Вы знаете, моя милостивая графиня, что для этого прежде всего нужно ваше согласие, ваша благосклонность…— Я всегда сочту за великую честь быть в вашем обществе, монсеньор, — ответила Евгения, подъезжая рядом с принцем к открытой площадке в лесу, где дамы и кавалеры, разговаривая об охоте, на лошадях и в экипажах ожидали Наполеона.— Итак, до свидания, моя милостивая графиня Монтихо! — сказал принц, обменявшись долгим и красноречивым взглядом с Евгенией, которая очаровательно поклонилась. Теперь он знал, что произвел впечатление на прелестную всадницу.На площадке собралось многочисленное общество. Здесь были: генерал Персиньи, дон Олимпио Агуадо, господин Кармер, генералы Сент-Арно, Канробер, Эспинас, маркиз де Монтолон и присоединившаяся к ним свита Наполеона: Морни, Флери, принц Камерата, Бацциоши и множество других господ в блестящих охотничьих платьях.Евгения подъехала к изящному экипажу графини, которая, подобно многим другим знатным дамам, хотела понаблюдать за охотой из своей кареты, присутствуя на ней в отдалении. В это время со всех сторон приветствовали принца-президента.Олимпио и маркиз стояли недалеко от того места, где была карета графини, и видели проскакавшую мимо них Евгению рядом с принцем.Графиня отвечала любезной улыбкой на их рыцарский поклон. На груди Олимпио блистал бриллиантовый крест, точно талисман, часто носимый испанцами. Евгения, которая в это мгновение не вспомнила о той ночи, тем не менее увидела и узнала сверкающие звезды. Она почувствовала, что они сверкают еще ярче прежнего, еще утешительнее, еще лучистее, или, может быть, это просто показалось ей, когда она скакала мимо двух всадников и думала о словах принца Наполеона.Раздался звук охотничьих рогов, вдали откликнулось эхо; показалась свора собак, и блестящий поезд тронулся. Луи Наполеон и Морни были во главе, окруженные несколькими лесничими и надежными стрелками.Скоро раздались первые выстрелы, два великолепных оленя, пронзенные многочисленными пулями, замерли и упали на мох в отдаленных местах леса, куда их загнали сановные охотники. Общество стало оживленнее, веселее, и все громко разговорились. Шутили, смеялись, стреляли и скакали в различных направлениях.Луи Наполеон искал кого-то в своей свите; Морни знал, кто ему был нужен. Увидев графиню Монтихо вместе с Камерата, принц-президент спросил у своего сводного брата:— Кто этот испанец с такими удивительно мрачными глазами? — У того действительно был вид, как будто он угрожал каждому, кто обменяется взглядом с его донной.— Принц Камерата давно уже живет в Париже; он происходит от древней испанской фамилии и, кажется, очень богат; его постоянно привечают в салоне графини Монтихо, — ответил Морни.— Нельзя ли его в ближайшее время разлучить с графиней? Он, кажется, ей сильно надоедает, — проговорил вполголоса Наполеон и тут же, как будто он поджидал не прекрасную всадницу, а некоторых господ из своей свиты, очень любезно поклонился маркизу и Олимпио.Дон Агуадо, геркулесовская фигура которого виднелась и выделялась из всей свиты, затмевая собой других, до сих пор бесплодно разыскивал Долорес. Да и разве мог он предположить, что дочь Кортино запрятана в отдаленном, обнесенном стенами заведении доктора Луазона? Неусыпные поиски Валентине также оставались до сих пор без результатов.Маркиз с того времени, как переселился в Париж вместе с Олимпио и маленьким Жуаном, которого он воспитывал, как свое собственное дитя, часто погружался в себя и был очень серьезным. Может быть, в его памяти всплывали горестные воспоминания. Олимпио не расспрашивал о причинах его мрачного настроения; он ждал, когда Клод все расскажет ему сам.Принц-президент поздравил этих двух господ с приездом в Париж и выразил надежду, что в решительный день он найдет в них своих союзников, которые будут готовы выполнять его приказы.Исход охоты занимал тогда всех. Согнанные со своих мест загонщиками, на опушке леса показались два вепря, и в то время, когда Морни схватил одного из них, шталмейстер Флери убил другого для принца, желая доказать ему этим свою преданность. Флери получил легкую рану в бедро, потому что, несмотря на искусное владение охотничьим ножом, которым он ударил вепря, зуб этого зверя повредил ему ногу. Флери улыбался, как будто с ним не произошло ничего важного, и, хромая и обливаясь кровью, стекавшей по его белым рейтузам, он добрался до лошади, получив благословение на это у Наполеона.