Первым клиентом была женщина намного старше меня, которая замурлыкала от наслаждения после нескольких точных прикосновений и заплатила гораздо больше, чем я просил. Ее визит открыл мне радужные перспективы, но, к сожалению, я не учел всех трудностей интимного бизнеса.В пылу успеха первого эротического массажа я нашел еще одно дополнительное средство заработка: перепродавать краденое.В моей пустой кладовке в подвале находила временное пристанище бытовая техника, мобильники, видеомагнитофоны и велики. Полузнакомые типчики заносили вещи, шурша одинаково короткими куртками, позвякивая связками ключей на поясах. Я вступил на этот путь, не имея преступного прошлого. Именно поэтому меня нервировала вся эта ночная возня в подвале.Всякий вечер пульс мой учащался до ста тридцати ударов, потому что во время сеанса массажа я напрягался, кому бы толкнуть видик за шесть кусков или горный велосипед за четыре. В темном подвале, полумертвый от усталости, я договаривался о цене широкоформатного телика и возможной транспортировке на дом… Хелене и в голову не приходило, какой монетой я плачу за один-единственный фингал!Эротический массаж навевал тоску.Мне трудно было привыкать к тому, что обычный массаж торса плавно перетекал на ягодицы и промежность. Когда клиенты возбуждались, я тоже прикидывался возбужденным, хотя сам тем временем обдумывал интерьер будущей комнаты для Сини. Сложнее всего оказалось массировать грудь: мне так и мерещилась грудь Хелены, хотя у большинства клиенток вместо грудей болтались аморфные комочки. Только у кассирши из магазина «Алепа» были крепкие круглые яблочки, как у Хелены.Когда соски ее затвердели, у меня к горлу подкатил комок.Я сделал вид, что мне дурно, и прекратил массаж.Кассирша же успела до крайности возбудиться. Соскочив со стола, она повалила меня на пол и попыталась протиснуть соски мне в рот. Я схватил ее за волосы и скинул с себя.Кассирша рыдала на полу в гостиной, а я глотал слезы на кухне.Объяснив причины своего поведения, я сделал ей скидку. Но она все равно заплатила полную цену и попросила назначить новое время на следующей неделе. Я предложил ей обычный массаж без эротики.Только тогда я наконец постиг всю глубину своей тоски. Едва кассирша ушла, я занялся на балконе дыхательной гимнастикой и упражнениями для мышц брюшного пресса. Я убивал чувства физкультурой.В тот вечер случился еще один клиент – местный штангист. Его плечевой пояс был отлит из бетона. Навалившись на штангиста всем телом, я пробился между дельтой и трапецией, Пятнадцать минут ковыряния, и вот качок уже постанывал и кряхтел.Полчаса тянулись вечно. Последние движения я совершал почти бесчувственными пальцами. Встав со стола, штангист натянул штаны и спросил, нельзя ли приобрести у меня хороший музыкальный мини-центр. Якобы ему намекали. Я притаранил центр и, компенсируя усталость, запросил шестьсот марок. Штангист одобрил завышенную цену: уж очень ему понравился массаж. Редко кто, по его словам, проникал между мышц, добирался до центра боли.Потом обрушилась темнота.Я отрубился на тринадцать часов, проспал на работу. Завскладом Сиикавирта напомнил мне, что логистика накроется медным тазом, если каждый будет являться на работу, когда ему вздумается. Отовравшись, я прикорнул в комнате отдыха за холодильником.По возращении домой я обнаружил в подъезде длинноволосого хмыря, которому дали мой адрес. За новую, но без наворотов мобилу «Нокия» я содрал с него 400 марок. Потом стал устанавливать массажный стол и вдруг вспомнил, что на сегодня у меня нет клиентов! Впереди идеальная многочасовая свобода.Полтора часа я честно отбегал, потом предавался раздумьям.Эротический массаж и перепродажа краденого вкупе с крайним аскетизмом способствовали стремительному росту моих доходов и настроения. Эдак я уже через пару месяцев поторгуюсь за дом, требующий небольшого ремонта.Выдержу? А то!