Я разрешила Сиркку передать Матти номер моего телефона.Пускай звонит. Пускай просит. Пускай умоляет. Пускай гад ползает по полу, я ему не позвоню.Сини спросила, почему я разговариваю сама с собой.– Я не разговариваю.– Нет, разговариваешь, – захныкала Сини.– В старом доме ты не разговаривала с собой, а теперь все время.– А-а-а.– Что у тебя в руке? – спросила Сини.– Телефон, – ответила я.– А что мамочка делает? – спросила Сини.– Мама звонит Сиркку.– Позвони, мамочка, папуле.– Не позвоню.– Позвони.– Нет.– Почему «нет»?– Не решаюсь. То есть могу, но не хочу.– А у папы есть такой телефон?– Наверное, нет. По крайней мере, раньше не было.– А давай попросим, чтобы Санта-Клаус принес папуле такой же, – попросила Сини.– Нет.– Почему «нет»?– Ты перестанешь, наконец, малявка, с вопросами приставать! Посиди хоть минутку тихо!Я швырнула Сини на диван.Надувшись, она замолчала. Прижав дочку к себе, я крепко-накрепко обняла обеими руками. От Сини осталось только несколько светлых прядей. Она дрожала, а я глядела в окно на стену соседнего дома и сквозь нее – в такую же комнату, а там такая же женщина средних лет прижимала к себе подушку и мечтала, чтобы эта подушка была ее ребенком, который на этой неделе гостит у отца в лабиринтах Эспоо и только в понедельник вернется и скажет, что у отца дают больше конфет, чем здесь, и этой женщине придется объяснять, что мама покупала бы конфеты если б было чуть больше денег, а потом эта женщина средних лет положит подушку под голову и попытается хоть ненадолго уснуть, как я сама пытаюсь ненадолго уснуть, потому что сон уносит меня в страну-без-Матти, где никто не покупает старых домов, не спросясь других, где никто не живет в таких убогих квартирах с грустной дочкой на руках, где никто не должен ни с кем расставаться, где не нужно жить там, где небо – потолок, земля – пол, деревья – шкафы, лесные духи – соседи, но мы с Сини живем там и никогда не вернемся назад.Проснулась в поту. Проспала два часа в неудобной позе с Сини на руках. Наконец решилась вскрыть конверт.Фотографии были так чудесны, что поневоле слезы навернулись на глаза. Ради Сини я подавила плач и закашлялась.Старый желтый дом стоял на вершине небольшого холма, пышный огород слегка неухожен, дворовая постройка немного скособочилась, участок прямоугольный, наверняка около десяти соток.Именно о таком я говорила Матти. Много лет до этого кулака.Тогда, в мире ином, в добром мире.Но он не слушал меня.А теперь, когда все разрушено, он посылает мне эти снимки.Сини спросила, что за дом.– Папин дом, – вырвалось у меня.– У папули новый дом?– Ну-у не совсем.– Ты сказала, что дом.– Я по ошибке сказала.– А можно мне пойти туда поиграть?– Нет, нельзя.– Почему, если там во дворе папуля?– Там никого нет.– Есть! И грабли, и тележка, – заныла Сини.– Так, я сейчас уберу эти картинки, – сказала я.– Они мои.– Нет, это мамины фотографии.– Я тоже хочу фотографии дома.– Мы тебе потом купим.– Когда потом? – спросила Сини.– Когда-нибудь. Матти Я добежал до своего дома. Оксанен пропалывал огород. Остановившись позади него, я кашлянул. От испуга он опрокинулся на спину. Я протянул ему руку, он неохотно за нее ухватился. Я его поднял.– Я тот самый бегун, вы помните, конечно.Оксанен утвердился на ногах.– Что с того?– Я хочу купить дом. У меня есть наличные.– Этот дом продает агент. Первые смотрины через неделю.– Я могу купить дом у вас напрямую. И не надо комиссионных.– Я не хочу усложнять продажу дома. Позвоните в агентство, агент Кесамаа.Беззвучно матюгнувшись, я показал пакет с булочками.– Что если мы пойдем в дом, выпьем кофе и обсудим все по-мужски?– Никакого кофе не будет.– Мне очень важно купить дом напрямую у фронтовика, без посредников.– С чего ты взял, что я был на фронте?– Это ж за версту видать. А с хорошим оборудованием и дальше.– Что?– Ничего. Этот агент возьмет за посредничество не меньше сорока пяти тысяч. А вы сохраните их, если продадите мне напрямую.