И она постаралась забыть о нем. Взойдет солнце, и все изменится. А до этого ей придется пройти через серию движений, чтобы никто из встреченных ею не мог побежать с жалобой к ее па.
Она заставила замолчать своего Червя, который спрашивал, а не ошибается ли она и обнаружится ли какая-нибудь разница, когда она станет женой.
«Я буду тогда принадлежать Джеми», — ответила она гордо.
«Так ведь я не об этом», — ответил Червь.
Этот ответ Бекка оставила без внимания и вернулась к своим обязанностям в отношении розовощекого мужчины, требовавшего выполнения долга. Тем же самым ровным и послушным голосом, которым она говорила «да, ма», когда мать отчитывала ее за какую-нибудь воображаемую ошибку, она повторила толстячку все, что полагалось говорить в таких случаях: «Я выражу вам свою благодарность и свое расположение». Теперь наступила его очередь сказать, в какой форме он хочет получить благодарность.
Но он подскочил с такой живостью, что на мгновение она подумала, что он просит о Поцелуе Расположения. Бекка приподняла юбку как можно выше, чтоб случайно не испачкать ее, и встала на колени, но тут его толстенькие ручки схватили ее за плечи, заставив встать во весь рост.
— О нет, нет, нет, этого не надо, мисси! — Голос высокий, какой-то даже чирикающий. Слышавшееся в нем волнение разрушило с таким трудом возведенную ею стену отчуждения. Удивленно хлопнув ресницами, она протянула к нему руку, думая, что ему нужен Жест. Но его толстенькое тельце отшатнулось от нее с такой стыдливостью, будто он был девушкой, только что вступившей в первую Перемену.
— Ну, пожалуйста, — он жестом показал, чтоб она вернулась на свое место у стены, — пожалуйста, сядь. У меня нет другого желания, кроме желания поговорить с тобой.
— Поговорить? В эту ночь? В ночь Окончания Жатвы? Да что с вами такое?! — Слова успели вырваться из уст Бекки прежде, чем она сообразила, что она говорит. Поздно! Ее пальцы метнулись к губам, чтоб заглушить нанесенное оскорбление, а горячий румянец стыда обжег ее щеки.
Но он только расхохотался. Смех такой милый, такой домашний. Бекка не могла припомнить, когда она в последний раз слышала такой сердечный смех в Имении. Рука незнакомца на ощупь была мягкой и прохладной, когда его пальцы сжали ее влажную липкую ладонь.
— Бог с тобой, моя девочка, какой же чушью забили тебе головку женщины вашего хутора, рассказывая о мужчинах. Меня благодарили и утешали и обслуживали этой ночью до такой степени, что я с радостью встретился бы с небольшой неблагодарностью, а то так ведь недолго и в песок просочиться. — Он устало соскользнул на землю и сел, потащив Бекку за собой. — Знаешь ли, возможности мужчины тоже не безграничны.
Бекка в удивлении выпятила губы.
— Но если вам так хорошо послужили, то почему вы остаетесь на улице? Почему не вернетесь в свою палатку в лагере вашего хутора?
В глазах мужчины появилось выражение тоски.
— Думаешь, ко мне они отнесутся иначе, чем к вам — девушкам?
О, эти матроны из Добродетели, воистину скалы несокрушимые и бичи разящие; они сумеют стать преградой на пути тех, кто думает отбиться от стада, и загнать их в загоны.
— Знаю я, — пробормотала Бекка, вспомнив Айву.
— Пыталась удрать из Имения, а? — добродушно осведомился мужчина. — Знаю, знаю. Каждый год находится несколько девушек, которым не хочется быть Руфью для бесчисленного числа мужчин, решивших сыграть роль Вооза. Небось, встретилась с ними на баррикадах?
— На баррикадах?
— Ну, эти сооружения, по военным стандартам не такие уж мощные, — просто несколько древесных стволов, связанных вместе, но их охраняют старухи из Имения, и лица у них каменные. Они тебе макушку проклюют своими вопросами: «Ты зачем сюда явился? Уж не хочешь ли ты удрать от девушек, честно выполняющих долг в праздник Окончания Жатвы? Да нет, ты, конечно, просто заблудился, ведь верно?» И под их свирепыми взглядами твои ответы тебе самому кажутся просто жалким лепетом. И из попытки спрятаться в одном из городских зданий тоже ничего не получится. Они присматривают, чтоб все двери или окна, которыми ты можешь воспользоваться, были бы надежно закрыты.
