельсинки, на чужую землю, сразу прикусишь язык.Добро пожаловать, уважаемый вождь, и на первый весенний просмотр в воскресенье. Там тетка в деловом костюме протянет тебе буклет с двумя замечательными строчками о цене земли: 3500 марок за квадратный метр. И мозги твои задымятся, когда ты услышишь очаровательную банковскую служащую, предлагающую выгодную процентную ставку «евро-бор» на пятнадцать лет выплаты. За неполных полтора миллиона марок, дорогой представитель американских прерий, ты легко попадешь на задний дворик городских четырех соток, готовить на гриле сальмонеллезную курицу.Пульс 145. Нельзя думать ни об индейцах, ни о чем негативном, все сразу отражается на запястье.Я незаметно скользил по району. Прохожий в камуфляже с небольшим рюкзаком и биноклем вблизи Центрального парка не вызывал подозрений. Диктофон я спрятал под курткой.Притормозив у почтового ящика, я прислушивался к первым ощущениям. Это очень важно. Если появлялась потребность дополнительного изучения объекта, помечал его и возвращался на место поздним вечером. К дому приближался исключительно ползком; только проверив тылы, вставал во весь рост и настраивал оборудование.Некоторые объекты по причине пышной растительности двора позволяли интимное знакомство с жизнью семей. Мне удавалось залечь за густым кустом сирени, и всего лишь в трех метрах от меня жарили мясо на гриле, пили сухое белое вино и обсуждали вещи, возбуждавшие мою фантазию.Как-то ранним утром, прибежав к себе в квартиру, я перечитал свои записи. «Ни стыда, ни совести! Чешут языками, шатаются по двору, не проникаясь его простой красотой. Трещат, как сороки, а ходят, как тюлени. Нет, не напрасно я насмотрелся передач о природе, теперь могу распознать любое зверье. Откуда у людей это собственничество чистой воды, эти повадки? Вот напористый тюлень переваливается в кричаще-пестрых шортах, ноги в жидкой поросли светлых волос искусаны комарами. Венец всего – шлепающие по свежесрезанной траве ступни с корявыми пальцами, между ними черные катышки от носков, которые он задумчиво выковыривает толстым указательным пальцем. Я знаю это млекопитающее, нет, не лично, а чую нутром. Тюлень переваливается на влажной траве – понадобятся целые сутки, чтобы она распрямилась, – открывает импортное пиво, поднимается по ступенькам террасы, наслаждаясь прикосновением древесины к босым ногам. За это прикосновение люди готовы выложить полтора миллиона. Такова средняя цена частного дома в этом районе. Пивная отрыжка звучит как призывный крик братьям по виду. Никто не откликается на призыв, мы остаемся вдвоем в ночной тишине. Но только я знаю это, он-то думает, что один. Вдыхает воздух, отщипывает ягоды со смородинового куста, который пятьдесят два года назад посадили фронтовик и его жена. Не трогай запретный плод! Черная смородина лопается на пожелтевших зубах, и мякоть ягоды растворяется во рту. Так жаден, что, не прожевав первой, хватает уже вторую. Ешь, наслаждайся, на ночь обжирайся!»
Я все подчинил высокой цели. Держал равновесие в треугольнике: работа – халтура – встречи с Сини.Основной работой я занимался меньше всего. По утрам на складе успевал пару часов покемарить, причем со спокойной совестью. Окончательно просыпался я только по возвращении домой. После душа заправлял себя фруктами, водой и ржаным хлебом и подкачивал мышцы брюшного пресса. В шесть принимался за икры марафонцев. Я видел не уплотнения в мышцах, а только купюры.Как-то завскладом Сиикавирта поинтересовался причиной моей усталости. Я сказал, что готовлюсь к участию в Стокгольмском марафоне. Сиикавирта ответил, что ценит мое увлечение бегом на длинные дистанции, но еще больше он ценит, когда в фуры загружается именно тот товар, который заказал клиент. Я пообещал снизить темп подготовки и быть более внимательным.Я сократил долю эротического массажа, оставив только трех женщин. Я подбирал их весьма тщательно: все они были страшные и неразговорчивые. Самое главное – при работе с ними мне ни разу на ум не приходила Хелена. Я поднял таксу, обосновав ее уровнем цен в данной сфере, и тем, что я единственный предлагаю данную услугу в районе. Сейя, Пирьо и Синикка согласились. Я постарался полностью исключить эротические услуги в те выходные, когда Сини приходила ко мне. Один раз чуть не попался. Выпроводил Сейю в пять минут шестого, а в семь минут шестого у подъезда уже стояли Хелена и Сини.