— Что с вами, мистер Генрих, вы пьяны!— Да, я пьян твоей красотой, опьянен желанием обладать тобой! Будь моей! Ради Бога, будь моей, Евгения, и ты спасешь меня этим от смерти, — проговорил несчастный юноша, стоявший с мольбой перед бездушной красавицей.— Вы меня пугаете, мистер Генрих, я позову слуг, если вы не встанете.— Зови всех, ты не устрашишь и не поднимешь меня этим с колен. Или неужели ты думаешь, что любовь моя так слаба, что испугается этой угрозы? Из-за любви я делал и не такие вещи, она заставила меня стать подлецом и преступником. Выслушай меня! Сжалься надо мной, Евгения! Бежим со мной в другую часть света! На той стороне океана мы найдем убежище, где будем наслаждаться жизнью! Люби меня! Бежим вместе!Евгения громко и весело расхохоталась.— Как, дорогой мой мистер Генрих, вы желаете, чтобы я разыгрывала с вами робинзонаду? Или скорее хотите изобразить Павла и Виргинию? Ха-ха-ха! Да вы превосходно разыгрываете комедию! Но, во всяком случае, мистер Генрих, было бы глупым ребячеством поселиться с вами на уединенном острове. Ха-ха-ха! Время подобных сказок уже давно прошло! Надеюсь, мистер Генрих, что вы шутите!— Твой смех меня убивает, Евгения, не доводи меня до крайности! Бежим в Америку и вместе будем там блаженствовать! Я должен бежать, или же меня заключат в тюрьму! Помни, что я потерял все, что у меня было, моя честь поругана, и мои средства истощились. Поедем вместе! Я понесу тебя на руках! Я люблю тебя так пламенно и безумно, что мне остается только два выхода: или бежать с тобой, или умереть у твоих ног.— Замолчите, мистер Генрих, или я позвоню!— Сжалься надо мной, Евгения! Тебя, только одну тебя люблю я! Не смейся так дьявольски насмешливо и презрительно — я за себя не отвечаю, я способен решиться на все.Мольбы несчастного юноши страшно взволновали Евгению, хотя он не первый лежал на этом ковре и молил о расположении. Но его лихорадочно блестевшие глаза, дрожащие руки, его безумная речь — все это заставило ее опасаться худшего. Он обнимал ее колени, молил ее. И что могла дать графиня кассиру Генриху? Она протянула руку к колокольчику, стоявшему на столе, и медленно проговорила:— Итак, вы принуждаете меня к этому?— Евгения, подожди, подожди минуту! Ты не хочешь быть моей, не хочешь бежать со мной?Графиня положительно не знала, что ей думать о Генрихе, так как и не подозревала всей глубины его отчаяния. Она подумала, что в нем говорит оскорбленное самолюбие, и хотела привести его в чувство и обратить все это событие в шутку. Таким образом она надеялась избежать огласки, и история ее с Генрихом не стала бы предметом всеобщих разговоров.— Бегите сначала вы первый! — засмеялась она. — Прелестный Тристан! Изольда последует за вами! Вместе мы будем удить рыбу на обед и омывать пот с лица в волнах океана!Генрих посмотрел на Евгению — он видел, что она смеется и издевается над ним! Долго, пристально всматривался он в черты ее лица — потом быстро схватился за боковой карман платья — револьвер блеснул в его руке.Графиня не успела вскрикнуть, не успела схватиться за звонок — улыбка застыла на ее губах, ибо она увидела оружие в руках Генриха, и прежде, чем успела схватить его или что-нибудь сделать для предотвращения катастрофы, несчастный приставил пистолет к своей груди, к своему быстро бьющемуся сердцу.— Прощай Евгения! Прощай, милая мать моя!Затем раздался выстрел — и окровавленный Генрих упал к ногам испуганной, растерявшейся графини. XII. МИСС ГОВАРД Вернемся теперь к тому вечеру, когда Олимпио сделался жертвой хитрого слуги Эндемо.Возвратившись во дворец своего господина, Джон сообщил ему, что дона уже не существует. И, действительно, это было более чем реально, потому что темные волны Темзы поглотили и погребли Олимпио. Только чудо и необыкновенный случай могли спасти его после того, как он беспомощно погрузился в речную бездну. Но Олимпио не суждено было погибнуть от постыдных происков Эндемо, ему предстояла другая будущность, и смертный час его еще не пробил. Судьба, видимо, еще хранила Олимпио для чего-то важного. Смерть еще не посмела принять его в свои объятия.