Толстый человечек тяжело вздохнул.
— Долг, долг, долг, — сказал он и покачал головой. — Хотелось бы мне, чтоб моя ма менее сурово вбивала в меня понятие долга. Если б не это, я б наверняка подмигнул этим старым гарпиям, чтобы они сделали вид, будто не замечают тех, кто хочет пройти мимо их заграждений. Нежеланная услужливость никому чести не делает. Некоторые из моих ребят трудились последние недели как буйволы, чтоб приготовить все для людей из Коопа и для всех этих хуторян, которые должны были приехать в Добродетель на праздник. Да разве я не знаю, что большинство их предпочли бы сейчас выспаться как следует, чем… Но долг! — Он утомленно прислонил голову к стене и прикрыл глаза. А потому и не заметил острого вопрошающего взгляда, который бросила на него Бекка.
А ее внутренний взгляд в это время рисовал ей ту вульгарную толстую тетку, которая читала ей и Саре Джун лекцию о том, чем занимаются юноши после того, как кончится официальная борьба на ринге. Что она сказала? Что-то насчет того, что ум иногда важнее силы…
— Вы альф Добродетели? — В устах Бекки это звучало как обвинение в каком-то преступлении.
— И назван Вараком при крещении святой водой. — Он открыл глаза и мило улыбнулся. — Ну а теперь, когда тебе это известно, не угодно ли будет поболтать со мной?
Почувствовав себя чуть ли не младше Сары Джун, Бекка с трудом проглотила слюну и согласно кивнула. Ее руки сами собой чопорно сложились на коленях, а губы поджались, будто в ожидании урока, которому предстоит быть невероятно скучным.
Жатвенная луна отражалась в глазах Барака, занимая там столько места, что спрятать выражение боли ему уже было некуда.
— Понятно, — сказал он, — ты это делаешь из чистого страха передо мной. Что ж, лучше так, чем специально раскидывать свои сети вокруг меня. По этой дорожке я, знаешь ли, этой ночью находился предостаточно. А вот собираешься ли ты со мной говорить? Или станешь сидеть, закрывшись, как устрица во время отлива?
Была ли причиной печаль в его голосе, или же сыграло роль пробудившееся в ней любопытство, но Бекка не смогла удержаться:
— Во имя Господина нашего Царя, что такое устрица во время отлива?
Варак расхохотался от всего сердца и внезапно все стало совсем простым. Было в необычном альфе Добродетели нечто такое, что успокоило бешено скачущее сердце Бекки. И тогда он начал говорить.
Куда-то ушла луна, а твердая стена за спиной уже не казалась Бекке такой шершавой, грубой и холодной сквозь легкую ткань бального платья. Точно так же, как она и ее сестры недавно выводили фигуры танца перед сборищем мужчин, так этот человек сейчас выделывал удивительнейшие па перед ней одной, но только с помощью своего языка. Он мог говорить практически обо всем, что существует под солнцем, и заставлял Бекку видеть все это его глазами. Он мог рассуждать о событиях прошлого и брать ее туда вместе с собой, даже если она имела о вещах, свидетелем которых он был, столько же представления, сколько… устрица во время отлива. Он даже радовался ее вопросам. И хотя где-то на задворках своей памяти она хранила факт, что он человек, который занят привычной мужской работой, что он убивал, чтоб занять место альфа, и снова убивал, чтоб удержать это место… но когда он разговаривал с ней, все это казалось почти невозможным.
А о городах Коопа он знал больше всех на свете, включая ее па!
— Конечно, я знаю твоего брата Елеазара. Видел его и тот отряд, с которым он путешествовал, когда они проезжали через Имение… сколько же лет назад? А, ладно, не имеет значения. Но обычно люди нашего Коопа приезжают к нам другим путем. Я больше всего жалею людей из других Коопов, когда вижу на горизонте цепочку их фургонов и вьючных животных. Им ведь приходится пересекать снежные горы… во всяком случае, так говорили мне торговцы из нашего Коопа… Они считают, что их конкуренты отдали бы многое, чтоб завести торговлю с Добродетелью, и именно поэтому люди из нашего Коопа так увиваются вокруг нас. Они панически боятся нас потерять.
— Потерять? — Бекка остановилась. Внезапно она поняла, что все ее представления о том, что связывает хутора с Имениями и Имения с городами, столь же туманны, как осеннее утро. Она даже не могла припомнить — интересовалась ли она когда-нибудь подобными вопросами. Прочная нить практичности, унаследованная ею с кровью матери, вернее всего удерживала Бекку от таких тем. Хэтти сказала бы, что подобные проблемы представляют собой абсолютно бесполезное знание для девушек, а женщинам просто неприлично совать нос в такие дела.