Чувства обострились. Это проявлялось во всем, что бы я ни делал.Ползая в кустах, я узнавал букашек, которых последний раз трогал в глубоком детстве. Пробираясь босиком по траве к дому, я чувствовал росу и мельчайшие камушки, осыпавшиеся с детских ног. За чтением истории послевоенного заселения ощущал себя одним из тех 420 тысяч переселенцев и фронтовиков, которым нужна была крыша над головой как можно быстрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Я не нашел в источниках, которыми располагал, ни этого Пимия, ни его группу, но, по-видимому, Пимия был какой-нибудь известный плотник или архитектор, который таким образом праздновал окончание строительства дома.Вырезав с последний страницы журнала бланк заказа, я заполнил его и сунул в кроссовку, чтобы вечером кинуть в почтовый ящик. Перелистав телефонную книгу, нашел адрес Лаури Мякинена. Вальдшнепов переулок, дом четыре. Это километрах в пяти от моей квартиры, по ту сторону Центрального парка.Я вытащил из духовки почти черные булочки, выложил на тарелку две штуки и налил в стакан молока. Запивая обжигающие булки холодным молоком, я рассматривал фотографию Мякинена. Он глядел на меня преданным собачьим взглядом. Я прикинул, какой он породы. Для финской лайки он слишком инертный, для золотистого Лабрадора – слишком выразительный, для бульдога – слишком гладкомордый. Не столь уж я поднаторел в собаках, чтобы выбрать породу. Вспомнилось, как Хелена, окрыленная мечтами о доме, говорила мне о собаке и привлекала мое внимание фотографиями каких-то щенков.Дом, семья, трава, сауна, крыльцо, почтовый ящик, собака.Глядя на сердобольную рожу Мякинена, я составил список слов, объединенных главным.Дом, дети, газонокосилка, шланг, печка-гриль, собака.Дом, жена, керамические гномики во дворе, счет за воду, поленница, собака.Дом, воспоминания, винтовая лестница, ночной тариф на электричество, собака.Прихлебывая молоко, я кусал булку и мычал. Подумалось, что примерно таким я и буду в старости. Бормочущий под нос старикан, люстра на потолке, собранная из осколков памяти и разрозненных мыслей, или ржавые качели во дворе, которые не тревожили многие годы и которые взвизгивают, когда на них садятся.Я вышел перекурить на балкон. Верхние соседи с треском захлопнули балконную дверь. Они Я хлопнул дверью со всей силой, как только мог. Если стекло разобьется, это обойдется нам в четыреста марок. Мы уже обсудили вопрос с Лееной. Случись что, отправлю счет мерзавцу этажом ниже. Не захочешь, а ругнешься. Этот тип не понимает, чего добивается своим курением.Леена заварила чай, и мы вместе отредактировали текст на желтом листке-наклейке. Леена надеялась, что мы сдержимся в выражении эмоций и не снизойдем до низкого стиля.«Бог создал весну, дабы мы наслаждались ее запахом и – с отступлением зимней темноты – могли впитывать силу ее света, но некоторым это недоступно. Они только чадят своими отравленными головешками на балконах, добиваясь того, чтобы лето не пришло в полном объеме к тем, кто этого заслуживает. Может быть, настало время задуматься над собственными деяниями?»Я попросил, чтобы Леена прочитала вслух. Вслушался в оттенки и логические ударения. Да, за каждым словом – я. Вообще-то я хотел добавить после слова «деяниями» тире и «злодеяниями», но по желанию Леены воздержался.Надев банные шлепанцы, я спустился по лестнице к доске объявлений в подъезде. Старался ступать как можно тише, но шлепки подметок гулко разносились по парадной. Я открыл защелку и приклеил желтый листок посередине, рядом с Правилами по обеспечению порядка. Отошел на пару шагов назад, склонил голову налево… Неплохо, сразу бросается в глаза.Поднялся к себе в квартиру. Леена поставила рядом с чаем мой любимый йогурт – натуральная черника с небольшим количеством меда. Обычно мы наслаждаемся этим деликатесом после успешной близости, но также и в те моменты, когда ощущаем себя единой семьей и встаем на защиту справедливости. Мне грело душу то, что Леена приняла решение стоять со мной плечом к плечу в борьбе против террориста-курильщика с нижнего этажа. Я заметил перемену в Леене примерно полгода назад, когда она вышла с балкона со слезами на глазах. Она расчесывала волосы, и вдруг ноздрей ее коснулся ужасный чад пепельницы этого типа, живущего этажом ниже. Тогда она встала в одну шеренгу со мной.