Но тут присоединилась магия Хенны и отразила нападение Виллона.
– Пора, Таер, – услышала Сэра слова Хенны.
– Линвите, – произнес Таер.
* * *
– Линвите, – произнес он, надеясь, что что-нибудь произойдет.
Но этого он никак не ожидал. Как только слово слетело с его уст, руки Ринни и Хенны исчезли, исчез и Виллон. Исчезла знакомая тяжесть лютни. Таер был один.
Он стоял в длинном широком помещении со стенами, потолком и полом сизо-серого цвета, в комнате, лишенной конкретных черт, словно это не реальное помещение, а чья-то мысль о нем.
Инстинкт требовал возвращения назад, к семье, но Хенна и Хиннум оба считали, что только произнесение имени Старшего бога позволит победить Черного. Таер заставил себя успокоиться, осмотрелся и пошел вперед.
Его прочные сапоги не оставляли никаких следов на пустом полу; отпечатков не было, только легкие пятна там, где пола касались острые края подошв. Но мгновение он почувствовал смущение и замешательство: он, фермер, смеет шагать по священным залам и пачкать полы.
Он остановился и глубоко вздохнул.
– Да, мне здесь не место, – сказал он вежливо; ему не хотелось бы так говорить. – Я знаю это так же, как и Ты. Но не думаю, чтобы несколько пятен на полу причинили тебе беспокойство. Я Бард, сэр. Я знаю, как действовать на людей – и знаю, когда кто-то пытается воздействовать на меня. Прошу Тебя прекратить это.
Никто не ответил, но стремление согнуться и ползти дальше на четвереньках из-за своего несоответствия этому месту, исчезло. Однако сознание опасности, грозящей семье, осталось, и Таер быстро пошел вперед. И хотя в помещении он ничего не видел, знал, что идти нужно в этом направлении.
– Зачем ты произнес мое имя, Бард? Голос был низкий и звучный.
Таер остановился и повернулся к богу, который появился рядом с ним без звука или какого-либо предупреждения, только прозвучали сказанные низким басом слова, и Таер не мог не захотеть хоть раз услышать пение этого голоса.
Ничего особенного в боге не было. Он казался мужчиной чуть ниже среднего роста и хрупкого телосложения. Волосы и глаза были такими же темными, как у Таера.
– Почему ты колеблешься, Бард? – Он произнес это с легкой улыбкой, от которой у Таера холодок пробежал по спине. Это не Ткач. – Сочиняешь ложь, которая могла бы понравиться мне?
– Нет, – правдиво ответил Таер. – Мне только сейчас пришло в голову, что я не знаю, в чем правда. Простой ответ таков: мы знаем только одно имя.
– Итак, вы вызвали меня, потому что не знали имени моего брата? Или есть другой ответ?
Таер решил довериться инстинкту.
– Я думаю, завеса, которую сотворил Ткач, ограничивает Его способность действовать в этом мире. Все, что Он мог сделать, Он уже сделал. Если бы у нас были оба имени, мы призвали бы Ткача. – Он сделал глубокий вдох. – И допустили бы ошибку. Ткач не может помочь нам.
Сталкер поднял руки.
– Ты думаешь, что я помогу? Теперь, когда мой слуга, мой раб ослабил путы, державшие меня? Ему не придется брать больше орденов, чтобы я мог делать все, что мне нравится.
– Он не Твой слуга, не Твой раб, – ответил Таер. – Он вор, пробравшийся в Твою тюрьму и укравший Твою силу, даже не спросив у Тебя разрешения.
– Как ты назвал мое имя, Бард, так и я должен ответить, как пес отвечает на приказ хозяина.
Слова были полны горечи и гнева, но никакие чувства не отразились ни на лице, ни в голосе Сталкера.
– Пока мы разговариваем, моя семья одна противостоит Черному, – сказал Таер и снова глубоко вздохнул. «Ты можешь говорить убедительнее», – подумал он. – Могу только извиниться за свою невежливость. Оскорбить Тебя – это самое последнее, что я мог бы захотеть. Нам нужна Твоя помощь, чтобы одолеть Черного.
– Поистине, – сказал бог. – А что ты дашь мне за помощь? Кого принесешь в жертву? Твою жену? Одного из твоих детей? А может, императора?
– Нет, – ответил Таер, и кровь заледенела в его венах. – Но я отдам тебе себя.
– Правда? – негромко спросил бог. Протянув руку, он обхватил подбородок Таера.
Боль прокатилась по телу Таера, и он услышал собственный крик. Ничто, даже молот Теллериджа, дробивший ему колени, не причиняло такой боли. Он упал, и бог склонился к нему, и его мягкое прикосновение рвало и терзало без физических ран.