Но сейчас Хэтти тут не было.
Варак дружески положил ладонь на ее руку.
— Я испугал тебя, дитя? Бог свидетель, я вовсе не преследовал такую цель. Неужели дело в том, о чем говаривала моя ма: «Мир слишком велик, чтоб женщина могла охватить его своим умом. Ей целого дня еле хватает, чтоб справиться с одним очагом».
— О нет, нет, сэр, я нисколько не испугалась, ни на волосок не испугалась! О пожалуйста, если вы можете еще что-то рассказать о городах, я готова на что угодно, лишь бы услышать это! — Бекка говорила с такой искренностью, что это вызвало еще один смешок у ее странного приятеля.
— Ева, маленькая Ева. — Он снисходительно и добродушно улыбнулся и ласково погладил ее по голове.
— Ну пожалуйста, расскажите, — настаивала она. — Это не праздное любопытство, честное слово, нет! Знаете, у меня есть подружка из другого хутора и… ее жизнь сложилась так ужасно… Если города Коопа заинтересованы в нас, то, может, торговцы будут так добры и разрешат ей уехать вместе с ними? Вы ведь альф Добродетели, сэр. Вы, должно быть, знаете уйму важных горожан. Не могли бы вы замолвить словечко в ее пользу? Просто из милосердия?
Брови Варака полезли на лоб:
— В чем дело, дитя? Что такое натворила твоя подружка?
«Да, что она сделала? — шептал Червь. — В чем ее преступление? Подумала ли ты, что он может взглянуть на это с совсем другой точки зрения? Ты только послушай, как он спрашивает. Он вообще не верит в существование подружки. Он уверен, что речь идет о тебе самой».
Истина слов Червя таила в себе боль. И все-таки Бекке удалось сказать:
— Она ни в чем не повинна, сэр.
— Ну а тогда хорошей девушке бояться нечего. — Он пощекотал ее под подбородком. — Все в полном порядке, детка. И не надо ничего выдумывать. Кое-кто из нас не видит греха в том, что женщина хочет узнать побольше о нашем мире. Конечно, если она не спрашивает о вещах, которые ей знать вредно. Ну а теперь скажи мне, какое имя носит этот тючок, набитый доверху любопытством? Может, мне все-таки следует предупредить твоего родителя, какую хитрюжку он вскармливает у себя?
— Я — Бекка из Праведного Пути, приплод Пола, — ответила она, как того требовали обычаи. Теперь она уже окончательно потеряла надежду помочь своей подруге. В Вараке она обманулась. Для нее непредубежденный и даже благосклонный взгляд альфа был еще одной потенциальной дверью спасения, которая захлопнулась и наглухо закрылась прямо перед лицом Дассы.
— Да благословит тебя Господин наш Царь, пусть поддержит он тебя и вырастит детей, вышедших из лона твоего, не знающими голода. — Варак поднял руку в жесте благословения, и слова его звучали странно и несли в себе нечто давно забытое. Серьезное выражение его лица полностью соответствовало смыслу слов и жесту руки, но тут же оно стало по-прежнему веселым и радушным. — А теперь ты можешь сказать своему па, что ты испытана и одобрена и имеешь право отдохнуть.
— Сэр?
— Как? Неужели хуторских девушек так плохо учат? Ах, погоди! Я же должен пометить твой лоб на тот случай, если твоему родителю потребуется доказательство. — Варак высыпал на ладонь щепотку сухой земли, плюнул на нее, пальцем размешал грязь, наклонился, чтобы дотронуться до лба Бекки. Вертикальная полоска холодной грязи пришлась как раз над носом Бекки, затем ее пересекла горизонтальная черта.
— Ну вот, — сказал Варак, прижимая большой палец в месте скрещения полосок. — Это мой знак, и твой па поймет, что его сделала не ты сама. А теперь беги быстренько, покажи его отцу и заодно повтори те слова, которые я произнес над тобой. Поверни сразу же направо, пройди два квартала, сверни налево и окажешься как раз позади баррикады. Думаю, отца ты найдешь легко. Последний раз, когда я его видел, он разговаривал с двумя знакомцами из Долготерпения. — Варак засмеялся. — Судя по разговору, он вроде бы поздравлял их с успехами на ринге, а по виду был такой же усталый, как и я, и просто искал предлога отделаться от девиц.