Неожиданно сброшенный в воду, Олимпио начал страшную борьбу за спасение, но все старания его были бесплодными: скользкие высокие берега Темзы истощали его последние силы. Он снова погрузился в воду и почувствовал, как она стала попадать ему в рот и как он стал захлебываться. В его глазах потемнело, он лишился чувств, и его руки, так отчаянно боровшиеся с волнами, беспомощно упали. Он умирал, не увидев Долорес, не зная, кому обязан этой гибелью, хотя и сознавал, правда смутно, что стал жертвой любви, что Эндемо подкупил своего слугу, чтобы тот погубил его и отомстил таким образом за симпатию к Долорес.Он бы умер с радостью, если бы мог этим принести пользу Долорес; теперь же несчастная, беспомощная девушка окончательно запутается в сетях того презренного, который насильно привез ее сюда, ускорил смерть старого Кортино и который имел только одну мысль, одно желание — завладеть прекрасной Долорес.Она с болью и нетерпением ждала своего освободителя и не понимала, почему Олимпио откладывает ее спасение после того, как она передала ему знак через слугу; не отрывая глаз, девушка смотрела в окно, ежеминутно надеясь увидеть его.Долорес любила Олимпио всеми силами своей молодой души. Когда умер отец и без вести пропал ребенок Жуаны, все самые святые мысли и побуждения ее сосредоточились на одном Олимпио. Только с его помощью надеялась она выбраться из рук Эндемо и разыскать ребенка, которого украл ее мучитель, надеясь сломить этим ее сопротивление.Если бы Долорес знала, что тот, на помощь которого она надеется, борется в это время с волнами, что дорогой ее Олимпио стал жертвой постыдного заговора, то сердце ее разбилось бы от боли и отчаяния, а без того уже измученная ее душа лишилась бы последней надежды, могущей подкрепить ее. Бедная девушка находилась теперь в безвыходном положении.Ее имя шептали губы Олимпио, когда он погружался в глубину; она, как живая, явилась в его воображении, простирая руки, прося пощады, надеясь только на его помощь. Этот образ сопровождал его в темную бездну. Но судьба, как видно, решила сжалиться над Олимпио.Случилось, что после обеда в субботу мистер Элиас Говард, занимавший должность управляющего доками, поехал в шлюпке на доки с целью своим неожиданным приездом застать врасплох подчинявшихся ему чиновников. Мистер Говард был не особенно старым, крепким и здоровым мужчиной. К тому же он был необыкновенно добрым со своими подчиненными, когда те оказывались верными и добросовестными по отношению к своим обязанностям, но строгим и неумолимым, когда кто-то уклонялся от их выполнения. Но, несмотря на эту строгость, он охотно снабжал деньгами тех, кто по его милости был лишен работы. В таких случаях его супруга становилась настоящим ангелом-хранителем бедных и употребляла все свое влияние на мистера Говарда. Она происходила из хорошей богатой фамилии, была высокого роста и обладала превосходными душевными качествами.Единственное дитя этой достопочтенной пары — девушка восемнадцати лет, мисс Софи Говард, которую мы скоро узнаем довольно близко. Своими душевными качествами она не была похожа на свою мать. Ее отличали необыкновенная скрытность и склонность к мечтательности, обращенной в весьма плохую сторону. Родителям был неизвестен недостаток мисс Софи, но он скоро развился до крайних пределов и повлек за собой тягостные для всей семьи последствия.До этого времени Софи была доброй девочкой, немного избалованной, что неизбежно, когда в семье один ребенок, немного упрямой и скрытной, но полной любви и почтения к своим родителям.Мистер Говард, охотно проводивший свободные часы в обществе своей семьи, предложил жене и дочери поехать вместе с ним в лодке, а так как погода после обеда была превосходной, те немедленно с радостью согласились. Подобная прогулка вниз по Темзе была очень приятной и развлекательной, доставляя всем троим разнообразие и удовольствие.Софи была необыкновенно тихой и сосредоточенной; отец, занятый осмотром встречных кораблей и всех своих владений, не обратил на это внимание; что касается матери, то она хорошо знала тайную причину перемены душевного состояния своей дочери.За несколько дней до этого друг Говарда, сэр Вильям Аллан, привел в его семью нового гостя, произведшего сильное впечатление на Софи тем, что отнесся к ней с самым живейшим интересом. Этот охотно принимаемый Говардом гость был не кто иной, как принц Людовик Наполеон, племянник императора, умершего на острове Святой Елены.