– Отступи, Бард, – сказал Сталкер. – Отступи, и боль прекратится.
Таер закрыл глаза. Если он отступит, то потеряет всякий шанс на победу. Он не сделает этого, не может сделать. Наконец бог сам отнял руку и встал.
– Если бы я мог что-то сделать с ворами, которые без спроса берут мою силу, я бы давно сделал. Но я ничего не могу.
– Я Бард, – прошептал Таер, свернувшийся потным клубком на чистом холодном полу. – Я могу определить, когда ты лжешь.
Впервые Таер увидел чувство на лице бога – чувство гнева.
– Ты переходишь границы, Бард. Я повелитель смерти, и ты в моем царстве.
– Привязывание орденов к камням не ослабило завесу, которая держит Тебя в заключении, – отчаянно сказал Таер. Ему это показалось правдой, и он даже находил причины этого. – Я думаю, что если бы завеса ослабла, Ты бы сам уничтожил Виллона. Хиннум говорил мне, что Ты не зло. То, что Черный делает с Твоей силой, оскорбляет Тебя.
Откуда-то он набрался сил, чтобы сесть, хотя мышцы его все еще дергались в ожидании новой боли.
– Если твоя жена уничтожит камни, не освободив ордены, это ослабит завесу, – сказал Сталкер.
– Виллон хочет, чтобы моя жена разделила дух и камни, чтобы их использовать, – ответил Таер. – Он знает об ордене Защитника. Если моя жена не покажет ему, как это делать, он со временем научится сам. В его распоряжении все время мира, потому что смерть не имеет над ним власти. Со временем он захватит все камни и поглотит их силу – силу, принадлежащую Тебе и Ткачу. И тогда он уничтожит Вас обоих.
Он понял это намерение Виллона, когда узнал, что тому нужны не просто шесть очищенных камней разных орденов, а все камни, очищенные от духа.
Сталкер отвернулся, с трудом отвел взгляд, словно Таер имел над ним какую-то власть.
– Ты рассказал ему, как привязать ордены к камням, – сказал Таер. Он не был уверен, что сможет стоять, поэтому не вставал. – Если бы Ты не сделал этого, Странники со временем сами справились бы с ним. Именно такова их задача, они расплачиваются за свое несовершенное, неполное жертвоприношение. Жадность к знаниям, стремление сохранить библиотеки, мермори Хиннума – все это дало Черному возможность существовать. И Странники пытаются исправить это после гибели Колосса. Но из-за Виллона их теперь осталось совсем немного. Если бы Ты не объяснил Черному, как связать ордены, сейчас перед Тобой не было бы угрозы.
– Ты сам это сказал, Бард, – с горечью ответил Сталкер, – смерть не имеет над ним власти. Пока он владеет моей силой, я ничего не могу с ним сделать.
– Так что могу сделать я? – спросил Таер. – Как нам остановить его ради Тебя?
Бог вздохнул.
– Я могу помочь, – сказал он. – Я буду петь для тебя, и на это время мы отнимем у Виллона силу. Ты доказал, что способен выдержать боль, которую вызывает в тебе моя песнь. И пока мы сдерживаем нашу силу, Виллон должен быть убит.
– Лер? – спросил Таер.
– Только бог войны может убить бессмертного, – с сожалением сказал Сталкер. – Для того чтобы Черный погиб, нужна жертва, Таер.
– Защитник считает, что если он убьет кого-нибудь, это убьет Джеса, – сказал Таер.
– Защитник прав, – подтвердил Сталкер. – Хенна мое дитя, как и дитя моего брата, как Джес – твое. Я не стал бы причинять боль, если бы это было возможно.
– Линвите. – Таер слышал, как заканчивает произносить это слово, и понял, что весь эпизод совсем не занял времени.
Все молчали в ожидании каких-то изменений. Таер выпустил руку Ринни, потом – Хенны. Снял со спины лютню и начал подбирать мелодию.
Сталкер сказал ему, что неважно, какой будет песня, но Таер выбрал старую солдатскую, в которой на каждое двустишие следовали восемь строк припева, а количество двустиший ограничивалось лишь тем, сколько рискованных шуток он помнит. Эту песню он мог бы петь до заката.
Он наклонил голову, настраивая струну, и сказал очень тихо:
– Джес, когда я начну второе двустишие, Защитник сможет убить Виллона.
– Ничего не выйдет, – сказал Виллон. – Сталкер не ответил тебе.
– Неужели ты думал, что Он ответит? – спросил Таер. Конечно, Виллон знает настоящее имя бога. Он должен знать оба имени, чтобы иметь возможность красть у богов силу. – Зачем Ему отвечать мне?