Я обратил внимание, что Леена выбрала для йогурта зеленую чашку в цветочек, которую мне подарили коллеги по случаю десятилетия моей деятельности в качестве начальника отдела контроля за качеством. Внимательный жест со стороны Леены.Мы ели в тишине. Не было желания говорить о недавнем инциденте, мы сосредоточились на этом вечере. Юсси был на тренировке, Кати на аэробике – момент принадлежал нам.Я планировал соблазнить Леену сразу после спортивных новостей, хотя плохое настроение по причине террориста еще не до конца выветрилось из головы. Я вспомнил, что он вот-вот отправится на свою пробежку, наверняка увидит наше гражданское мнение на доске объявлений. Настроение поднялось, и я отметил, что первый летний загар очень идет Леене. Она обрадовалась и сказала, что ею волнует шуршание моей бородки. Я поднялся, обтер губы от йогурта и уже наклонился, чтобы поцеловать Леену в шею, как эхо сильного удара сотрясло нашу входную дверь. Подлец снизу именно в этот момент хлопнул своей дверью и прогромыхал вниз по лестнице, ничуть не думая о соседях. Настроение упало, и Леена скрылась в уголке с журналом по рукоделию.По мнению Леены, я слишком нервничаю из-за одного человека. Однако я ничего не могу поделать со своей реакцией. Мы прожили в доме двадцать лет, а этот засранец – первый настоящий нарушитель спокойствия. Я говорил об этом на заседании правления кондоминиума, но к проблеме никто всерьез не отнесся. Каллио сослался на закон о курении, в соответствии с которым на балконах запрещено только разводить открытый огонь. Пелконен предложил, чтобы я проветривал комнату, открывая другое окно. Смешно! Я напомнил, что правление может при желании принять исключительное решение, запрещающее курение на балконе. Каллио сказал, что в больших кондоминиумах это не так-то просто, поскольку даже один голос против разрушит наше стремление сохранить свежий воздух в квартирах.Больше всего меня раздражало, что засранец других правил не нарушал. Напрасно я надеялся поймать его на алкоголизме или ночных оргиях. Никогда и ни в чем я не мог его уличить. Положение становилось нестерпимым, и я решил, что если стратегия желтых листочков не принесет желаемого результата, придумаем что-то другое. Господь не для курения создавал человека. Матти Я отмечал все, что видел и слышал.Я расширял свой опыт, принюхиваясь и ощупывая. Заносил в блокнот без разбору все новые впечатления. Я действовал, как опьяненный весной орнитолог-любитель, сетчатка которого запечатлевает малейшее движение крыльев.Я рассортировал дома, разделив их на группы.Интересные, желаемые и возможные.Деревянные, кирпичные, блочные.Деревянные отдельно: старые, новые.Старые отдельно: построенные до войны, после войны.Новые отдельно: одноэтажные, двухэтажные, нетрадиционные, обычные.Жителей я разделил на аналогичные группы.Вечные строители, средний класс, зажиточные и внезапно разбогатевшие.Зеленые, демократы, консерваторы, либералы.Семейные, разведенные, бездетные, пенсионеры.Как-то я читал об индейских племенах: самым главным для них было чувствовать под ногами землю. Человек должен знать, как правильно дрожит земля. Я отковырял образцы травы с разных дворов, приклеил их на ватманский лист, который повесил на стену. Каждый раз, проходя мимо листа, я обнюхивал пучки травы в надежде получить хотя бы намек, трава какого двора подходит нашей семье. Все пучки пахли одинаково. Минимальная разница зависела от мочи собак разных пород.Ох уж эти индейцы!Один вождь, уважаемый антропологами дряхлый старикан, утверждал во вступлении к книге, что никто не может владеть землей. Уважаемый вождь, приехал бы ты рассказать эту банальность жителям северных стран. У себя в прерии тебе легко говорить, ведь никто и не думает строить там супермаркет. Добро пожаловать, вождь краснокожих, в Хельсинки, на чужую землю, сразу прикусишь язык.Добро пожаловать, уважаемый вождь, и на первый весенний просмотр в воскресенье. Там тетка в деловом костюме протянет тебе буклет с двумя замечательными строчками о цене земли: 3500 марок за квадратный метр. И мозги твои задымятся, когда ты услышишь очаровательную банковскую служащую, предлагающую выгодную процентную ставку «евро-бор» на пятнадцать лет выплаты. За неполных полтора миллиона марок, дорогой представитель американских прерий, ты легко попадешь на задний дворик городских четырех соток, готовить на гриле сальмонеллезную курицу.