– Я ничего сейчас не могу сказать… договор-то, договор уже подписан…– Я тоже умею оформлять бумаги. Составим официальный документ купли-продажи. Я позвоню в это агентство и скажу, что мы, мужики, решили по-своему.– Да не могу я…Оксанен отвел глаза и замолчал, ожидая, что я сдамся.– Нечего таскать сюда на смотрины кого попало, грязь только разводить. Заключим сделку прямо сейчас. У меня наличные с собой. А в банкомате можно снять еще.Оксанен пнул комок земли.– И ты заплатишь столько, сколько написано в бумагах Кесамаа?– Я этих бумаг не видел.– Там написано миллион двести тысяч.– Я заплачу подходящую сумму. Не станем примешивать никакого Кесамаа. Для него этот дом ничего не значит. Для меня и для вас этот дом значит очень много, поэтому и сделку заключаем мы!Я заметил, что повысил голос.Это была ошибка.Оксанен отошел подальше к сараю.– Подумайте. Я перед смотринами загляну.– Я не собираюсь переписывать документы. Не могу.– А я могу. Скоро увидимся. Надо отметить, Оксанен, расположение комнат хорошее, уютные подвальные помещения. Я с большим удовольствием перееду в ваш дом.Развернувшись, я отправился прочь.Оксанен что-то прокричал мне вслед, я не прислушивался.Открыл дверь своей квартиры, заметил на полу открытку. Красные розы на синем фоне. «Наши сердечные поздравления с потерей семьи. На следующем заседании правления мы обсудим ваш вопрос, ваше мочеиспускание, ваше нарушение домашнего покоя, хотя первое из упомянутых выше нарушений вы не совершали на территории нашего кондоминиума. Кто бы мог подумать, что курение влечет за собой также психические расстройства. С летним приветом, Каарло и Леена».
Прикнопив открытку к стене, я пошел в душ.Прочь повышенные обороты, да здравствуют спокойствие и терпение.Четырех минут не хватило, сделал воду похолодней и отследил по часам еще полторы минуты. Это помогло. Раскурил сигаретку, отнес ее чадить на балкон, открутил стальную ножку от массажного стола и что было сил стал колотить ею по потолку. По ранее проведенным замерам я был уверен, что мои удары приходились примерно в то место, где стоит их кровать.Стукнул еще четыре раза и швырнул ножку на пол. Засмотрелся на их фотографию и на озеро Пяяннэ. Казалось, озеро разрослось и вот-вот кинется на мостки, чтобы увлечь их за собой в черную глубину.Я позвонил Кесамаа, тот ответил из машины.– Найди место для стоянки. Есть предложение по дому, который выставляется на смотрины через неделю.– Кто звонит?– Мешок с деньгами звонит.Послышался шорох, скрип, метроном поворотни-ка, в итоге все затихло. Щелкнула зажигалка.– Я на стоянке. С кем я говорю?– Сеппо Саарио.– Что-то очень знакомое имя…– Я звонил, интересовался квартирами. Сейчас звоню по поводу дома. Того, в Маунуннева. Старый дом фронтовика.– А, этот. Дело обстоит так, что пока невозможно организовать персональный просмотр до воскресенья.– Это не проблема. Я знаю, чего хочу. Я хочу купить именно этот дом.В ответ тишина.Я прервал ее вопросом.– Тебе знаком Джонни Роттен?– Вообще-то никаких ассоциаций…– У Роттена есть такой девиз, что он не знает, чего хочет, зато знает, как это получить. Я вывернул этот девиз наизнанку и нахожусь в таком положении, когда нам общими усилиями необходимо снизить цену этого дома в Маунуннева до таких цифр, чтобы я разглядел их своими уставшими глазами.Расхохотавшись, Кесамаа сказал, что в таком случае они в «Квадратных метрах» уже провели предварительную профилактическую работу.– Мы оценили его в миллион двести. Это, по любым критериям, особенно с учетом местонахождения, приемлемая цена.– Не имею желания обсуждать по мобиле важнейшую сделку моей жизни. Надо встретиться.Кесамаа зашелестел календарем и посетовал на занятость. Мне было слышно шуршание тонких страниц.– Да уж, да уж, все занято, может, все же придете на смотрины этого дома в воскресенье, неужели не найдем общего языка?– Вычеркни из календаря походы налево и липовые уроки тенниса, наверняка сразу найдется время для деловой встречи.Секунд десять я слышал только тишину.