– Я могу это сделать, – сказал Лер, который тоже слышал слова Таера.
Таер покачал головой и запел.
– Что ты делаешь? – спросил Виллон, и Таер видел, что Сэра хотела задать тот же вопрос.
Он не мог им ответить, потому что сила бога огнем вспыхнула в его горле. Теперь он понял, почему Сталкер испытывал его: песня причиняла страшную боль; выдерживать силу Сталкера ему не легче, чем Черному, а Таер не хотел жертвовать жизнями, чтобы эта боль стала меньше.
– Что ты делаешь? – снова спросил Виллон, на этот раз в гневе, потому что был уверен, что Таер смеется над ним самим выбором песни: в песне говорится о солдате, который отправился в чужую деревню в поисках женщины, с которой можно было бы переспать.
– Он Бард, – неожиданно сказала Сэра. – Музыка его дар.
Краем глаза Таер видел, как Джес выпустил руку Хенны и исчез.
Виллон тоже заметил это.
– Двести двенадцать лет, – заговорил он, – я не знал о существовании шестого ордена. Я думал, Волис говорит о Сталкере, когда он говорил об Орле. И если бы не Иелиан, я бы так и не узнал, что одного ордена мне не хватает. Куда он пошел?
– Он здесь, – ответила Сэра. – Разве ты не чувствуешь его ледяное дыхание на своей шее?
«Будь она благословенна», – подумал Таер, заставляя свои онемевшие от боли пальцы правильно держать лютню. Она не знает, что он делает, но знает, что что-то делает. И чем дольше она отвлекает Виллона, тем лучше.
– Я велел тебе молчать, женщина, – злобно сказал Виллой, отказываясь от своих вежливых купеческих манер, и Таер знал, что этот новый тон и есть для Виллона настоящий. Он сделал знак Сэре.
Ничего не произошло. Таер не маг, но у него, как у каждого жителя Редерна, было обостренное ощущение магии, и сейчас он не чувствовал концентрации магии.
– Сука! – рявкнул Виллон: очевидно, Сэру он считал виновницей своей неудачи. Но, успокоившись, он снова натянул маску торговца. – Но я не просто олицетворение Сталкера. Я еще и колдун, владеющий орденом Ворона.
Он разорвал ворот своей рубашки, и Таер увидел, что под рубашкой ожерелье из камней. Хенна слегка вскрикнула, и Таер догадался, что все эти камни связаны с орденами.
– Не могу, – сказал на ухо папе Защитник. – Не могу рисковать Джесом.
Джес почувствовал ужас Защитника до того, как чувство страха было погребено под лавиной гнева. Защитник оберегал то, что считал своим, а Джес принадлежал ему.
– Только ты можешь это сделать, – быстрым шепотом между строками ответил папа. – Сталкер сказал, что только Защитник может его убить.
Джес понимал это. Бог, к которому воззвал отец, дал папе музыку, способную сдержать Черного. Но эта способность давалась дорого: волны боли перекатывались через Джеса – слабое отражение того, что чувствовал отец.
Защитник не мог чувствовать боль Таера, как ее чувствовал Джес, но он видел пот, смочивший рубашку отца, и глубокие морщины боли, окружившие рот. И всю эту боль папа испытывает, чтобы дать им возможность убить Виллона.
«Нельзя, чтобы он страдал зря, – сказал Джес Защитнику. – Мы должны убить Виллона, пока можем. Неважно, умру ли я, если прихвачу с собой Черного».
«Нет». – Джес чувствовал, что отказ окончательный, и под ним таятся воспоминания о многочисленных носителях ордена, сведенных с ума действиями Защитника. Защитник не может так потерять Джеса.
Джес чувствовал свою беспомощность: нежелание Защитника подвергать его риску держало Джеса в плену.
«Посмотри, – с растущим раздражением сказал Джес, – посмотри, как больно папе».
– Мы Вороны, – тем временем говорила его мать Виллону; голос ее был полон презрения, когда она кивком указала на ожерелье. – А ты ничто.
Она пыталась удержать внимание Черного, чтобы Джес мог сделать то, о чем просил папа. И делала это с помощью наиболее подходящего оружия – своего языка.
– Ты солсенти, – говорила она голосом, который, как знал папа, способен заставить человека оцепенеть в мгновение ока. – Простой фокусник, который способен лишь подражать более сильным и красть не принадлежащую ему магию.
Джес чувствовал действие этих слов, чувствовал, какую ярость вызвала у Виллона насмешка матери. Он попытался побудить Защитника действовать, но Черный ответил быстрее.