Я привык к бессонным ночам и к режиму в стиле экстрим. В результате чувства обострились до крайности. Урчание холодильника казалось мне резким шумом. Пальцы шмонили табачиной, даже если руки покоились на коленях. Когда верхний сосед спускал в туалете воду, мне чудилось, будто ведро воды обрушивается прямо на голову. И постоянно хотелось спать. Глаза были как-то слишком открыты, хотя у моего двойника в зеркале опухшие веки почти закрывали их.Мне не терпелось позвонить Хелене, рассказать, что я делаю ради нашей новой жизни. Но я сдержался. Бег научил меня, что после марафона человек как бы парит в воздухе, способный сотворить чудо. Стоит мне сейчас позвонить, как я вскоре пожалею об ошибке.И все же я хотел как-то связаться с ними. Я знал, что достигну этого посредством выпечки. Самые пленительные запахи мира источают только гашиш и – плюшки.Где-то в полночь, пропитанный ароматом свежей сдобы, я мельком просматривал объявления о продаже домов, сосредоточенный в основном на фото моих любимых. Хелена запечатлелась с растрепанными волосами. Я нарочно попросил их взлохматить. Сини щеголяла великоватым платьем в цветах, подарком родственников. Розанчик на животе размером чуть не с ее голову. Дочурка щурилась: солнце над Пяяннэ слепило глаза. Хелена тоже прищурилась на один глаз, словно подмигивала мне.Я прилепил эти фотографии на дверцу холодильника по соседству с последней квитанцией своего банковского счета.Замерев перед фоткой и квитанцией минут на семь, я пытался войти в контакт. Эту технику я перенял у одного датчанина на Руйсроке Руйсрок (Ruisrock) – старейший и крупнейший рок-фестиваль в Финляндии, который проводится с 1970 г. в г. Турку.
в 1978 году. Для него умение сосредотачиваться было все равно что религия. Закрыв глаза, он посреди грохочущего рока устанавливал астральную связь со своей матерью, которая жила в северной части Копенгагена. Башка его то и дело подергивалась, веки вздрагивали, будто в тике, он пошатывался. Никогда не забуду, насколько меня захватило то, что он делал, отстранившись от бурлящих масс и музыки. Вернувшись на траву парка Руйссало, он сообщил, что у матери все в порядке и она передает мне привет.Закрыв глаза, я отдался течению вселенной.Сработало. В эту минуту Хелена и Сини были со мной на моей кухне.Исчезли раздоры, разящий кулак, скула, подвернувшаяся на его пути. Растаяла странная полиэтиленовая преграда, выросшая между нами в будничной жизни. Испарилась тишина, подобная глухой стене, которую способны воздвигнуть исключительно незлобивые люди, не склонные к обидам и ссорам.Пространство наполнилось звуками, подобными щебетанию птиц, словно я очутился в экзотическом лесу.В пустую, гулкую в отсутствие мебели комнату спустились с обшарпанного потолка голуби мира, лучшие друзья «бэушных» военных бушлатов, которые продают на складах.Голуби уселись мне на плечи. Я не понимал их воркования, просто внимал частоте звука. Они пытались поведать мне, что не все еще прощено, но фингал заслужил прощение.Стряхнув оцепенение, я вновь очутился перед дверцей холодильника.Состояние мое не достигло идеала, зато прояснилось.Я вышел на балкон, закурил. В шесть затяжек прикончил сигарету. Вдавливая окурок в банку, вспомнил, что Сини играла именно с этой банкой. Я отправил ее в мусор.Вернувшись к своим делам, я снова всю ночь изучал объявления. Я выбирал только старые дома не в лучшем состоянии. Нашел парочку, которые подняли давление. И разозлили. Выписка из банковского счета грубо напоминала, что мне предстоит сбыть с рук еще несколько десятков мобильников, магнитофонов и охочих до ласк теток, прежде чем я действительно смогу купить самый захудалый домишко.Процесс приобретения и оплаты жилья стал религией, которую признавали практически все, независимо от партийной принадлежности. Беспорядочные колебания цен на недвижимость, нехватка денег и высокий процент воспитали в стране, особенно в Хельсинки, особое племя, которое на пороге банков неустанно твердило мантры о прелести существования в собственном доме. Это племя за десять лет только банковскими процентами выплатило сумму, на которую можно отгрохать совершенно новый коттедж.