Принц Людовик отличался не только красивой наружностью, но также чрезвычайным умом и умением обращаться с окружающими в обществе, так что он сумел заслужить не только расположение Софи, но даже дружбу самого мистера Говарда.Расположение Софи к Людовику росло и вскоре обратилось в безумную любовь, но со времени знакомства с принцем Наполеоном, с момента их более близких отношений ею овладело желание принадлежать ему одному, пожертвовать ради него всем, что было ей прежде так дорого и свято. Девушка горячо полюбила его первой и чистой девичьей любовью. Все ее существо рвалось к нему. И бесконечная радость овладевала ею, когда рядом находился принц.Не будем распространяться о том, любил ли принц когда-нибудь Софи. Его последующие поступки прояснят нам это. Во всяком случае, ему было приятно знать о возрастающей к нему склонности молодой, прелестной девушки, встречать в доме ее родителей гостеприимство, которое в то время было ему необходимо и за которое он впоследствии заплатил такой неблагодарностью, что она вечным позорным пятном осталась на всей его жизни. Он принадлежал к числу людей, уважающих других до тех пор, пока те ему были нужны, потом бросал их, как лишнюю, негодную вещь, не позаботившись о том, останется ли она целой, треснет ли или разобьется вдребезги.Миссис Говард вскоре заметила, что ее единственный ребенок, любимица София, оказывала принцу больше внимания, чем остальным гостям, посещавшим их дом; но по своей сердечной доброте она скрыла это открытие от своего мужа, опасаясь, что тот стеснит любовь Софии каким-нибудь строгим, решительным запретом. Твердый, непреклонный мистер Говард решил бы, конечно, образумить свою дочь от ребяческих грез, безжалостно бы разрушил ее девические мечты, заглушил бы эту любовь в зародыше, если бы увидел, что эти чувства не могут ничего хорошего дать его дочери, кроме несчастья и страданий. А это последнее было неизбежно, так как он сам несколько раз предсказывал принцу Наполеону, что тот будет обладать французским престолом; а доверить своего единственного ребенка человеку, претендующему на корону, было, по его мнению, вершиной безумия. Он говорил, что еще одно восстание — и Людовик Филипп не устоит, престол орлеанского дома рухнет. И неужели София, единственная его дочь, протянет руку этому наследнику престола? Действительно, девушка стояла на краю пропасти, даже не подозревая этого.Говард чувствовал гибель своей дочери, и он так ясно и решительно высказал свое мнение по этому поводу, что супруга лишилась всякой надежды когда-нибудь изменить его взгляд. К тому же принц еще не произнес ни одного серьезного слова, касающегося ее Софии. Он был внимательным, любезным, но что касается до истинной любви, то на нее не было даже ни малейшего намека. Итак, в тихое семейное счастье Говардов вмешался посторонний, который, смотря по обстоятельствам, мог окончательно его разрушить.Положение принца в это время было крайне критическим. Материальные средства его до того истощились, что все друзья и старые знакомые быстро отвернулись от него, давая этим понять, что не намерены его больше снабжать деньгами. В этих стесненных обстоятельствах он обратился к богатому мистеру Говарду, а тот, в свою очередь, будучи честным человеком, не сказав ни слова жене и дочери, одолжил принцу громадную сумму денег, которая спасла и выручила его.Софи получила превосходное образование и больше всего любила музыку; она пела и виртуозно играла на рояле, развлекая по вечерам небольшой кружок знакомых говардского дома. С принцем она общалась очень охотно, болтала с ним о Германии, Франции и Америке, слушала его рассказы о театре и литературе и с каждым днем привязывалась все больше и больше к умному, любознательному молодому человеку.В таком положении были дела, когда мистер Говард с женой и дочерью отправились на док. Мисс Говард была очень задумчива; сидя рядом с родителями, Софи мечтала о принце, чувствуя, что ее любовь перешла в страсть, которая отодвигает собой родителей на второй план и что она готова сделать для Людовика все, все, что только он потребует.