Окончание Жатвы — праздник молодежи, он рассчитан на молодую поросль, у которой колоски тяжелые. Ну а мы — народ пожилой, что-то вроде соломенного жнивья, нам дай Бог хорошее настроение у жен, которых уже имеем, обеспечить. Хотя, думаю, мне для поддержания престижа придется в этом году взять еще одну, а то моя ма снова примется читать мне лекции насчет долга.
Автоматически рука Бекки поднялась, чтоб пощупать знак на лбу. Но страх перед тем, что она может его смазать, вовремя остановил ее.
— Я не поняла, сэр. Что именно должен сказать моему па этот знак и ваши слова?
Рука Варака снова коснулась ее подбородка, но на этот раз кончики его пальцев лишь слегка погладили кожу Бекки. Однако по ногам Бекки пробежала странная дрожь.
— Это самая большая честь, которую я мог оказать тебе, Бекка. Я, так сказать, дал тебе свой собственный Поцелуй и Жест. Я пометил тебя крестом — истинным знаком спасения для каждой порядочной женщины с тех пор, как страшные беды впервые сошли на наш мир. И я благословил тебя словами, которые должны подарить тебе благость, недоступную для менее удачливых. Со времени тех темных лет, когда мир превратился в бедлам и Господь закрыл двери в женское чрево в наказание за грехи женщин, только те женщины могли воспроизвести новую жизнь, которых благословляли альфы.
Бекка склонила голову. Она знала истории, которые рассказывались холодными вечерами, когда девочки начинали озорничать. Похоже было, что в эти дни в них вселялся сам дьявол, говаривала в таких случаях ма. Демон, чей приход означал, что у них скоро наступит время Перемены. Девушки дерзили, грубили, переворачивали дом вверх дном. Их пытались успокоить, им рассказывали о том, что ждет надменных женщин, которые болтают, будто они достойны лучшего положения.
«…Она была разорвана и умирала долго. Она считала, будто Господь Бог закрыл врата ее чрева камнем, а не плотью, как у остальных, — вот какая гордыня ее обуяла. Но ей пришлось убедиться в противном. Она узнала, что может сделать с камнем толпа мужчин, охваченных единой мыслью и желанием. Говорят, ее стоны можно слышать и по сей день — там, в просяном поле, где на нее напали эти дикари».
«…Узнала, к горю своему, что поучения ее ма вовсе не были сказочками о бандах ворья. К сожалению, больше ей уже никогда ничего не пришлось узнать, ибо она умерла».
«…Самое ужасное, что она выжила. Я видела ее сама, когда еще ребенком жила в своем прежнем хуторе, но мне этого не забыть. Лицо как бы из глины — холодное, серое, и еще тот жуткий ребенок, которого она родила. Он цеплялся за ее тощую грудь — страшно худой, один жадный рот и больше ничего. Он высасывал из нее все молоко, пока оно не становилось розовым от крови».
Позыв к рвоте стянул желудок Бекки. Выкинуть эти рассказы из памяти было невозможно. Их ужас кровоточил в воспоминаниях, как застарелый заусенец на пальце. Варак видел, как сжались губы Бекки в тщетной попытке прогнать нахлынувший страх. Все еще мягко, все еще добродушно Варак спросил:
— Что тебя тревожит? Этот знак и эти слова, которые я дал тебе, они относятся к числу важнейших в ряду мужских обрядов. Нет такого цивилизованного мужчины, который не был бы знаком с их значением и силой. Они означают, что я на эту ночь дал тебе право отказать любому мужчине, с которым ты не захочешь иметь дело. Разве тебя это не радует, Бекка?
— О, более чем… — Нет, это может создать у него неверное представление, что она радуется первой подвернувшейся возможности уклониться от выполнения первейшего долга женщины. Правду придется переделать так же, как переделывают старую одежду, чтобы она казалась новее новой. — Я ваша служанка, сэр. Я была бы недостойна этой чести, если б отказалась от вашей щедрости…
«А теперь надо поскорее найти па и уговорить его помочь мне отыскать Дассу», — думала она.
Варак смотрел на нее в полном недоумении.
— Да, не так проста ты, как кажешься. Такое славное открытое личико, но что кроется за ним? Ум. Расчетливость. У тебя есть тайны, Бекка, и, готов спорить, они таковы, что женскому знанию они не по зубам. Что ж, иди своим путем. А мне, полагаю, надо благодарить Господина нашего Царя за то, что ты не родилась мужчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Она заставила замолчать своего Червя, который спрашивал, а не ошибается ли она и обнаружится ли какая-нибудь разница, когда она станет женой.