Я изучил описания выбранных мною неважных домов. Они походили на плохой роман. Предложения пересыщены одними и теми же глаголами, автор был явно перевозбужден, в итоге – сентиментальный мусор. Я знал, что ступаю по тонкому льду. Суждено провалиться – вряд ли агент по недвижимости и директор банка бросятся с лыжными палками к полынье, чтобы спасти меня.Высказать наболевшее? Но кому? Некому. Не привык я искать товарищей по несчастью.Назвав себя бойцом домашнего фронта, я даже не пытался установить контакт с подобными мне. Я считал свою жизнь неповторимой – и это была ошибка.Итак, мне оставалась только работа, массаж с двумя сортами крема и перепродажа ворованных вещей. Все исключительно ради дома.Я успокаивал себя тем, что идея насчет дома – не прожектерство.Эта идея – мощный генератор электроэнергии, машина, трудящаяся день и ночь. Эта идея не ест, а питает человека.
Я уменьшил долю эротического массажа, но компенсировал убытки, обслуживая бегунов на длинные дистанции.Звякнул нескольким марафонцам, знакомым по Центральному парку, рассказал о своих услугах. Профессионально расслабив их натруженные мышцы и колени, я заслужил имя в их кругу, следовательно, отказался от интимных клиентов.Бегуны в массе своей – женщины и равно мужчины – представляли сливки среднего класса. В беге они открыли новый смысл жизни. Ни общество, ни деньги, ни семья, ни машина не давали тех ощущений, которые испытывал парящий над землей бегун. Бег заставляет человека забыть о высоких налогах, росте процентных ставок и котлетном фарше политической жизни. Так вещали мои клиенты, пока я ковырял большим пальцем их окаменевшие ягодичные мышцы.Однажды в выходные напряженный график вышел мне боком. Сини проводила выходные у меня, но я не мог отменить назначенные сеансы.Когда я обслуживал бегунов, дочка сидела на картонном ящике и ела гамбургер. Они заигрывали с общительной девочкой. В такие моменты я старался глубже пронзить пальцами их затвердевшие мышцы, чтобы прекратить расспросы. Наконец последний клиент отчалил, и мы с Сини отправились на улицу играть и качаться.– Голый дядя ушел? – спросила Сини.– Ушел.– К себе домой?– Да.– Дяде еще больно?– Нет, папа его вылечил.– Папочка успокоил дядю?– Нет, папа сделал ему массаж.– Дяде было больно?– Да.– Очень больно?– Не очень. Чуть-чуть.Среди новых клиентов я признал несколько бойцов домашнего фронта, но поостерегся уличить их. Человека, лежащего на массажном столе, нельзя беспокоить. К несчастью, некоторые пациенты были чересчур любопытны. Они без зазрения совести стали расспрашивать массажиста о семье и интересовались пустой квартирой. Я увиливал, говорил, что живу с семьей тут неподалеку, а эта квартира – мой временный рабочий кабинет. С особо языкастых я драл на двадцать процентов больше. Кстати, они этого не замечали, так как мои цены была значительно ниже официальных тарифов.Сливкам среднего класса я не мог сбывать краденое. С огромным облегчением я сообщил торговцам, что больше не беру товар на хранение. Финансово я перестал зависеть от них, а ведь они досаждали мне даже больше, чем массаж. Поставщики, конечно, расстроились: шмотки лучше хранить в подвале у собственников жилья, чем в муниципальном доме.Отец нашей мафии решил наградить своего компаньона. Он подарил мне мини-хлебопекарню, полагая, что я как человек семейный смогу оценить подарок. Скрыв душевное волнение, я поблагодарил его. Когда он ушел, я разрыдался в ванной.В начале июня я почти иссяк.Опытный бегун, я умел прислушиваться к своему телу, неплохо разбирался и в душевном здоровье, так что общий диагноз, по-моему, был очевиден. Я себя загнал. Лучше всего было взять больничный и отдохнуть, но, к сожалению, я этого не мог. Наширявшись снотворного, я проспал в течение трех суток в сумме тридцать девять часов. Итого на долю недосыпа пришлось двадцать четыре часа, плюс пятнадцать часов обычного отдыха.Хватило с лихвой.