Пульс 145. Нельзя думать ни об индейцах, ни о чем негативном, все сразу отражается на запястье.Я незаметно скользил по району. Прохожий в камуфляже с небольшим рюкзаком и биноклем вблизи Центрального парка не вызывал подозрений. Диктофон я спрятал под курткой.Притормозив у почтового ящика, я прислушивался к первым ощущениям. Это очень важно. Если появлялась потребность дополнительного изучения объекта, помечал его и возвращался на место поздним вечером. К дому приближался исключительно ползком; только проверив тылы, вставал во весь рост и настраивал оборудование.Некоторые объекты по причине пышной растительности двора позволяли интимное знакомство с жизнью семей. Мне удавалось залечь за густым кустом сирени, и всего лишь в трех метрах от меня жарили мясо на гриле, пили сухое белое вино и обсуждали вещи, возбуждавшие мою фантазию.Как-то ранним утром, прибежав к себе в квартиру, я перечитал свои записи. «Ни стыда, ни совести! Чешут языками, шатаются по двору, не проникаясь его простой красотой. Трещат, как сороки, а ходят, как тюлени. Нет, не напрасно я насмотрелся передач о природе, теперь могу распознать любое зверье. Откуда у людей это собственничество чистой воды, эти повадки? Вот напористый тюлень переваливается в кричаще-пестрых шортах, ноги в жидкой поросли светлых волос искусаны комарами. Венец всего – шлепающие по свежесрезанной траве ступни с корявыми пальцами, между ними черные катышки от носков, которые он задумчиво выковыривает толстым указательным пальцем. Я знаю это млекопитающее, нет, не лично, а чую нутром. Тюлень переваливается на влажной траве – понадобятся целые сутки, чтобы она распрямилась, – открывает импортное пиво, поднимается по ступенькам террасы, наслаждаясь прикосновением древесины к босым ногам. За это прикосновение люди готовы выложить полтора миллиона. Такова средняя цена частного дома в этом районе. Пивная отрыжка звучит как призывный крик братьям по виду. Никто не откликается на призыв, мы остаемся вдвоем в ночной тишине. Но только я знаю это, он-то думает, что один. Вдыхает воздух, отщипывает ягоды со смородинового куста, который пятьдесят два года назад посадили фронтовик и его жена. Не трогай запретный плод! Черная смородина лопается на пожелтевших зубах, и мякоть ягоды растворяется во рту. Так жаден, что, не прожевав первой, хватает уже вторую. Ешь, наслаждайся, на ночь обжирайся!»
Я все подчинил высокой цели. Держал равновесие в треугольнике: работа – халтура – встречи с Сини.Основной работой я занимался меньше всего. По утрам на складе успевал пару часов покемарить, причем со спокойной совестью. Окончательно просыпался я только по возвращении домой. После душа заправлял себя фруктами, водой и ржаным хлебом и подкачивал мышцы брюшного пресса. В шесть принимался за икры марафонцев. Я видел не уплотнения в мышцах, а только купюры.Как-то завскладом Сиикавирта поинтересовался причиной моей усталости. Я сказал, что готовлюсь к участию в Стокгольмском марафоне. Сиикавирта ответил, что ценит мое увлечение бегом на длинные дистанции, но еще больше он ценит, когда в фуры загружается именно тот товар, который заказал клиент. Я пообещал снизить темп подготовки и быть более внимательным.Я сократил долю эротического массажа, оставив только трех женщин. Я подбирал их весьма тщательно: все они были страшные и неразговорчивые. Самое главное – при работе с ними мне ни разу на ум не приходила Хелена. Я поднял таксу, обосновав ее уровнем цен в данной сфере, и тем, что я единственный предлагаю данную услугу в районе. Сейя, Пирьо и Синикка согласились. Я постарался полностью исключить эротические услуги в те выходные, когда Сини приходила ко мне. Один раз чуть не попался. Выпроводил Сейю в пять минут шестого, а в семь минут шестого у подъезда уже стояли Хелена и Сини.Чувства обострились. Это проявлялось во всем, что бы я ни делал.Ползая в кустах, я узнавал букашек, которых последний раз трогал в глубоком детстве. Пробираясь босиком по траве к дому, я чувствовал росу и мельчайшие камушки, осыпавшиеся с детских ног. За чтением истории послевоенного заселения ощущал себя одним из тех 420 тысяч переселенцев и фронтовиков, которым нужна была крыша над головой как можно быстрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23