Колдун солсенти сделал жест, и Сэра отлетела назад и ударилась о дорогу. Она несколько раз перевернулась и застыла.
С беззвучным рычанием, все еще невидимый для окружающих, Защитник бросился к ней. И то, с каким облечением увидел он ее вздымающуюся грудную клетку, ослабило его решимость. Маму тоже нужно защищать.
– Ты всего лишь грязный мелкий воришка, – сказала Хенна, вставая между Черным и остальными.
Виллон по-прежнему в гневе произнес что-то нечленораздельное; и Джес и Защитник поняли, что это какое-то заклятие солсенти. Защитник, чувствуя себя беспомощным, смотрел, как Хенна подняла руки.
С ней ничего не случилось.
– Грязный мелкий воришка, – повторила она, отряхивая руки.
Из туч, собранных Ринни, пошел дождь. Когда холодные капли упали на ее лицо, мама открыла глаза. Немного погодя она медленно села. Защитник хотел коснуться ее, но его внимание отвлек Виллон, который неожиданно пошатнулся и упал.
Сначала Джес решил, что с ним что-то сделала Хенна, но потом увидел на земле нож и понял, что Лер метнул его с такой силой, что сбил Черного с ног. Но нож не вонзился в тело, он только разрезал одежду, и под ней стали видны звенья кольчуги.
Форан бросился вперед, Тоарсен – на полшага за ним, но было уже поздно: Виллон пришел в себя от неожиданности.
Хенна закричала, закричала без слов, и Джес чувствовал ее стремление защитить, но магия Виллона заставила всех троих отшатнуться. Хенна пошатнулась от боли: она отразила заклятие Черного, но оно задело и ее.
Мама попыталась встать, и Защитник помог ей.
– Папа хочет, чтобы я убил Черного, – сказал он ей, помогая стоять. – Но это убьет Джеса или сведет его с ума. Эмпат не может отнять жизнь – тем более такой сильный эмпат, как Джес.
Сэра дрожала, как от холода; ее вырывавшееся туманом дыхание свидетельствовало о степени расстройства Защитника. Не в силах преодолеть его стремление защитить Джеса, она сказала:
– Ты недооцениваешь Джеса. Он сильнее, чем ты думаешь.
«Да», – сказал Джес.
Папа, продолжая петь, прошел между Виллоном и императором и остановился перед Черным. Шел он хромая, и Джес понял, что старая рана коленей вызвала боль. Но эта боль ничто по сравнению с пыткой музыкой Сталкера. Он закрывал лютню телом, стараясь уберечь ее от дождя.
Виллон снова поднял руки, и Ринни с криком побежала к отцу.
– Нет!
Для Защитника это было уже слишком. За Ринни, за папу, за семью они оба с Джесом готовы умереть.
С оглушительным треском в Виллона ударила молния. Колдун пошатнулся и закричал, тело его задымилось.
Молния ударила снова, но Виллон не упал. Он бросился к Ринни.
Защитник оказался первым. Его нападение не было изящным и утонченным, но этого и не требовалось. Виллон не видел его, пока Защитник не нанес ему первый удар. Как только кулаки его коснулись тела противника, Защитника охватила боевая ярость, и колдун, полуошеломленный молниями Ринни, не мог сопротивляться, тем более что папа продолжал петь и не давал ему доступ к силе Сталкера.
– Подожди, – сказала Память Форана, хватая Защитника за руку и останавливая удар.
Как только он застыл, Память отпустила его.
– Подержи его для меня, – сказала она.
При звуках голоса Памяти Черный сделал шаг назад. Защитник перехватил его и прижал сопротивляющегося мага к земле.
Память села рядом и взяла голову Виллона в руки. Глаза колдуна закатились, от него поднялась волна страха. Память склонилась к нему.
Виллон закричал, и Джес укрылся за Защитником, позволяя тому принимать на себя то, что испытывал колдун. Крепкое мускулистое тело под Защитником начало съеживаться, мягкая плоть заменялась чем-то сухим и твердым. Когда наконец тварь, которую держал Защитник, перестала дергаться и Память отступила, Черный был совершенно не похож на Виллона, купца из Редерна.
Густые темные волосы сменились несколькими редкими белыми клочками, цеплявшимися за череп. Тело выглядело так, словно из него ушла вся жидкость. Кожа стала цвета промасленного дерева и напоминала бычью шкуру. Губы тоже съежились, вывернулись, обнажив зубы. Колдун выглядел как труп, оставленный на солнце, но Джес знал, что он жив.