Я подобрал в газете плохонький дом. Стартовую цену зашкалило. Смотрины в воскресенье в час. Взглянув на фотографию Хелены и Сини, я набрал телефонный номер. Никто не ответил. Я хотел, чтобы мы отправились на смотрины все вместе, по дороге я бы все рассказал.Как мне стукнуло в голову купить дом.Что я ради этого предпринял.Что я думаю о ней, о них.О чем успел передумать в одиночестве.Я снова позвонил. Нет ответа.На смотрины я отправился, уверенный в своем безупречном вкусе. Приглянется мне – наверняка приглянется и Хелене. Сунув семьдесят штук наличных в карман ветровки, я стартовал.Прибыл на место за пять минут до срока. Желтая машина агентства, завернув во двор, изрыгнула тетку в строгом костюме, которая установила указатель на тротуаре.Подкатив к ней, я заявил, что хочу купить дом, но меня не устраивает заявленная цена. Она отмахнулась: якобы у нее много работы. Я удивился, ведь в ее обязанности входит именно выслушивать предложения и обдумывать их. Она сказала: сперва осмотри дом, а потом вернемся к вопросу.Я возразил. Поведал, не вдаваясь в подробности, что порядком поднаторел в этом деле, и опять предложил ей высказаться об альтернативной цене. Она зациклилась: с удовольствием, но только после просмотра.И вдруг я сник. Как будто сахар в крови упал до нуля.Вытащив из кармана толстый шоколадный батончик, я отхватил кусок и обещал вернуться к половине третьего. Шагнул в сторонку. Тетка поинтересовалась, не желаю ли я осмотреть дом изнутри и услышать рекомендации по ремонту. – Ремонт сделаем, когда въедут Хелена и Сини.Что это я сказал?Вот так выдал.Смешать сокровенное с покупкой сраного дома!Смутившись, я потрусил прочь.Остановился только на верхушке холма. Рассматривал свой новый район целых шесть минут. Порядком – если не отвлекаться.Потом где-то с час я бегал в ровном ритме, оставшееся время сидел на камне метрах в двадцати от дома. Две семьи маячили во дворе. Они беззаботно поддевали ногами пучки травы, смеялись, глядя на играющих в кустах детей. Я искренне пожалел их. Они и не предполагали, что дом уже нашел верного покупателя.Один из мужиков держал на руках девочку, ровесницу Сини. Я отвернулся.Тетка в деловом костюме проводила последних клиентов до ворот и протянула им желтые листочки. Приблизившись, я облокотился на большую березу у дороги. Когда скрылся последний клиент, я достал свернутые в трубочку деньги, подошел к тетке и сделал все, чтобы Хелена и Сини вернулись назад. Хелена Хорошо, что он ударил меня. Я так думаю. Появился повод уйти. Больше никаких ведерок для блевотины, пустого взгляда, докладов на тему рока, кулинарии и почему пехотному генералу следует заклеить рот скотчем.Аж до щиколоток пробрал. В костный мозг просочился. Нет уж, лучше туда, чем в сердце. Придурок. Черный перец кладут в макаронную запеканку? Рис требует двойную норму воды? А какую картошку лучше взять для пюре? В нее добавлять молока или сойдет картофельный отвар? В суп-пюре кладут укроп? А как же Матти добивался этого вкуса?Я ломала голову над самыми простыми вещами, когда раздался звонок.Сиркку сказала, что на определителе наш домашний номер. Пускай себе звонит.Я не хотела разговаривать с Матти. Я знала, что стоит мне только услышать голос, как я тут же перенесусь назад, в нашу квартиру, в тот самый вечер.Ночи три я вскакивала во сне, размахивая руками. Сиркку трясла меня за плечи: что с тобой? Я рассказывала, что в комнате полно осьминогов.Теперь, через два месяца, слегка отпустило. Правда, сейчас я до того привязана к Сини, что без нее я будто полчеловека. Постоянно держу Сини на руках, не решаясь отпустить, как бы с ней ничего не случилось.Есть только «сейчас», на будущее загадывать не берусь.Сини дышит, я дышу, вон едет автобус, в нем люди, которым ничего не известно о нашей жизни, а мне ничего – о них. Кроме того, что с ними как раз ничего не случилось. Иначе они бы остановили автобус и разбрелись куда глаза глядят. Похоже, только мы с Сини в этом мире несчастны.