Ревизия дока, удавшаяся как нельзя лучше, быстро закончилась, и мистер Говард находился в отличнейшем расположении духа. Его опасения относительно неисправности оказались безосновательными, и ничто не могло развеселить его так, как это событие.— Все в порядке! — вскричал мистер Говард, садясь снова в лодку. — Я всегда необычайно счастлив, когда дела идут как по маслу. Ну, двинемся теперь в обратный путь!Наступил вечер. На прибрежных улицах зажглись фонари; монотонный говор корабельных работников смолк; по реке сновали лодки; изредка слышалась матросская песня, да раздавались с кораблей оклики часовых. Миссис Говард и Софи не обращали внимания на окрестности, каждая из них была занята своими мыслями, только когда Говард снова сел в лодку и гребцы дружно принялись за свою работу, они стали намного внимательнее, потому что Элиас, стоя на носу лодки и обозревая окрестности, делал вслух некоторые замечания. Говард интересовался жизнью на воде, знал многое и любил рассказывать об этом.Лодка быстро скользила по волнам; нужно было проплыть приличное расстояние до улицы Кинг, где находился дом Говардов. На Темзе стало тихо и пусто, темнота опустилась на воду, они миновали множество мостов, проезжая под их пилястрами.В этой оживленной части города, в особенности на мостах, был страшный шум и толкотня. С середины реки видны были только контуры берегов и подобно звездам мерцали вдали фонари. Когда лодка Говардов доплыла до поворота Темзы, который образует эта река возле моста Ватерлоо, большая часть пути была уже пройдена.Проехав Вестминстерский и Ламбетский мосты, они заметили вдали темную массу деревянного Цельзийского моста. Когда лодка поплыла по направлению к этому мосту, все сидящие в ней поразились, услышав дикий, отчаянный крик, молящий о помощи; это был хриплый, захлебывающийся голос умирающего или утопающего.— Слышите, на той стороне моста гибнет человек! — закричал мистер Говард. — Быстрей, ребята! Поспешим на помощь к несчастному!Миссис Говард тоже услышала этот крик, и на ее лице выразилось сострадание; Софи была тронута не меньше других. Гребцы последовали указанию Говарда, и лодка стрелой полетела под мост, на другой стороне которого царила непроницаемая темнота, так как левый берег Темзы не был освещен фонарями.— Ничего не видно, — проговорил мистер Говард, — а между тем голос о помощи послышался именно отсюда!Ни лодки, ни одной человеческой души не было видно поблизости, и ко всему этому страшный, непроницаемый мрак покрывал волны! Лодка приблизилась к тому месту, где за несколько минуту перед этим Олимпио погрузился в воду. Если бы мистер Говард приплыл минутой раньше, то, без сомнения, спас бы испанца, теперь на спасение надежда была слабой, так как Олимпио погрузился в воду вторично.— Там, о Боже мой! — вскричала неожиданно мисс Софи, показывая рукой вдаль, где что-то чернело. — Там что-то плывет по волнам, скорее, спасем несчастного!Взглянув в том направлении, куда показала дочь, Говард рассмотрел белую руку, распростертую на воде, он развернул лодку и устремился на помощь тонущему.Миссис Говард была в страшном волнении, она боялась, что ее муж, спасая несчастного, подвергнет себя страшной опасности, потому что Элиас, стоя на носу лодки, полностью перегнулся за борт, хватая утопающего за руку.— Элиас, ради Бога! — закричала она, закрывая лицо руками.— Отец мой! Несчастный гибнет! — вскричала София.Говард перегнулся за борт лодки; подвергая свою жизнь опасности, он принялся загребать руками воду, которая вторично поглотила Олимпио. Он, вероятно, схватил его за платье, потому что лодка, из-за дополнительной тяжести безжизненного тела, пойманного Говардом, быстро стала в неудобное положение.Это была самая критическая минута для миссис Говард, у нее захватило дух от ужаса, между тем Софи бросилась к отцу, решив чем-нибудь ему помочь.— Стой! — скомандовал Говард, и лодка быстро остановилась на месте. — Я его держу! Скорее, два человека на помощь, чтобы втащить беднягу в лодку!Софи вернулась успокоить свою мать, в то время как два гребца поспешили на помощь к Говарду, который хотя и держал Олимпио, но не в состоянии был один его вытащить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73