Защитник ослабил хватку, прежде чем ужас, испытываемый Черным, смог повредить Джесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Пора, Таер, – услышала Сэра слова Хенны.
– Линвите, – произнес Таер.
* * *
– Линвите, – произнес он, надеясь, что что-нибудь произойдет.
Но этого он никак не ожидал. Как только слово слетело с его уст, руки Ринни и Хенны исчезли, исчез и Виллон. Исчезла знакомая тяжесть лютни. Таер был один.
Он стоял в длинном широком помещении со стенами, потолком и полом сизо-серого цвета, в комнате, лишенной конкретных черт, словно это не реальное помещение, а чья-то мысль о нем.
Инстинкт требовал возвращения назад, к семье, но Хенна и Хиннум оба считали, что только произнесение имени Старшего бога позволит победить Черного. Таер заставил себя успокоиться, осмотрелся и пошел вперед.
Его прочные сапоги не оставляли никаких следов на пустом полу; отпечатков не было, только легкие пятна там, где пола касались острые края подошв. Но мгновение он почувствовал смущение и замешательство: он, фермер, смеет шагать по священным залам и пачкать полы.
Он остановился и глубоко вздохнул.
– Да, мне здесь не место, – сказал он вежливо; ему не хотелось бы так говорить. – Я знаю это так же, как и Ты. Но не думаю, чтобы несколько пятен на полу причинили тебе беспокойство. Я Бард, сэр. Я знаю, как действовать на людей – и знаю, когда кто-то пытается воздействовать на меня. Прошу Тебя прекратить это.
Никто не ответил, но стремление согнуться и ползти дальше на четвереньках из-за своего несоответствия этому месту, исчезло. Однако сознание опасности, грозящей семье, осталось, и Таер быстро пошел вперед. И хотя в помещении он ничего не видел, знал, что идти нужно в этом направлении.
– Зачем ты произнес мое имя, Бард? Голос был низкий и звучный.
Таер остановился и повернулся к богу, который появился рядом с ним без звука или какого-либо предупреждения, только прозвучали сказанные низким басом слова, и Таер не мог не захотеть хоть раз услышать пение этого голоса.
Ничего особенного в боге не было. Он казался мужчиной чуть ниже среднего роста и хрупкого телосложения. Волосы и глаза были такими же темными, как у Таера.
– Почему ты колеблешься, Бард? – Он произнес это с легкой улыбкой, от которой у Таера холодок пробежал по спине. Это не Ткач. – Сочиняешь ложь, которая могла бы понравиться мне?
– Нет, – правдиво ответил Таер. – Мне только сейчас пришло в голову, что я не знаю, в чем правда. Простой ответ таков: мы знаем только одно имя.
– Итак, вы вызвали меня, потому что не знали имени моего брата? Или есть другой ответ?
Таер решил довериться инстинкту.
– Я думаю, завеса, которую сотворил Ткач, ограничивает Его способность действовать в этом мире. Все, что Он мог сделать, Он уже сделал. Если бы у нас были оба имени, мы призвали бы Ткача. – Он сделал глубокий вдох. – И допустили бы ошибку. Ткач не может помочь нам.
Сталкер поднял руки.
– Ты думаешь, что я помогу? Теперь, когда мой слуга, мой раб ослабил путы, державшие меня? Ему не придется брать больше орденов, чтобы я мог делать все, что мне нравится.
– Он не Твой слуга, не Твой раб, – ответил Таер. – Он вор, пробравшийся в Твою тюрьму и укравший Твою силу, даже не спросив у Тебя разрешения.
– Как ты назвал мое имя, Бард, так и я должен ответить, как пес отвечает на приказ хозяина.
Слова были полны горечи и гнева, но никакие чувства не отразились ни на лице, ни в голосе Сталкера.
– Пока мы разговариваем, моя семья одна противостоит Черному, – сказал Таер и снова глубоко вздохнул. «Ты можешь говорить убедительнее», – подумал он. – Могу только извиниться за свою невежливость. Оскорбить Тебя – это самое последнее, что я мог бы захотеть. Нам нужна Твоя помощь, чтобы одолеть Черного.
– Поистине, – сказал бог. – А что ты дашь мне за помощь? Кого принесешь в жертву? Твою жену? Одного из твоих детей? А может, императора?
– Нет, – ответил Таер, и кровь заледенела в его венах. – Но я отдам тебе себя.
– Правда? – негромко спросил бог. Протянув руку, он обхватил подбородок Таера.
Боль прокатилась по телу Таера, и он услышал собственный крик. Ничто, даже молот Теллериджа, дробивший ему колени, не причиняло такой боли. Он упал, и бог склонился к нему, и его мягкое прикосновение рвало и терзало без физических ран.