Сиркку пыталась доказать, что это не так. Хорошо ей говорить. Да что мне слова посторонних? Пустой звук!Теперь на первом месте рутина, с которой Матти справлялся сам. Именно сегодня, в пятницу вечером, с ума нейдут его булочки. Как ему удавалось такое пышное тесто? А его запеканки в лезьоне идеальной пропорции. Как он этого достигал? По четвергам я и носа не совала на кухню, если он находил в кулинарном приложении новый рецепт песочного торта.Года четыре назад с ним что-то случилось. Он раскидывал по углам неглаженое белье, забывал на плите кашу, вздрагивал, читая газету. Он по-прежнему заботился о нас, только себя забросил.Сколько раз я говорила ему: выбери часок для себя, найди какое-нибудь увлечение, сходи куда-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
в 1978 году. Для него умение сосредотачиваться было все равно что религия. Закрыв глаза, он посреди грохочущего рока устанавливал астральную связь со своей матерью, которая жила в северной части Копенгагена. Башка его то и дело подергивалась, веки вздрагивали, будто в тике, он пошатывался. Никогда не забуду, насколько меня захватило то, что он делал, отстранившись от бурлящих масс и музыки. Вернувшись на траву парка Руйссало, он сообщил, что у матери все в порядке и она передает мне привет.Закрыв глаза, я отдался течению вселенной.Сработало. В эту минуту Хелена и Сини были со мной на моей кухне.Исчезли раздоры, разящий кулак, скула, подвернувшаяся на его пути. Растаяла странная полиэтиленовая преграда, выросшая между нами в будничной жизни. Испарилась тишина, подобная глухой стене, которую способны воздвигнуть исключительно незлобивые люди, не склонные к обидам и ссорам.Пространство наполнилось звуками, подобными щебетанию птиц, словно я очутился в экзотическом лесу.В пустую, гулкую в отсутствие мебели комнату спустились с обшарпанного потолка голуби мира, лучшие друзья «бэушных» военных бушлатов, которые продают на складах.Голуби уселись мне на плечи. Я не понимал их воркования, просто внимал частоте звука. Они пытались поведать мне, что не все еще прощено, но фингал заслужил прощение.Стряхнув оцепенение, я вновь очутился перед дверцей холодильника.Состояние мое не достигло идеала, зато прояснилось.Я вышел на балкон, закурил. В шесть затяжек прикончил сигарету. Вдавливая окурок в банку, вспомнил, что Сини играла именно с этой банкой. Я отправил ее в мусор.Вернувшись к своим делам, я снова всю ночь изучал объявления. Я выбирал только старые дома не в лучшем состоянии. Нашел парочку, которые подняли давление. И разозлили. Выписка из банковского счета грубо напоминала, что мне предстоит сбыть с рук еще несколько десятков мобильников, магнитофонов и охочих до ласк теток, прежде чем я действительно смогу купить самый захудалый домишко.Процесс приобретения и оплаты жилья стал религией, которую признавали практически все, независимо от партийной принадлежности. Беспорядочные колебания цен на недвижимость, нехватка денег и высокий процент воспитали в стране, особенно в Хельсинки, особое племя, которое на пороге банков неустанно твердило мантры о прелести существования в собственном доме. Это племя за десять лет только банковскими процентами выплатило сумму, на которую можно отгрохать совершенно новый коттедж.Я изучил описания выбранных мною неважных домов. Они походили на плохой роман. Предложения пересыщены одними и теми же глаголами, автор был явно перевозбужден, в итоге – сентиментальный мусор. Я знал, что ступаю по тонкому льду. Суждено провалиться – вряд ли агент по недвижимости и директор банка бросятся с лыжными палками к полынье, чтобы спасти меня.Высказать наболевшее? Но кому? Некому. Не привык я искать товарищей по несчастью.Назвав себя бойцом домашнего фронта, я даже не пытался установить контакт с подобными мне. Я считал свою жизнь неповторимой – и это была ошибка.Итак, мне оставалась только работа, массаж с двумя сортами крема и перепродажа ворованных вещей. Все исключительно ради дома.Я успокаивал себя тем, что идея насчет дома – не прожектерство.Эта идея – мощный генератор электроэнергии, машина, трудящаяся день и ночь. Эта идея не ест, а питает человека.