– Эй, господин консультант по продажам, неверный муж, щеголяющий дорогими галстуками, вы все еще на линии?Ни звука.– Подумай хорошенько, уважаемый, над окончательной ценой. Дома приходят и уходят. Из-за них не стоит разрушать брак.По-прежнему ничего, очевидно, Кесамаа отдыхал – голова на руле, телефон на яйцах.– Тебе, как и мне, известно, что дом Оксанена не стоит того. В цене миллионная надбавка за Хельсинки. Но мне необходимо купить этот дом, и я готов заплатить за него девятьсот тысяч. Слышишь, пиши!Вместо Кесамаа опять только шум эфира.– Скоро ты вынудишь меня договориться о встрече с Мерьей. Мне надо передать ей фотографии, снятые в порту, и запись беседы. Не заставляй меня делать это. Слышишь?Мобильник Кесамаа зашуршал по щетине.– Эй, скажи что-нибудь. Ну что, по рукам?– Кто ты?– Денежный мешок.– Зачем ты издеваешься надо мной, я только стараюсь продать недвижимость…– А я только стараюсь купить маленькую развалюху для своей семьи. Давай пойдем навстречу друг другу в нашем общем деле. Кроме того, я уже шагнул навстречу. Будь этот дом в Паркано, он потянул бы не больше трехсот тысяч, а я готов заплатить девятьсот.– Я, действительно, не могу… это невозможно…– Слушай, я же не делаю тебе бо-бо, я только делаю предложение.– Миллион двести и девятьсот, это же…– Это воздух. Чистейший, богатый кислородом финский летний воздух. И не будем раздувать большей проблемы, чем она есть.– Я не могу.– Скинь цену до послевоенного уровня, иначе я прямо сейчас отправлюсь на разговор с Мерьей!– Кто ты?– Денежный мешок.Я прервал разговор. Я нарочно позволил Кесамаа определить номер, он сразу же перезвонил.– Это Кесамаа. Может, мы договоримся так, что я еще раз посмотрю цену на дом.– Как близко ты собираешься на нее смотреть?– Я посмотрю.– Позвони по этому номеру завтра, не позже. У меня и фотографии, и запись разговора.Я снова услышал шуршание.– Я слышу шуршание, ты пытаешься выяснить, чей это мобильник. Он точно принадлежит не мне. Мне принадлежит только этот дом.
В кассе тренажерного зала я попросил чек.Переоделся, сунул одежду в сумку и вошел в зал в спортивном костюме. Немного подкачался на тренажерах, потом через запасной выход нырнул в летний день.Болты на водосточной трубе царапали мне икры и руки.Я перевалился через ограду на балкон, деревянный настил треснул.На карачках пробрался в спальню, задраил шторы и только после этого встал. Спальня была аккуратная, даже бахрома на ковре выровнена. Жильцы этой квартиры знают, что такое жизнь и как следует ее проживать. На стене висело панно. Лось вышел из леса к роднику. Я был этот лось, и меня мучила жажда.Я пошел на кухню и открыл холодильник.Никогда не доводилось мне видеть столько молочных продуктов. Сыры, обычные и плавленые, молоко, йогурты, масло и маргарины разных сортов. Недостатка в избытке не ощущалось. Захотелось всего отведать. Я остановил себя. Отрезал по куску от двух разных сыров и положил хлеб в тостер.Только расположившись за столом, я понял, насколько проголодался. Взяв из холодильника литровый пакет йогурта, опустошил его почти наполовину. На дверце я заметил тетрадку, в верхнем углу мое имя. Я схватил тетрадь и стал читать, как протекала моя жизнь. Расписанная по датам, она выглядела довольно стройной, но очень односторонней. В соответствии с записями, вся моя жизнь изо дня в день состояла только из курения.Я написал под последней записью: «Вознесся из своей квартиры высоко, как только можно вознестись в жизни, прямо в квартиру инспектора по качеству. Выкурил три сигареты в спальне, одну в кабинете, слегка подкачал пресс, хорошо поел, отправился завершать сделку по покупке дома».