Затем было убито множество косуль, которых чиновники лесного ведомства отнесли в отдаленную часть леса, где должно было раздаваться forllorli и где собирались трофеи охоты. Олимпио и маркиз убили тоже несколько зверей. Общество забавлялось, преследуя косуль. Камерата присоединился к двум своим приятелям и только спустя несколько часов спросил, заботливо оглядываясь по сторонам, где можно найти графиню Монтихо.Но Евгении нигде не было видно. Группы охотников рассеялись, во многих местах слышались выстрелы и крики. Кареты дам-зрительниц тянулись длинной вереницей по большой дороге. Направо и налево в кустах гремели выстрелы, и только немногие пожилые господа из свиты принца-президента ехали, разговаривая, по большой дороге к отдаленному месту леса, где, как условились, должна была находиться граница охоты.Час тому назад Луи Наполеон увидел, что прекрасная графиня Евгения, оставшаяся немного позади, вдруг повернула на боковую тропинку. Морни, внимательный братец, прискакал к Камерата, но скоро оставил его, видя, что принц оживленно разговаривает с доном Агуадо и маркизом де Монтолоном, а принц-президент, сделав знак своей свите не следовать за ним, отправился вслед за Евгенией, которая помчалась на своем быстром скакуне к опушке леса, где увидела молодого оленя, пробиравшегося через кусты. Видимо, графиня намеревалась убить это животное.Евгения взяла предложенную ей одним господином из свиты небольшую винтовку и, привыкнув в Мадриде на корридах к убийству ни в чем не повинных животных, хотела пустить пулю в прекрасного, быстро несущегося оленя. Прелестная амазонка имела в этот миг сходство с античной статуей богини охоты, что окончательно покорило принца.Наполеон был наедине с прелестной графиней, она ехала впереди, выжидая момента, когда олень, испуганный отдаленными выстрелами, приблизится к ней. Хотела ли она, удалившись от остального общества, доставить принцу возможность увидеться с ней наедине или же думала выполнить высказанную им просьбу под видом преследования оленя? Кто знает…Темнело. Заходящее солнце окрашивало своими золотыми лучами верхушки деревьев и живописнейшую местность, где проходила эта великосветская охота. Кругом было все тихо, на минуту даже замолкли выстрелы, и только чудесные предзакатные песни птиц, точно божественная мелодия, неслись по небесам, подобно вечерней молитве. Легкий ветерок что-то нашептывал листьям и тихо-тихо колебал их, рассказывая какую-то древнюю сагу… Вдруг в этой божественной тишине раздался треск кустарников, производимый неистовым бегством оленя, приближавшегося к Графине, внезапно остановившей своего коня. Увидев всадницу, животное стало как вкопанное, в своем диком бегстве оно не заметило неприятеля.Евгения приложила небольшую, красиво убранную серебром винтовку, и в тот же миг раздался выстрел. Ее конь встал на дыбы; олень, видимо, был ранен; принц увидел, как тот сделал огромный прыжок, упал, вскочил опять и с минуту оставался с высоко поднятой головой, как будто выбирая путь к спасению; потом, ослепленный болью и склонив к земле гордые, большие рога, решил броситься на своего врага.Раненое животное хотело защитить свою жизнь или, по крайней мере, не отдать ее без борьбы; олень грозно прокладывал себе путь через кустарники к Евгении, конь которой при виде оленя так сильно поднялся на дыбы, что смелая графиня не могла воспользоваться другим выстрелом своей двухствольной винтовки, а вынуждена была усмирять коня, поэтому очутилась в неожиданной опасности.Луи Наполеон оценил трудное положение, в котором оказалась графиня, и быстро подскакал к ней, чтобы помочь, но, прежде чем он успел послать пулю в рассвирепевшего оленя, Евгения смелым, грациозным движением соскочила с коня, а тот, почувствовав себя свободным, в один миг с широко раздувавшимися ноздрями умчался от своей госпожи. Все это было делом одной минуты, и прежде чем принц был в состоянии помочь отважной охотнице, она послала уже вторую пулю раненому, охваченному бешенством оленю такой решительной, неустрашимой рукой, что животное повалилось, но тем не менее, несмотря даже на новый выстрел, сделанный принцем, оно все-таки силилось подняться.