«Я буду тогда принадлежать Джеми», — ответила она гордо.
«Так ведь я не об этом», — ответил Червь.
Этот ответ Бекка оставила без внимания и вернулась к своим обязанностям в отношении розовощекого мужчины, требовавшего выполнения долга. Тем же самым ровным и послушным голосом, которым она говорила «да, ма», когда мать отчитывала ее за какую-нибудь воображаемую ошибку, она повторила толстячку все, что полагалось говорить в таких случаях: «Я выражу вам свою благодарность и свое расположение». Теперь наступила его очередь сказать, в какой форме он хочет получить благодарность.
Но он подскочил с такой живостью, что на мгновение она подумала, что он просит о Поцелуе Расположения. Бекка приподняла юбку как можно выше, чтоб случайно не испачкать ее, и встала на колени, но тут его толстенькие ручки схватили ее за плечи, заставив встать во весь рост.
— О нет, нет, нет, этого не надо, мисси! — Голос высокий, какой-то даже чирикающий. Слышавшееся в нем волнение разрушило с таким трудом возведенную ею стену отчуждения. Удивленно хлопнув ресницами, она протянула к нему руку, думая, что ему нужен Жест. Но его толстенькое тельце отшатнулось от нее с такой стыдливостью, будто он был девушкой, только что вступившей в первую Перемену.
— Ну, пожалуйста, — он жестом показал, чтоб она вернулась на свое место у стены, — пожалуйста, сядь. У меня нет другого желания, кроме желания поговорить с тобой.
— Поговорить? В эту ночь? В ночь Окончания Жатвы? Да что с вами такое?! — Слова успели вырваться из уст Бекки прежде, чем она сообразила, что она говорит. Поздно! Ее пальцы метнулись к губам, чтоб заглушить нанесенное оскорбление, а горячий румянец стыда обжег ее щеки.
Но он только расхохотался. Смех такой милый, такой домашний. Бекка не могла припомнить, когда она в последний раз слышала такой сердечный смех в Имении. Рука незнакомца на ощупь была мягкой и прохладной, когда его пальцы сжали ее влажную липкую ладонь.
— Бог с тобой, моя девочка, какой же чушью забили тебе головку женщины вашего хутора, рассказывая о мужчинах. Меня благодарили и утешали и обслуживали этой ночью до такой степени, что я с радостью встретился бы с небольшой неблагодарностью, а то так ведь недолго и в песок просочиться. — Он устало соскользнул на землю и сел, потащив Бекку за собой. — Знаешь ли, возможности мужчины тоже не безграничны.
Бекка в удивлении выпятила губы.
— Но если вам так хорошо послужили, то почему вы остаетесь на улице? Почему не вернетесь в свою палатку в лагере вашего хутора?
В глазах мужчины появилось выражение тоски.
— Думаешь, ко мне они отнесутся иначе, чем к вам — девушкам?
О, эти матроны из Добродетели, воистину скалы несокрушимые и бичи разящие; они сумеют стать преградой на пути тех, кто думает отбиться от стада, и загнать их в загоны.
— Знаю я, — пробормотала Бекка, вспомнив Айву.
— Пыталась удрать из Имения, а? — добродушно осведомился мужчина. — Знаю, знаю. Каждый год находится несколько девушек, которым не хочется быть Руфью для бесчисленного числа мужчин, решивших сыграть роль Вооза. Небось, встретилась с ними на баррикадах?
— На баррикадах?
— Ну, эти сооружения, по военным стандартам не такие уж мощные, — просто несколько древесных стволов, связанных вместе, но их охраняют старухи из Имения, и лица у них каменные. Они тебе макушку проклюют своими вопросами: «Ты зачем сюда явился? Уж не хочешь ли ты удрать от девушек, честно выполняющих долг в праздник Окончания Жатвы? Да нет, ты, конечно, просто заблудился, ведь верно?» И под их свирепыми взглядами твои ответы тебе самому кажутся просто жалким лепетом. И из попытки спрятаться в одном из городских зданий тоже ничего не получится. Они присматривают, чтоб все двери или окна, которыми ты можешь воспользоваться, были бы надежно закрыты.
Толстый человечек тяжело вздохнул.