Потом замарал свою запись, чтобы невозможно было прочесть, прицепил тетрадь снова к дверце холодильника и отправился в кабинет.Так я и знал.Для детей-подростков пароль приклеен в углу дисплея.IVtoHGYd.Электронная почта открылась, я закурил.Я написал письмо и разослал его всем, кто так или иначе соприкасался с делом, в том числе и директору агентства по продаже недвижимости.Коротко обрисовал состояние общества, этику, процветающую в агентстве, отношения Кесамаа и Санны, цены на недвижимость и то, как трудно заурядному инспектору по качеству молочных продуктов понять, почему работник фирмы «Квадратные метры» в обыденной речи называет почти полуторамиллионный объект «чернобылем». В конце извинился за то, что в таком возрасте у меня уже недержание мочи.Пепел попал на клавиатуру, я сдул серые пушинки на стол.Встал от компьютера, загасил сигарету в цветочном горшке.Разлегся на полу в гостиной, подкачал брюшной пресс. Пульс участился до 135. На потолке была нарисована звезда. Я решил, что буду упражняться до тех пор, пока не перестану ее видеть. В глазах потемнело на двести семидесятом разе.Я восстанавливал дыхание три минуты, потом сел в кресло и закурил. Возникло ощущение свободы оттого, что я курил в помещении. Начиная с середины восьмидесятых, не припомню ни одной квартиры, где можно было бы курить в комнатах. В стране выросло новое племя – племя курящих на балконе.Я спокойно выкурил еще две сигареты и представил себе линию фронта. Я отрастил задницу в затяжной позиционной войне, я не уверен в полной боеготовности сейчас, когда солнце наконец восходит.Загасив окурок о толстый ковер, подытожил, что у меня есть, а чего нет.У меня есть сто тысяч наличными для дома, который стоит больше миллиона.У меня есть великолепная форма и мощное желание.У меня есть информация обо всех, кто так или иначе имеет отношение к происходящему.У меня есть готовность выдержать любое физическое и психологическое давление по дороге к свету.Собрав воедино все факты, я поднялся, открыл дверь, закрыл ее за собой и спустился в свою квартиру. Сложил вещи, лишнюю пару белья и их фотографии в рюкзак, который сунул в глубь шкафа.В одних носках, держа кроссовки в руке, я спустился на первый этаж и через черный ход проник во двор. Под прикрытием деревьев выскочил на тропинку, а по ней – в лес. Быстро вогнал себя в пот, пробежал быстро, как мог, пару километров и вернулся в квартиру. Теперь уже как положено, через парадный ход.Я устроился поудобнее у окна, чтобы насладиться спектаклем, автором и режиссером которого был сам я. Агент Если встать посреди равнины и, задрав голову, смотреть вверх, то очень скоро можно утонуть в этой ясности. Необходимо взять какой-нибудь сарай за ориентир, иначе голова закружится. Отец об этом не рассказал, пришлось самому придумать в жаркий летний день много лет назад. Тогда-то я понял, что мир не таков, как кажется. Если бы он был таким, продавать было бы легко и просто.Именно это я пытаюсь вбить в головы своих молодых коллег. Вчера мы получили конкретный пример. Я был готов держать любое пари, что за всеми этими анонимными звонками стоит завистливый, подверженный пристрастию к алкоголю городской квартиросъемщик, а как вышло: выплативший за собственную квартиру, принадлежащий к среднему классу, глава семьи обратился к нам по электронной почте. Какие уроки мы извлечем из этого? Мир не черно-белый, в нем больше красок, чем в радуге.Как только я получил письмо по электронке, я сразу позвонил Мерье. Мне необходимо было показать ей голову поверженного чудовища, и одновременно я смог умыть руки в истории с галстуком и ошибке, произошедшей на семинаре во время круиза. В этом смысле появление безумца было как по заказу. Мерье ничего не оставалось, как поверить, потому что все получили такое же сообщение.Безумец уравновесил мою жизнь в тот момент, когда я думал, что уже не в состоянии удержать ее в руках.Какими тонкими нитями все сплетено, как хрупко то, что мы считаем крепким.Об этом мы говорили с Рииттой-Майей и Сутиненом после получения почты, наслаждаясь заслуженным кофе.Оказалось очень важным разрядить то душевное напряжение, которое звонивший создал в нас. Мы умеем работать с трудными клиентами, но с обычным безумцем – нашего опыта недостаточно. Когда же у угрозы есть имя и адрес, она превращается в обычное полицейское дело.