У Евгении уже не было больше оружия для защиты, и она, по примеру гладиаторов, хотела уйти от зверя, прекрасно видя, что тот, оглашая лес хриплыми криками, делал уже последние усилия. Не теряя присутствия духа, храбрая всадница, следя за движениями оленя, направилась в сторону, противоположную той, которую выбрал себе еще полуживой олень, но не успела она сделать и нескольких шагов, как ее длинная амазонка зацепилась за один из корней, и прекрасная Евгения упала на мох.Принц быстро соскочил с коня и, зацепив поводья за ближайшую ветку, поспешил на помощь прекрасной графине, которая, казалось, находилась в затруднительном положении и в опасности. Действительно, его помощь была ей необходима, потому что животное, пронзенное тремя пулями, хрипя, испустило последний вздох в нескольких шагах от Евгении.Но вот опасный момент миновал, и принц, легко убедившийся в действительной смерти оленя, подошел к графине, чтобы подать ей руку. — Ради Бога, — сказал он с озабоченным лицом, — вы не ушиблись, моя милая?— Нет, нет, мой принц, — ответила Евгения с кокетливой улыбкой, поднимаясь, — это не более чем любопытное охотничье приключение — амазонка была причиной моего падения… Взгляните туда, мох окрашен кровью животного.— Вы в самом деле смелая охотница, графиня! Позвольте же выразить вам мое восхищение; я ужасно испугался за вас.— В самом деле, принц?.. Это заставляет меня гордиться.— Но вы пренебрегли моей помощью; я дорого бы отдал, чтобы заслужить ваше расположение.— Ну так позвольте мне выразить его вам; я же думала, что совершенно одна, потому что в пылу преследования не увидела вас. Но мой бедный Кабалло! Он пропал!.. — продолжала Евгения, обводя аллею своими прекрасными глазами.— Его поймают, я слышу, как он ржет в той стороне, — заверил ее Луи Наполеон, подводя графиню за руку к неподвижно лежавшему оленю. — Вам принадлежит венец охоты — это гордое, прекрасное животное; но вы одержали еще одну победу, даже не подозревая о том, и, может быть, даже не интересуясь ею, — сказал тихо принц, сделав на этих словах ударение, не позволявшее Евгении сомневаться в их значении.Он склонился и поцеловал ее руку.— Вы делаете меня гордой и счастливой, мой принц, — прошептала Евгения, очаровательно покраснев. — Чем же я могу быть так тронута, как не вашим одобрением?— Восхитительно, — прошептал Лук Наполеон, стоя перед прекрасной графиней, преобразившейся в его глазах в Юнону, и любуясь ею. — Эта охота останется для меня незабываемой, потому что она доставила мне случай сблизиться с вами. У меня есть к вам просьба, моя дорогая графиня!— Говорите откровенно. Вы можете приказывать мне, принц, потому что я — ваша подданная, — сказала Евгения с очаровательной улыбкой.— Прелестная графиня, не вы моя подданная, а я. Это я смотрю на вас как на свою повелительницу, обладающую могучими чарами красоты, величия и грации. Разрешите, Евгения, мне снова увидеться с вами в салоне вашей матери-графини.— Ваше посещение моя мать и я сочтем за величайшую честь.— За честь! Это звучит очень холодно и официально, моя дорогая графиня.— Ну, так за радость, чтобы быть откровенной.— Благодарю вас за эти теплые слова, графиня Евгения. Я не замедлю воспользоваться вашей добротой, потому что, признаюсь, вы, смелая охотница, задели и ранили тоже и мое сердце. Это не светская болтовня, графиня Евгения, а истинное выражение моих чувств. Я слышу приближающиеся голоса, вероятно, выстрелы привлекли мою свиту или, может быть, испанский принц, сопровождавший вас перед этим, заметил ваше отсутствие.— Принц Камерата?! Это понятно, — весело ответила графиня, увидев несколько всадников, показавшихся в той стороне, куда скрылась лошадь Евгении. — Принц очень внимательный и любезный, в самом деле это так. С ним дон Агуадо и маркиз де Монтолон. О, они поймали моего Кабалло и думают, конечно, что со мной случилось несчастье.