— Долг, долг, долг, — сказал он и покачал головой. — Хотелось бы мне, чтоб моя ма менее сурово вбивала в меня понятие долга. Если б не это, я б наверняка подмигнул этим старым гарпиям, чтобы они сделали вид, будто не замечают тех, кто хочет пройти мимо их заграждений. Нежеланная услужливость никому чести не делает. Некоторые из моих ребят трудились последние недели как буйволы, чтоб приготовить все для людей из Коопа и для всех этих хуторян, которые должны были приехать в Добродетель на праздник. Да разве я не знаю, что большинство их предпочли бы сейчас выспаться как следует, чем… Но долг! — Он утомленно прислонил голову к стене и прикрыл глаза. А потому и не заметил острого вопрошающего взгляда, который бросила на него Бекка.
А ее внутренний взгляд в это время рисовал ей ту вульгарную толстую тетку, которая читала ей и Саре Джун лекцию о том, чем занимаются юноши после того, как кончится официальная борьба на ринге. Что она сказала? Что-то насчет того, что ум иногда важнее силы…
— Вы альф Добродетели? — В устах Бекки это звучало как обвинение в каком-то преступлении.
— И назван Вараком при крещении святой водой. — Он открыл глаза и мило улыбнулся. — Ну а теперь, когда тебе это известно, не угодно ли будет поболтать со мной?
Почувствовав себя чуть ли не младше Сары Джун, Бекка с трудом проглотила слюну и согласно кивнула. Ее руки сами собой чопорно сложились на коленях, а губы поджались, будто в ожидании урока, которому предстоит быть невероятно скучным.
Жатвенная луна отражалась в глазах Барака, занимая там столько места, что спрятать выражение боли ему уже было некуда.
— Понятно, — сказал он, — ты это делаешь из чистого страха передо мной. Что ж, лучше так, чем специально раскидывать свои сети вокруг меня. По этой дорожке я, знаешь ли, этой ночью находился предостаточно. А вот собираешься ли ты со мной говорить? Или станешь сидеть, закрывшись, как устрица во время отлива?
Была ли причиной печаль в его голосе, или же сыграло роль пробудившееся в ней любопытство, но Бекка не смогла удержаться:
— Во имя Господина нашего Царя, что такое устрица во время отлива?
Варак расхохотался от всего сердца и внезапно все стало совсем простым. Было в необычном альфе Добродетели нечто такое, что успокоило бешено скачущее сердце Бекки. И тогда он начал говорить.
Куда-то ушла луна, а твердая стена за спиной уже не казалась Бекке такой шершавой, грубой и холодной сквозь легкую ткань бального платья. Точно так же, как она и ее сестры недавно выводили фигуры танца перед сборищем мужчин, так этот человек сейчас выделывал удивительнейшие па перед ней одной, но только с помощью своего языка. Он мог говорить практически обо всем, что существует под солнцем, и заставлял Бекку видеть все это его глазами. Он мог рассуждать о событиях прошлого и брать ее туда вместе с собой, даже если она имела о вещах, свидетелем которых он был, столько же представления, сколько… устрица во время отлива. Он даже радовался ее вопросам. И хотя где-то на задворках своей памяти она хранила факт, что он человек, который занят привычной мужской работой, что он убивал, чтоб занять место альфа, и снова убивал, чтоб удержать это место… но когда он разговаривал с ней, все это казалось почти невозможным.
А о городах Коопа он знал больше всех на свете, включая ее па!
— Конечно, я знаю твоего брата Елеазара. Видел его и тот отряд, с которым он путешествовал, когда они проезжали через Имение… сколько же лет назад? А, ладно, не имеет значения. Но обычно люди нашего Коопа приезжают к нам другим путем. Я больше всего жалею людей из других Коопов, когда вижу на горизонте цепочку их фургонов и вьючных животных. Им ведь приходится пересекать снежные горы… во всяком случае, так говорили мне торговцы из нашего Коопа… Они считают, что их конкуренты отдали бы многое, чтоб завести торговлю с Добродетелью, и именно поэтому люди из нашего Коопа так увиваются вокруг нас. Они панически боятся нас потерять.
— Потерять? — Бекка остановилась. Внезапно она поняла, что все ее представления о том, что связывает хутора с Имениями и Имения с городами, столь же туманны, как осеннее утро. Она даже не могла припомнить — интересовалась ли она когда-нибудь подобными вопросами. Прочная нить практичности, унаследованная ею с кровью матери, вернее всего удерживала Бекку от таких тем. Хэтти сказала бы, что подобные проблемы представляют собой абсолютно бесполезное знание для девушек, а женщинам просто неприлично совать нос в такие дела.