Риитта-Майя внесла в разговор новую точку зрения, показав вырезку из журнала «Наш двор». В ней рассматривалось психологическое состояние жильцов многоэтажек. Какой-то психолог создал интересную теорию о тлеющей в многоэтажном доме мине замедленного действия. На мой взгляд, автор нашего электронного письма относится именно к этой группе риска. Риитта-Майя не видела в этом проблемы, она увидела в этом рынок: для этих комплексующих людей надо создать веру, и раз общество не в состоянии сделать этого, наш долг, по крайней мере, попробовать. Сейчас порог от бетонного дома к деревянному дому слишком высок. Риитта-Майя оживилась. Мы могли бы выбрать из списка наших клиентов тех, кто относится к группе риска, и дать им возможность познакомиться с буднями жизни в своем доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Прикнопив открытку к стене, я пошел в душ.Прочь повышенные обороты, да здравствуют спокойствие и терпение.Четырех минут не хватило, сделал воду похолодней и отследил по часам еще полторы минуты. Это помогло. Раскурил сигаретку, отнес ее чадить на балкон, открутил стальную ножку от массажного стола и что было сил стал колотить ею по потолку. По ранее проведенным замерам я был уверен, что мои удары приходились примерно в то место, где стоит их кровать.Стукнул еще четыре раза и швырнул ножку на пол. Засмотрелся на их фотографию и на озеро Пяяннэ. Казалось, озеро разрослось и вот-вот кинется на мостки, чтобы увлечь их за собой в черную глубину.Я позвонил Кесамаа, тот ответил из машины.– Найди место для стоянки. Есть предложение по дому, который выставляется на смотрины через неделю.– Кто звонит?– Мешок с деньгами звонит.Послышался шорох, скрип, метроном поворотни-ка, в итоге все затихло. Щелкнула зажигалка.– Я на стоянке. С кем я говорю?– Сеппо Саарио.– Что-то очень знакомое имя…– Я звонил, интересовался квартирами. Сейчас звоню по поводу дома. Того, в Маунуннева. Старый дом фронтовика.– А, этот. Дело обстоит так, что пока невозможно организовать персональный просмотр до воскресенья.– Это не проблема. Я знаю, чего хочу. Я хочу купить именно этот дом.В ответ тишина.Я прервал ее вопросом.– Тебе знаком Джонни Роттен?– Вообще-то никаких ассоциаций…– У Роттена есть такой девиз, что он не знает, чего хочет, зато знает, как это получить. Я вывернул этот девиз наизнанку и нахожусь в таком положении, когда нам общими усилиями необходимо снизить цену этого дома в Маунуннева до таких цифр, чтобы я разглядел их своими уставшими глазами.Расхохотавшись, Кесамаа сказал, что в таком случае они в «Квадратных метрах» уже провели предварительную профилактическую работу.– Мы оценили его в миллион двести. Это, по любым критериям, особенно с учетом местонахождения, приемлемая цена.– Не имею желания обсуждать по мобиле важнейшую сделку моей жизни. Надо встретиться.Кесамаа зашелестел календарем и посетовал на занятость. Мне было слышно шуршание тонких страниц.– Да уж, да уж, все занято, может, все же придете на смотрины этого дома в воскресенье, неужели не найдем общего языка?– Вычеркни из календаря походы налево и липовые уроки тенниса, наверняка сразу найдется время для деловой встречи.Секунд десять я слышал только тишину.– Эй, господин консультант по продажам, неверный муж, щеголяющий дорогими галстуками, вы все еще на линии?Ни звука.– Подумай хорошенько, уважаемый, над окончательной ценой. Дома приходят и уходят. Из-за них не стоит разрушать брак.По-прежнему ничего, очевидно, Кесамаа отдыхал – голова на руле, телефон на яйцах.– Тебе, как и мне, известно, что дом Оксанена не стоит того. В цене миллионная надбавка за Хельсинки. Но мне необходимо купить этот дом, и я готов заплатить за него девятьсот тысяч. Слышишь, пиши!Вместо Кесамаа опять только шум эфира.– Скоро ты вынудишь меня договориться о встрече с Мерьей. Мне надо передать ей фотографии, снятые в порту, и запись беседы. Не заставляй меня делать это. Слышишь?Мобильник Кесамаа зашуршал по щетине.– Эй, скажи что-нибудь. Ну что, по рукам?– Кто ты?– Денежный мешок.