– Отступи, Бард, – сказал Сталкер. – Отступи, и боль прекратится.
Таер закрыл глаза. Если он отступит, то потеряет всякий шанс на победу. Он не сделает этого, не может сделать. Наконец бог сам отнял руку и встал.
– Если бы я мог что-то сделать с ворами, которые без спроса берут мою силу, я бы давно сделал. Но я ничего не могу.
– Я Бард, – прошептал Таер, свернувшийся потным клубком на чистом холодном полу. – Я могу определить, когда ты лжешь.
Впервые Таер увидел чувство на лице бога – чувство гнева.
– Ты переходишь границы, Бард. Я повелитель смерти, и ты в моем царстве.
– Привязывание орденов к камням не ослабило завесу, которая держит Тебя в заключении, – отчаянно сказал Таер. Ему это показалось правдой, и он даже находил причины этого. – Я думаю, что если бы завеса ослабла, Ты бы сам уничтожил Виллона. Хиннум говорил мне, что Ты не зло. То, что Черный делает с Твоей силой, оскорбляет Тебя.
Откуда-то он набрался сил, чтобы сесть, хотя мышцы его все еще дергались в ожидании новой боли.
– Если твоя жена уничтожит камни, не освободив ордены, это ослабит завесу, – сказал Сталкер.
– Виллон хочет, чтобы моя жена разделила дух и камни, чтобы их использовать, – ответил Таер. – Он знает об ордене Защитника. Если моя жена не покажет ему, как это делать, он со временем научится сам. В его распоряжении все время мира, потому что смерть не имеет над ним власти. Со временем он захватит все камни и поглотит их силу – силу, принадлежащую Тебе и Ткачу. И тогда он уничтожит Вас обоих.
Он понял это намерение Виллона, когда узнал, что тому нужны не просто шесть очищенных камней разных орденов, а все камни, очищенные от духа.
Сталкер отвернулся, с трудом отвел взгляд, словно Таер имел над ним какую-то власть.
– Ты рассказал ему, как привязать ордены к камням, – сказал Таер. Он не был уверен, что сможет стоять, поэтому не вставал. – Если бы Ты не сделал этого, Странники со временем сами справились бы с ним. Именно такова их задача, они расплачиваются за свое несовершенное, неполное жертвоприношение. Жадность к знаниям, стремление сохранить библиотеки, мермори Хиннума – все это дало Черному возможность существовать. И Странники пытаются исправить это после гибели Колосса. Но из-за Виллона их теперь осталось совсем немного. Если бы Ты не объяснил Черному, как связать ордены, сейчас перед Тобой не было бы угрозы.
– Ты сам это сказал, Бард, – с горечью ответил Сталкер, – смерть не имеет над ним власти. Пока он владеет моей силой, я ничего не могу с ним сделать.
– Так что могу сделать я? – спросил Таер. – Как нам остановить его ради Тебя?
Бог вздохнул.
– Я могу помочь, – сказал он. – Я буду петь для тебя, и на это время мы отнимем у Виллона силу. Ты доказал, что способен выдержать боль, которую вызывает в тебе моя песнь. И пока мы сдерживаем нашу силу, Виллон должен быть убит.
– Лер? – спросил Таер.
– Только бог войны может убить бессмертного, – с сожалением сказал Сталкер. – Для того чтобы Черный погиб, нужна жертва, Таер.
– Защитник считает, что если он убьет кого-нибудь, это убьет Джеса, – сказал Таер.
– Защитник прав, – подтвердил Сталкер. – Хенна мое дитя, как и дитя моего брата, как Джес – твое. Я не стал бы причинять боль, если бы это было возможно.
– Линвите. – Таер слышал, как заканчивает произносить это слово, и понял, что весь эпизод совсем не занял времени.
Все молчали в ожидании каких-то изменений. Таер выпустил руку Ринни, потом – Хенны. Снял со спины лютню и начал подбирать мелодию.
Сталкер сказал ему, что неважно, какой будет песня, но Таер выбрал старую солдатскую, в которой на каждое двустишие следовали восемь строк припева, а количество двустиший ограничивалось лишь тем, сколько рискованных шуток он помнит. Эту песню он мог бы петь до заката.
Он наклонил голову, настраивая струну, и сказал очень тихо:
– Джес, когда я начну второе двустишие, Защитник сможет убить Виллона.
– Ничего не выйдет, – сказал Виллон. – Сталкер не ответил тебе.
– Неужели ты думал, что Он ответит? – спросил Таер. Конечно, Виллон знает настоящее имя бога. Он должен знать оба имени, чтобы иметь возможность красть у богов силу. – Зачем Ему отвечать мне?