Но сейчас Хэтти тут не было.
Варак дружески положил ладонь на ее руку.
— Я испугал тебя, дитя? Бог свидетель, я вовсе не преследовал такую цель. Неужели дело в том, о чем говаривала моя ма: «Мир слишком велик, чтоб женщина могла охватить его своим умом. Ей целого дня еле хватает, чтоб справиться с одним очагом».
— О нет, нет, сэр, я нисколько не испугалась, ни на волосок не испугалась! О пожалуйста, если вы можете еще что-то рассказать о городах, я готова на что угодно, лишь бы услышать это! — Бекка говорила с такой искренностью, что это вызвало еще один смешок у ее странного приятеля.
— Ева, маленькая Ева. — Он снисходительно и добродушно улыбнулся и ласково погладил ее по голове.
— Ну пожалуйста, расскажите, — настаивала она. — Это не праздное любопытство, честное слово, нет! Знаете, у меня есть подружка из другого хутора и… ее жизнь сложилась так ужасно… Если города Коопа заинтересованы в нас, то, может, торговцы будут так добры и разрешат ей уехать вместе с ними? Вы ведь альф Добродетели, сэр. Вы, должно быть, знаете уйму важных горожан. Не могли бы вы замолвить словечко в ее пользу? Просто из милосердия?
Брови Варака полезли на лоб:
— В чем дело, дитя? Что такое натворила твоя подружка?
«Да, что она сделала? — шептал Червь. — В чем ее преступление? Подумала ли ты, что он может взглянуть на это с совсем другой точки зрения? Ты только послушай, как он спрашивает. Он вообще не верит в существование подружки. Он уверен, что речь идет о тебе самой».
Истина слов Червя таила в себе боль. И все-таки Бекке удалось сказать:
— Она ни в чем не повинна, сэр.
— Ну а тогда хорошей девушке бояться нечего. — Он пощекотал ее под подбородком. — Все в полном порядке, детка. И не надо ничего выдумывать. Кое-кто из нас не видит греха в том, что женщина хочет узнать побольше о нашем мире. Конечно, если она не спрашивает о вещах, которые ей знать вредно. Ну а теперь скажи мне, какое имя носит этот тючок, набитый доверху любопытством? Может, мне все-таки следует предупредить твоего родителя, какую хитрюжку он вскармливает у себя?
— Я — Бекка из Праведного Пути, приплод Пола, — ответила она, как того требовали обычаи. Теперь она уже окончательно потеряла надежду помочь своей подруге. В Вараке она обманулась. Для нее непредубежденный и даже благосклонный взгляд альфа был еще одной потенциальной дверью спасения, которая захлопнулась и наглухо закрылась прямо перед лицом Дассы.
— Да благословит тебя Господин наш Царь, пусть поддержит он тебя и вырастит детей, вышедших из лона твоего, не знающими голода. — Варак поднял руку в жесте благословения, и слова его звучали странно и несли в себе нечто давно забытое. Серьезное выражение его лица полностью соответствовало смыслу слов и жесту руки, но тут же оно стало по-прежнему веселым и радушным. — А теперь ты можешь сказать своему па, что ты испытана и одобрена и имеешь право отдохнуть.
— Сэр?
— Как? Неужели хуторских девушек так плохо учат? Ах, погоди! Я же должен пометить твой лоб на тот случай, если твоему родителю потребуется доказательство. — Варак высыпал на ладонь щепотку сухой земли, плюнул на нее, пальцем размешал грязь, наклонился, чтобы дотронуться до лба Бекки. Вертикальная полоска холодной грязи пришлась как раз над носом Бекки, затем ее пересекла горизонтальная черта.
— Ну вот, — сказал Варак, прижимая большой палец в месте скрещения полосок. — Это мой знак, и твой па поймет, что его сделала не ты сама. А теперь беги быстренько, покажи его отцу и заодно повтори те слова, которые я произнес над тобой. Поверни сразу же направо, пройди два квартала, сверни налево и окажешься как раз позади баррикады. Думаю, отца ты найдешь легко. Последний раз, когда я его видел, он разговаривал с двумя знакомцами из Долготерпения. — Варак засмеялся. — Судя по разговору, он вроде бы поздравлял их с успехами на ринге, а по виду был такой же усталый, как и я, и просто искал предлога отделаться от девиц.