– Зачем ты издеваешься надо мной, я только стараюсь продать недвижимость…– А я только стараюсь купить маленькую развалюху для своей семьи. Давай пойдем навстречу друг другу в нашем общем деле. Кроме того, я уже шагнул навстречу. Будь этот дом в Паркано, он потянул бы не больше трехсот тысяч, а я готов заплатить девятьсот.– Я, действительно, не могу… это невозможно…– Слушай, я же не делаю тебе бо-бо, я только делаю предложение.– Миллион двести и девятьсот, это же…– Это воздух. Чистейший, богатый кислородом финский летний воздух. И не будем раздувать большей проблемы, чем она есть.– Я не могу.– Скинь цену до послевоенного уровня, иначе я прямо сейчас отправлюсь на разговор с Мерьей!– Кто ты?– Денежный мешок.Я прервал разговор. Я нарочно позволил Кесамаа определить номер, он сразу же перезвонил.– Это Кесамаа. Может, мы договоримся так, что я еще раз посмотрю цену на дом.– Как близко ты собираешься на нее смотреть?– Я посмотрю.– Позвони по этому номеру завтра, не позже. У меня и фотографии, и запись разговора.Я снова услышал шуршание.– Я слышу шуршание, ты пытаешься выяснить, чей это мобильник. Он точно принадлежит не мне. Мне принадлежит только этот дом.
В кассе тренажерного зала я попросил чек.Переоделся, сунул одежду в сумку и вошел в зал в спортивном костюме. Немного подкачался на тренажерах, потом через запасной выход нырнул в летний день.Болты на водосточной трубе царапали мне икры и руки.Я перевалился через ограду на балкон, деревянный настил треснул.На карачках пробрался в спальню, задраил шторы и только после этого встал. Спальня была аккуратная, даже бахрома на ковре выровнена. Жильцы этой квартиры знают, что такое жизнь и как следует ее проживать. На стене висело панно. Лось вышел из леса к роднику. Я был этот лось, и меня мучила жажда.Я пошел на кухню и открыл холодильник.Никогда не доводилось мне видеть столько молочных продуктов. Сыры, обычные и плавленые, молоко, йогурты, масло и маргарины разных сортов. Недостатка в избытке не ощущалось. Захотелось всего отведать. Я остановил себя. Отрезал по куску от двух разных сыров и положил хлеб в тостер.Только расположившись за столом, я понял, насколько проголодался. Взяв из холодильника литровый пакет йогурта, опустошил его почти наполовину. На дверце я заметил тетрадку, в верхнем углу мое имя. Я схватил тетрадь и стал читать, как протекала моя жизнь. Расписанная по датам, она выглядела довольно стройной, но очень односторонней. В соответствии с записями, вся моя жизнь изо дня в день состояла только из курения.Я написал под последней записью: «Вознесся из своей квартиры высоко, как только можно вознестись в жизни, прямо в квартиру инспектора по качеству. Выкурил три сигареты в спальне, одну в кабинете, слегка подкачал пресс, хорошо поел, отправился завершать сделку по покупке дома».
Потом замарал свою запись, чтобы невозможно было прочесть, прицепил тетрадь снова к дверце холодильника и отправился в кабинет.Так я и знал.Для детей-подростков пароль приклеен в углу дисплея.IVtoHGYd.Электронная почта открылась, я закурил.Я написал письмо и разослал его всем, кто так или иначе соприкасался с делом, в том числе и директору агентства по продаже недвижимости.Коротко обрисовал состояние общества, этику, процветающую в агентстве, отношения Кесамаа и Санны, цены на недвижимость и то, как трудно заурядному инспектору по качеству молочных продуктов понять, почему работник фирмы «Квадратные метры» в обыденной речи называет почти полуторамиллионный объект «чернобылем». В конце извинился за то, что в таком возрасте у меня уже недержание мочи.Пепел попал на клавиатуру, я сдул серые пушинки на стол.Встал от компьютера, загасил сигарету в цветочном горшке.Разлегся на полу в гостиной, подкачал брюшной пресс. Пульс участился до 135. На потолке была нарисована звезда. Я решил, что буду упражняться до тех пор, пока не перестану ее видеть. В глазах потемнело на двести семидесятом разе.