Я уменьшил долю эротического массажа, но компенсировал убытки, обслуживая бегунов на длинные дистанции.Звякнул нескольким марафонцам, знакомым по Центральному парку, рассказал о своих услугах. Профессионально расслабив их натруженные мышцы и колени, я заслужил имя в их кругу, следовательно, отказался от интимных клиентов.Бегуны в массе своей – женщины и равно мужчины – представляли сливки среднего класса. В беге они открыли новый смысл жизни. Ни общество, ни деньги, ни семья, ни машина не давали тех ощущений, которые испытывал парящий над землей бегун. Бег заставляет человека забыть о высоких налогах, росте процентных ставок и котлетном фарше политической жизни. Так вещали мои клиенты, пока я ковырял большим пальцем их окаменевшие ягодичные мышцы.Однажды в выходные напряженный график вышел мне боком. Сини проводила выходные у меня, но я не мог отменить назначенные сеансы.Когда я обслуживал бегунов, дочка сидела на картонном ящике и ела гамбургер. Они заигрывали с общительной девочкой. В такие моменты я старался глубже пронзить пальцами их затвердевшие мышцы, чтобы прекратить расспросы. Наконец последний клиент отчалил, и мы с Сини отправились на улицу играть и качаться.– Голый дядя ушел? – спросила Сини.– Ушел.– К себе домой?– Да.– Дяде еще больно?– Нет, папа его вылечил.– Папочка успокоил дядю?– Нет, папа сделал ему массаж.– Дяде было больно?– Да.– Очень больно?– Не очень. Чуть-чуть.Среди новых клиентов я признал несколько бойцов домашнего фронта, но поостерегся уличить их. Человека, лежащего на массажном столе, нельзя беспокоить. К несчастью, некоторые пациенты были чересчур любопытны. Они без зазрения совести стали расспрашивать массажиста о семье и интересовались пустой квартирой. Я увиливал, говорил, что живу с семьей тут неподалеку, а эта квартира – мой временный рабочий кабинет. С особо языкастых я драл на двадцать процентов больше. Кстати, они этого не замечали, так как мои цены была значительно ниже официальных тарифов.Сливкам среднего класса я не мог сбывать краденое. С огромным облегчением я сообщил торговцам, что больше не беру товар на хранение. Финансово я перестал зависеть от них, а ведь они досаждали мне даже больше, чем массаж. Поставщики, конечно, расстроились: шмотки лучше хранить в подвале у собственников жилья, чем в муниципальном доме.Отец нашей мафии решил наградить своего компаньона. Он подарил мне мини-хлебопекарню, полагая, что я как человек семейный смогу оценить подарок. Скрыв душевное волнение, я поблагодарил его. Когда он ушел, я разрыдался в ванной.В начале июня я почти иссяк.Опытный бегун, я умел прислушиваться к своему телу, неплохо разбирался и в душевном здоровье, так что общий диагноз, по-моему, был очевиден. Я себя загнал. Лучше всего было взять больничный и отдохнуть, но, к сожалению, я этого не мог. Наширявшись снотворного, я проспал в течение трех суток в сумме тридцать девять часов. Итого на долю недосыпа пришлось двадцать четыре часа, плюс пятнадцать часов обычного отдыха.Хватило с лихвой.Я подобрал в газете плохонький дом. Стартовую цену зашкалило. Смотрины в воскресенье в час. Взглянув на фотографию Хелены и Сини, я набрал телефонный номер. Никто не ответил. Я хотел, чтобы мы отправились на смотрины все вместе, по дороге я бы все рассказал.Как мне стукнуло в голову купить дом.Что я ради этого предпринял.Что я думаю о ней, о них.О чем успел передумать в одиночестве.Я снова позвонил. Нет ответа.На смотрины я отправился, уверенный в своем безупречном вкусе. Приглянется мне – наверняка приглянется и Хелене. Сунув семьдесят штук наличных в карман ветровки, я стартовал.Прибыл на место за пять минут до срока. Желтая машина агентства, завернув во двор, изрыгнула тетку в строгом костюме, которая установила указатель на тротуаре.