Окончание Жатвы — праздник молодежи, он рассчитан на молодую поросль, у которой колоски тяжелые. Ну а мы — народ пожилой, что-то вроде соломенного жнивья, нам дай Бог хорошее настроение у жен, которых уже имеем, обеспечить. Хотя, думаю, мне для поддержания престижа придется в этом году взять еще одну, а то моя ма снова примется читать мне лекции насчет долга.
Автоматически рука Бекки поднялась, чтоб пощупать знак на лбу. Но страх перед тем, что она может его смазать, вовремя остановил ее.
— Я не поняла, сэр. Что именно должен сказать моему па этот знак и ваши слова?
Рука Варака снова коснулась ее подбородка, но на этот раз кончики его пальцев лишь слегка погладили кожу Бекки. Однако по ногам Бекки пробежала странная дрожь.
— Это самая большая честь, которую я мог оказать тебе, Бекка. Я, так сказать, дал тебе свой собственный Поцелуй и Жест. Я пометил тебя крестом — истинным знаком спасения для каждой порядочной женщины с тех пор, как страшные беды впервые сошли на наш мир. И я благословил тебя словами, которые должны подарить тебе благость, недоступную для менее удачливых. Со времени тех темных лет, когда мир превратился в бедлам и Господь закрыл двери в женское чрево в наказание за грехи женщин, только те женщины могли воспроизвести новую жизнь, которых благословляли альфы.
Бекка склонила голову. Она знала истории, которые рассказывались холодными вечерами, когда девочки начинали озорничать. Похоже было, что в эти дни в них вселялся сам дьявол, говаривала в таких случаях ма. Демон, чей приход означал, что у них скоро наступит время Перемены. Девушки дерзили, грубили, переворачивали дом вверх дном. Их пытались успокоить, им рассказывали о том, что ждет надменных женщин, которые болтают, будто они достойны лучшего положения.
«…Она была разорвана и умирала долго. Она считала, будто Господь Бог закрыл врата ее чрева камнем, а не плотью, как у остальных, — вот какая гордыня ее обуяла. Но ей пришлось убедиться в противном. Она узнала, что может сделать с камнем толпа мужчин, охваченных единой мыслью и желанием. Говорят, ее стоны можно слышать и по сей день — там, в просяном поле, где на нее напали эти дикари».
«…Узнала, к горю своему, что поучения ее ма вовсе не были сказочками о бандах ворья. К сожалению, больше ей уже никогда ничего не пришлось узнать, ибо она умерла».
«…Самое ужасное, что она выжила. Я видела ее сама, когда еще ребенком жила в своем прежнем хуторе, но мне этого не забыть. Лицо как бы из глины — холодное, серое, и еще тот жуткий ребенок, которого она родила. Он цеплялся за ее тощую грудь — страшно худой, один жадный рот и больше ничего. Он высасывал из нее все молоко, пока оно не становилось розовым от крови».
Позыв к рвоте стянул желудок Бекки. Выкинуть эти рассказы из памяти было невозможно. Их ужас кровоточил в воспоминаниях, как застарелый заусенец на пальце. Варак видел, как сжались губы Бекки в тщетной попытке прогнать нахлынувший страх. Все еще мягко, все еще добродушно Варак спросил:
— Что тебя тревожит? Этот знак и эти слова, которые я дал тебе, они относятся к числу важнейших в ряду мужских обрядов. Нет такого цивилизованного мужчины, который не был бы знаком с их значением и силой. Они означают, что я на эту ночь дал тебе право отказать любому мужчине, с которым ты не захочешь иметь дело. Разве тебя это не радует, Бекка?
— О, более чем… — Нет, это может создать у него неверное представление, что она радуется первой подвернувшейся возможности уклониться от выполнения первейшего долга женщины. Правду придется переделать так же, как переделывают старую одежду, чтобы она казалась новее новой. — Я ваша служанка, сэр. Я была бы недостойна этой чести, если б отказалась от вашей щедрости…
«А теперь надо поскорее найти па и уговорить его помочь мне отыскать Дассу», — думала она.
Варак смотрел на нее в полном недоумении.
— Да, не так проста ты, как кажешься. Такое славное открытое личико, но что кроется за ним? Ум. Расчетливость. У тебя есть тайны, Бекка, и, готов спорить, они таковы, что женскому знанию они не по зубам. Что ж, иди своим путем. А мне, полагаю, надо благодарить Господина нашего Царя за то, что ты не родилась мужчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51