Наполеон взглянул в ту сторону, куда был обращен взгляд Евгении и увидел трех всадников, въехавших в аллею и ведущих за собой убежавшего коня Евгении, с ними было несколько лесничих.Эти три господина узнали Евгению де Монтихо и принца-президента и увидели оленя, который уже был мертв.— Мы обязаны графине за самый лучший трофей этого дня! — вскричал Луи Наполеон. — Смелая участница нашей охоты во время борьбы поплатилась конем, которого, впрочем, как я вижу, уже ей возвращают.Олимпио, сдерживая своего скакуна, бросил невольный взгляд на Евгению и принца, как будто догадываясь, что перед этим произошло между ними. Принц Камерата держал за узду белого, разгоряченного коня. Соскочив со своего коня, он подвел фыркающего Кабалло шедшей ему навстречу графине, между тем как охотники приблизились к мертвому оленю, чтобы отнести его к общим трофеям охоты.Евгения, опираясь на руку Камерата, вскочила в седло и незаметно наблюдала за принцем Наполеоном, не спускавшим глаз с нее и с услужливого испанца. Это еще больше разжигало сильную ревность в Наполеоне и желание сблизится с восхитительной Евгенией. Охотники между тем взвалили на лошадь жирного оленя и поспешили к назначенному месту.Когда Евгения села на Кабалло и ласково потрепала его по шее, Наполеон также вскочил на своего белого статного коня, чтобы рядом с графиней и другими охотниками явиться к месту окончания охоты. При его появлении затрубили в рога. Охота удачно завершилась, и царицей ее стала, конечно же, Евгения. XXIII. ПРИНЦ КАМЕРАТА Между доном Олимпио и молодым испанским принцем, жившим в Париже, завязалась в скором времени крепкая дружба. Камерата был столь же любезным, как и храбрым, и обладал всеми благородными качествами. Он был богат так же, как Олимпио и маркиз, владения которого в провинции процветали, доставляя ему ежегодно почти до миллиона франков. Принц Камерата тоже мог распоряжаться большими суммами и жил в Париже не столько для развлечений и удовольствий, сколько ради своей пылкой любви к Евгении. Он обожал ее и пожертвовал бы для нее всем, даже жизнью, так как Евгения произвела на него глубокое впечатление, и он лелеял надежду повести ее к алтарю.Олимпио, подобно маркизу, обладавший проницательностью, убедился еще со времени охоты в Компьене, что графиня Евгения предпочла благородному и доброму Камерата другого влиятельного человека, который в это время стоял на недосягаемой высоте и готовился захватить еще более могущественную власть в свои руки. Он чувствовал, что Евгения жаждет блеска и славы, что ненасытное честолюбие заглушало все движения ее сердца; но он предчувствовал также, что эта непреодолимо развивающаяся в ней страсть готовит графине ужасную гибель.Принц Камерата не думал об этом, он безумно любил Евгению и был почти постоянно вместе с ней: аккомпанировал ей на мандолине, когда она играла на фортепиано, пел с ней испанские дуэты и причислял себя к числу самых счастливейших людей, если мог, не отрывая глаз, смотреть на ее прекрасное лицо и забываться в этом созерцании.Графиня, подобно другим дамам, имеющим обожателей, знала, что принц боготворит ее, и это нравилось ей, может быть, потому, что лестно было видеть себя обладательницей такой любви; может быть, также и потому, что она смотрела на это как на средство приобретения новых поклонников. До сих пор она оказывала принцу большую благосклонность и, не давая никакого определенного объяснения, позволяла надеяться на все.Олимпио и маркиз, видя Камерата постоянно с Евгенией, считали неприличной навязчивостью напоминать ей о том обещании, которое они однажды дали ей; их друг — принц — постоянно был с ней, и поэтому у них оставалось свободное время для достижения других, более важных целей.Маркиз, любивший и воспитывавший как свое родное дитя десятилетнего хорошенького мальчика Жуана, не рассказывая никому о своих намерениях, казалось, старался разыскать, подобно Олимпио, некогда разрушившую его счастье женщину. Олимпио не мог разгадать тайны, но одно странное происшествие внесло некоторую ясность.Однажды вечером, возвращаясь с Елисейских полей, оба друга в сопровождении Жуана проезжали по улице Сент-Оноре и поравнялись с Пале-Роялем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73