– Я могу это сделать, – сказал Лер, который тоже слышал слова Таера.
Таер покачал головой и запел.
– Что ты делаешь? – спросил Виллон, и Таер видел, что Сэра хотела задать тот же вопрос.
Он не мог им ответить, потому что сила бога огнем вспыхнула в его горле. Теперь он понял, почему Сталкер испытывал его: песня причиняла страшную боль; выдерживать силу Сталкера ему не легче, чем Черному, а Таер не хотел жертвовать жизнями, чтобы эта боль стала меньше.
– Что ты делаешь? – снова спросил Виллон, на этот раз в гневе, потому что был уверен, что Таер смеется над ним самим выбором песни: в песне говорится о солдате, который отправился в чужую деревню в поисках женщины, с которой можно было бы переспать.
– Он Бард, – неожиданно сказала Сэра. – Музыка его дар.
Краем глаза Таер видел, как Джес выпустил руку Хенны и исчез.
Виллон тоже заметил это.
– Двести двенадцать лет, – заговорил он, – я не знал о существовании шестого ордена. Я думал, Волис говорит о Сталкере, когда он говорил об Орле. И если бы не Иелиан, я бы так и не узнал, что одного ордена мне не хватает. Куда он пошел?
– Он здесь, – ответила Сэра. – Разве ты не чувствуешь его ледяное дыхание на своей шее?
«Будь она благословенна», – подумал Таер, заставляя свои онемевшие от боли пальцы правильно держать лютню. Она не знает, что он делает, но знает, что что-то делает. И чем дольше она отвлекает Виллона, тем лучше.
– Я велел тебе молчать, женщина, – злобно сказал Виллой, отказываясь от своих вежливых купеческих манер, и Таер знал, что этот новый тон и есть для Виллона настоящий. Он сделал знак Сэре.
Ничего не произошло. Таер не маг, но у него, как у каждого жителя Редерна, было обостренное ощущение магии, и сейчас он не чувствовал концентрации магии.
– Сука! – рявкнул Виллон: очевидно, Сэру он считал виновницей своей неудачи. Но, успокоившись, он снова натянул маску торговца. – Но я не просто олицетворение Сталкера. Я еще и колдун, владеющий орденом Ворона.
Он разорвал ворот своей рубашки, и Таер увидел, что под рубашкой ожерелье из камней. Хенна слегка вскрикнула, и Таер догадался, что все эти камни связаны с орденами.
– Не могу, – сказал на ухо папе Защитник. – Не могу рисковать Джесом.
Джес почувствовал ужас Защитника до того, как чувство страха было погребено под лавиной гнева. Защитник оберегал то, что считал своим, а Джес принадлежал ему.
– Только ты можешь это сделать, – быстрым шепотом между строками ответил папа. – Сталкер сказал, что только Защитник может его убить.
Джес понимал это. Бог, к которому воззвал отец, дал папе музыку, способную сдержать Черного. Но эта способность давалась дорого: волны боли перекатывались через Джеса – слабое отражение того, что чувствовал отец.
Защитник не мог чувствовать боль Таера, как ее чувствовал Джес, но он видел пот, смочивший рубашку отца, и глубокие морщины боли, окружившие рот. И всю эту боль папа испытывает, чтобы дать им возможность убить Виллона.
«Нельзя, чтобы он страдал зря, – сказал Джес Защитнику. – Мы должны убить Виллона, пока можем. Неважно, умру ли я, если прихвачу с собой Черного».
«Нет». – Джес чувствовал, что отказ окончательный, и под ним таятся воспоминания о многочисленных носителях ордена, сведенных с ума действиями Защитника. Защитник не может так потерять Джеса.
Джес чувствовал свою беспомощность: нежелание Защитника подвергать его риску держало Джеса в плену.
«Посмотри, – с растущим раздражением сказал Джес, – посмотри, как больно папе».
– Мы Вороны, – тем временем говорила его мать Виллону; голос ее был полон презрения, когда она кивком указала на ожерелье. – А ты ничто.
Она пыталась удержать внимание Черного, чтобы Джес мог сделать то, о чем просил папа. И делала это с помощью наиболее подходящего оружия – своего языка.
– Ты солсенти, – говорила она голосом, который, как знал папа, способен заставить человека оцепенеть в мгновение ока. – Простой фокусник, который способен лишь подражать более сильным и красть не принадлежащую ему магию.
Джес чувствовал действие этих слов, чувствовал, какую ярость вызвала у Виллона насмешка матери. Он попытался побудить Защитника действовать, но Черный ответил быстрее.