Я восстанавливал дыхание три минуты, потом сел в кресло и закурил. Возникло ощущение свободы оттого, что я курил в помещении. Начиная с середины восьмидесятых, не припомню ни одной квартиры, где можно было бы курить в комнатах. В стране выросло новое племя – племя курящих на балконе.Я спокойно выкурил еще две сигареты и представил себе линию фронта. Я отрастил задницу в затяжной позиционной войне, я не уверен в полной боеготовности сейчас, когда солнце наконец восходит.Загасив окурок о толстый ковер, подытожил, что у меня есть, а чего нет.У меня есть сто тысяч наличными для дома, который стоит больше миллиона.У меня есть великолепная форма и мощное желание.У меня есть информация обо всех, кто так или иначе имеет отношение к происходящему.У меня есть готовность выдержать любое физическое и психологическое давление по дороге к свету.Собрав воедино все факты, я поднялся, открыл дверь, закрыл ее за собой и спустился в свою квартиру. Сложил вещи, лишнюю пару белья и их фотографии в рюкзак, который сунул в глубь шкафа.В одних носках, держа кроссовки в руке, я спустился на первый этаж и через черный ход проник во двор. Под прикрытием деревьев выскочил на тропинку, а по ней – в лес. Быстро вогнал себя в пот, пробежал быстро, как мог, пару километров и вернулся в квартиру. Теперь уже как положено, через парадный ход.Я устроился поудобнее у окна, чтобы насладиться спектаклем, автором и режиссером которого был сам я. Агент Если встать посреди равнины и, задрав голову, смотреть вверх, то очень скоро можно утонуть в этой ясности. Необходимо взять какой-нибудь сарай за ориентир, иначе голова закружится. Отец об этом не рассказал, пришлось самому придумать в жаркий летний день много лет назад. Тогда-то я понял, что мир не таков, как кажется. Если бы он был таким, продавать было бы легко и просто.Именно это я пытаюсь вбить в головы своих молодых коллег. Вчера мы получили конкретный пример. Я был готов держать любое пари, что за всеми этими анонимными звонками стоит завистливый, подверженный пристрастию к алкоголю городской квартиросъемщик, а как вышло: выплативший за собственную квартиру, принадлежащий к среднему классу, глава семьи обратился к нам по электронной почте. Какие уроки мы извлечем из этого? Мир не черно-белый, в нем больше красок, чем в радуге.Как только я получил письмо по электронке, я сразу позвонил Мерье. Мне необходимо было показать ей голову поверженного чудовища, и одновременно я смог умыть руки в истории с галстуком и ошибке, произошедшей на семинаре во время круиза. В этом смысле появление безумца было как по заказу. Мерье ничего не оставалось, как поверить, потому что все получили такое же сообщение.Безумец уравновесил мою жизнь в тот момент, когда я думал, что уже не в состоянии удержать ее в руках.Какими тонкими нитями все сплетено, как хрупко то, что мы считаем крепким.Об этом мы говорили с Рииттой-Майей и Сутиненом после получения почты, наслаждаясь заслуженным кофе.Оказалось очень важным разрядить то душевное напряжение, которое звонивший создал в нас. Мы умеем работать с трудными клиентами, но с обычным безумцем – нашего опыта недостаточно. Когда же у угрозы есть имя и адрес, она превращается в обычное полицейское дело.Риитта-Майя внесла в разговор новую точку зрения, показав вырезку из журнала «Наш двор». В ней рассматривалось психологическое состояние жильцов многоэтажек. Какой-то психолог создал интересную теорию о тлеющей в многоэтажном доме мине замедленного действия. На мой взгляд, автор нашего электронного письма относится именно к этой группе риска. Риитта-Майя не видела в этом проблемы, она увидела в этом рынок: для этих комплексующих людей надо создать веру, и раз общество не в состоянии сделать этого, наш долг, по крайней мере, попробовать. Сейчас порог от бетонного дома к деревянному дому слишком высок. Риитта-Майя оживилась. Мы могли бы выбрать из списка наших клиентов тех, кто относится к группе риска, и дать им возможность познакомиться с буднями жизни в своем доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23