Подкатив к ней, я заявил, что хочу купить дом, но меня не устраивает заявленная цена. Она отмахнулась: якобы у нее много работы. Я удивился, ведь в ее обязанности входит именно выслушивать предложения и обдумывать их. Она сказала: сперва осмотри дом, а потом вернемся к вопросу.Я возразил. Поведал, не вдаваясь в подробности, что порядком поднаторел в этом деле, и опять предложил ей высказаться об альтернативной цене. Она зациклилась: с удовольствием, но только после просмотра.И вдруг я сник. Как будто сахар в крови упал до нуля.Вытащив из кармана толстый шоколадный батончик, я отхватил кусок и обещал вернуться к половине третьего. Шагнул в сторонку. Тетка поинтересовалась, не желаю ли я осмотреть дом изнутри и услышать рекомендации по ремонту. – Ремонт сделаем, когда въедут Хелена и Сини.Что это я сказал?Вот так выдал.Смешать сокровенное с покупкой сраного дома!Смутившись, я потрусил прочь.Остановился только на верхушке холма. Рассматривал свой новый район целых шесть минут. Порядком – если не отвлекаться.Потом где-то с час я бегал в ровном ритме, оставшееся время сидел на камне метрах в двадцати от дома. Две семьи маячили во дворе. Они беззаботно поддевали ногами пучки травы, смеялись, глядя на играющих в кустах детей. Я искренне пожалел их. Они и не предполагали, что дом уже нашел верного покупателя.Один из мужиков держал на руках девочку, ровесницу Сини. Я отвернулся.Тетка в деловом костюме проводила последних клиентов до ворот и протянула им желтые листочки. Приблизившись, я облокотился на большую березу у дороги. Когда скрылся последний клиент, я достал свернутые в трубочку деньги, подошел к тетке и сделал все, чтобы Хелена и Сини вернулись назад. Хелена Хорошо, что он ударил меня. Я так думаю. Появился повод уйти. Больше никаких ведерок для блевотины, пустого взгляда, докладов на тему рока, кулинарии и почему пехотному генералу следует заклеить рот скотчем.Аж до щиколоток пробрал. В костный мозг просочился. Нет уж, лучше туда, чем в сердце. Придурок. Черный перец кладут в макаронную запеканку? Рис требует двойную норму воды? А какую картошку лучше взять для пюре? В нее добавлять молока или сойдет картофельный отвар? В суп-пюре кладут укроп? А как же Матти добивался этого вкуса?Я ломала голову над самыми простыми вещами, когда раздался звонок.Сиркку сказала, что на определителе наш домашний номер. Пускай себе звонит.Я не хотела разговаривать с Матти. Я знала, что стоит мне только услышать голос, как я тут же перенесусь назад, в нашу квартиру, в тот самый вечер.Ночи три я вскакивала во сне, размахивая руками. Сиркку трясла меня за плечи: что с тобой? Я рассказывала, что в комнате полно осьминогов.Теперь, через два месяца, слегка отпустило. Правда, сейчас я до того привязана к Сини, что без нее я будто полчеловека. Постоянно держу Сини на руках, не решаясь отпустить, как бы с ней ничего не случилось.Есть только «сейчас», на будущее загадывать не берусь.Сини дышит, я дышу, вон едет автобус, в нем люди, которым ничего не известно о нашей жизни, а мне ничего – о них. Кроме того, что с ними как раз ничего не случилось. Иначе они бы остановили автобус и разбрелись куда глаза глядят. Похоже, только мы с Сини в этом мире несчастны.Сиркку пыталась доказать, что это не так. Хорошо ей говорить. Да что мне слова посторонних? Пустой звук!Теперь на первом месте рутина, с которой Матти справлялся сам. Именно сегодня, в пятницу вечером, с ума нейдут его булочки. Как ему удавалось такое пышное тесто? А его запеканки в лезьоне идеальной пропорции. Как он этого достигал? По четвергам я и носа не совала на кухню, если он находил в кулинарном приложении новый рецепт песочного торта.Года четыре назад с ним что-то случилось. Он раскидывал по углам неглаженое белье, забывал на плите кашу, вздрагивал, читая газету. Он по-прежнему заботился о нас, только себя забросил.Сколько раз я говорила ему: выбери часок для себя, найди какое-нибудь увлечение, сходи куда-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23