Колдун солсенти сделал жест, и Сэра отлетела назад и ударилась о дорогу. Она несколько раз перевернулась и застыла.
С беззвучным рычанием, все еще невидимый для окружающих, Защитник бросился к ней. И то, с каким облечением увидел он ее вздымающуюся грудную клетку, ослабило его решимость. Маму тоже нужно защищать.
– Ты всего лишь грязный мелкий воришка, – сказала Хенна, вставая между Черным и остальными.
Виллон по-прежнему в гневе произнес что-то нечленораздельное; и Джес и Защитник поняли, что это какое-то заклятие солсенти. Защитник, чувствуя себя беспомощным, смотрел, как Хенна подняла руки.
С ней ничего не случилось.
– Грязный мелкий воришка, – повторила она, отряхивая руки.
Из туч, собранных Ринни, пошел дождь. Когда холодные капли упали на ее лицо, мама открыла глаза. Немного погодя она медленно села. Защитник хотел коснуться ее, но его внимание отвлек Виллон, который неожиданно пошатнулся и упал.
Сначала Джес решил, что с ним что-то сделала Хенна, но потом увидел на земле нож и понял, что Лер метнул его с такой силой, что сбил Черного с ног. Но нож не вонзился в тело, он только разрезал одежду, и под ней стали видны звенья кольчуги.
Форан бросился вперед, Тоарсен – на полшага за ним, но было уже поздно: Виллон пришел в себя от неожиданности.
Хенна закричала, закричала без слов, и Джес чувствовал ее стремление защитить, но магия Виллона заставила всех троих отшатнуться. Хенна пошатнулась от боли: она отразила заклятие Черного, но оно задело и ее.
Мама попыталась встать, и Защитник помог ей.
– Папа хочет, чтобы я убил Черного, – сказал он ей, помогая стоять. – Но это убьет Джеса или сведет его с ума. Эмпат не может отнять жизнь – тем более такой сильный эмпат, как Джес.
Сэра дрожала, как от холода; ее вырывавшееся туманом дыхание свидетельствовало о степени расстройства Защитника. Не в силах преодолеть его стремление защитить Джеса, она сказала:
– Ты недооцениваешь Джеса. Он сильнее, чем ты думаешь.
«Да», – сказал Джес.
Папа, продолжая петь, прошел между Виллоном и императором и остановился перед Черным. Шел он хромая, и Джес понял, что старая рана коленей вызвала боль. Но эта боль ничто по сравнению с пыткой музыкой Сталкера. Он закрывал лютню телом, стараясь уберечь ее от дождя.
Виллон снова поднял руки, и Ринни с криком побежала к отцу.
– Нет!
Для Защитника это было уже слишком. За Ринни, за папу, за семью они оба с Джесом готовы умереть.
С оглушительным треском в Виллона ударила молния. Колдун пошатнулся и закричал, тело его задымилось.
Молния ударила снова, но Виллон не упал. Он бросился к Ринни.
Защитник оказался первым. Его нападение не было изящным и утонченным, но этого и не требовалось. Виллон не видел его, пока Защитник не нанес ему первый удар. Как только кулаки его коснулись тела противника, Защитника охватила боевая ярость, и колдун, полуошеломленный молниями Ринни, не мог сопротивляться, тем более что папа продолжал петь и не давал ему доступ к силе Сталкера.
– Подожди, – сказала Память Форана, хватая Защитника за руку и останавливая удар.
Как только он застыл, Память отпустила его.
– Подержи его для меня, – сказала она.
При звуках голоса Памяти Черный сделал шаг назад. Защитник перехватил его и прижал сопротивляющегося мага к земле.
Память села рядом и взяла голову Виллона в руки. Глаза колдуна закатились, от него поднялась волна страха. Память склонилась к нему.
Виллон закричал, и Джес укрылся за Защитником, позволяя тому принимать на себя то, что испытывал колдун. Крепкое мускулистое тело под Защитником начало съеживаться, мягкая плоть заменялась чем-то сухим и твердым. Когда наконец тварь, которую держал Защитник, перестала дергаться и Память отступила, Черный был совершенно не похож на Виллона, купца из Редерна.
Густые темные волосы сменились несколькими редкими белыми клочками, цеплявшимися за череп. Тело выглядело так, словно из него ушла вся жидкость. Кожа стала цвета промасленного дерева и напоминала бычью шкуру. Губы тоже съежились, вывернулись, обнажив зубы. Колдун выглядел как труп, оставленный на солнце, но Джес знал, что он жив.
Защитник ослабил хватку, прежде чем ужас, испытываемый Черным, смог повредить Джесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42